Как-то вечером Пеппи, Томми и Анника сидели на ступеньках террасы и ели землянику, которую они собрали утром. Вечер выдался на редкость хороший, пели птицы, благоухали цветы в саду. Все вокруг так и дышало покоем. Да к тому же у них было много-много земляники. Дети ели ягоды и лишь изредка перекидывались словами. Томми и Анника думали, как хорошо, что лето еще в разгаре, что еще долго-долго не надо ходить в школу. О чем думала Пеппи, никто не знал.
– Пеппи, ты здесь живешь уже целый год, – сказала вдруг Анника.
– Да, время бежит незаметно, начинаешь стареть, – отозвалась Пеппи. – Осенью мне стукнет десять лет – лучшие годы уже позади!
– Скажи, ты всегда будешь здесь жить? Ну, не всегда, конечно, но хоть до тех пор, пока не вырастешь и не станешь пиратом? – спросил Томми.
– Этого никто не знает, – ответила Пеппи. – Не думаю, что мой папа решил остаться на своем острове с неграми. Я уверена, что как только он смастерит себе лодку, он приедет за мной.
Томми и Анника вздохнули. И вдруг Пеппи как вихрь слетела со ступенек.
– Глядите, а вот и он! – закричала она и указала пальцем на дорогу.
В мгновение ока Пеппи оказалась у калитки, а Томми и Анника, которые побежали за ней, увидели, как она кинулась на шею какому-то очень толстому дяде с рыжими усами, в синей форме моряка.
– Папа Эфроим! – кричала Пеппи и так энергично болтала ногами, повиснув на шее у отца, что ее огромные черные туфли свалились с ног. Папа Эфроим, как ты вырос!
– Пеппилотта-Виктуалина-Рольгардина Эфроимовна Длинныйчулок, дорогое мое дитя! Я как раз собирался тебе сказать, что ты выросла.
– Я ждала этого, – сказала Пеппи, – поэтому я и решила тебя опередить.
– Малышка, ты такая же сильная, как была?
|
|
– Куда сильнее, – ответила Пеппи, – давай померяемся.
– Не сходя с места, – подхватил папа Эфроим. В саду стоял стол. Пеппи и ее папа тут же уселись друг против друга, уперлись локтями в стол и, сцепившись ладонями, принялись давить – кто кого поборет. Томми и Анника не сводили с них глаз. Наверное, только один человек на свете был таким же сильным, как Пеппи. Это ее папа. И теперь они сидели за столом и изо всех сил старались отжать руку другого, но ни одному из них сделать этого не удавалось. В конце концов рука капитана Длинныйчулок стала немножко дрожать, и тогда Пеппи сказала:
– Вот когда мне исполнится десять лет, я тебя обязательно поборю, папа Эфроим. Папа Эфроим тоже так думал.
– Дорогой папа, я ведь забыла вас познакомить, – спохватилась Пеппи, – это Томми и Анника, а это мой отец, капитан и его величество Эфроим Длинныйчулок – ведь правда, ты негритянский король?
– Да, это верно, я король на острове, который называется Веселия. Я попал на него, когда меня ветром сдуло с палубы, ты помнишь?
– Еще бы! Я всегда знала, что ты не утонул.
– Я? Утонул? Да что ты! Скорее верблюд пролезет через игольное ушко. Я плаваю как рыба.
Томми и Анника с изумлением глядели на капитана Длинныйчулок.
– Дядя, а почему вы не в негритянских одеждах? – спросил наконец Томми.
– Они у меня здесь, в сумке, – ответил капитан.
– Надень их, надень их, – закричала Пеппи, – я хочу увидеть своего отца в одежде короля!
Все пошли на кухню. Капитан исчез на минуту в спальне Пеппи, а ребята уселись на скамью и стали ждать.
– Точь-в-точь как в театре, – сказала Анника, полная напряженного ожидания.
|
|
И вот – пак! – распахнулась дверь, и на пороге стоял негритянский король. На нем была набедренная повязка из мочала, на голове золотая корона, на шее несколько рядов крупного жемчуга, в одной руке он держал копье, а в другой – щит. Больше на нем ничего не было, а его толстые волосатые ноги были украшены у лодыжек золотыми браслетами.
– Усомбусор-мусор-филибусор, – сказал капитан и грозно нахмурил брови.
– Ой, он говорит по-негритянски! – восторженно воскликнул Томми. – Что это значит, дядя Эфроим!
– Это значит: «Дрожите, мои враги!»
– Скажи, папа, а негры не удивились, когда ты вышел к ним на берег? – спросила Пеппи.
