1. Теории преступности
Теория уголовно-статистического регулирования уровня преступности исходит из предположения, согласно которому рост преступности в ряде высокоразвитых стран происходит за счет большей социальной активности населения, повышения его чувствительности к преступлениям, желания сообщать о преступлении в полицию. В результате сокращается «темная цифра» преступности, уменьшается число скрытых преступлений и соответственно возрастает число зарегистрированных полицией преступлений.
Теория возможностей впервые была сформулирована на конгрессе ООН по борьбе с преступностью и правонарушениями в 1988 г. Согласно этой теории высокий уровень жизни в ряде стран Западной Европы и США сопряжен с ростом возможностей для совершения отдельных видов преступлений.
Демографическая теория связана с теорией молодежной субкультуры. В период интенсивного социально-экономического развития подростки и молодежь, находясь в психологической и социальной зависимости от взрослых, в то же время воспринимаются окружающими вследствие своих чисто физических данных как взрослые. На самом же деле молодые люди, не являясь таковыми, исповедуют свои идеалы в спорте, музыке, в других сферах жизни, нередко противопоставляя себя окружающим. Взрослые утрачивают контроль над подростками, что в определенной мере способствует преступности среди этой группы населения.
Авторы теории лишений считают, что в настоящее время в мире происходят коренные изменения ценностных ориентации граждан. При резком улучшении уровня жизни одних слоев населения происходит обнищание других. Возможность осуществления жизненных планов за счет честного труда, повышения профессионального уровня не оправдывается. Престижными становятся должности и места работы, приносящие нетрудовые доходы. Несбыточные желания законным путем разрешить свои проблемы толкают определенную часть граждан на совершение противоправных действий.
Теория аномии – синномии объясняет рост преступности в период социальных и экономических изменений как результат столкновения между собой различных групп с различным статусом развития. В идеале такие конфликты должны разрешаться бесконфликтно. Такие процессы современного общества, как индустриализация, урбанизация, информатизация и т.п., существенно изменяют образ жизни людей, особенности их поведения. Эти процессы могут в ряде неблагоприятных ситуаций привести к аномии, т.е. дезинтеграции ценностей, социальной дезорганизации и возникновению молодежных субкультур. Противоречия между традиционными и прогрессивными нормами и образцами поведения в изменяющемся обществе могут спровоцировать конфликты, которые не должны ни подавляться, ни разрешаться насильственным путем. Конфликтующие ценности должны быть социально интегрированы и скоординированы. Такой мирный процесс, ведущий к социальной сплоченности, консенсусу ценностей и к общим нормам, это и есть “синномия”, но она требует серьезных усилий для ее достижения.
Теория «прирожденного преступника», согласно которой преступниками не становятся, а рождаются. Чезаре Ломброзо объявил преступление естественным явлением, подобным рождению или смерти. Сопоставляя антропометрические данные преступников с тщательными сравнительными исследованиями их патологической анатомии, физиологии и психологии, Ломброзо выдвинул тезис о преступнике как особом антропологическом типе, развитый им затем в цельную теорию. Он пришел к выводу, что преступник – это дегенерат, отставший в своем развитии от развития человечества. Он не может затормаживать свое преступное поведение, поэтому наилучшая стратегия общества в отношении такого «прирожденного преступника» – избавиться от него, лишая свободы или жизни.
2. Уголовная политика
В уголовно-правовой теории считается приемлемым понятие, которое объединяет все виды деятельности, содержанием которых является противодействие преступности — законотворческую (совершенствование уголовного законодательства); уголовно-судебную (признание виновными и наказание лиц, совершивших преступления); уголовно-исполнительную (исполнение обвинительных приговоров судов); деятельность по ресоциализации лиц, отбывших уголовное наказание; меры профилактики преступлений, именовать «уголовная политика» в широком смысле. Все названные виды деятельности сведены воедино под именем «уголовная политика» по признаку общей для них всех цели — противодействие преступности.
Спорить здесь, кажется, не с чем — все эти направления действительно имеют одну и ту же названную выше цель. Однако нельзя не обратить внимание и на ряд обстоятельств, свидетельствующих о специфичности каждого из этих направлений деятельности.
Во-первых, они различны по содержанию.
