С самого детства Юнг чувствовал глубокое внутреннее расщепление между своей внешней адаптацией к миру и внутренним миром, которые он называл «первый» и «второй» личностью. Эта «вторая» личность символизируется фигурой Филемона, образом, который приснился Юнгу в 1913 году и который помог ему осознать, что образы, «возникнув в моей психике, созданы тем не менее не мной, а появились сами по себе и живут своей собственной жизнью. … Психологически я воспринимал Филемона как некий высший разум» (Юнг, с.183). Один из первых рисунков Юнг сделал на втором этаже в спальне на стене в первой башне, и это был Филемон. Другой рисунок – мандалу – он нарисовал над своей постелью. Юнг писал, что мандала помогла ему «понять цель психического развития», и это дало ему «психическую стабильность» и позволило «восстановить внутренний покой» (Hannah, с.127).
Простой стиль жизни Боллингена позволил Юнгу жить в гармонии с природой. Он писал: «Я отказался от электричества, сам топлю печь и плиту, а по вечерам зажигаю старинные лампы. У меня нет водопровода, я беру воду из колодца. Я рублю дрова и готовлю еду. В этих простых вещах заключается та простота, которая так нелегко дается человеку. … Здесь муки созидания не тревожат меня, сам творческий процесс больше напоминает игру» (Юнг, с.221-222). Гигерих описал Боллинген как место, где Юнг «мог вернуться к состоянию нерожденности». По контрасту с Кюснахтом, где Юнг «работал за столом» и был «ученым, который раскапывает факты», в Боллингене он становился «рыбой, плавающей в воде» примордиального бессознательного» (Giegerich, 2004, с.47-48).
Хотя, Юнг и называл Боллинген частным убежищем, он принимал много посетителей. Ханс Кун долгое время присматривал за домом, а в поместье Фирцев неподалеку часто останавливались Аниэла Яффе, Мария Луиза фон Франц и Барбара Ханна, а также сами Ханс и Линда Фирц. Все знали, что хозяин использует флаг настроения, чтобы дать понять, готов ли он принять гостей или хочет побыть один. Там часто бывали его жена и дети, а также Антония Вольф. Бром сообщает, что «Боллинген помогал разделять его семейную и внесемейную жизнь. Его жена и семья оставались в Кюснахте, пока он проводил уикенды с Антонией Вольф. Дом будто символизировал его расщепление в браке» (Бром, 1978, с.195). Похожим образом и Бэр заключил, что «Эмма была представлена отдельной башней, а вторая башня представляла Тони и была самодостаточным духовным местом» (с.324). Такая характеристика башен, каждая из которых репрезентировала жену/мать или любовницу/аниму, наводит на мысли, что его скрытая мотивация строительства средней секции в 1956 году заключалась решении проблемы отношений между этими двумя женщинами. С этой точки зрения, Боллинген в его в итоговой форме воссоздает семейный портрет: Юнгом стоит посередине и простирает руки, чтобы обнять обе башни.
Последней женщиной, заботившейся о Юнге в Боллингене, была Рут Бэйли, давнишний друг семьи. Они познакомились в Африке, Рут взяла на себя заботу о нем сразу после смерти Эммы и оставалась с ним до его смерти. «Юнг всегда говорил, что хотел бы умереть в Боллингене, и Рут решила поддержать его в этом». Она подолгу оставалась с ним там, сопровождала его в последний визит весной 1961 года, незадолго до его смерти в июне» (Hannah, с 331).
Юнг гравировал и рисовал в Боллингене образы и надписи, которые были значимы для него. Над выходом он выбил латинскую фразу «Philemonis sacrum – Fausti Poenitentia» (Святилище Филемона – Покаяние Фауста). Согласно мифу, Зевс и Гермес, переодевшись бедными странниками, пришли к дому Филемона и Бавкиды. Эта пара стала единственной семьей, давшей приют неузнанным богам. По мнению Фон Франц (1975), Филемон стал тотемной фигурой Боллингена, потому что он символизировал отношение скромного уважения, необходимое в моменты столкновения с божественными энергиями в человеческой душе. Как отвергнутые боги древних времен, эти божественные энергии недооцениваются эгоистичным миром. Роберт Брук предполагал, что юнговское видение Филемона было предвестником психологического изменения, случившегося с ним. «Когда Юнг проявил большее психическое гостеприимство по отношению к материалу, возникающему из бессознательного, его неопределенность и невротичная европейская тревога уменьшись, и его эго начало более глубокие отношения с Самостью» (1991, с.186). Филемон стал покровительствующим образом Боллингена – места и личного опыта юнговской Самости, целительной энергией, которая сделала его способным преодолеть мучения его собственного раздробленного я.
