Р итм жизни, заданный монастырю строителем Геннадием, оказался не по силам целому ряду его преемников. Строитель Дорофей за три года подал пензенскому архиерею тридцать прошений об увольнении; строитель Паисий пробыл на посту руководителя братии всего год, а после него временно настоятельствовал монах Дионисий, так и не согласившийся официально принять чин строителя. Надо было искать такого человека, который не уступал бы опальному Геннадию в организаторских способностях. А время шло, монастырь уже начал закисать. Наконец, в 1823 году пензенская консистория присмотрела подходящую кандидатуру – казначея Саровской пустыни Никона, который после долгих уговоров согласился переехать в Краснослободск. Настоятеля в Спасо-Преображенской обители тогда совсем не было: иеромонах Дионисий, отчаявшийся получить отставку, просто-напросто сбежал в Козлов.
Никон происходил из московских мещан. В 1792 году он поступил в Саровскую пустынь, через шесть лет послушания принял постриг, в 1800 году был рукоположен в иеродиакона, в 1805 году – в иеромонаха. С 1813 по 1823 год он исполнял сложные обязанности казначея пустыни. Это очень приличная и во многом типичная карьера. Никон и далее продвигался успешно. Став строителем Спасо-Преображенского монастыря, он уже через год оказался в Саранске, где возглавил Петропавловскую общину. А Спасо-Преображенская обитель снова осталась неприкаянной. Позднейшие монастырские летописцы выпустили из поля зрения целых пять лет: вплоть до 1829 года в списках настоятелей образовался пробел. Но его можно восполнить. Дело в том, что именно за эти годы в бумагах мелькнуло наименование Краснослободского Воздвиженского монастыря, которого на самом деле не существовало. Писцы неправильно поняли начертание «Преображенский» и вписали вместо него Воздвиженский (в честь Воздвижения Креста Господня). Не то что монастыря, но даже приходского Крестовоздвиженского храма ни в Краснослободске, ни в его ближайших пригородах не имелось. П.М.Строев, обнаруживший ошибку, дал в списке настоятелей монастырей сноску на Спасскую пустынь. Но если двух «воздвиженских» настоятелей спроецировать на пробел в летописях, то недостающее звено в знаниях можно восстановить. В годы после отъезда Никона в обители сложилось более чем странное положение: монашествующих осталось мало, они взяли за обычай переходить из одного братства в другое. Епархиальное начальство попробовало оставить руководство монастыря за Никоном, но какой надзор мог получиться из Саранска – ясно без слов. Замещавшие Никона монахи удержать власть не смогли. Монастырь даже на короткое время остался без иеромонахов, служба в храме остановилась. Чтобы исправить положение, в 1826 году в Краснослободск был определен настоятелем эконом архиерейского двора игумен Афанасий Дроздов. Дабы подкрепить его авторитет, Афанасия рукоположили в сан архимандрита, - в кои-то времена спасские чернецы получили руководителя столь высокого ранга! Монастырь как бы негласно перешел во второй класс, хотя многолетними стараниями строителя Геннадия удалось утвердиться только в заштатном положении. Временное повышение в ранге братии не помогло; до самой революции община так и не вошла даже в третьеклассный реестр, хотя по своему размаху и фундаментальности вполне соответствовала второму классу. Одновременно архимандрит Афанасий оставался экономом архиерейского подворья, что инокам никак понравиться не могло: обитель и ее большое хозяйство требовали каждодневного, а не эпизодического догляда. Монастырь по-прежнему сиротел. В 1828 году архимандрит Афанасий, назначенный ректором Пензенской семинарии, покинул краснослободские веси. Когда в 1829 году настоятельство принял переведенный из Московского Новоспасского монастыря игумен Анастасий, в прошлом ректор семинарии, в его долгожительство на посту наставника уже никто не верил. Для него Примокшанье действительно оказалось короткой остановкой на жизненном пути, поэтому вскоре граждане Краснослободска отправили в Пензу совместное с братией прошение вернуть Никона, который успел в Саранске получить чин архимандрита. Архиерей пошел навстречу столь единодушному выбору верующих и монахов – и Никон снова оказался в Спасо-Преображенском монастыре.