– Ну конечно, они сперва немного удивились, – ответил капитан, – и собирались взять меня в плен, но когда я голыми руками вырвал из земли пальму, они передумали и тут же выбрали меня королем. Так я и стал жить: по утрам правил островом, а после обеда мастерил лодку, ушло много времени, потому что мне все приходилось делать самому. Когда работа, наконец, была закончена, я объявил островитянам, что вынужден покинуть их на некоторое время, но что я непременно вернусь и привезу с собой принцессу, которую зовут Пеппилотта. И тогда они ударили в свои щиты и закричали: «Усумплусор, усумплусор!»
– Что это значит? – спросила Анника.
– Это значит: «Браво, браво!» Потом я очень усердно правил островом и в течение пятнадцати дней выдал столько всевозможных распоряжений, что их должно хватить на все время моего отсутствия. А потом я поднял парус и направил свою лодку в открытое море, а жители острова кричали мне вслед: «Усумкуку кусу мука!», а это значит: «Возвращайся поскорей, толстый король!» Я взял курс прямо на Сурабаю. И как вы думаете, что я увидел, когда я подплыл к пирсу? Мою старую чудесную шхуну «Попрыгунью»! А на борту стоял мой добрый верный Фридольф и что было силы махал мне рукой. «Фридольф, – сказал я ему, – теперь я снова беру на себя командование шхуной». – «Есть, капитан!» – ответил Фридольф, и я поднялся на капитанский мостик. Фридольф сохранил весь старый экипаж судна. И вот мы приплыли сюда, за тобой, Пеппи. «Попрыгунья» стоит на якоре в порту, так что ты можешь отправиться туда и приветствовать своих старых друзей.
|
|
Услышав это, Пеппи от радости вскочила на кухонный стол, сделала стойку на голове и принялась болтать ногами. Но Томми и Аннике стало грустно: было похоже на то, что от них увезут Пеппи.
– А теперь устроим праздник! – воскликнула Пеппи, когда снова встала на ноги, – Теперь мы закатим пир на весь мир!
Она накрыла на кухне стол, и все сели ужинать. Пеппи на радостях засунула себе в рот сразу три крутых яйца, да еще в скорлупе. Время от времени она слегка кусала отца за ухо – так она была счастлива, что снова его видит. Господин Нильсон, который лежал и спал, вдруг проснулся и прыгнул прямо на стол. А когда он увидел капитана Длинныйчулок, стал потешно тереть глаза от изумления.
– Я рад, что ты не рассталась с господином Нильсоном, – сказал капитан.
– У меня есть и другие домашние животные, – заявила Пеппи и, выбежав на террасу, внесла в кухню лошадь, которая по случаю праздника тоже получила крутое яйцо.
Капитан Длинныйчулок был очень горд, что его дочь так прекрасно всем распорядилась во время его отсутствия, и рад, что у нее оказался чемодан с золотыми монетами, так что ей не пришлось терпеть никаких лишений.
Когда кончился ужин, капитан вынул из своей сумки барабан, настоящий негритянский барабан, на котором отбивают ритм во время танцев и жертвоприношений. Капитан сел на пол и начал бить в барабан. Кухню заполнили странные, гулкие, ни на что не похожие звуки – Томми и Анника таких еще никогда в жизни не слышали.
– Негритянская музыка, – объяснил Томми Аннике.
И тогда Пеппи скинула с ног свои огромные черные туфли и в одних носках принялась танцевать какой-то удивительный танец. Под конец король Эфроим исполнил дикую пляску воинов так, как ее танцевали там, на острове Веселия. Он размахивал копьем, делал какие-то причудливые движения щитом, а его пятки так усердно стучали, что Пеппи закричала:
– Сейчас под нами провалится пол.
– Неважно! – крикнул капитан и закружился в еще более бешеном ритме. – Ведь теперь ты будешь негритянской принцессой, цветок моего сердца!
И тогда Пеппи подскочила к отцу и заплясала вместе с ним. Они выделывали друг перед другом такие невероятные фигуры, издавали такие странные вопли и прыгали так высоко, прямо выше головы, что в конце концов у Томми и Анники, которые не сводили с них глаз, закружилась голова. Видно, господину Нильсону тоже стало дурно, потому что он забился в угол и зажмурился.
Постепенно этот дикий танец перешел в борьбу. Капитан подкинул свою дочь, и она угодила прямо на полку с посудой. Но там она просидела недолго. С диким криком прыгнула Пеппи через всю кухню прямо на папу Эфроима, схватила его за плечи и так пихнула головой вперед, что он, как метеор, пронесся под потолком и через открытую дверь угодил прямо в чулан. Поленница рухнула, дрова завалили его толстые ноги, и он никак не мог выбраться: уж очень он был тучен, да к тому же сотрясался от смеха. Его хохот звучал как раскаты грома. Пеппи потянула отца за пятки, чтобы помочь ему, но он захохотал еще пуще, так что стал задыхаться: оказывается, он очень боялся щекотки.
