Молитва есть словесное выражение живого богообщения. Она вмещает бесконечно многое: веру в отеческую любовь Всевышнего, убежденность в действенности молитвенного слова, познание себя, со своими немощами и грехами, стремление к покаянию, очищению, спасению. Слово это — молитва — очень давно вошло в нашу речь. У него общеславянский корень. Образовано оно, согласно «Этимологическому словарю русского языка» Н.М. Шанского и Т.А. Бобровой, с помощью суффикса -тв-(а) от глагола молить. Таким же образом от соответствующих глаголов образованы и другие слова: паства, битва, жатва, клятва, ловитва (устар.) Состояние прошения, мольбы — одно из самых личных, сокровенных для каждого из нас.
Каждый христианин вносит в молитвенное творчество свою, пусть никому незаметную лепту (но она бесценна перед Богом): покаянную ноту, добрый помысел, оттенок чувства.
Различные состояния души, различные грани познания отражались в молитве. Потребность «говорить к Богу», открываться ему в том или ином жизненном положении, душевном состоянии присуща едва ли не всем русским поэтам. Именно поэтому существует у нас давняя и устойчивая традиция молитвенной лирики.
Не оставила равнодушным поэзия традиционной молитвы и М.Ю.Лермонтова: поэт и не мог не обратиться к этой теме.
Лермонтов слыл безбожником. «Лермонтов не был никогда религиозным человеком», - утверждали многие литераторы. Но существует рассказ о том, что Лермонтова, злого отрицателя, один из его товарищей застал однажды в церкви. Он молился на коленях. Может быть, правда о нем - то, что увидел заставший его в церкви товарищ, а не то, что видели его критики, друзья и враги? Молитва Лермонтова тайна, сокровенна.
Даниил Андреев писал: «В глубине его стихов с первых лет и до последних, тихо струится, журча и поднимаясь порой и до неповторимо дивных звучаний,... светлая, задушевная, теплая вера...»
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
В поэтическом творчестве Лермонтова к жанру молитвы относятся прежде всего три его одноименных стихотворения «Молитва»: «В минуту жизни трудную...», «Не обвиняй меня, Всесильный...», «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...».
Молитва»(1829)
«Молитва» («Не обвиняй меня, Всесильный...») датирована 1829 годом и в соответствии с хронологией является «начальным». Оно представляет собой в большей степени прошение о милости и исповедь. Исповедь героя здесь рассчитана не на читателя, а на слушателя, причем Единственного:
Не обвиняй меня, Всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С ее страстями я люблю...
«Страшная жажда песнопенья» героя является препятствием для собственного спасения. На одном полюсе — «струя» «живых речей» Бога, на другом — «чудный пламень», «всесожигающий костер», препятствующий утолению» жажды. «Очи» героя, по сути, вбирают в себя «мрак земли могильный / С ее страстями», которых «дикие волненья мрачат стекло моих очей».
Лермонтов уже в этом стихотворении обнаруживает неистребимую противоречивость своей натуры. Одной стороной она навеки прикована к "мраку земли могильной", и "дикие волненья" этого мира безраздельно владеют сердцем поэта. Другой стороной она влечется к Богу и знает высшие и вечные ценности.
"Молитва" начинается как покаянное обращение к "всесильному", который может обвинить и покарать за недолжное (за упоение земными страстями):
Не обвиняй меня, всесильный,
И не карай меня, молю,...
В продолжении предложения, составляющего первую строфу, поэт перечисляет все свои грехи:
За то, что мрак земли могильный
С её страстями я люблю;
За то, что редко в душу входит
Живых речей твоих струя;
За то, что в заблужденье бродит
Мой ум далеко от тебя;
За то, что лава вдохновенья
Клокочет на груди моей;
За то, что дикие волненья
Мрачат стекло моих очей;
За то, что мир земной мне тесен,
К тебе ж проникнуть я боюсь,
И часто звуком грешных песен
Я, боже, не тебе молюсь.