Его перевод в Краснослободск утвердил Синод. По прибытии Никон столкнулся с проблемой штатного расписания: желающих пострижения или испытания не осталось, да и вообще из старого состава в обители едва насчитывалось десять иноков и послушников. Прослышав о возвращении настоятеля, в монастырь потянулись беглецы, но Никон принял не всех, а только тех, которые прошли проверку на порядочность и монашескую искренность. К 1830 году Никон восстановил численность иноков, уделив особое внимание монахам, имеющим право вести литургию: количество иеромонахов он довел до пяти при двух иеродиаконах. Таким образом, в храмах восстановилась служба по полному ритуалу, что для монастыря и особенно паломников очень важно. Позднее Никон довел число иеромонахов до восьми человек, и тогда появилась возможность не только служить одновременно во всех храмах обители, но и посылать чернецов в приходские церкви Краснослободского уезда. В силу своей образованности, начитанности и серьезного отношения к жизни архимандрит Никон признавался верующими всего околотка и уездным начальником как авторитетный клирик и общественно значимая личность. При его участии формировалось Краснослободское духовное училище, поставлявшее кадры в в приходы нескольких уездов Пензенской губернии, а в самом монастыре он открыл курсы подготовки псаломщиков, причем на них принимались только дети из крестьянских семей; тем самым потомки землепашцев получили возможность перейти в другой социальный слой – духовенство. Хотя на курсах обучалось за раз не более пяти человек, подготовка младших причетников в монастырских условиях стоила многого. Из Спасо-Преображенского монастыря выходили не просто профессионально подготовленные люди, но и убежденные идеологи духовного окормления прихожан.
Никон почти ничего не строил, зато он создал образцовое братство, не нарушив, как и Геннадий, прежних устоев инока Герасима. Современники отмечали, что храмы убранством не блистали, а служба великолепием не поражала: иноки молились в церквах так, будто жили не в обширном (и далеко не бедном) монастыре, а в скромном, спрятанном от мира скиту. Быт тоже оставался очень простым, пища грубой, кельи по-отшельнически пустыми, послушания трудовыми, дисциплина железной. Время от времени архимандрит Никон объезжал монастыри епархии, надзирая за соблюдением уставных правил, каноничностью богослужения и правильностью оформления деловых бумаг. В середине 19 столетия он принадлежал к числу наиболее почитаемых и уважаемых духовных лиц Пензенской губернии, знавшей немало талантливых и образованных клириков, черных и белых.
В 1843 году император Николай Первый пожаловал архимандрита Никона орденом Анны третьей степени за полувековую деятельность на духовном и общественном поприще. Эта награда, кроме прочего, давала ее обладателю права дворянства. Настоятель от свежего социального статуса отказался, ибо для монаха положение на светской иерархической лестнице особого значения не имело: в среде черного духовенства действовали иные ценности, выстраивалась другая властная пирамида. Умер Никон в 1849 году. Его похоронили возле алтаря соборной церкви. Следующий настоятель, фигура архиинтересная, требующая особого исследования. Архимандрит Нифонт до 73 лет состоял в белом духовенстве, служил в нескольких приходах, в том числе в селе Оброчном Краснослободского уезда. Оставшись на старости лет одиноким, он принял предложение епископа Пензенского Амвросия (Морева) занять освободившееся место спасского игумена. Нифонт поступил в братство Спасо-Преображенского монастыря, имея уже сан протоиерея. В том же 1849 году он принял постриг с одновременным возведением сначала в игумена, а в 1852 году – в архимандрита.
Этот старец сохранял бодрость духа до самой смерти (а умер он в возрасте 98 лет); братией правил строго, «непоблажно», но мудро; сам вникал во все проблемы монастырской жизни, в том числе в хозяйственные. Находил время и для участия в трудах уездного земства, много занимался делами духовного училища, отдал должное науке (Нифонт первым изучил документы монастырского архива и написал историю обители; к сожалению, оригинал его рукописи не сохранился, а копии попали в архив Синода). При Нифонте развивалась благотворительность: он открыл в монастыре приют для сирот духовного звания. Число монахов и послушников простиралось до 90 человек, - такого ни до, ни после Нифонта не наблюдалось. Его время – это апофеоз обители, эпоха экономического ренессанса.