Во-вторых, осуществляются разными субъектами: одни из этих видов деятельности могут реализовать только государственные органы, другие — и государственные органы, и общественные организации, третьи — даже отдельные граждане.
В-третьих, некоторые из названных субъектов, хотя и являются государственными органами, относятся к разным ветвям власти: уголовно-правовое нормотворчество, как известно, осуществляется Государственной Думой РФ; применение норм УК РФ — судами общей юрисдикции; исполнение обвинительных приговоров судов — уголовно-исполнительной системой Министерства юстиции и МВД РФ. Между тем меры по ресоциализации лиц, отбывших уголовное наказание, как и меры по профилактике преступлений, осуществляются не только государственными органами, но также общественными организациями и объединениями, трудовыми коллективами и отдельными гражданами.
В-четвертых, и это весьма важно, хотя и обусловлено вышесказанным, — разные субъекты такой деятельности выполняют ее специфическими методами: уголовно-правовое нормотворчество осуществляется методами криминализации (запрета) наиболее общественно опасных деяний, декриминализации деяний, переставших быть общественно опасными, и пенализации; дознание и предварительное расследование — методом принуждения; правосудие по уголовным делам — методом устрашения; уголовно-исполнительная деятельность — методами убеждения, внушения; комплексными методами — принуждения, устрашения и убеждения (внушения) осуществляются меры по ресоциализации лиц, отбывших уголовное наказание, и профилактике преступлений.
В-пятых, при оценке состояния и тенденций преступности в стране или отдельном регионе объединение всех мер, направленных на противодействие преступности, единым понятием «уголовная политика» затруднительно определить «слабое» звено во всей цепи субъектов, задействованных в этой деятельности. В случае отсутствия успехов традиционно делается никого и ни к чему не обязывающий вывод о непродуктивности уголовной политики, о необходимости ее совершенствования, улучшения и т.п. И наоборот, при позитивных результатах на их авторство претендуют все участники процесса.
Кроме того, подобные общие оценки не позволяют осуществлять продуктивное стратегическое планирование и оперативное решение проблем материально-технического, интеллектуального обеспечения, подготовки кадров, другие организационные вопросы применительно к каждому специфическому роду деятельности по противодействию преступности.
Более продуктивной, хотя и недостаточно последовательной, представляется позиция А.И. Коробеева, А.В. Усса, Ю.В. Голика, которые, не возражая против того, чтобы направление деятельности государства по противодействию преступности именовать уголовной политикой, вместе с тем предлагают различать в ее структуре в качестве составных частей уголовно-правовую, уголовно-процессуальную, уголовно-исполнительную и криминологическую политику.
Сходную позицию занимал Г.М. Миньковский, по мнению которого можно говорить о политике борьбы с преступностью (об уголовной политике в широком смысле слова) на трех уровнях: концептуальном, законодательном, правоприменительном.
С практической точки зрения обобщенное (широкое) определение направления деятельности по противодействию преступности обезличивает субъектов такой деятельности, поэтому при неблагоприятных оценках состояния и тенденций преступности ответственными назначаются все, а конкретно — никто (иногда — стрелочники).
Становится затруднительным, а чаще всего невозможным выяснить, плохое ли у нас уголовное законодательство или практика его применения, система исполнения уголовных наказаний либо система профилактики преступлений. При этом выводы о плохом уголовном законодательстве легко парируются законотворцами утверждением о неудовлетворительной практике применения замечательных (по их мнению) уголовных законов правоприменителями. Так же законодатель и суды для оправдания недостатков своей деятельности имеют в резерве тезис о несовершенстве уголовно-исполнительной системы. Защищаясь, сотрудники последней жалуются на несовершенство законодательства и практику его применения судами. В результате попытки выявить слабое звено в системе противодействия преступности заканчиваются хождением по кругу, выйти из которого весьма затруднительно.
Сказанное позволяет сделать вывод о том, что политику, именуемую уголовной в широком понимании, целесообразно определять как политику по противодействию преступности. В рамках этой политики следует различать следующие ее виды: уголовную (политика в сфере уголовно-правового нормотворчества), уголовно-правоприменительную (политика в сфере применения уголовного законодательства судами), уголовно-исполнительную (политику в сфере исполнения обвинительных приговоров судов), а также криминологическую (в сферах ресоциализации лиц, отбывших уголовное наказание и применения иных мер профилактики преступлений).
