Конец ознакомительного фрагмента.




Татьяна Аксенова

Рябины на снегу

 

 

Текст предоставлен правообладателем https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=5981212

«Рябины на снегу / Аксёнова Т.»: Литературная Республика; Москва; 2013

ISBN 978‑5‑7949‑0378‑2

Аннотация

 

«РЯБИНЫНА СНЕГУ» – сборник стихотворений современного талантливого поэта. О чём эти стихи, которые похожи скорее на песню души автора? Конечно же, о любви, пусть и земной, но похожей на безбрежный океан. Автор предстаёт пред нами то кошкой со взглядом пантеры, то заботливой матерью двух сыновей, то молящейся на коленях пред иконами женщиной. Но Татьяна Аксёнова пишет не только о себе, о своих чувствах и переживаниях, она постоянно вспоминает поэтов Серебряного Века, посвящая строки Марине Цветаевой, Осипу Мандельштаму, Георгию Иванову.

 

Татьяна Аксёнова

Рябины на снегу

 

О Рильке

 

 

– О, мир! Пойми! Певцом – во сне – открыты

Закон звезды и формула цветка.

 

М.Ц.

 

 

Закатилась звезда его:

И певцом, и во сне…

Я – Марина Цветаева.

Эта мера – по мне.

 

Что колодец без дна.

Я давно – суеверная,

И подавно – одна

 

Средь созвездий затеряна.

Ярче прочих горю!..

Райнер, я не уверена,

Что с тобой говорю…

 

Заклиная звезду твою,

Обнимаю, как думаю.

Только ты – не молчи!

 

Будь мне добрым советчиком,

Другом – больше! – родным

Братом, мужем невенчанным,

Эхом – долгим, как дым

 

От пожарища горнего,

Что в чистилище – лют…

Райнер, выпьем отборного,

Ибо там не нальют!..

 

Я одною из ста его

Поцелую уста.

Я – Марина Цветаева:

Мне остаться – отстать…

 

Знаю, меркой надгробною

Даже формулу пробную

За Творца не соткать.

 

Этот мир – он – изнаночный.

В нём – кто мёртвый – живой…

Шлю письмо тебе – с нарочным:

Со своей головой.

 

10.10.09 г. – 13.10.09 г.

 

Из цветаевского цикла. Синица

 

 

Синицы примёрзли на тропках…

Прикрыв рукавицей лицо,

Бегу я и шибко, и робко

Сквозь жёлтое это кольцо.

 

Боюсь раздавить ненароком

Лимонные дольки в снегу.

Всё – боком, сама, всё – наскоком,

Вприпрыжку от ветра бегу…

 

Вприскочку по наледи мразной,

Закрывшись ладонью от слёз,

Бегу я по однообразной

Тропе каблуков и колёс,

 

Тропе, из подошв состоящей,

Из втоптанной в землю травы.

Сама себе ненастоящей

Кажусь. Нереальной, увы.

 

Глотаю то жёсткий, то горький

Всё склеивший холод. И вот

То с горки лечу, то на горку,

И нос прикрывая, и рот…

 

На лютые мчусь я смотрины.

Цветастое платье на мне.

Цветаева птица Марина,

Нахохлившись, ждёт в стороне

 

И мне улыбается, машет:

«В могиле ещё холодней!»

И я этой правдой вчерашней

Согреюсь на множество дней.

 

Мы в жизни с ней – те же синицы,

Которым дрожать – не дышать:

На ветку, прозябнув, не взвиться,

За пазуху не убежать…

 

 

Из цветаевского цикла

 

 

Со мной случилась… жизнь

Мне как Сизифов труд,

Как неподъёмный крест:

 

Неси его, держись,

Марина иль Татьяна.

Авось, не отберут!

Авось, никто не съест!

 

И семенят, пыхтя,

С авоськами счастливцы…

Плевков не утереть!

 

Не отвернусь… Хотя

Паденья не боюсь.

Позволь мне претерпеть

 

До самого конца,

Создатель мой несчастный!

Со мной случилась жизнь?

Так я её влачу,

 

Не отвернув лица

От дождика, что часто

В руке моей дрожит,

Стекая по плечу…

 

От дождика, что льёт

За шиворот – на шею,

И слёзы, и плевки

Смешав в один поток!

 

Я в этот мой полёт

Как Бог похорошею –

Следы мои легки,

У них один итог…

 

В руках моих – дрова

И я на них дотлею?

Нет! Брошу в печь, связав.

Пусть греют и горят.