Земельные владения монастыря составили около полутора тысяч десятин пашни, леса, лугов и неудобья. Процветало огородничество и животноводство: ферма насчитывала до 130 голов крупного рогатого скота и до 120 овец. Нифонт неплохо освоил финансовое дело, знал толк в банковских операциях. Счета монастыря составляли около 16000 рублей, а к концу 19 века – уже 18000 рублей с годовыми процентами в 700 рублей. Животноводство давало чистый доход в 1200 рублей, - подобным не каждое солидное помещичье хозяйство могло похвастаться. Воспользовавшись отменой крепостного права, Нифонт вступил в тесные контакты с предприимчивыми крестьянами и сдал им в аренду почти все сенокосы, что принесло еще 1600 рублей дохода. 500 рублей монастырь выручал за продажу топливного леса, кроме того иноки реализовали через уездные ярмарки излишки овощей и фруктов. Словом, при Нифонте монастырь перестал считать гроши. Даже подворье в Краснослободске (дар коллежского асессора Григория Матвеевича Андреева и его жены Евфимии Епифановны) настоятель превратил в меблированные комнаты, что добавляло в монашескую казну более 600 рублей в год.
Деньги шли на строительство. Для разросшейся братии Нифонт поставил еще два жилых корпуса, на сей раз деревянных – на восточной и южной линиях периметра. Часть средств поглотила Никольская церковь, окончательно отделанная и освященная в середине столетия. Но основным потребителем денег оставался хозяйственный двор, состоявший уже из 20 построек и целого штата работников. В эти годы монастырь приобрел черты маленького городка, жившего очень тихо и очень деятельно. Архимандрит Нифонт умер в 1873 году, после него 11 лет правил игумен Христофор, выпускник Пензенской духовной семинарии, иеромонах и казначей Нижнее-Ломовского Казанского монастыря.
В 1854 году Христофор получил назначение в Пензу, в архиерейский дом, где прослужил следующие семь лет. Затем он прибыл в Спасо-Преображенский монастырь, к архимандриту Нифонту, правой рукой которого он пробыл до самой кончины настоятеля. Как казначей и серьезный экономист, Христофор стоял у истоков многих хозяйственных и финансовых инициатив настоятеля Нифонта. Став игуменом, Христофор полностью погрузился в домовые заботы; он довел экономическую сферу до такого уровня, что последующие настоятели, архимандриты Зосима и Григорий, могли не тревожиться за завтрашний день. Архимандрит Зосима до Краснослободска повидал немало городов и весей. Он принял монашество в 1870 году в Полтаве, а уже в 1872 году попросился в Иркутскую епархию, где пробыл недолго и вскоре перебрался дальше на север, в епархию Енисейскую, где служил поначалу экономом архиерейского подворья, а потом – миссионером. Последнее занятие так увлекло Зосиму, что он основал среди аборигенов-язычников Успенскую пустынь, в которой сам же игуменствовал. Однако по состоянию здоровья он был вынужден покинуть Сибирь и перебраться в отчие края, в Таврическую губернию, где по выбору братии возглавил Херсонский монастырь. В 1884 году Зосима, по беспокойству характера жаждавший перемен и новых впечатлений, покинул Херсон и переехал в Краснослободск, где занял вакантный пост настоятеля. Такого руководителя спасские чернецы еще не видывали, - человека, который прошел почти всю страну с запада на восток и с севера на юг. Вечный странник, архимандрит Зосима прожил в Краснослободске только четыре года; часто болея и тяготясь открывшимися немощами, он попросился на покой и уехал на Белое море, в Соловецкий монастырь, где и скончался.
С 1888 года настоятельство в монастыре принял архимандрит Григорий, написавший обширный очерк об обители и состоявший членом губернского статистического комитета – первой научной организации в нашем крае. Григорий вписал последние строки в экономическую историю монастыря: он построил много новых зданий, превратил монастырь в хорошо отлаженное сельскохозяйственное предприятие. При нем количество земель не прибавилось (как было, так и осталось 1447 десятин в девяти полях), но комплекс он расширил до десяти каменных и трех деревянных зданий в стенах обители, а вне стен – до 26 жилых и производственных построек. Капитали выросли почти до 20000 рублей, число монахов и послушников держалось на уровне 60-70 человек, зато население поселка выросло до 120 человек. При архимандрите Григорие в 1903 году епископ Пензенский Тихон освятил последнюю в истории обители церковь – кладбищенскую. Архимандрит Григорий сделал многое для того, чтобы скрасить горькие годы опального настоятеля Больше-Вьясской пустыни Киприана, отбывавшего в 1877-91 годах почетную ссылку в Спасо-Преображенском монастыре. Но что бы ни происходило вне ограды – внутри царила полная тишина, как будто штормовые ветры, сотрясавшие Россию, теряли свою силу в краснослободском сосновом бору. Паломники по-прежнему отзывались о монастыре как о месте незаметном, незнаемом, но сквозила в их оценках нотка удивления: вроде бы приснопамятный инок Герасим и не умирал никогда; дух его витал над храмами и кельями, невидимый надзор смирял в обителю гордыню гордых и страсти страстных. Ни тщеславие, ни барская спесь, ни чиновный гонор, ни ученая многомудрость, - ничто не уживалось среди монахов, с почтением встречавших всех жаждущих утешительного слова, но никому не позволявших нарушать раз и навсегда заведенный порядок вещей. Выдающийся
археолог, крупный знаток церковной письменности, путешественник и писатель Петр Иванович Севастьянов, перевидевший на своем веку немало славнейших святынь, с глубоким смирением входил в Спасо-Преображенский монастырь, упокоивший немало его родственников. Приезжая в родительский дом, в Краснослободск, Севастьянов обязательно посещал обитель. Вот короткая выдержка из его дневника: «Сегодня сороковой день кончины брата. В 9 часов в Спасо-Преображенском монастыре. Пока шла обедня, ходили на могилы. Поплакали. Потом панихида, певчие пели умилительно. Сели за стол человек сорок. Составляли с отцом и свидетелями духовную. Молебен. Не мог без слез…». Севастьянов знал, что нужно искать в монастыре – духовное потрясение, и он его находил, ибо подчинял себя сопричастности к вечности.