3. Соотношения материального и процессуального права
Многие юридические явления с точки зрения дихотомии «материальное — процессуальное» имеют двойственную природу. Так, судебное решение выступает важнейшим завершающим процессуально-правовым актом и одновременно является в материально-правовом значении юридическим фактом. Общеизвестна материально-процессуальная сущность иска в праве. Явление оценки доказательств в процессуальном праве теснейшим образом переплетается с нормами материального права.
В уголовно-правовых отраслях подчеркивается особая актуальность изучения соотношения предметов правового регулирования уголовного и процессуального законов, способов обратного воздействия уголовно-процессуальных нормативных предписаний на нормы уголовного права, динамического взаимодействия данных отраслей в таких точках соприкосновения, как юридическая квалификация деяния, придание новому закону обратной силы процессуальными средствами, последствия признания уголовного закона не соответствующим Конституции РФ и иных. При этом выдвигается позиция о существовании смешанных уголовно-правовых и процессуальных институтов.
Одним из центральных вопросов дискуссии вокруг проблемы соотношения материального и процессуального права является понимание самого процессуального права, юридического процесса. Данное соотношение в праве базируется на двух достаточно противоположных методологических подходах в юриспруденции, которые условно определяются как «широкая» и «узкая» трактовка природы юридического процесса. Широкой подход в понимании процессуального права основывается на исходной методологической установке об его соотношении с материальным правом посредством философских категорий «содержание» и «форма». Узкое понимание процессуальной составляющей в системе права апеллирует к собственной специфике юридической материи, традициям в правовой науке и практике, ссылаясь на недопустимость объединения в рамках одного понятия совершенно различных по своей природе явлений: с одной стороны, процессуальной деятельности в рамках судопроизводства, с другой стороны, юридических процедур, имеющих место в иных видах правоприменительной деятельности.
При всей привлекательности для общей теории права идеи единого общего юридического процесса, вбирающего в себя все виды процессов и процедур в праве, следует все же поддержать точку зрения сторонников «узкого» понимания юридического процесса. Представляется, что юридический процесс и регламентирующие его виды соответствующие отрасли процессуального права имеют иную природу, нежели юридические процедуры, составляющие форму осуществления таких видов правоприменительной деятельности, как государственная регистрация сделок с недвижимостью, нотариальное удостоверение, регистрация юридических лиц, налоговое администрирование и др. Основное отличие между юридическим процессом и юридической процедурой можно свести к трем важнейшим моментам — степени сложности, комплексности как самого их содержания, так и формам юридического выражения (закрепления во вне), субъекту осуществления и собственно их цели.
Попытка расширения понятия процессуального права неизбежно вызывает ряд трудностей в четком его структурно-содержательном определении в системе права. В качестве негативного последствия широкой трактовки юридического процесса имеет место размывание отраслей процессуального права, растворение их отчасти и в отраслях материально-правового характера. Смешение понятий «процедура» и «процесс», на наш взгляд, обоснованно критикуется в юридической литературе.
Представители «узкого», традиционного понимания юридического процесса, признавая факт существенного влияния материального права на процессуальное, приспособления процессуальных предписаний к материальным нормам права, указывают на неточность упрощенного понимания процессуального права как некой производной формы реализации материального права. При этом исследователи справедливо указывают на неточность использования философской парной конструкции «содержание — форма» применительно к оценке соотношения и взаимосвязи материального и процессуального права. Так, Л.А. Грось критически оценивает возможность методологического рассмотрения материального и процессуального права с помощью философских категорий «содержание» и «форма». В качестве основного довода указывается на то обстоятельство, что далеко не все нормы материального права реализуются при участии процессуального права.
Сторонники широкого понимания включают в состав процессуального права наряду с собственно процессуальными отраслями также и ряд процедурных норм, в т.ч. предписания, регулирующие деятельность нотариата, органов регистрации актов гражданского состояния, социального обеспечения и др. Действительно, при сопоставлении процессуально регламентированной деятельности суда и правоприменительной деятельности иных органов государственной власти можно провести определенные параллели и зафиксировать некоторые общие черты. Однако возникает закономерный вопрос: насколько эти черты позволяют вести речь о тождественности природы рассматриваемых явлений и не нивелируются ли тем самым более важные признаки различия между познаваемыми объектами?
