Отшельничество и нелюдимость.

Распространенное мнение о Гауди как о неуживчивом отшельнике вступает в противоречие с легкостью, с которой он находил преданных и восхищенных его талантом друзей. Многочисленные свидетельства говорят нам о том, что он никогда не забывал о таких мелочах, как день рождения дочери Гуэля Исабель, и о том, что он добросовестно исполнял роль любимого дядюшки, принося детям пирожные и печенье. К 1905 году домашняя жизнь Гауди постепенно замедлялась, входя в неспешный деревенский ритм. Он переехал жить в один из двух домов в парке Гуэля, второй дом занимал адвокат дон Мартин Триас Доменеч. Гауди вскоре подружился с сыном соседа, Альфонсо. По вечерам после школы Альфонсо спускался вниз, чтобы встретить Гауди. Они вместе пешком поднимались на холм, и Гауди, зажав под мышкой свернутый номер «La Veu de Catalunya», расспрашивал Альфонсо, как работали строители в его отсутствие. Он интересовался посетителями, учебой Альфонсо, его семьей и друзьями. По воскресеньям Гауди и Альфонсо иногда совершали прогулки к морю в район Барселонета, а затем возвращались домой мимо памятника Колумбу, через бульвар Рамблас и готический квартал. Иногда Гауди в компании Матамалы, своего кузена Жозефа Гауди Померо-ла или доктора Сантало часами сидел на волноломе. Он признавался Матамале, что счастливейшим временем для него были вечерние часы, когда он слушал доктора Ллобера, читавшего отрывки из своего перевода Гомера на каталонский. Возможно, в Альфонсо он видел сына, которого у него никогда не было. Прогуливаясь с Альфонсо, он часто останавливался, чтобы поболтать со знакомыми. Позже, освещенный лучами заходящего солнца, он поворачивался к мальчику и говорил: «El Catalana es llaminer» — «Каталонцы все сладкоежки». После этих слов он заходил в El Caballo Blanco, чтобы купить Альфонсо угощение и послушать местные сплетни. Затем они медленно шли к воротам парка, где вступали в разговор с привратником Карлосом. Позже Альфонсо вспоминал, что эта беседа представляла собой монолог Гауди, который комментировал события политической и культурной жизни. Альфонсо также вспоминал, что как-то раз Гауди, прежде чем войти в ворота собственного элизиума, долго обсуждал Вагнера с двумя местными пастухами. Но после болезни в 1910, стиль жизни Гауди приобрел те очертания, которые усилились в старости. Он совершенно перестал обращать внимание на обустройство собственного жилища, следить за собой и придавать какое-либо значение комфорту. Его жилище, и без того предельно скромное, постепенно превращалось в подобие монашеской кельи. В его комнате всегда было пусто — кроме кровати и небольшого стола в ней не было ровным счетом ничего. И еще — книги, сложенные стопками на полу, большой кульман и ворох бумажных рулонов — чертежи его зданий. Гауди появлялся дома лишь для того, чтобы проспать несколько часов. Рано утром, еще в предрассветный час, он покидал дом и отправлялся на стройку. Возвращался затемно, когда работы на строительстве прекращались из-за наступления темноты.

Характер.

Репутация Гауди как невыносимо грубого и агрессивного человека возникла во время его пребывания в Вике, и со временем эти черты в его поведении становились все заметнее — до самой смерти шестнадцать лет спустя. Возможно, подобные вспышки были лишь проявлением усиливавшихся нетерпимости и высокомерия. Однако одними из самых заметных и психологически тяжелых проявлений бруцеллеза считаются резкие смены настроения, иногда приводящие к суицидальной депрессии. Перемежаясь со вспышками гнева и периодами рассеянности, это подавленное настроение сопровождалось физическим истощением, мучительными головными болями, опуханием лимфатических узлов, потливостью по ночам и болезненным артритом. Новые обострения могли быть вызваны волнением, физическим или умственным напряжением и практически любой простудой или вирусом, атаковавшим ослабленную иммунную систему пациента. Лекарства против этой болезни не было. Несмотря на болезнь, Гауди находил время для подготовки проекта группы монументальных фонарных столбов для элегантной главной площади Вика. И если его трехнедельный отдых в Вике можно считать следствием нервного истощения и анемии, а не первых проявлений болезни, то весной 1911 года Гауди пережил настоящий приступ бруцеллеза. Аптекарь Вилаплана с неприязнью вспоминал о часах прогулок вместе с Гауди в городе Вике (там архитектор отдыхал во время своей болезни). «Диатрибы и обвинения», которые Гауди обрушивал на голову Вилапланы, а также нудные и напыщенные разглагольствования архитектора о том, что «истинное искусство может развиваться только в Риме и на берегах Средиземного моря», истощили терпение аптекаря. Очевидно, аптекарь не научился, подобно Сантало, молчать и таким образом сохранять мир. Суждения Гауди часто бывали просто вызывающими; он не принимал творчества братьев Ван Эйк, Ван Дейка и Рембрандта, называя их «художниками буржуазных гостиных» и «третьеразрядными декораторами». В другом случае он отвергал микеланджеловское понимание объема в Сикстинской капелле, говоря, что тот обнаружил не больше вкуса, чем мясник, выдавливающий бесконечную цепь сосисок. По словам Вилапланы, Гауди «хороший христианин», но «упрям, как свинья». Разъяренный аптекарь несколько лет спустя писал другу: «Я тоже довольно много занимался рисованием и живописью. Я прочитал бесчисленное количество книг по искусству и видел множество знаменитых построек!» С ним соглашается внук Эусебио Гуэля. «Гауди был глубоко убежден в ценности своей работы. Художники часто бывают такими, и я думаю, что это вносило свой вклад в его деспотичный характер. Он был очень уверен в себе и сильно раздражался, когда люди что-то скрывали от него или противоречили ему». Другой его знакомый, отец Солер, был более резок в своей критике ставшей легендарной негибкости Гауди: «При общении с Гауди вы должны либо убить его, либо отступить и признать его правоту».

Творчество

Хронология.

Анализ творчества.

Подобно Леонардо двадцатого века, Гауди являл собой воплощение художника-изобретателя. Его фантастически буйная фантазия разрушала устоявшиеся каноны. Дар Гауди заключался в удивительной способности нарисовать в своем воображении здание, а затем воплотить его в камне. Таким обра­зом он создал совершенно новую архитектуру. Стиль, в котором творил Гауди, относят к модерну. Однако фактически в своём творчестве он использовал элементы самых различных стилей, подвергая их творческой переработке. Творчество Гауди можно разделить на два периода: ранние постройки и постройки в стиле национального модерна (после 1900).Недолгое пребывание Гауди в Вике оказалось чрезвычайно плодотворным. Прогуливаясь по епископальному музею, он обсуждал с отцом-хранителем музея распространенность символиз­ма в каталонском искусстве. В 1902 году Гудиоль, который увлекался каталонской эпиграфи­кой, письменами, священными монограммами, иероглифами и надгробными надписями, опуб­ликовал свое исследование «Notions d'arqueologica sagrada catalana». Этот язык знаков и символов был не только персональным выражением веры, но и размышле­ниями о католическом возрождении того времени. МОДЕРН, «СТИЛЬ МОДЕРН» (франц. moderne от лат. modernus — новый, современный) — период развития европейского искусства на рубеже XIX-XX вв., главным содержанием которого было стремление художников противопоставить свое творчество Историзму и эклектизму искусства второй половины XIX столетия — отсюда название. Поэтому термин «модерн» следует отличать от общего смысла слова «современный» или «современное искусство», а также термина «модернизм", обозначающего все наиболее авангардистские, экспериментальные и формалистические течения в искусстве XX века. Мудехар (искаж. арабск. mudejar от mudadjjan — получивший разрешение остаться) — стиль испано-мавританской архитектуры XIV-XVI вв., соединяющий чер­ты восточного и западноевропейского искусства, по названию мусульман средневе­ковой Испании, покорившихся христианам в период реконкисты, оставшихся в стране и сохранивших свое искусство. Мудехары обладали высокой строительной культурой, поэтому многие замки испанских ры­царей — алькасары были воздвигнуты мавританскими зодчими в духе восточной архитектуры. Восточный стиль стал своеобразной модой в аристократических ис­панских кругах.

Место в Мировой культуре

Согласно общепринятой классификации творчество Антонио Гауди принадлежит стилю модерн. В реальности поместить произведения барселонского мастера в рамки какого-либо стиля не представляется возможным. Приходится говорить о стиле Гауди, который возник и развивался рядом со стилем модерн (или, если следовать испанской традиции, "модернизмо"), был связан с ним, но жил по своим правилам и законам. Антонио Гауди-и-Корнет реализовал за свою жизнь 18 архитектурных проектов. Большинство выстроенных каталонским зодчим зданий находится в Барселоне. Столица родной провинции стала для него домом и лабораторией, где он ставил свои странные архитектурные опыты. Но Каталония вообще необычное место. И не только потому, что здесь соединяются готика и мавританский стиль. На выпускном экзамене один из профессоров сказал: "Гауди либо сумасшедший, либо гений". С тех пор эти два слова чаще всего используют, описывая архитектора и его творения. Также, возможно, что однажды, самый необычный архитектор ХХ столетия станет святым. В 1998 году архиепископ Барселоны начал процедуру причисления Антонио Гауди к лику святых. Почему бы и нет? Ведь он видел свое предназначение в том, чтобы понять, как устроен мир, и трудиться над его постройкой вместе с Богом. Тысячелетиями архитекторы украшали свои постройки статуями, лепниной, скрывая от посторонних взглядов конструкции, имевшие в своей основе простые геометрические объемы. Но, Гауди не стал их прятать. Он просто постарался не использовать их в своих постройках. Стены, крыши, окна, двери изгибаются и искривляются. Его здания похожи то на диковинных животных, то на растения или скалы. Чтобы не резать помещения, он придумал собственную безопорную систему перекрытий. Безудержная фантазия сочеталась с тонким математическим расчетом, умением и желанием экспериментировать с новейшими строительными материалами. Он начинал стройку, не имея готовых чертежей. Так, как каждый выстроенный дом Гауди считал живым существом, то верил, что каждому его созданию требуется свобода для роста. И порой целые помещения, не понравившиеся архитектору, могли пойти под снос. Оспаривать его решения пытались немногие. Вмешательства в творческий процесс он не терпел.