Возможно, в этом и состоял феномен Краснослободского Спасо-Преображенского монастыря, - в его духовной стойкости, которая порой едва теплилась в немощных стариках, но никогда не угасала и вновь разгоралась на свежем ветру перемен. Люди к монастырю относились по-разному, часто несправедливо, иногда желали ему плохого, но никто и никогда не умалял значение духовного подвига старца Герасима (краснослободчане вообще считали его святым), гражданского служения строителя Геннадия, архимандритов Никона, Нифонта, Григория. Современники, привыкшие к пышности барокко и мещанской помпезности эклектики, плечами пожинали, когда сталкивались с напряженной и суровой динамикой монастырского ансамбля. Скучноватой казалась им такая архитектура, хотя на самом деле она была академичной, благородной и интеллигентной. Всем монастырь удивлял – непритязательностью жизни, видом своим, сокровенностью, звенящей тишиной, просторностью и наивностью. И непохожестью на привычную практику делания городского монашества. В Спасо-Преображенском монастыре крылась изюминка, а вот какая – не каждому было дано понять. Правы были те, кто усматривал главное ее достоинство в древности. Но в то же время они ошибались: в монастыре внутреннее напряжение гораздо важнее внешних проявлений бытия. А внутренне Спасская пустынь два с половиной века существовала как натянутая тетива. Стрела, слетевшая с этой тетивы, еще не упала: после долгих десятилетий надругательства над верой, нравственностью христиан, человеческой памятью, обитель в 20 веке обрела вновь настоящих своих хозяев – монахов. Значит, дело старцев Дионисия и Герасима не умерло и не пропало втуне: летит стрела, хотя люди, пустившие ее, давно почили в земле.
Гибель в одночасье
П росматривая «Записки» Мордовского НИИ социалистической культуры за 1941 год, наткнулся на обширную статью некоего Т.Купряшкина «Мордовия накануне первой русской революции 1905-1907 годов», а в ней на абзац, который привожу полностью: «По данным на 1904-1905 гг. в 14 монастырях, находившихся на территории Мордовии, насчитывалось свыше 3000 монахов и монашек. Кроме того, в Мордовии имелось около 700 церквей и мечетей, в которых, по данным Всероссийской переписи 1897 года, было 1707 церковнослужителей. Эта громадная армия паразитов, ловко расставив сети свои, жила и жирела за счет трудового народа, обманывала его и помогала царизму и эксплуататорским классам держать трудящихся в повиновении». Это писалась тогда, когда десятки тысяч дармоедов, всяческих секретарей, уполномоченных, инструкторов и прочей партийно-бюрократической мелочи расползались по всем закоулкам народной жизни; когда земля принимала неисчислимое количество жертв террора, когда по всем районам республики росли, как грибы после дождя, тюрьмы и лагеря, заполнявшиеся тем самым трудовым народом, о котором так заботливо пекся историк Купряшкин. К тому времени уже тысячи граждан Мордовии прошли через ужас Чуфаровского монастыря, превращенного в застенок – следственную тюрьму НКВД. Там, где когда-то лились к небу тихие молитвенные хоралы женщин-черниц, звучали выстрелы, обрывавшие жизнь самых умных, самых свободолюбивых, самых предприимчивых людей, не забывших о Боге и суде и суде совести. Идеологический пресс выдавил из ученого Купряшкина саму возможность адекватного понимания процессов, созидавших народную нравственность. Забыли образованные мужи, что храмы строились самим народом, что труд священнослужителей – не из легких, что попы стояли у истоков народного образования тогда, когда безграмотность считалась нормой жизни.