При ответе на данный вопрос позиция представителей «узкой» трактовки процессуального права заметно выигрывает как в содержательно-теоретическом, так и в сугубо прикладном, научно-практическом плане. Так, А.Т. Боннер весьма убедительно отмечал недопустимость упрощенного понимания сходства процедурных и процессуальных норм в виде их единства на практике и теоретического обобщения в рамках одной понятийной конструкции «процессуальное право», а также неточность и неполноту трактовки понимаемого в таком виде процессуального права, как формы, производной от материально-правового содержания. В частности, ученый подчеркивал на примере гражданского процессуального права необходимость учета следующих обстоятельств: «Более правильно рассматривать процессуальное право в качестве формы осуществления субъективного материального права в случае действительного пли предполагаемого его нарушения либо угрозы такого нарушения. Исходя из этого нельзя безоговорочно согласиться и с определением соотношения гражданского права, и процесса как формы и содержания. Прежде всего, субъективные права и обязанности по общему правилу осуществляются добровольно, без какого-либо вмешательства государственных органов. При известных обстоятельствах гражданский процесс действительно может оказаться формой, т.е. установленным законом порядком осуществления субъективного материального права. Однако отношения процессуального и материального права гораздо более сложные и многообразные. Между этими двумя самостоятельными правовыми явлениями можно проследить и другие формы диалектических связей, например, условия и обусловленного, причины и следствия и др.».
Другими словами, реализация норм материального права далеко не всегда требует своего оформления в виде определенной процессуальной формы, что весьма характерно для осуществления права в форме добровольного соблюдения, исполнения и использования. Данный факт уже не соответствует императивной философской установке о неразрывности содержания и формы. Кроме того, не вполне верна отсылка сторонников широкого понимания процессуального права и к обстоятельству о потребности реализации части материальных норм в рамках отдельных процедур. В данном случае речь идет уже не о предписаниях, регламентирующих сложную системную процессуальную деятельность специализированного органа государственной власти — суда, а о процедурных нормах, вкрапленных в содержание ряда отраслей материального права, которые не обладают необходимым уровнем системной организации (не объединены в относительно самостоятельные отрасли процессуального права) и в структурносодержательном плане представляют собой обособленные институты или субинституты права.
Раскрывая общетеоретическое видение соотношения материального и процессуального в праве, целесообразно учитывать следующий немаловажный момент. Как справедливо отмечал Р.Е. Гукасян, необходимо видеть разницу между соотношением материального и процессуального на уровне отраслей права и правовых норм. С подобной позицией соглашается и С.Л. Кондратьева, указывая на нетождественность указанных двух уровней рассмотрения проблемы. В целом взаимодействие материальных и процессуальных отраслей права имеет сложный, системный и действительно диалектически неразрывный характер. В отношении же взаимосвязи отдельных норм материального и процессуального права подобного не наблюдается. В данном случае имеет место ситуация, в которой, «…нормы процессуального права при соответствующих условиях порождают субъективные процессуальные права, которые не находятся с материальными субъективными правами в соотношении формы и содержания, а представляют собой самостоятельные правовые явления, связь которых с материальной отраслью права опосредована отраслью процессуального права, структурным элементом которой является данная процессуальная норма».
Таким образом, современная отечественная общая теория права, содержащая ставшее аксиоматичным положение о подразделении системы права на материальную и процессуальную составляющие, не имеет в должной степени развитого и непротиворечивого учения о единстве и диалектической взаимосвязи данных системных блоков, несмотря на наличие целого ряда обстоятельных специально-отраслевых юридических исследований. Конечно, и представители отдельных отраслевых юридических наук далеки от единодушия в трактовке обозначенных в настоящей статье вопросов, но даже при отдаленном рассмотрении вполне очевидна большая тщательность и степень проработанности ряда аспектов взаимосвязи материального и процессуального права именно в отраслевой юридической литературе.