Но одновременно с покаянной интонацией ощущается в этих строках и чуждая молитве интонация самооправдания. Возникает нарастающее напряжение мольбы - спора, драматизм борьбы, в которой нет победителя и где покаяние всякий раз оборачивается несогласием, утверждением своих пристрастий и прав.
В быстрой смене состояний рождения трагически противостоящее всевышнему «я»: из неслиянности двух голосов - покаяния и ропота - растет чувство тревоги; нарушена органическая связь между «я» и богом, которая все же признается животворной.
Вторая строфа не только продолжает, но во многом противостоит первой: Если в первой строфе герой молит не обвинять и не карать, то во 2-ой строфе, бросая вызов всесильному, герой говорит с ним как равный, предлагая ему явить своё всесилие (почти все глаголы выражают энергичное побуждение к действию), сам же словно отказывается одолевать собственные страсти:
Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костер,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор;
От страшной жажды песнопенья
Пускай, творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья.
К тебе я снова обращусь.
"Молитва" передает смятение, трагическое раздвоение духа между верой, зовущей обратиться с покаянной молитвой о снисхождении, и стремлениями горячей, гордой, не смирившейся души.
3.2. «Молитва» (1837) 
В 1837 году Лермонтов снова называет свое стихотворение «Молитвой» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...»).
Лермонтов ввел стихотворение в текст письма М.А. Лопухиной от 15.02.1838 года под названием «Молитва странника»: «В завершение моего письма я посылаю вам стихотворение, которое я нашел случайно в ворохе своих путевых бумаг и которое мне в какой-то степени понравилось, потому что я его забыл - но это вовсе ничего не доказывает».
Стихотворение строится как монолог лирического героя - мольба о счастье любимой женщины, о её душе (вероятно, что в «Молитве» речь идет о В.А. Лопухиной). В ходе монолога вырисовываются три образа.
- Божьей Матери;
- лирического героя;
- и той, о которой этот герой молится.
На первый план выступает образ героини - её нравственная чистота и беззащитность перед враждебными силами «мира холодного». Мольба за неё освещает с новой стороны образ самого героя: трагедия духовного одиночества не разрушила его глубокого участия и заинтересованности в судьбе другого человека.
«Молитва» проникнута интонацией просветленной грусти, связанной с особым преломлением в этом стихотворении религиозных мотивов: существование «незлобного сердца», родной души заставляет героя вспомнить о другом, светлом «мире упования», в котором «теплая заступница» охраняет весь жизненный путь «достойной души» и ангелы осеняют её на пороге смерти:
Я, Матерь Божия, ныне с молитвою
Пред твоим образом ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.
«Молитва» - шедевр любовной лирики Лермонтова. В стихах дышит такая благоговейная любовь, что они по праву могут быть названы гимном чистоте, нежности, душевной красоте.
Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.
Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную -
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную.
Стихотворение высоко оценили современники Лермонтова: С.П. Шевырёв, А.А.Григорьев и другие. В.Г. Белинский сказал о нём: «Чудная «Молитва».
Молитва» (1839)
Ещё через два года, в1839 г., Лермонтов опять, в третий раз, называет стихотворение «Молитвой» («В минуту жизни трудную...»).
Несравненную красоту и преображающую силу молитвенного слова прекрасно чувствовали многие русские поэты (Жуковский, Хомяков, Ф. Глинка...), но все-таки чаще прочих вспоминаются в минуты разочарований и невзгод строки именно этого стихотворения:
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная
Святая прелесть в них
По словам А.О. Смирновой (Россет) написана была эта «Молитва» для М.А.Щербатовой: «Машенька велела ему молиться, когда у него тоска. Он ей обещал и написал эти стихи». (О детской вере Щербатовой Лермонтов писал в стихотворении «М.А. Щербатовой»).