Люди не стали счастливее, разгромив храмы и монастыри и уничтожив черное и белое духовенство. Не пошли впрок богатства: потерявшая Веру страна за какие-то десятилетия подошла к краю бездны. Отнюдь не дармоеды служили в храмах и собирались в стенах братств, это была та сила, которая цементировала нацию, соединяла настоящее народа с его прошлым и тем самым предрекала его будущее. Что такого особенного сделал для людей Спасо-Преображенский монастырь? Оставим пока экономическую сторону (она почти понятна), обратим внимание на сторону иррациональную, плохо поддающуюся систематизации и учету. В каких единицах измерить самоотверженность и стремление к спасению души? В какие графы занести сопричастность к духовно-культурному опыту десятков поколений чернецов, отложившемуся в книгах и летописях? Монастырь монастырю рознь. Спасо-Преображенская обитель относилась к числу тех братств, которые давали надежду отчаявшимся уже одним своим существованием. Монастырь – не съезжий двор, не гостиница и не культурно-просветительское учреждение; монахи, как люди, ищущие спасения, вовсе не обязаны заниматься общественной деятельностью, - но они ей занимались, кто больше, кто меньше. В этом отношении каждый монастырь есть общественно значимая структура, но куда важнее другое, то неизбывное, неучитываемое, что Преподобный Серафим Саровский выразил формулой: «Спасись сам – и вокруг тебя спасутся тысячи». Монах – человек Книги, Слова, Размышления о Божественном величии. На монаха всегда смотрели как на учителя, даже если он предпочитал не тратить понапрасну слова, как Марк Молчальник, или чуждался общения, как Герасим Краснослободский, или сидел в затворе, как епископ Феофан Вышенский. Для мирянина, человека изначально грешного, монах – это та дверца, через которую можно заглянуть в мир иной, в ту область бытия, где привычные ценности теряли свое значение. И чем ни строже жил монах, чем ни полнее была его отрешенность от обыденной суеты – тем лучше, потому что иночество основывалось на избрании человеком особого пути Богопознания. Разумеется, монахи встречались всякие, и фрагменты иноческой истории Мордовии говорят о том, что подлинное общежительство достигалось не во всех монастырях и не всеми его насельниками. Краснослободскому Спасо-Преображенскому монастырю удалось найти золотую середину: он сумел развить свое хозяйство и сохранить каноны строгого общежительства. Преуспев в монашеском делании, он сконцентрировал в своих стенах такую силу духа, которая потрясала тонко чувствовавшие натуры.
Что касается сферы экономической, то она и созидалась обычным порядком, и погибла в одночасье. В начале 20 века Спасо-Преображенский монастырь имел 170 десятин пахотных угодий, из которых 60 обрабатывал сам, 110 сдавал в аренду крестьянам. Сенокосы составляли 660 десятин, на нужды собственной фермы оставалась четвертая часть, остальные покосы сдавали в аренду. По данным 1918 года, общее число земель за обителью исчислялось в 1358 десятин, в том числе 1223 в Краснослободском уезде. Куда подевалось еще 100 десятин – понять трудно (по земельному кадастру 1912 года числилось 1447 десятин, а какой-либо торговли наделами за обителью никогда не наблюдалось).
Потеря земель произошла в 1918 году, когда Спасо-Преображенский монастырь в числе других 15 обителей губернии был предназначен для организации «культурных комунн». В Краснослободске коммуны, тем паче «культурной», не получилось: к 1920 году стало ясно, что база для серьезного сельскохозяйственного предприятия отсутствует по самой что ни на есть пошлой причине – глотнувшее воздух безнаказанности население растащило инвентарь и порушило налаженное хозяйство. Да что монастырские угодья, в 1918 году по многим уездам вообще не остались не засеянными до 38 процентов плодородных земель.
К 1924 году монахов разогнали, и монастырь прекратил свое существование на долгие 70 лет. После закрытия монастыря в нём располагался Краснослободский совхоз-техникум.