Он выразил почтение к своим предкам, нарисовав на потолке лоджии эмблемы из фамильных гербов жены, зятя и своей семьи. По словам Фон Франц, на берегу озера Юнг установил небольшой памятник с ивовым венком, посвященный «самому красивому Аттису, который воплотил весеннюю славу жизни» (von Franz, 1975, с.23). В другой раз он выбил образ змеи и поместил его рядом со входом в башню. В 1950 году, работая над темой синхронистичности, он описал видение лица, появившегося на внешней стене первоначальной башни. Когда он обвел его линии, возник меркурианский трикстер.
Юнг никогда не бросал работу с камнем. В 1958 году, в возрасте 83 лет, он выбил образ женщины на коленях, пьющей духовное молоко мифического коня Пегаса (Hannah, 1997, с.341). Яффе пишет, что Юнг считал эту женщину образом его архетипической анимы, которая «возвещает наступающий век Водолея». Потом левее он выбил образ русского медведя, толкающего мяч, и слова «Ursa movet molem», то есть сила, которая движет вещами (Jaffe, 1979, с194). Альдо Каротенуто (1980) предположил, что русский медведь – это скрытый намек на Сабину Шпильрейн, давнюю пациентку Юнга, с которой у него были интимные отношения. Похожим образом, фигура анимы, доящей Пегаса, может быть понята как образ Антонии Вольф. Стоит отметить, что оба изображения найдены на внешних стенах вдали от дома и его внутреннего двора, - видимо, эти две женщины обозначены лишь на периферии его жизни.
Наконец, осталось рассказать последнюю историю – о сиротском камне. Юнг сделал его в 1950 году в память о своем 75-летии как памятник, выражающий для него значение башни. Большой квадратный камень по ошибке доставили для садовой стены. Вместо того чтобы вернуть на каменоломню, Юнг оставил его себе, в духе Филемона, почувствовав, что не может отвергнуть никого из таинственных визитеров, оказывающих у его дверей (Юнг, с.226). На нем он выбил небольшое стихотворение, написанное в XIII веке алхимиком Арнальдо де Вилановой:
Вот лежит камень, он невзрачен,
Цена его до смешного мала.
Но мудрый ценит то,
Чем пренебрегают глупцы. (Юнг, с.222).
Подобная идея выражена в Псалме 118:22: «Камень, который отвергли строители, сделался главою угла: это — от Господа, и есть дивно в очах наших», а также в буддийском коане: «Дао вечно, но у него нет славы. Неотесанный камень, хоть и не стоит ничего, а превосходит величием все под этим небом» (Oakes, 198, с.88).
Юнг говорил перед этим изображением, что он «позволил камню говорить самому за себя». Сперва, увидев очертания глаза в центре, он обвел фигуру Телесфора. Телесфор – это мальчик, спутник Асклепия, греческого бога целительства, которого ассоциируют с кабирами, гномоподобными римскими божествами, которые защищают путников и мореплавателей во время путешествий (Oakes, с. xiv). В соответствии с мифологическими корнями, согласно которым кабиры освещали путь страннику, Юнг вырезал на камне фигуру, держащую фонарь, и сделал надпись по-гречески: «Время – ребенок. … Се Телесфор, что странствует во тьме вселенской и вспыхивает звездой из глубин. Ему ведом путь через врата Гелиосовы, через пределы, где обитают боги сна». (Юнг, с.223).
Юнг заинтересовался образом кабира гораздо раньше, когда использовал его в 1917 году в своем рисунке в Красной книге под названием «Рыцарь с Мечом». Там несколько невысоких фигур в капюшонах собрались у подножия некоей фаллообразной фигуры (Wehr, 1989, с.141). На той стороне камня, что обращена к озеру, Юнг написал на латыни:
«Одинок я в сиротстве своем, но найти меня можно всюду.
Я един, но сам себе противопоставлен.
Я и старец, и отрок.
Не знаю я ни отца, ни матери.
Ибо извекли меня подобно рыбе из глубин,
Или же пал я на землю, будто камень небесный.
По горам и лесам странствую я, но скрыт я во человеках.
Для каждого я смертен, но не подвластен времени переменам» (Юнг, с.223).