 

Покроют Покрова

Всё то, о чём жалею,

О чём не говорят…

 

Со мной случилась жизнь.

Счастливый этот случай

Сумею оправдать

Без треска и тоски.

 

Взлетаю, опершись

На виноград колючий,

Как лучики – звезда,

Расправив лепестки…

 

 

От лица Марины Цветаевой

 

 

– Друг! Не ищи меня! Другая мода!

 

М.Ц

 

.

 

Помни: я – это яд.

И ко мне приближаться – смертельно.

Территория надбытия.

 

Протянутых встречно – нарушил,

Тот за круг заступил, обречённый

Обручником быть,

 

И – готов! Просто я НЕ

Готова спасти его душу…

Он по кругу пойдёт,

За рукой, подаянья просить.

 

Подавая ему вдохновения и озаренья,

Звездопада приго́ршни

И низку рябиновых бус,

 

Я стою у воды на коленях, уткнувшись в коренья,

Пью, хоть нет её горше!

А я всё никак не напьюсь…

 

О, гордыня моя! Отчего всех смиренней и жальче

В чёрствых робах – поэты?

В безымянных и тесных гробах?

 

Помни: я – это яд, приближающийся – дальше,

дальше!

Воздух мной напоён, дом пропах.

 

Что тебе – до меня?

Прокажённой судьбы не отрину.

Я – стихия: Марина,

Разбиваю свой день ото дня

 

В щепки, в брызги – о рифы.

И стою с рукавами пустыми…

Не зови. Не кричи моё имя!

Распадаются слоги на рифмы…

 

01.10.09 г.

 

Из цветаевского цикла

 

 

Наспех сброшены листья:

– Возвращайся, живи!..

Не добьётся любви.

 

Оттого её горечь

Разъедает сердца́,

Оттого её горе,

Точно крест – до конца.

 

До конца безначальный,

Сверхпровидящий взгляд.

Из Парижа, случайно,

Нет дороги назад.

 

Нет пути, нет дороги

Сердцу русскому – вспять…

Удаётся немногим.

Ну, а многих – не снять

 

Ни с крюка, ни с рябины,

Ни с креста – так прильнут!

Словно руки Марины

Обнимают страну…

 

конец ноября 2003 г

 

Заговор

 

Памяти моей бабушки Е.П.

 

 

Чаи травяные – деньки ледяные,

Деньки ледяные – уста медвяны́е,

Уста медвяные, да бражные:

 

Целуют – чаруют,

Воркуют – воруют

Рети́во сердечко. Овражьями,

Степями‑болотами,

Костями‑ломо́тами

За ними – в огонь, на край света ты!

Да всё – полукружьями,

Дремотами‑стужами

За той колдовскою беседою:

 

«Все тошно́ты, все нудо́ты,

Отвороты‑привороты

Отженитесь от раба Божьего Николая…

 

Не сама я помогаю –

Деву Марию призываю,

Всех святых и двенадцать апостолов…

 

Восходила Божья Мать на гору Елеонскую,

Спускалась к подножию моря Солёного, рекла:

– Господи Иисусе, о рабе Твоём Николае

Молит Матерь Твоя, ако заступница –

 

От худого слова, от дурного глаза!

Или наслана другая какая проказа –

Тут вам не ходить,

Белого тела не сушить,

Черво́ной крови́ не мутить,

Жёлтой кости́ не ломать –

В топях‑болотах своих погибать!

Заклинаю вас сонмом святых

И двенадцатью апостолами –

Изыдите от чёрного волоса,

От низкого голоса,

От синих очиц,

От худых ключиц,

От отроческих плеч

И ото всего, что ещё можно сберечь –

С черепочка, с животочка,

С хоботочка и с лобочка

Рождённого, крещёного,

Молитвенного раба Божия Николая. –

 

Ну, должно помочь

В новолунную ночь…»

 

Чаи травяные – деньки ледяные,

Деньки ледяные – светёлочки лубяные,

Светёлочки лубяные – ой, речи‑за́говоры льняные,

Так и льнут к молодецкому сердцу=то.

 

Источают уста‑тко их бражные,

Медвяны́е – хмельные:

Не целуют – чаруют,

Не воркуют – воруют

Ретиво́‑то сердечко, отважное…

 

27–28.09.97 г.

