Положительная роль Бабы-Яги.
Поначалу исчерпывается добрыми советами-наставлениями (напр. где искать пропавшую жену), ценными и/или волшебными подарками (напр. путеводный клубочек).
Перемену в образе Яги можно увидеть на примере сказки «Царевна-Лягушка»: тут она испытывает Ивана-царевича (что связано с обрядом инициации, возникновение которого относят к верхнему палеолиту), чтобы выяснить, достоин ли он вернуть жену, да не одна, а с двумя сестрами:
«Ой, дитятко, как ты долго (не бывал)! Она с первых-то годов часто тебя поминала, а теперь уж не помнит, да и у меня давно не бывала. Ступай вперед к середней сестре, та больше знат». — тут наш герой не отчаивается и не внимая подобным речам доход до третьей сестры, где и находит Елену Прекрасную.
Осмелимся предположить, что тут присутствует символизм трех ипостасей женщины (девушка-женщина-старуха), который так же отражен, по мнению Б.А. Рыбакова, и в мифологии восточных славян (Леля-Лада-Мокошь).
Возвращаясь к Бабе-Яге, стоит отметить, что испытывает она Ивана честно и вознаграждает его за пройденные препятствия. В более поздних переложениях сказки, присутствует только одна Яга-дарительница, а испытания герой проходит, следуя, так сказать, по хронотопу дороги.
На периферии находятся те сказки, в которых Яга становится виновницей чьей-либо смерти. Тут важно разграничивать результат ее действий, опираясь на их мотивацию. Наиболее популярными оказались следующие варианты развития сюжета:
Баба-Яга, как воплощение справедливости. Она воздает по заслугам приходящим к ней персонажам, словно древнегреческая Фемида.
Испытание, подобное тому, которое мы рассмотрели в «Царевне-Лягушке» проходит главная героиня сказки «Баба-Яга» [9, с. 102]: тут Яга выступает персонажем справедливым, поскольку вознаграждает девушку за выполненную работу по дому, а ее жадную сводную сестру «…изломала <…>, да косточки в короб и склала», а потом отправила короб ее матери. Такое вот противопоставление, содержащее в себе мораль о том, что нужно трудиться, а лентяи ничего хорошего не добьются, да и надобности в них нет. Мы можем наблюдать, как в логически последовательно соединяются два мотива: испытание Бабы-Яги и совершение правосудия.
Баба-Яга как проводник в иной мир или исполнитель древнего обряда.
Например, в сказке «Василиса Прекрасная», по вине Бабы-Яги заживо сгорают (древнеславянский похоронный ритуал сожжения) мачеха и сводные сестры Василисы. Однако в данном случае это следует понимать не как убийство, а как возмездие, проводником которого становится Яга. Тут, кстати, так же присутствуют два смежных мотива: совершение правосудия и переход в иной мир. Подобное сожжение заживо в доме мы находим в отрывке «Повести временных лет»: там, княгиня Ольга сжигает сватов, которых древляне послали к ней во второй раз.
«…Ольга приказала приготовить баню, говоря им так: «Вымывшись, придите ко мне». И натопили баню, и вошли в нее древляне, и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все». Также мотив сожжения, напоминает нам о погребальном обряде древних славян VI–IX вв., о котором говорилось ранее.
Сюда же отнесем часть сказок, где действует Яга-похитительница, желающая зажарить ребенка в печи и съесть. В поздних версиях таких сказок, роль Ягишны безусловно отрицательная, но первоначально такой сюжет был связан со славянским обрядом «перепекания» ребенка: недоношенное дитя помещали в чуть теплую русскую печь т.к. уподобляли рождение ребенка выпечке хлеба, следовательно, обряд был направлен на «дозревание» ребенка. Например: «…баба-яга вышла и говорит своей работнице: «Ступай, истопи баню да вымой племянницу, да смотри, хорошенько; я хочу ею позавтракать» [9, с. 103].
Отрицательная роль Бабы-Яги.