Эпоха возрождения
В 1991-92 годах православная община поселка Учхоз (а это 300 человек) поставила перед правительством вопрос о возвращении верующим некоторых объектов монастыря. В Правительство ушла соответствующая бумага. В конце 1992 года епископ Саранский Варсонофий был вынужден обратиться к руководству республики с письмом, полным недоумения и возмущения: местный совет передал общине только одну комнату в 25 квадратных метров, в которой не то что храм, даже молельню для ораниченного круга прихожан открыть возможности не представлялось. А в сохранившейся Александро-Невской церкви по-прежнему размещался клуб. «До каких же пор мы будем испытывать унижение и попрошайничать о возвращении нам наших святынь? – писал владыка. – Почему до сих пор в наших отобранных храмах совершается кощунство, пляски, святотатство?»
Александро-Невскую церковь верующие все-таки получили, а дальше дело застопорилось. Восемь монахинь (поначалу епархиальное управление решило открыть в Учхозе женский монастырь), ночевали прямо в храме, другого места для келий не нашлось. Перебраться в корпуса, занятые квартирами служащих и рабочих, инокини отказались, так как жить в условиях советского быта посчитали невозможным. К 1995 году положение мало изменилось, и управляющий епархией Преосвященный Варсонофий, переместив монахинь в другое место, направил в Учхоз монахов, которым более чем женщинам, с руки общаться с властями в нелицеприятном стиле. Одна отрада – верующим возвращена в монастырь месточтимая чудотворная Казанская икона Божией Матери, главная святыня обители, свидетельница всей истории краснослободского иночества, начиная с середины 17 столетия. Вторая святыня, мощи честного инока Герасима, утрачены: их уничтожили воинствующие безбожники в 1930-х годах. И не только останки праведника были брошены в огонь, но и его парсуна – изображение на холсте, в полный рост и натуральную величину. Парсуна для склепа писалась при архимандрите Нифонте с оригинального портрета 17 столетия; еще одно изображение старца хранилось в Темниковском Рождество-Богородицком женском монастыре. Итого имелось три портрета инока Герасима – и не осталось ни одного…
19 августа 2015 года, в праздник Преображения Господня, Высокопреосвященнейший Зиновий, митрополит Саранский и Мордовский, Преосвященный Климент, Епископ Краснослободский и Темниковский совершили Божественную Литургию в Спасо-Преображенском мужском монастыре. Его Высокопреосвященству и Преосвященству сослужили наместник монастыря игумен Иоанн (Мычка) и духовенство монастыря в священном сане. По окончании Божественной Литургии Владыка Зиновий обратился с приветственным словом ко всем присутствующим, в котором поздравил всех с праздником, раскрыл смысл праздника, желая каждому помощи Божией. Торжественной службой Спасо-Преображенский монастырь в Краснослободском районе Мордовии отметил свою 360-ю годовщину. К тому времени уже прошла реконструкция настоятельского корпуса, и что самое главное - возведен фундамент соборного храма Преображения Господня, который в годы гонений на Русскую Православную Церковь, был разрушен в центре монастырского ансамбля до основания, а на его месте поставлен памятник Ленину. Этому предшествовали раскопки и воссоздание фундамента, потом частично заложились новые стены храма, что в будущем станет сердцем обители. Но восстановительные работы пока приостановлены - нет средств. В общем, до процветания обители еще далеко. Реконструкция храма Александра Невского началась в 2004 году. В результате обширных восстановительных работ эта церковь приобрела завершенный вид. Возвращена надстройка храма, венчаемая золотой маковкой, восстановлена кровля и частично выполнена отделка фасада. Белоснежные стены, нуждающиеся в последующей росписи, новый пол, высокий купол, царские врата, иконы, церковная утварь вернули внутреннему убранству храма былое благолепие. 4 апреля 2010 года, в день празднования Воскресения Христова, после проведения ремонтных работ, в храме возобновлены службы, а в 2011 году начаты работы над пристроем к нему утраченных пономарских и послушнических корпусов. На сегодняшний день в храме ежедневно совершаются службы по монастырскому чину, ведется его внутренняя отделка и всех прилегающих к нему восстановленных корпусов.
Xрам Иверской иконы Божьей Матери расположен над северными вратами монастыря. В нем заменены деревянные полы и ступени, проведены внутренние отделочные работы. Храм действующий. От него в обе стороны расположены корпуса, которые заканчиваются башнями - это северо-западная башня и северо-восточная.