Одна сторона камня осталась чистой, под покровом разросшихся рядом кустов. В автобиографии Юнг писал, что он часто думал о том, чтобы написать там французскую фразу: «Le Cri de Merlin» (Юнг, с.223). Фон Франц писала, что Юнг иногда чувствовал себя современным Мерлином, который «после того, как язычество перестало цениться, ушел из мира людей, спрятался в лесах. Но его крики можно до сих пор слышать, хотя уже никто не может понять или интерпретировать их» (von Franz, 1975, с.279-80). Когда Сиротский камень был завершен, Юнг сказал Мауд Оукс: «Мне не надо было писать никаких книг, все есть в этом камне» (Oaks, 1987, с.88). Он поместил его с наружной стороны башни в качестве памятника.
Стоящая на берегу озера башня Юнга была не просто загородным домом. Это был целительный теменос, в котором он исповедовал тот самый мистицизм, из-за которого он был изгнан из психоаналитического сообщества. Башня, построенная из камня, оказалась очень изменчивой. Она росла органически, как коралловый риф, который строит сам себя. Теодор Циолковский описал Юнга как мистика-гравера, а его башню - как доказательство мощной связи Юнга с камнем. Кроме того, «центральная позиция, которую камни занимают в его мыслях: философский камень или lapis philosophorum, или камень как символ единой Самости… образуют целый каменный карьер, в котором можно добыть массу информации» в Собрании сочинений (1998, c.133).
Боллинген был Юнговским святилищем, в котором он мог развивать свою собственную теорию психологии, ту, что основывается не на различении Эго и Ид, а на мистерии человеческой души, стремящееся к восстановлению изначальной целостности. Мартин Лютер «до него в 1593 году пережил в Виттербергской башне то, что теологи называют Turmerlebnis («опыт башни»), а годы, проведенные Юнгом в стенах башни в следовании за своими внутренними образами, были самыми плодотворными в его жизни и исследованиях» (Ziolkowski, 1998, с.19). Это было там, писал он, где «я достиг своего конечного знания» (Юнг, с.196). Башня была местом, где он мог быть собой, «тем, чем я был, есть и буду. Она давала мне ощущение, будто я переродился в камне…» (Юнг, с.221).
Даже последний сон Юнга был о камне. Буквально в последние дни перед смертью в 1961 году, в возрасте 86 лет, он увидел во сне большой белый камень. На камне была надпись: «Это будет знак тебе о целостности и единственности» (Hannah, 1997, с.347). Упокоенный на фамильном кладбище в Кюснахте, его могильный камень несет ту же латинскую фразу, которую Юнг впервые выбил и поместил прямо внутри входа в первоначальную башню и над дверями его дома в Кюснахте: «VOCATOS ATQUE NON VOCATUS DEUS ADERIT” (Зван или нет, Бог является).
Литература
1. Bachelard, Gaston (1958) The Poetics of Space. Boston, Beacon Press.
2. Bennet, E.A. (1985). Meetings With Jung. Daimon, Zurich.
3. Breger, Louis (2000) Freud: Darkness in the Midst of Vision. New York, John Wiley & Sons.
4. Brome, Vincent (1978) Jung. New York, Atheneum
5. Brooke, R. (1991) Jung and Phenomenology. London, Routledge.
6. Carotenuto, Aldo (1980) A Secret Symmetry: Sabina Spielrein Between Jung and Freud. London, Routledge & Kegan Paul.
7. Casement, Ann (2001) Carl Gustav Jung. London, Sage Publications.
8. Cooper Marcus, Clare (1995) House as a Mirror of Self. Berkeley, CA, Conari Press.
9. Crowhurst-Lennard, Suzanne H. (1979) Explorations in the Meaning of Architecture. Woodstock, NY, Gondolier Press
10. Dunne, Claire (2000) Carl Jung: Wounded Healer of the Soul. New York, Parabola Books.
11. Hall, Nor (1999) "Architecture of Intimacy". Spring: A Journal of Archetype and Culture, #60, p. 13-26
12. Giegerich, Wolfgang (2004) "The End of Meaning and the Birth of Man: An Essay about the State Reached in the History of Consciousness and an Analysis of C.G. Jung"s Psychology Project,” Journal of Jungian Theory and Practice, Vol. 6, #1, 2004, p. 1-65).
13. Hannah, Barbara (1997) Jung: His Life and Work. Wilmette, Illinois, Chiron Publications.
14. Hauke, Christopher (2003) “Jung and the Postmodern.” Proceedings from the 15th International Congress for Analytical Psychology: Cambridge. Einsiedeln, Daimon Verlag, p. 690-700.