 

«Травят как снежного барса…»

 

 

Травят как снежного барса –

Для форса

И из‑за шкуры: мой стих, ни на что не похожий –

Белые полосы с редким рисунком тигриным –

Ревность они возбуждают и чёрную зависть…

 

Зал застелить этой шкурой,

Чтоб морда лежала

Глаз голубых остекленьем и хищным оскалом

К тем, кто заходит и к тем, кто выходит из зала,

Чтоб о себе восхищённую память оставить…

 

Как он бежал, этот зверь, заливая снежиную пропасть

Кровью своей, словно пятна гвоздик рассыпая!

Как он сливался с ландшафтом – не ярость, а – робость!

Просто стелился позёмкой и крался по краю…

 

Как он спасал драгоценную, редкую дикость –

Сердце, что «бухает» в горле и виснет как зуммер!

Как он лежал, задыхаясь?.. И – нате ж, поди‑ка –

Не пожалел ни один, ведь живой‑то он –

«непредсказуем»…

 

Травят как снежного барса: «Ату, её, люди!

Фас её, псы! Цельте клювами в очи, сапсаны!»

…И никогда уже больше любви в этом мире не будет –

Шкура, в снежинках когда‑то, да мёрзлые сани…

 

 

За что покупают – за то продают…

 

 

За что покупают – за то продают:

Поэту ни жить, ни уйти не дают.

Евтерпа во мне вызывает протест,

Как осень – окрест…

 

Но с тем же кошмаром, но с той же нудьбой,

Туманом ли, паром, бульварной ходьбой,

По лужам, по нуждам, по кру́жеву рук –

Всё – замкнутый круг!

 

К чему приведёт он? К началу конца?..

Как рот ни обмётан, судьба – прорицать.

И некуда деться от ритма, от рифм –

Душа по другому‑то не говорит!

 

И не удаётся без боли в строка́х

Пока сердце бьётся как птица в силках,

Пока ему Словом терзаться дано –

Всё это должно быть запечатлено…

 

Как рвота – моё неприятье стиха!

Как рот ни обмётан – не время стихать.

Он в горле клокочет, он в пальцах горит,

Ведь Бог по другому‑то не говорит.

 

 

У старой скорби новое лицо…

 

 

У старой скорби – новое лицо,

У новой песни – старое названье…

Мне грезится – с твоей руки кольцо

Надето на меня окольцеваньем.

 

Скатилась под ноги Луна и я шепчу:

«Не подрезай мне крылья, мой любимый!

Я всё равно однажды улечу

И, всё равно, как снег, невозвратимо.

 

Что мне – кольцо? Что мне твоё кольцо,

Морозящее холодом металла?

Я запрокину нежное лицо.

Ты взмолишься, чтоб я не улетала,

 

Но подо мною – полная Луна:

Мани́т магнит неодолимой силы.

Я – птица. И должна лететь одна,

И промедление – невыносимо.

 

А по кольцу ты сможешь угадать,

Что я живу по замкнутому кругу.

Сними его, попробуй волю дать,

И ты поймёшь, что́ можем дать друг другу!

 

Здесь, подо мною, звёздные миры,

Вдруг разверзается живая бездна…

Непоправимы правила игры.

И я в твоих объятьях не исчезну.»

 

У старой скорби – новый персонаж,

У новой песни – старые куплеты…

Вновь запорхает беспощадный, наш

Снег, сердце леденящий даже летом…

 

лето 2011 г.

 

Белой панной, чёрною мадонной…

 

 

Белой панной, чёрною мадонной,

Распустив крылатый плащ, парю –

Листик банный в глубине бездонной

Неба, стынущего к сентябрю.

 

Хладен ковш и звёздною монетой

Переполнен. Сыплет через край!

В жизни мига сладостнее нету,

Чем рождаться и не умирать…

 

Белой панной, чёрною мадонной,

Нагнетая в низких душах страх,

Быть желанной бездне полусонной

И летать листочком до утра.

 

Чур, меня, манящие светила,

Звёздный ковш, исполненный мечты!

Я ль не крепче крепкого любила?

И меня ль не пре́дал, милый, ты?

 

Бочку бондить не труднее будет,

Перелёт‑травою ворожить,

Чем страдать, как довелось МНЕ, люди,

Как пришлось земную жизнь прожить!..

 

Лист берёзы с веника парного –

Вот – кто я – на донышке ковша…

В этой жизни ТАК любить – не ново,

Не любить – не вынесла б душа.

 

Белой панной, чёрною мадонной,

Руки разметавши, полечу!

Даль – туманна, ветрены – затоны,

Лишь пустынный берег – по плечу.

 

19.09.12 г.