– Не щекочи меня, – стонал он, – лучше кинь меня в море или вышвырни через окно. Делай что хочешь, но только не щекочи меня!
Капитан смеялся так, что Томми и Анника испугались: не рухнет ли дом? В конце концов ему все же удалось выбраться из чулана и встать на ноги. Даже не передохнув, он тут же кинулся на Пеппи и швырнул ее на другой конец кухни. Она упала лицом прямо на плиту и измазалась сажей.
– Ха-ха-ха, вот вам и настоящая негритянская принцесса, – радостно закричала Пеппи и повернула ставшее черным как уголь лицо к Томми и Аннике.
Потом, она издала еще один вопль и кинулась на отца, схватила его и стала кружить с такой силой, что браслеты его зазвенели, а золотая корона упала на пол и закатилась под стол. В конце концов Пеппи удалось повалить капитана на пол. Она села на него верхом и спросила:
– Живота или смерти?
– Живота! Живота! – задыхаясь, крикнул капитан Длинныйчулок, и они снова принялись хохотать, а потом Пеппи слегка укусила его за нос.
– Я ни разу так не веселился с тех пор, как мы с тобой выставляли пьяных матросов из кабачка в Сингапуре! – сказал капитан и полез под стол за своей короной. – Вот бы сейчас посмотрели на меня мои подданные: их величество лежит под столом на кухне.
Капитан надел корону на голову и стал расчесывать мочало своей набедренной повязки – она сильно поредела после игры с дочкой.
– Боюсь, папа, тебе придется отдать ее в художественную штопку, – сказала Пеппи.
– Пожалуй, это уже не поможет, – сокрушенно заметил капитан.
Он сел на пол и вытер пот со лба.
– Пеппи, дитя мое, ты так же хорошо врешь, как прежде? – спросил он.
– Когда у меня есть время, папа, но это нечасто случается, к сожалению, – скромно ответила Пеппи. – А у тебя как обстоит дело с враньем? Ты ведь тоже был большой мастер по этой части.
– Своим подданным я обычно вру по субботам в награду за усердную работу в течение всей недели. Мы устраиваем вечера вранья под барабан, а потом танцы и факельные шествия. И знаешь, чем больше я вру, тем вдохновеннее они бьют в барабаны.
– У меня, папа, дело обстоит хуже: моему вранью никто не аккомпанирует. Я хожу по дому одна-одинешенька и вру сама себе, но, правда, с таким удовольствием, что даже слушать приятно. Вот недавно, перед тем как заснуть, я наврала себе про теленка, который умел плести кружева и лазить на деревья, и получилось так здорово, что я поверила каждому слову. Да, это называется навраться всласть! И все-таки никто при этом не играет на барабане.
– Не огорчайся, дочка, ври всласть, а на барабане буду играть я, – сказал капитан Длинныйчулок, тут же схватил барабанные палочки, и великолепная дробь чуть не оглушила детей. Он лупил в барабан в честь своей дочери, а Пеппи забралась к нему на колени и прижалась вымазанной сажей щекой к его подбородку, который тут же стал черным.
Анника сидела в углу и о чем-то сосредоточенно думала.
Она никак не могла решить, вежливо ли будет, если она выскажет то, что не дает ей покоя.
– Врать – плохо, – сказала она наконец, собравшись с духом, – так говорит наша мама.
– До чего же ты глупа, Анника, – сказал Томми – Ведь Пеппи врет не по-настоящему, а понарошке. Она просто сочиняет всякие сказки, и все. Неужели ты этого не понимаешь?
Пеппи задумчиво поглядела на Томми.
– Из тебя, Томми, наверно, выйдет великий человек, – сказала она. – Ты так умно рассуждаешь.
Наступил вечер. Томми и Аннике надо было идти домой. Они провели великолепный день, так интересно было увидеть настоящего негритянского короля. А какое это было счастье для Пеппи вновь найти своего папу! И все же… и все же…
Томми и Анника уже лежали в своих постелях, но они не болтали как обычно. В детской царила полная тишина. И вдруг послышался вздох. На этот раз вздохнула Анника.
– Чего это ты развздыхалась, – раздраженно сказал Томми, – только спать мешаешь.
Но Анника не ответила. Она лежала, накрывшись с головой одеялом, и плакала.