В дальнейшем образ Бабы-Яги становится более глубоким и интересным, поскольку она начитает лукавить. Например, в сказке «Баба-Яга и Заморышек», Яга лукавит, отдавая своих дочерей замуж, и пытается убить женихов в первую брачную ночь: «Эй вы, слуги мои верные! Рубите незваным гостям буйны головы». В сказке «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» Яга встречается с комендантом не в избушке, а на «пустырях да закоулках» и подсказывает ему как извести стрельца: «Ступай к королю и скажи: пусть пошлет он стрельца туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Уж этой задачи он во веки веков не выполнит: или совсем без вести пропадет или с пустыми руками придет».
Подобный мотив мы находим в поэме «Руслан и Людмила» А.С. Пушкина. Там колдунья Наина подсказывает Рогдаю, где искать Руслана, чтобы убить его. Тут Яга — резко негативный персонаж, напоминающий Лукавого.
После Крещения Руси языческие божества подверглись гонению, и в народной памяти остались преимущественно божества низшего порядка, а боги, принадлежащие к пантеону, были либо забыты, либо переведены в разряд демонологических существ (в христианской традиции). Поэтому сказки с участием Бабы-Яги, зафиксированные после 988 года, содержат ее образ в исключительно отрицательной роли.
Теперь Яга предстает не мудрой, справедливой и рассудительной старухой, но существом, открывающим врата в Преисподнюю, обладающим не единением с природой, которое дарует способность творить чудеса, а демоном, представляющим собой инструмент Дьявола.
На первый взгляд, представляется не самая радужная картина. Однако формировавшийся столетиями, образ Бабы-Яги теперь выразителен как никогда: настолько яркий и особенный персонаж не может не запомниться ребенку, следовательно, в умелых руках выполняет воспитательную функцию. Причем, появляется возможность давать ребенку элементарные понятия о добре и зле (на уровне мышления бинарными оппозициями) в рамках христианской традиции и это замечательно, ведь формирования мировоззренческой базы у ребенка обладает особой значимостью и должно делаться крайне аккуратно, чтобы не повредить хрупким мыслительным процессам малыша.
Резюмируя, хочется еще раз отметить значимость собранного А.Н. Афанасьевым сборника сказок. Мы рассмотрели то, как менялся образ Бабы-Яги с течением времени и определили его значение в литературе, культуре и народном сознании вообще.
Литература
1. Из письма И.И.Средневского (1855 г.) А.Н.Афанасьеву. Цит. по статье А.Е.Грузинского «А.Н.Афанасьев (Биографический очерк)». в кн.: А.Н.Афанасьев. Народные русские сказки, т.1.М.,1897, С. XVII.
2. Из письма к Е.И.Якушкину от 12 ноября 1859г.
3. Из письма В.И.Даля к А.Н.Афанасьеву от 24 октября 1856 г. опубликовано в «Помощи голодающим. Научно-литературный сборник». М., 1892. С. 531.
4. Из письма А.А.Караевскому от 14 августа 1852 года.
5. Мелетинский Е.М. (гл. ред.) Мифологический словарь. М.: «Советская энциклопедия», 1990. С. 15;
6. Мифы народов мира: Энцикл. В 2 т./гл.ред. С.А.Токарев. М.: Советская Энциклопедия, 1988// В.В.Иванов, В.Н.Топоров/Мокошь/Т.2: К-Я., С. 169.
7. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.
8. Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения/отв.ред. В.П. Вомперский. М.: Правда, 1986//И.С.Ашукин, М.Г.Ашукина/Избушка на курьих ножках.
9. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. М.: Худож.лит, 1979/ «Баба-Яга».
10. Аникин В.П. Русское устное народное творчество. М.: Высшая школа, 2004.
11. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1865–1869. Т.1-3
12. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XII вв.). М., 1998.
13. Капица Ф.С. Славянска мифология. М., 1997.
14. Новиков Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л.: Наука. Ленингр.отд-ние, 1974
15. Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков. М.: Рос.акад.наук, Ин-т славяноведения и балканистики. Смоленск: Русич. М.: Гнозис, 1995.
16. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Л.: Academia, 1928.
17. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. М., 1995.
18. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987.
19. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.
20. Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995.
21. Фаминцын А.С. Божества древних славян. М., 1884.