 

Гадание

 

 

Мне карты не врут. В Сочельник

Вожу кругами расклад.

Вокруг – темнота да ельник,

Пушистый сосновый хлад…

 

Луна, отражаясь в снеге,

Горой самоцветов ждёт:

Когда же придёт Онегин?

Не во́время он придёт…

 

Круги колдовских инверсий:

Снимаю с правой руки

Свой маятник – верный перстень,

Созвездиям вопреки…

 

А то – за подъездом брошу

Сапог и свечу зажгу:

Смотреть на тебя, прохожий:

Что скажешь по сапогу?

 

Пройдёшь, чертыхаясь, мимо?

Возьмёшь ли, повертишь: «Да…

Подмётка моей любимой,

Некстати, совсем худа!

 

И – вот: каблуки сносила.

Знать, грызла железный хлеб…»

Дарует слепая сила

Прозренье тому, кто слеп!

 

«Татьяна!» – Онегин молвит…

Последний замкнётся круг.

Зигзагами звёздных молний

Обнимемся поутру…

 

04.01.2013 г.

 

Бредо́во, героями оперы…

 

 

Бредо́во, героями оперы,

За Пушкиным – Блок и Бальмо́нт

Под хлопанье пробок без штопора,

Овации, крики: «бомонд!»

 

Не сходят со сцены! Сатурнами

Сияют, созвездья поправ…

Преемственность литературная

Как преобретение прав

 

Последней инстанции истиной

Царей ли, вождей – всё равно! –

Смущать сколь прицельно, столь пристально,

Жемчужное бросив зерно…

 

Героями оперы наново,

Знамение времени в них,

Звучат силуэты Ива́нова,

Цветаевой и Петровы́х.

 

Войной ли, страной ли израненным,

(Везение, если – изгой!)

Есениным и северяниным

На смену родиться другой.

 

Бредовый, как все, изувеченный,

Не знавший ни ночи, ни дня…

Неужто же делать нам нечего,

Как только стихи сочинять?..

 

Не сходим со сцены! Сатурнами

Сияем, законы поправ…

Преемственность литературная –

Плохая, по сути, игра.

 

Плевки вытирая, оболганы,

Богема – знаменье времён!

За Слуцким, за Рыжим, за Болдовым –

Лишь перечисленье имён.

 

17.12.12 г.

 

Чем лучше поэт…

 

 

«Чем лучше поэт, тем страшнее его одиночество» –

Оно объяснимо, но не поддаётся уму…

Не хочется быть одиноким, по имени‑отчеству,

Чужими‑своими отвергнутым, как никому!

 

Ему невозможно такое терпеть положение,

Поэт без любви не продержится, этим – велик!

А книжек его дорожание – не дорожение

Дрожаньем огней на болоте, что хвалит кулик…

 

Не всякий кулик его славит, притом, одинаково:

Чем лучше поёт, тем вокруг него эхо – звончей,

И все – разбегаются: «Ишь, ты, поди ж, ты! Инако ты

Устроен, чем прочие! Прочь! Будешь вечно ничей!..»

 

Нечаянно жизнь оборвётся, почти что негаданно…

«Не гады – мы!» – взвоет толпа по причине толпы.

И солнце взойдёт, и всё снова пойдёт по накатанной:

Закаты в крови, да – в сто лет – верстовые столбы!

 

Что может быть участью, вымененной на участие?

Бывает ли счастие в имени заключено?

Ведь рифм сочетанием держится мир, чаще – часть его,

А ключ – не всегда отличается величиной.

 

03.11.2012 г.

 

На руках не плакала…

 

Памяти бабушки Е.П.

 

 

На руках не плакала –

Бабушкиных, щедрых…

Сколько лет накапало,

Что лежишь ты в недрах?..

 

Кран мой протекающий

Незажившей раной

Каплет про тебя ещё…

Что поделать с краном?

 

Ты – в землице русской,

В недрах – глубоко́нько…

Бабушка, мне – пусто!

Как там – у покойников?

 

Мне не надо ладана –

Тускло за стеною.

Платьице залатано

Ниткой шерстяною…

 

Всё с твоей заплатою

Мне милей обновы,

Бабушка! Ты – плакала,

Потеряв родного?

 

Ты душою кроткой

Внученьку послушай:

Рано я сироткой

Стала. Непослушной!

 

И живу, мятежной,

И топчу суглинок!

Бабушка, ну, где ж твой

Веничек полынный,

 

Что вдвоём вязали

Под лампады светом?