В «Молитве» с психологической и поэтической проникновенностью передано состояние душевной просветлённости. Это состояние контрастно противопоставлено «трудной минуте жизни», обычному для лирического героя Лермонтова настроению тяжелой рефлексии и скептицизма:
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко -
И верится, и плачется,
И так легко, легко...
Третья «Молитва» («В минуту жизни трудную...») (1839) является безусловной молитвой героя и представляет собой разрешение конфликта героя со своей душой, освобождение от «страшной жажды песнопенья». Прежняя отдаленность от Бога — «заблужденье» — «Мой ум далеко от тебя» — заменяется на отдаленность сомнений — «Сомненье далеко». Повторение молитвы защищает героя от «мрака земли могильного» созвучьем «слов живых». «Жажда песнопенья» побеждается «словами живыми»:
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
Животворящая сила молитвенного слова усиливается предикатом «дышит». Для религиозного сознания может показаться странным определение «святая прелесть» по отношению к словам молитвы. Однако в словаре В.И.Даля в основном, объяснительном ряду к слову «прелесть» читаем «красота»7. Образ «голодного взора» в первом «молитвенном» стихотворении цикла «останавливается», преобразуется лишь в последнем:
И верится, и плачется,
И так легко, легко (415).
Слезы здесь не знак несправедливой судьбы, а проявление смирения и любви. Кроме того, освобождение героя «от страшной жажды песнопенья» происходит только через молитву, и прежний ропот героя исчезает в молитве. Это состояние не является для героя постоянным, однако автор и герой его все-таки обретают.
В феврале 1841 г. Был создан романс «Молитва», музыку к нему написал придворный композитор Ф. Толстой. Этот случай не был единичным. Более 40 композиторов положили эти стихи Лермонтова на музыку, в том числе А.С. Даргомыжский, А.Г. Рубинштейн, М.И. Глинка, М.П. Мусоргский, Ф. Лист и другие.
К стихотворениям-молитвам стоит отнести и такие, в которых представлен разговор героя с Богом или созерцание героем небесных сил: «Благодарность», «Ангел» («По небу полуночи ангел летел»), а также и стихотворения, связанные с особым состоянием героя, которое можно назвать молитвенным: «Когда волнуется желтеющая нива...», «Выхожу один я на дорогу...».
Ангел»(1831)
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался - без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Особенностью ранней лирики Лермонтова является то, что идеальный мир, приметы которого есть в земной жизни, не предстает отвлеченным, а становится земным. В этом юный поэт видит залог успешного претворения своей мечты о совершенной жизни. Рай и небо у Лермонтова всюду обретает земные мечты, освобожденные, однако, от земного несовершенства. Это – та же действительность, только очищенная от пороков, в ней вечно царствуют покой и гармония, добро и справедливость. Может быть, наиболее полное ощущение блаженства, освобожденное от других мотивов, дано в замечательном стихотворение «Ангел» (1831).
Космический пейзаж, грандиозность мироздания полны светлой и тихой гармонии. Образ рая («Под кущами райских садов…»), противопоставлен столь же неразвернутому образу «мира печали и слез». В стихотворении устанавливается связь между идеальным миром и миром земным, и средоточием, центром этой связи выступает человек, «душа молодая». Однако соприкосновение двух миров оказывает одновременно трагическим. Полнота блаженства оказывается для «души младой» недоступной. Душа обречена на страдание, но память о блаженстве жива.
И звук его песни в душе молодой
Остался – без слов, но живой.
Человек, естественно, не имеет точного знания о блаженстве: в земной жизни есть лишь намеки на него, порой принимающие, правда, форму реалий, но это не само блаженство, не сама гармония в ее первозданном виде. Человек, живущий на земле, не может ее постичь, но может ее чувствовать, исходя из личного земного опыта. Однако черты гармонии в человеке живы, небо запечатлелось в нем звуками и дало возможность через звуки не только постигать гармонию всем существом, но и страстно стремиться к ней. Это стремление и есть подлинно человеческое деяние. Чем оно сильнее, упорнее, тем лучше человек выполняет свое предназначение на земле.