15. Hayman, Ronald (1999) A Life of Jung. New York, W.W. Norton & Company Hildebrand, Grant (1999) The Origins of Architectural Pleasure. Berkely, University of California Press.
16. Jaffe, Aniela: (1979) C.G. Jung: Word and Image. Bollingen Series XCVII, Princeton, New Jersey, Princeton University Press.
17. (1971) From the Life and Work of C.G. Jung. New York, Harper Colophon Books.
18. Jung, C.G: (1963) Memories, Dreams, Reflections. Recorded and edited by Aniela Jaffe. London, Collins, Routledge & Kegan Paul.
19. (1965) Memories, Dreams, Reflections. Recorded and edited by Aniela Jaffe. New York: Vintage Books.
20. (1964) Man and His Symbols. New York, Doubleday & Company.
21. Kerr, John (1993) A Most Dangerous Method: The Story of Jung, Freud, and Sabina Spielrein. New York, Alfred A. Knopf.
22. Lobell, Mimi (1977) "Spatial Archetypes". Quadrant, Volume 10, 2, p. 5-44.
23. Lyndon, Donlyn & Moore, Charles W. (1994) Chambers for a Memory Place. Cambridge, Massachusetts. The MIT Press
24. McGuire, William: (1982) Bollingen: An Adventure in Collecting the Past. Princeton, New Jersey, Princeton University Press.
25. (1988) The Freud/Jung Letters, Cambridge, Massachusetts, Harvard University Press.
26. McLynn, Frank (1996) Carl Gustav Jung. New York, St Martin"s Griffin.
27. Mogenson, Greg (1999) "Psyche"s Archetypes". Journal of Analytical Psychology, 44, p.125-33.
28. Oakes, Maud (1987) The Stone Speaks. Wilmette, Illinois, Chiron Publications.
29. Rosen, David (1996) The Tao of Jung. NewYork, Penguin Books.
30. Reid, Jane Cabot (2001) Jung, My Mother and I. Einsiedeln, Daimon Verlag.
31. Sabini, Meredith (2000) “Bones in the Cave: Phylogenetic Foundations of Analytical Psychology,” Journal of Jungian Theory and Practice, Fall, Volume 2, p. 17-33.
32. Smith, Robert C. (1996) The Wounded Jung. Evanston, Illinois, Northwestern University Press.
33. Sielgelman, Ellen Y. (1987). "The Tower as Artifact and Symbol in Jung and Yeats", Psychological Perspectives, 18, 1, p. 52-69.
34. Stein, Murray: (1985) Jung"s Treatment of Christianity. Wilmette, Illinois, Chiron
35. Stevens, Anthony (1990) On Jung. Princeton, Princeton University Press.
36. (1998) Jung"s Map of the Soul. Chicago, Open Court.
37. Stern, Paul, J. (1976) C G Jung: The Haunted Prophet. NY, NY, Dell Publishing.
38. van der Post, Laurens (1977) Jung and the Story of Our Time. NY, Random House.
39. von Franz, Marie-Louise (1975) C.G.Jung: His Myth In Our Time. Boston, Toronto, Little Brown & Company.
40. Wehr, Gerhard: (1971) Portrait of Jung: An Illustrated Biography. New York, Herder & Herder.
41. (1985) Jung: A Biography. Shambala, Boston.
42. (1989) An Illustrated Biography of CG Jung. Boston, MA, Shambala.
43. Ziolkowski, Theodore (1998) The View From the Tower: Origins on an Antimodernist Image. Princeton, NJ. Princeton University Press.
Комментарий переводчика
Опираясь на воспоминания Юнга, авторы статьи прослеживают связь Башни – фаз строительства, структуры, символизма – с этапами развития личности, разворачиванием индивидуальности, индивидуацией автора и, вслед за ним, вообще человеческой личности. Архитектуру вообще принято ставить в ряд моделей-образов, на которые человек (человечество) проецирует собственные внутренние содержания. Вероятно, исключительная жизненная важность архитектуры – это и наше убежище, и святилище, и многое другое, - подталкивают к тому, чтобы проецировать на ее самые важные универсалии нашего внутреннего мира.