Я – как на вокзале,

Но пока – на этом

 

Свете… Есть ли поезд –

До тебя доехать?

Чтоб не плакать, то есть,

Оставаться эхом…

 

 

О, завихренья!

 

 

О, наконец‑то белой пеленой

Не угрожающая слепота

Мне заволакивает зренье…

 

Как прежде, кепку – набекрень я:

Зиме с листа способна слепок дать!

Стихийный оттиск был когда‑то мной?

О, завихренья!..

 

Да, был, я помню превращенья миг…

Восславлю снег, утяжеливший ветки!

Какая маета – прозренье…

 

Про зренье: вот шагаю напрямик

Без троп – я их не вижу без разметки

И спотыкаюсь о коренья

В метро… Вот – завихренья!

 

Упали небеса. В них вихрь царил

Набежчиком среди развалин…

Деревьям не расправить плечи –

 

«Тулупы» намело! Кто ж говорил,

Что снегопад не актуален?

Что «трогают», волнуют, лечат

Стихотворенья? Вот – завихренья!

 

Слеплю снежок и запущу туда,

Откуда города упали

Шарами, полными живущих:

 

Снующих, вязнущих – вот, ерунда! –

И убегающих – в опале –

Иль пребывающих в паренье…

Вот – завихренья!

 

 

Коровяковка

 

 

Коровьим пахнет молоком

Коровяковка. Пруд замком

Замкнул подлесок. Косяком –

Гусиный гай!..

Я снова здесь, и босиком –

Через луга

И обомлевшие от гроз,

И обмелевшие в покос.

Пасущихся коней и коз –

Приветный гам!

Лес лёг ковром полынных грёз

К моим ногам.

Лечу вершиной немоты

Сосновой рощи, до черты

Песка речного, до меты

Проточных вод…

Седлаю Сейм! И, без узды,

Он понесёт

На вспененной спине своей

Меня просторами морей

От белой мазанки дверей,

Раскрытых всем!

(Их никому не запереть,

И некому совсем…)

Под ставен яблоневый гнёт

Подставь ладони – упадёт

Закатом яблоко. Прождёт

Наш пёс Черкес

Хозяев… Всё, как в мой уход

Из этих мест.

Я вновь за изгородью лет

Коровий впитываю след,

Их шествие с полей – балет!

Полны бока

И солнца, в мой приход на свет,

И молока…

 

конец мая – 13 июля 1995 г.

 

«Я видел в детстве сон престранный…»

 

 

Я видел в детстве сон престранный,

Престранный видел в детстве сон…

 

И. Северянин

 

 

Пока я здесь, я буду помнить

Наш сад, и сколько было комнат,

Кухо́нку летнюю в саду,

 

И вдалеке я не забуду

Клубники полную посуду –

Вкус у́тра позднего во рту…

 

Я – частый аист над усадьбой.

С качелей старых не упасть бы

На острый сумеречный лес!

 

Разлит кувшин парного чуда,

Впитавший нежность незабудок,

Произрастающих с небес…

 

Над этим сном, как над истоком

Распахнутых дверей и о́кон,

Иконописных глаз и рук,

 

Там, где исконная отчизна,

Как вечный аист вечной жизни

Кружи́т мой беспокойный дух.

 

1991 г.

 

О, Господи! Грозу в себя вдохнуть…

 

 

О, Господи! Грозу в себя вдохнуть,

Что настигала ночь мечами молний –

Себя Твоим возмездием наполнить

За грешный путь.

 

И гром, грохочущий совсем внизу,

По черепицам, скользким и покатым –

Раскаты гнева Твоего, когда Ты

Грозишь в грозу.

 

Омыть себя в слезах Святой любви,

Под струями из глаз Твоих печальных,

Чтоб смысл Земли познать первоначальный

И снова – Быть:

 

Существовать. Проснуться и дышать

Листвой новорождённою и влажной,

Невероятной тишиной бумажной

Карандаша…

 

И синий пар, и острый запах Слёз –

Всё источает чёрная землица,

Блестящая, что ляжет нам на лица

Дыханьем гроз…

 

май 2006 г.

 

Поэты

 

 

Слова слетаются как птицы на ладонь,

Как бабочки на лампочку – не тронь

Мелодию сиреневого хора –

В ней соло легковейного Эола,

Как поцелуй невидимый, парит.