К сожалению, в советское время колокольня, а вместе с ней Никольская церковь, как и весь монастырский комплекс довелись до безобразного состояния. Фрески, иконостас, иконы и утварь храма были уничтожены, подъем на колокольню разрушен. Сама звонница сохранила все свои элементы, кроме главки и креста, однако из-за протечек сильно испортилась кладка на верхних ярусах. В последние годы выполнена внешняя отделка колокольни, на нижнем ярусе отреставрирована крыша, возвращены главка и крест, восстановлен лестничный марш, однако немало работы еще впереди: храм святителя и чудотворца Николая требует капитальной реставрации, необходима дальнейшая отделка колокольни, замена святых врат.
Монастырская трапезная с кухонными помещениями расположены в одноэтажном корпусе по одной линии с колокольней, на север от нее. В главном зале проведены работы по укладке гранита. Требуется дальнейшее восстановление обители, а для этого нужны меценаты и благотворители. Больше века назад их у обители было много. На кладбище монастыря нет в числе погребенных лиц, известных чем-либо в истории церкви или Отечества. Но есть лица, дорогие для обители своими благотворениями. Например, коллежский асессор Григорий Матвеев Андреев и его супруга Евфимия Епифанова. Ими пожертвованы монастырю билет сохранной казны 1829 года в 1000 рублей, земля пахотная в количестве 32 десятин 274 сажени, сенокосная в количестве 20 десятин 106 сажень, состоящий в Краснослободске при Базарной площади деревянный дом с флигелем и надворным строением. А также почетный гражданин Краснослободска Иван Михайлов Севостьянов, пожертвовавший монастырю билет сохранной казны 1850 года 20 марта в 1000 рублей серебром.
Безусловно, наш сегодняшний вклад в возрождение святой обители может быть и несколько иным. Как пожелает любая щедрая душа. Но, чтобы это последовало, важно в памяти краснослободчан, да и жителей всей республики восстановить настоящую историю святой обители, с чего она начиналась?! К сожалению, все данные о ней в разных источниках разрозненны. В Интернете размещена информация о том, что Спасо-Преображенский монастырь – первый, который основал Серафим Саровский. О каких туристических маршрутах можно говорить, когда никто из краснослободчан даже вкратце не сможет рассказать простому путнику о единственной жемчужине района. Предтеченский, Рябкинский Успенский, Покровский, Успенский, Пятницкий, Селищенский Введенский монастыри Краснослободского района канули в лету. Время таково, что пора организовывать настоящие экскурсионные туры туда, где теплится жизнь. Процитировать всем кому только можно знаменитого Г.П.Петерсона, писавшего 180 лет назад: «Несмотря на смиренную долю незнатной и неведомой миру обители, Спасо-Преображенский монастырь гораздо старше Сарова, ибо в то время, когда на месте знаменитой ныне Саровской пустыни бродили в лесных дебрях дикие звери и гнездились разбойники, в краснослободской – Спасской обители тогда уже подвизались иноки и славилось в храме имя Христово. Да и самое место Саровской пустыни, прежде чем она основалась, было освящено трудами и подвигами одного из иноков спасских, предрекшего и грядущую славу Сарова – старца Герасима. Впрочем, в начале своего существования обитель Спасская благодаря благочестию своих иноков была не безызвестна и в Москве в чертогах царских. Благочестивейшие государи наши и Святейшие патриархи всероссийские знали смиренную «Спасову пустынку»...»
Так что в основе всего должно быть просвещение местного населения, а уж только потом – туристов. Все расспросы о сегодняшней жизни монастыря нередко заканчиваются у многих не совсем добрыми выводами: «А что, мол, вы хотите, монастырь такой?!» Эх, знали бы вы, какой у нас монастырь! Но заинтересованных слушателей, желающих открыть богатство местных святынь, почти не найти. Невольно вспоминаешь батюшку Иеронима.
В 80-90-е годы прошлого столетия окормлением местной паствы занимался отец Иоанн (Верендякин), впоследствии схиигумен Иероним Санаксарский. Первое десятилетие возрождения обители шло под его пристальным оком. Он, словно, готовил обитель к вступлению в новый век. Много раз духовные чада видели его здесь в состоянии духовного созерцания. На территории Спасо-Преображенского монастыря батюшка, как на святой земле, находился в большой радости. Он постоянно повторял: «Какая же тут благодать, как жаль, что вы ее никто не чувствуете!!!» Всем пессимистам, не верившим, что внутреннее и внешнее устроение монастыря наладится, категорично заявлял: «Где святость, там и бес. Большие его нападки на людей». Мол, из-за искушений святое место так медленно восстанавливается. А потом следом заверял: «В Спасо-Преображенском монастыре будет со временем, как в Дивееве…»
Дай, Бог! Но для этого мы все должны постараться преобразиться.