4. Соотношение норм уголовного и административного законодательства
Административное право— это отрасль права, регулирующая общественные отношения в сфере государственного управления. Его предмет составляют управленческие отношения, возникающие, изменяющиеся и прекращающиеся в связи с практической реализацией исполнительной власти государства. Особенности отношений, составляющих предмет административного права, состоят в следующем:
· Они возникают, развиваются и прекращаются в сфере государственного регулирования социально-экономической и общественно-политической жизни;
· Опосредуют закрепленную в Конституции РФ государственную политику признания, соблюдения и защиты прав и свобод человека гражданина, создания условий для достойной жизни и свободного развития личности;
· Составляют содержание особого вида государственной деятельности по практической реализации исполнительной власти (государственно-управленческой деятельности);
· Выражают приоритет публично-правовых интересов в регулируемой сфере и соответствующих им государственно-правовых средств воз действия на общественные связи.
Уголовное право представляет собой отрасль права, регулирующую общественные отношения, связанные с преступностью и наказуемостью деяний. Термин «уголовный» происходит от слова голова. Головником в Древней Руси именовался убийца, а само убийство называлось головщиной. Поэтому первоначально термин «уголовный» означал «нечто, имеющее отношение к убитому, к жертве убийства», и лишь со временем значение этого слова сместилось с фигуры потерпевшего на преступника и стало употребляться применительно не только к убийству, но и к другим особо опасным деяниям, за совершение которых предполагалось «отвечать головой» — то есть преступлениям. Уголовное право имеет свои специфические задачи и предмет регулирования. К числу задач, стоящих перед уголовным правом РФ, относятся;
· Охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и безопасности, окружающей среды и конституционного строя Российской Федерации;
· Обеспечение мира и безопасности человечества;
· Предупреждение преступлений.
Таким образом, предметом уголовного права являются общественные отношения, возникающие в связи с совершением лицом преступления и применением к нему наказания.
Сравнительная характеристика отраслей административного и уголовного права была бы неполной без рассмотрения особенностей метода их правового регулирования. Метод административного (или уголовного) права образует определенная совокупность правовых средств или способов воздействия отрасли на общественные отношения, составляющие предмет ее регулирования. Особенности метода административного права заключается в следующем
· Оно характеризуется правовыми средствами, рассчитанными на отношения власти — подчинения, то есть с участием неравноправных сторон;
· Выражается в правовых средствах распорядительного типа, то есть в предписаниях и запретах, адресуемых другой стороне;
· Предполагает односторонность волеизъявления одного из участников, которое юридически властно, а потому имеет решающее значение.
Метод уголовного права основан на следующих правовых принципах.
· Принцип законности, означающий, что лицо, совершившее преступление, должно понести наказание в пределах и размерах, предусмотренных Уголовным кодексом (УК РФ). Иными словами, воспроизводится классическая формула мирового уголовного законодательства: «нет преступления и нет наказания без прямого указания на то в законе». Не допускается применение уголовного закона по аналогии, то есть в случаях, прямо не предусмотренных законодательством.
· Принцип равенства граждан перед уголовный законом, конкретизирующий закрепленный в статье 19 Конституции РФ принцип равенства всех перед законом и судом. Лицо, совершившее преступление, подлежит уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, религиозных убеждений и т. п. Единственным критерием при решении вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности является наличие в совершенном им деянии признаков состава преступления.
· Принцип вины, состоящий в субъективном вменении и личном характере уголовной ответственности. Субъективное вменение означает привлечение лица к уголовной ответственности лишь за виновное причинение им вреда. Личный характер уголовной ответственности состоит в том, что лицо несет ответственность только за то деяние, которое само совершило.
· Принцип справедливости, заключающийся в соответствии уголовного наказания и иных мер уголовно-правового воздействия на лицо, совершившее преступление, характеру и степени общественной опасности его деяния, обстоятельствам и личности виновного. Кроме того, часть 2 статьи 6 УК РФ воспроизводит конституционный принцип части 1 статьи 50 Конституции РФ о том, что никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление.
· Принцип гуманизма, проявляющийся в уголовном праве в двух аспектах: во-первых, в установлении наиболее строгих наказаний за тяжкие и особо тяжкие преступления; и во-вторых, в защите прав и интересов лица, совершившего преступление, наказывая которого, государство не мстит ему за совершенное преступление, а преследует лишь цели восстановления социальной справедливости и решения задачи предупреждения новых преступлений.