В таком проецировании неизбежно проявляется архетипическая – и в каком-то смысле архитектурная структура нашего восприятия. Эти два понятия, называющие две сферы человеческого мира, - «архитектура» и «архетипическое», имеют общий корень, чье значение отсылает к идее изначальности. Они оба словно обозначают два полярных аспекта человеческого бытия как одного целостного феномена. Архитектура представляет материальный, объективно представленный полюс, а архетипическое – идеальный, субъективно переживаемый. Человек может черпать энергию и вдохновение для трансформации из совмещения, встречи этих полюсов. На этом принципе основывается целительный эффект различных видов арт-терапии, песочной терапии. Именно объективируя внутренние содержания, находя (создавая) им соответствия в материальном, трехмерном физическом мире, человек углубляет процесс самопознания, находит опору своим переживаниям, соединяет символическое творчество души с буквальными выражениями (творчеством своих рук, своего тела), в материи видит отражение психики, которая иначе затрудняется понять саму себя. С этой точки зрения, архитектура в одном из своих аспектов – это, если можно так выразиться, групповая аналитическая арт-терапия человечества, его отдельных культур и эпох. Разнообразие архитектурных памятников-шедевров и образцов рядового и массового, профессионального и любительского строительства отражает для настоящего и запечатлевает для будущего разнообразие душевных метаний и духовных исканий архитекторов, заказчиков, владельцев, обитателей, посетителей.
Возможно, трудно увидеть прямое сходство между процессом на строительной площадке и созданием композиций в песочном лотке в кабинете аналитического психолога, практикующего сэндплей. Но достаточно взглянуть на фотографии Юнга в фартуке каменщика и прочитать его воспоминания о процессе строительства Боллингена, чтобы почувствовать глубинное единство этих процессов созидания. Архитектурные сооружения традиционно соотносят одновременно и с образом человека, и с образом мира, в них микро- и макрокосм соединяются. Характеристики архитектуры совпадают с характеристиками физического мира, когда мы в нем ориентируемся: верх и низ, глубина и цвет, освещенность и акустика – включены все сенсорные системы человека. Включено и душевное, личностное восприятие: нам уютно в помещении или мы чувствуем себя подавленными его стенами и убранством, наш настрой неодинаков в церкви, офисном здании, зале супермаркета или дворе хрущобы. Поэтому образы архитектурных объектов справедливо являются хорошим подсобным средством для понимания личностных процессов и состояний. Например, по образу нарисованного домика судят о развитии, эмоциональном состоянии и патологиях личности (тест ДДЧ). Именно образы архитектурного характера послужили Юнгу первыми воплощениями представлений о структуре личности, разных ее слоев: чем глубже в подвал – тем дальше в бессознательное. В шутку и всерьез зонирование современного дома по функциям может напоминать распределение эрогенных зон, выделенных Фрейдом в теории сексуального развития (кухня – оральная зона, санузел – анальная, гостиная – фаллическая, спальня – генитальная).
Для аналитического психолога интересно осмысливать архитектурные образы в сновидениях клиентов: здания (уютные и разрушенные, общежития и частные дома, храмы и заводы, комнаты и подъезды) и городские пространства (площади, пустыри, улицы, переулки, метро). Занимаясь амплификацией в исследовании образов, отражающих уникальный внутренний ландшафт, интерьер, диспозицию, мы часто сталкиваемся с образами сказочных и мифологических архобъектов: это избушки на курьих ножках и пещеры, дворцы и юрты. Возможно, неслучайно интерьерный дизайн стал востребован примерно в те же годы, когда в обществе была признана ценность индивидуальности и право человека на личное пространство. Примерно в одно время стали множиться и процветать телепрограммы и журналы о дизайне и ремонте квартир - и психологическом самопознании.
Вступая в отношения с архитектурой, человек вступает в двустороннее взаимодействие, становится частью общей с ней системы, где он – ее элемент, определяющий личностный смысл всей системы. Универсализированные же смыслы уровня объективной психики проявляются в том, что названо пространственными архетипическими образами, или пространственными архетипами, как их именовала Мими Лобелл в статье «Пространственные архетипы» (журнал Quadrant, 1977) (перевод статьи на русский язык готовится). Архитектура и аналитическая психология на этом уровне занимаются одним: изучением структурности пространства – внешнего и внутреннего.
1. Грейсленд, г.Мемфис, штат Теннеси (США) – поместье Элвиса Пресли. (Здесь и далее – прим.переводчика)
2. Маунт-Вернон, штат Вирджиния (США) – поместье Джорджа Вашингтона.
3. Здесь и далее цитаты и номера страниц по: К.Г. Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления. – Мн.: ООО «Харвест», 2003.
4. Около 213 кв.м.
5. 1,83 м и 0,6 м соответственно.