Все разговоры в КС сейчас только о том, что у нас некуда пойти. Культурных мест досуга не имеется. А отдыхать душой у нас еще не научились. Люди ищут игрища, забавы, развлечения в полном смысле сегодняшней разгульной жизни. На пути к этому ничто не останавливает. Даже многочисленные ежедневные похороны. Смертность местного населения гораздо выше среднего республиканского показателя. Растут онкологические заболевания. Один из самых прибыльных бизнесов в КС – похоронный. Люди в шоковом состоянии, провожают в последний путь все больше и больше молодых людей с одним вопросом на устах: «Почему?»
Ответ очевиден повсеместно, например, на очередном открытии супермаркета в Краснослободске. Помните в стихотворении: «Все у нас не слава Богу, как-то грустно и убого, день за днём бегут года, - мы стареем, господа. Мы глупеем и тупеем, уж инертны на затеи, уж не радует ничто... Кто бы вдарил кирпичом! По башке? Авось проснёмся, встрепенёмся…» Торговые сети кругом. И все равно – ажиотаж в новом супермартке. Яблоку негде упасть. Словно, голод кругом. Краснослободчане, стоя в огромных торговых залах, реагируют на давку так: «Зачем что-то производить, и вообще что-то делать, когда и так все у нас есть?!». Этим все сказано, ведь сфера производства в КС медленно затухает: предприятий и организаций в районе все меньше, бюджет пополняется все хуже, а покупательская способность населения при этом растет не по дням, а по часам. Статистика такова: Краснослободский район занимает первое место в Мордовии по товарообороту на душу населения. Краснослободское - самое развитое и крутое общество потребления в республике. Предприниматели говорят о том, что краснослободчане становятся капризными гурманами, падкими на новизну и всякий эксклюзив. Хорошо ли это или плохо? Идеология общества потреблениястроится на лжи. Допустим, ложь в экономике – деньги не обеспечены. Когда в свободном рынке торгуют реальными ценностями, такой рынок никогда не обрушится. А вот когда начинают торговать символами, эквивалентами, причем, идут на все для того, чтобы заработать больше, то тогда экономика становится не реальной, а спекулятивной, виртуальной. Той экономикой, которая рано или поздно приходит к развалу. Кризис - он, прежде всего, духовный: отражение огромного разрыва между экономикой и нравственностью. Основа «общества потребления» - духовная деградация людей. Это путь к бесчеловечности. Это видно. Краснослободские храмы полупусты. Страшно видеть сцены, когда женщины в больнице тянут к священнику для благословения своих мужчин, а они бегут от них, как черти от ладана. Монахов и священнослужителей сторонятся и на улице, хотя для местных жителей такие попутные «встречи», учитывая, что они не ходят в храм, могли бы стать первыми шагами к спасению. Даже в самый торжественный момент на 9 мая, когда мы с большой трибуны столько говорим о патриотизме, духовенство, находящееся на памятнике погибшим воинам становится объектом для насмешек присутствующей вокруг молодежи. И чего ждать в будущем от таких чад их родителям?
Воспитание патриотизма у молодого поколения начинается с изучения истории своего рода, города, района, их почетных жителей и достопримечательных мест. Главное из них - Спасо-Преображенский монастырь. Когда вы его посещали в последний раз? Надо съездить? Тогда мы с вами! Стоит преклонить колена перед старинным чудотворным образом Казанской Божией Матери, которой почти четыре века здесь молились наши предки и подать записки об упокоении схииеромонаха Герасима и других краснослободских подвижниках, своих предков. Они ведь были не хуже нас. Лучше - прозорливее! Не зря мечтали о монашестве, основывали столько монастырей, сотнями закладывали храмы и часовни. Раскройте на прогулках с детьми, гостями и земляками притчу о богатстве и истинных ценностях в жизни. Так и начните: «Жил когда-то в Усаде Путилко Димитриев Боженов. Звания он был крестьянин, а родом из под Красной Слободы подгорного села Плужное, в котором жил прежде его родной дед Чичар. Путилко получил от него в наследство статьи и поместья, имел другой значительный капитал. Но, несмотря на все это, он «не прилагал к богатству сердца своего». Заветною мечтою богатого крестьянина было облечься в