И если ты во сне увидишь город

И ощутишь мой поцелуй весёлый

Над светом башен – ты попал в Париж…

 

Слова слетаются, как птицы на ладонь,

Клюют мою к тебе, ну, не скажу: «Любовь» –

Открытку поздравительного лета,

Самих себя уносят в облака…

И вот моя ладонь – тебе, легка,

Свободна, льются из неё куплеты

 

О бабочках, что – на огонь! Им всё – заря…

А, может быть, слетаются не зря?

Сплетаются в невидимые фразы

На лунных окнах города… Ах, кто бы

Читал их независимо от нас?

Мы, недоступные простому глазу,

В гирляндах бабочек и птиц – автобус

В колонне, мчащейся на «Mon Parnas»…

 

 

Рябиновый сок

 

 

Мои очертанья подёрнулись пеплом,

Как листья в туман…

Ну, что я успела? Любила и слепла,

Сходила с ума.

 

Лишь, может быть, спелой рябиновой гроздью –

На радость пичуг

Ещё я успела встревожить морозный,

Нетающий дух?

 

Костром этих горьких, коралловых ягод –

Нет! – кровью своей –

Согреть ту ладонь, что и на́ день, и на́ год

Сплеталась с моей?..

 

Согреть, опалить, невзирая на зиму,

Что вечно – зима.

И это страдание невыносимо –

Я знаю сама.

 

Мои очертанья подобны виденью –

Огонь‑то – высок!

О, жизнь – наважденье, пью твой каждый день я

Рябиновый сок…

 

 

Рябины на снегу

 

 

Рябины на снегу, рябь снегирей сквозь иней,

Успевший опушить мне стёклышки очков…

Пока дышать могу, до века и отныне,

Пока я буду жить меж этих берегов –

 

Рябины и снега… И снегири на тро́пах,

И отражённый свет, что льёт вечерний храм –

Всё это постигать мучительно‑подробно

Приходится с твоим течением, Пахра.

 

Ты мне реки, река ракитовых офортов –

Рай это – там иль здесь – в успенье подо льдом?

В теченье долгих лет ждём воскресенья мёртвых,

Как рыбы сонные – шевелимся и ждём…

 

Мой храм в Дубровицах – на кружевном барокко

Крест православный светел волею Петра.

Как хорошо, что есть прощение пороков,

Отдохновение, прибежище добра!

 

С горы спускаешься – и сосны смотрят в спину…

Моих заиндевелых стёкол молоко

Мешает разглядеть мост над рекой, рябину,

И стайку снегирей… Но дышится – легко.

 

 

Последний шанс счастливой стать…

 

 

Последний шанс счастливой стать

Не выпадает мне опять.

Но я с надеждою упорной

Своей любви лелею зёрна:

Как знать? Кому‑то суждено

Нести в себе моё зерно?..

 

Последний шанс счастливой стать –

В твоих объятиях устать

От ласк, даруемых друг другу,

И на груди твоей под вьюгу,

Как в колыбели, засыпать

Пред утренней зарёю, в пять…

 

Последний шанс счастливой стать –

Твоей руки не отпускать.

Не расставаясь и в разлуку,

Читать, как книгу, эту руку,

Губами линию любви

До бесконечности продлив…

 

Последний шанс счастливой стать

Имею ль право упускать?

Но только он, как в страшном сне,

Предоставляется не мне…

 

 

Жёлтый глянец уснувшей листвы…

 

Георгию Бойко

 

 

Жёлтый глянец уснувшей листвы

На продрогшем, дождливом асфальте

Ярче звёзд, что влажнеют

На небе, чернеющем в шесть…

 

Всё осталось в минувшем, увы?

Ну, и Вы меня тоже оставьте…

Ничего нет важнее,

Чем знать, что на свете Вы есть.

 

Если слух мне и память напрячь,

И придумать про счастье былое,

То, окажется, правда –

На свете счастливее нет…

 

Мы бредём по листве октября,

Взявшись за руки, Дафнис и Хлоя –

Звёзд жемчужных парада

Участники, льющие свет.

 

Если время возвратно, как жизнь –

Всё у нас ещё только вначале.

И тогда Вы – со мною,

Тогда Ваша память – моя.

 

Для чего на асфальте зажглись

Наши звёзды? Их листья качали,

Точно лодки длиною

От неба до небытия…

 

ноябрь 2011 г.

 

Метаморфоза. Жоржу

 

 

Дождь, превращающийся в снег –

 

 

Конец ознакомительного фрагмента.

 

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Стоимость полной версии книги 79,99р. (на 29.03.2014).

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картойами или другим удобным Вам способом.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: