Яков Гельфандбейн
Рессета – река, приток Жиздры. Берёт начало из болота Болонь, неподалеку от железнодорожной станции Ботогово, северо-восточнее Брянска, и впадает в реку Жиздра в 134 км. от истока. Рессета часто растекается по лесу болотинами и просто лужами. Подходы к воде плохие. Река очень сильно петляет, часто упирается в правый коренной берег со смешанным лесом, в таких местах отличный подход к воде. Глубина у берега здесь сразу больше метра. Течение местами сильное. Вдоль берегов заросли кустарника, местами дубовые рощи. Леса вплотную подступают к реке. Сосновые боры часто чередуются с дубравами. Леса по берегам тянутся до с. Хотьково, затем перед впадением в Жиздру отступают. По берегам – заросшие окопы мощной линии обороны времен Великой Отечественной, по рассказам местных жителей, тут легко найти оружие и останки бойцов. В древние времена леса по Рессете входили в «засечную черту» - систему оборонительных сооружений, применявшуюся с XIII века.
В октябре 1941-го Рессета стала ареной сражения, ставшего одним из самых кровавых сражений войны, результат которого привел, в итоге, к задержке блицкрига вермахта и его последующему разгрому под Москвой. Рессета стала братской могилой почти ста тысяч советских воинов 50-й армии, погибших, но самой смертью своей победивших. К сожалению, это сражение долго замалчивалось, и даже сегодня, после опубликования первой статьи «Трагедия 50-й армии» семь лет назад, о нем мало что известно.
Только в последнее время, благодаря усилиям группы энтузиастов – Алексея Жемчугова, Екатерины Вороненко – сотрудников Объединенного института ядерных исследований в Дубне и директора Кимрского краеведческого музея Владимира Покудина, стали известны доклады командиров частей и соединений, представленные после выхода из окружения и содержащие оценки безвозвратно понесенных потерь. Это и дало возможность опубликовать их в настоящей работе. Однако, как справедливо отмечает Алексей Жемчугов, в общее число безвозвратных потерь включались и те, кто мог выйти из окружения на других участках фронта, что делает рассматриваемое число приведенных потерь несколько завышенным.
В 1983 году в урочище Кресты на берегах реки Рессета была учреждена мемориальная зона и установлен памятник воинам 50-й армии – два семиметровых стальных штыка с охватывающей, символизирующей разрываемую ленту окружения, надписью: «Товарищ, помни по какой земле ты идешь, на каких стоишь берегах. Здесь, на реке Рессете, в урочище Кресты, на Лихом болоте в октябре 1941 года приняли неравный бой с фашистами защитники Родины.
От жестокого огня горел песок, плавился металл. Рессета потемнела от крови, стонала земля, устланная телами павших. А оставшиеся в живых бесстрашным ударом прорвали смертельное кольцо и пронесли знамя 50-й армии к победе над врагом».
Сегодня «благодарные потомки» прострелили памятник в нескольких местах и разломали памятную доску.
А тогда гитлеровское командование продолжало подготовку для наступления на Москву. Против правого крыла войск Брянского фронта противник развернул 2-ю армию в составе одиннадцати дивизий. Закончив сосредоточение и развертывание, немецкие войска перешли в наступление. 30 сентября 1941 года. 2-я танковая группа, прорвав фронт обороны 13-й армии, устремилась на Орел, а частью сил - на Карачев. 2 октября перешла в наступление 2-я армия, наносившая главный удар по войскам 50-й армии. После мощной артподготовки, продолжавшейся около трех часов, фашисты густыми цепями пошли в атаку.
Храбро сражались соединения и части армии, но под ударами превосходящих сил врага фронт их обороны был прорван. Дивизии с тяжелыми боями отходили на восток, сдерживая фашистов на выгодных рубежах. Обстановка в полосе 50-й армии с каждым днем ухудшалась. 6 октября 47-й моторизованный корпус 2-й танковой группы Гудериана занял Карачев. 43-й армейский корпус, обойдя Брянск с севера и продвигаясь на Карачев, стремился соединиться с частями 47-го моторизованного корпуса немцев и завершить окружение войск Брянского фронта. В сложившейся обстановке, сдерживая противника на выгодных рубежах с флангов и фронта, нанося ему ощутимые потери, войска 50-й армии, двигались к реке Рессета.
Стрелковая дивизия по штату 1940г. состояла из трех стрелковых, двух артиллерийских полков, противотанкового и зенитного дивизионов, отдельных батальонов (саперного, связи, разведки) и тыловых подразделений. В состав армии входило также два артполка противотанковой обороны, два корпусных артполка, зенитный дивизион. Сила немалая. Однако на деле имело место отступление от действующих штатов. Самым серьезным из них было включение в состав стрелковой дивизии не двух, а одного артиллерийского полка урезанного состава и с частично устаревшим вооружением. Именно так обстояло дело и с 260-й стрелковой дивизией.
В целом 50-я армия была хорошо укомплектована личным составом, но не хватало автоматов, почти не имелось танков, зенитных средств, не хватало автотранспорта и средств связи. Армия в результате наступления немцев вынуждена была развернуть свой правый фланг, прикрываясь с севера и северо-востока. В ночь на 8 октября части 50-й армии по приказу начали отход на новый рубеж. К этому времени она была полностью отсечена от остальных войск Брянского фронта. На севере, западе, юго-востоке и востоке был враг. Вражеские передовые отряды заняли все важные населенные пункты, перекрестки дорог, железнодорожные станции и разъезды. Стало ясно, что пробиваться надо на восток – по кратчайшему пути. Но дороги на восток перерезаны, а кругом множество непроходимых болот, рек и речушек, затягивающихся льдом. Сплошной фронт отсутствовал, и наши части стремились просочиться через промежутки боевых порядков противника. С 9 октября прекратилось снабжение армии продовольствием и боеприпасами. А противник, стремясь не выпустить 50-ю армию из окружения, начал срочно выдвигать к реке Рессета части усиления, в том числе танковую дивизию. Здесь уже были пехотная, танковая дивизии и полк «Великая Германия», по мощи не уступавший дивизии. 50-я армия втягивалась в мешок, где маневр наших частей был ограничен до предела. Подразделения 154-й дивизии, выполняя приказ об отходе на северо-восток, столкнулись с противником, завязался бой. 10 октября наши войска продвинулись на несколько километров. Однако сопротивление немцев нарастало, и командование принимает решение на прорыв силами двух стрелковых полков, усиленных дивизионом гвардейских минометов («катюш») и двумя артполками, которые получили задачу захватить узел дорог у Гутовского лесозавода. С утра 11 октября после артподготовки и залпа «катюш» был достигнут некоторый успех, но на реке Катогоща группировка была контратакована танками и пехотой и отошла на исходный рубеж.
Однако к этому времени удалось захватить деревню Чистяково и Гутовский лесозавод. Сюда были брошены саперный батальон и артиллерийский дивизион с задачей закрепиться и построить мост через р. Рессету. К середине дня 13 октября основные части дивизии переправились через реку, однако мост был непрочным, и переправить тяжелые машины и дивизион «катюш» не удалось. Немцы обнаружили переправу, открыли артиллерийский и минометный огонь по ней и бросили сюда до батальона пехоты. Отбив противника, части 154-й дивизии устремились вперед. Утром 11 октября 260-я стрелковая дивизия, почти полностью потеряв, как боевую единицу, попавший накануне в засаду противника 839-й артполк и сбив заслон противника, устремилась к Хвастовичам, где встретила упорное сопротивление врага, пытавшегося не допустить переправы через р. Рессета. Бой длился два дня. Под сильным артиллерийским и минометным огнем, непрерывной бомбежкой, насквозь промокшие, отощавшие от недоедания, израненные но сильные ненавистью к врагу, наши воины чуть ли не в рукопашной схватке прорвались к реке и форсировали ее. Прорыв дался ценой больших потерь.
В этот день погода стояла хмурая, с морозным, пронизывающим ветром, с неба, как слезы, лились струи дождя вперемешку с зарядами снега, словно оплакивая тысячи погибших и погибающих ежесекундно солдат. Вода в Рессете стала буро-красная от крови. В воздухе стоял непрерывный гул от разрывов снарядов, мин и гранат, воя авиабомб и падающих в пике вражеских самолетов, пулеметной и оружейной стрельбы, человеческого крика, воя, стонов, просьб о помощи, многоголосого "ура". Дым от сгоревшего пороха смешался с землей, поднятой тысячами ног и разрывов, застилая и разъедая глаза, сдавливая дыхание до хрипоты. Даже сегодня здесь находят участки земли, насквозь пропитанные кровью.
Но впереди вновь был противник. Дивизия резко меняет направление на северо-восточное и берет курс на Белев. После отчаянного боя 17 октября дивизия прорывает фронт, 20 и 21 октября переправляется через р. Ока у Белева, а 23 октября сосредотачивается в районе Арсеньево.
«Должен отметить, – писал участник октябрьских боев 1941 г., ветеран 269-й дивизии В.С. Грибачев, – что в этих боях старшие командиры проявили твердость управления, непоколебимое желание пробиться; командиры среднего и младшего звена, а также красноармейцы – высокое понимание долга, выносливость, личное мужество, массовый героизм. В целом же дивизией за две недели этого изнурительного похода был нанесен серьезный урон противнику: враг потерял более 2000 человек убитыми, большое количество автомашин, мотоциклов, орудий и минометов. Обстановка иной раз до того тяжело складывалась, что даже саперный батальон, батальон связи, не говоря уже о разведывательных подразделениях, занимали самостоятельные участки обороны». Но и дивизия понесла ощутимые потери. К Белеву вышли лишь 674 человека с четырьмя пулеметами, и вследствие невосполнимых потерь 17 ноября 1941 г. дивизия была расформирована. Из 299-й дивизии вышли 825 человек с 26 пулеметами, двумя минометами и четырьмя гаубицами. Из состава 258-й дивизии к Туле вышли 634 человека и без артиллерии. Из 290-й стрелковой дивизии вышло 2119 человек. Уцелевшие части 260-й дивизии понесли громадные потери, и 17 ноября 1941 г. она была расформирована. Остатки рассеянного в засаде 839-го артиллерийского полка дивизии (4.8.41-17.11.41) были обращены на укомплектование 827 гап 290 сд.
Здесь, у Рессеты, 50-я армия фактически лишилась командования. Тяжело были ранены ее командующий М.П. Петров и начальник политотдела А.Г. Журавлев, погибли член Военного совета Н.А. Шляпин и многие работники штаба.
16.11.1941 года командир 260-й дивизии объявил приказ командующего 50-й армией о слиянии дивизии с 290-й дивизией. «Тов. бойцы, командиры и политработники 260-й стрелковой дивизии, - писал он, - мы с вами можем гордо и смело посмотреть на свое прошлое, у нас есть о чем и чем отчитаться перед нашей любимой родиной в этой Великой Отечественной войне, у нас есть с вами свои собственные боевые традиции. Однако это не все. Перед нами стоят большие, сложные и ответственные задачи. Враг еще не разбит и силен. Он напрягает последние усилия в своей предсмертной агонии, старается любыми средствами добиться победы над нами. Борьба продолжается. Мы не сомневаемся, что победа будет за нами». «Расставаясь с вами и передавая вас в состав 290-й СД, я уверен, что вы примете все усилия к тому, чтобы устранить существующие еще недочеты, повысите качество своей боевой способности, будете по-прежнему также преданы своей любимой родине и самоотверженно, умело и с честью ее защищать, сохраняя славные боевые традиции 260-й СД. Множьте отряды героев, множьте отряды отважных бойцов, к этому призывает нас Родина, к этому призывает нас великий Сталин. Вливаясь в 290-ю стрелковую дивизию не забывайте, что последняя так-же внесла немало боевых подвигов в славную историю нашей борьбы. История боевого пути и боевых традиций 290 стрелковой дивизии – это история 260 стрелковой дивизии, история Красной Армии, история ее побед над гитлеровскими бандами. Смелей сражайтесь за Родину. Победа будет за нами».
Этот приказ – крик души, «Прощание славянки», прощание человека с родным и самым близким. Побежденные таких приказов не издают. Да, все слова приказа правильны – дивизия героически сражалась и, героически погибая, героически победила. В дни написания приказа меня уже не было в дивизии, я был на формировании нового артполка 45-й дивизии в Воронеже и уже через месяц был ранен в бою под Курском (г.Тим).
Рессета... Это трагедия. Но поредевшая, сильная духом 50-я армия вырвалась из окружения и продолжала сражаться. Командование 50-й армией принял генерал-майор А.Н. Ермаков, членом Военного совета стал бригадный комиссар К.Л. Сорокин, а начальником штаба армии – полковник Н.Е. Аргунов. В связи с выходом в конце октября 1941 г. второй танковой группы противника к Туле, Ставка ВГК возложила на 50-ю армию оборону города. Ее усилиями, совместными с усилиями Тульского рабочего полка, удалось отразить все попытки танковой армии Гудериана сходу войти в город и задержать дальнейшее наступление немцев на Москву. Противник был вынужден идти в обход, на Венев и Каширу, по снегу и бездорожью. В те суровые дни Тула выстояла. Враг не смог захватить город. За мужество и героизм, проявленные при обороне, город был награжден званием "город-герой".
Вот так выглядели дивизии 50-й армии на 23 октября 1941г.:31-я кавалерийская имела 699 сабель и 10 орудий; 173-я стрелковая в составе двух полков – 62-й стрелковый полк имел две роты, а 63-й полк – пять рот, всего 250 человек, 173-й дивизион подчинили 1005-му полку 279-й стрелковой дивизии – 843 человека; 258-я стрелковая в составе 634 человек без артиллерии; 154-я стрелковая в составе 1930 человек с 4 орудиями; 299-я стрелковая имела 825 человек и четыре орудия; 217-я стрелковая имела 1428 человек, 8 76-мм пушек и три гаубицы; 290-я дивизия в составе 2119 человек была переброшена к Туле. Кроме того, здесь были еще 151-й артиллерийский полк с одним орудием – 105 человек, 5-й отдельный саперный батальон – 220 человек. На 1 ноября 260 СД имела 690 человек и еще две недели вела бои за Тулу, причем, достаточно ожесточенные - на момент слияния с 290 СД в составе дивизии оставалось около 400 человек. При этом за время боев в Туле дивизия пополнялась.
Небезынтересно отметить, что немецкому командованию настолько хотелось одержать победу над Красной Армией, что скоро желаемое оно стало выдавать за действительное. Вот почему, когда 3 октября 4-я немецкая танковая дивизия генерала Лемельзена захватила Орел, в тот же вечер Гитлер выступил по радио и хвастливо объявил, что русские окончательно разбиты, что войска Брянского фронта окружены и полностью уничтожены. 18 октября с очередным враньем выступил Геббельс. Он объявил, что окруженные войска 50-й армии капитулировали. Гудериан в своих мемуарах тоже утверждает, что 17 октября 50-я армия капитулировала. Но, несмотря на весь трагизм положения, дело обстояло совсем не так. 17 октября дивизии 50-й армии нанесли удар по 53-му армейскому корпусу врага и прорвали фронт, а 20 октября наши части подходили уже к Оке. И хотя после выхода из окружения в 50-й армии осталось 10 процентов людей и 2,4 процента орудий и минометов, части 50-й армии заняли оборонительный рубеж по р. Оке, севернее оборонявшихся здесь дивизий 28-й армии. Грозное и трудное для страны было время, но мы выстояли. И кровь павших стучится в наше сердце.
А сегодня из всего состава дивизии остался я один.
Вечная память героям Великой войны!
Солдаты помнят Рессету
З.В. Зубков
В ночь на 5 октября с марша наши полки разгромили кавалерию и моточасти гитлеровцев под Ивотом и развернулись фронтом на Запад. Враг через день вышел к станции Фаянсовая и Людиново, грозя ударом в спину. Он захватил Орёл, Карачев, Орджаникидзеград.
В октябре перед нами легла Рессета. Никто из солдат, оставшихся в живых солдат 290-й, не забыл это слово. Рессета легла перед нами как страшный рубеж. Слово «окружение» жуткое, но смутное до тех пор, вдруг стало «жестокой явью, более жестокой, чем все пережитое с июня. Война сгустила тут до предела свои ужасы и от каждого потребовала – «Решай!»
Кто знает Рессету, тот знает: выбор был мал и беспощадно огромен – смерть солдата или жизнь предателя...И впервые тут мы увидели тех, кто не нашёл в себе силы с честью сделать сой выбор. Их были единицы, но они были те, кто поверил, что в горьком дыму, вставшем над Родиной, померкли их звёзды. Презренные имена их стёрлись в памяти бойцов прежде, чем разошлись круги над винтовками, которые эти предатели бросили в тёмную воду Рессеты.
Рессету солдаты 290-й помнят!
Километрах в пятидесяти к северо-востоку от Брянска, там, где кончаются его тёмные болотистые леса и начинаются леса светлые и сухие, лежит песчаная плешинка, с десятком сёл на крутых берегах, изрезанных оврагами. С юга и востока плешину эту охватывает полукольцом река Рессета. Узка она тут и ничтожно мелка, но широки и гибельно топки болота, родившие её. На плешинку эту, на бугры, в большие села Буяновичи, Хвастовичи, к Лихому болоту перед Рессетой и вышли пасмурным утром 13 октября наши полки.
Дальше путей не было.
Болото впереди, направо – болото, влево, к северу – бугры, а на буграх – другие большие сёла: Пеневичи, Слободка, а в сёлах тех – пьяный от побед враг. Его свежие пехотные дивизии были спешно выброшены к Рессете ещё 10 октября – ждали нас.
Путей вперёд не было.
А через железную дорогу Москва – Брянск в неширокую брешь на перегоне Батагово–Берёзовка, оставленную гитлеровскими войсками – 43 армейского корпуса, текли и текли наши измученные подразделения: батальоны, дивизионы, штабы, медсанбаты. Они текли беспрепятственно. Враг знал: впереди Рессета...
К полудню 13 октября на голом Лихом болоте скопилось столько людей, повозок, автомашин, пушек, тягачей, что пройти можно было только пробираясь под животами коней, под дышлами бричек или щелями между машинами. Болотная земля прогибалась под ногами, как парусина, под колёсами она лопалась с глухим выдохом. Пушки, подводы ложились брюхом на прихваченную морозцем ржавую, затоптанную жёсткую траву, и вытащить их было нельзя, и тащить их было некуда.
Переправы не было!
Каждые пять минут в реку, туда, где ещё виднелись остатки бревенчатого моста, пачками ложились снаряды. А переправы не было! Под ураганным артиллерийским огнём противника сапёры строили переправу. Из водоворота у реки вырывались потоки людей и машин и устремлялись прочь, на бугры – под огонь танков. Машины вспыхивали. Мёртвые оставались. Живые текли вниз, к Рессете. Кто забыл это?
Сто вариантов собственной смерти увидел тут каждый. А кого и когда устраивал хоть один? Нет, Рессету солдаты 290-й помнят!
К полудню 13 октября не стало полков, батарей, батальонов. Всё перепуталось. Под вечер отошли наши цепи, оборонявшие Хвастовичи, Нехочи, Буяновичи.
Под вечер с бугров потекли к Рессете раненые. Ими были переполнены медпункты. Раненые и больные лежали на машинах, на повозках, на тропинках у реки, на снежной простыне в чахлом осиннике. Сёстры метались над ними, как чайки. Прекрасные, мужественные девушки в серых шинелях! Сколько видели их глаза, сколько вынесли они! Сколько вместило их сердце!
В слепой злобе ревел фашистский снаряд. Падал! И от всего – от надежд и великого сердца – оставалась только воронка. Она дымилась недолго, потом земля впитывала кровь. Земля и кровь были русские...
Под вечер фашисты ударили из пушек по всему Лихому болоту. Снаряды клали не густо. Фашисты готовились к последнему удару, они словно говорили нам: «Видишь, Иван, мы кругом! Думай, Иван, и решай.» Обстрел усилился. А мы уже давно всё решили!
Ночь пришла страшная. Разъединила нас холодной темнотой в час, когда мы больше всего нуждались во взгляде, в слове товарища, в твёрдом голосе командира. А она оставила каждого наедине со своими думами. Сидели у машин, у подвод, в ямках. Молчали. На кашель, на лязг, на скрип отвечал из Заречных кустов вражеский пулемёт. С бугров чугунно отзывалось орудие. Вспыхивал беззвучный сине-белый ослепительный огонь, и затем ужасный треск рвал сердце.
Из тьмы появлялась фигура, склонялась к сидящим, всматривалась в лица, вполголоса бросала: «За мной!». Уходили к реке. Истекал час, и за рекой вспыхивала автоматная трескотня, её заглушали гулкие, холодные голоса крупнокалиберных пулемётов, низко загорались ракеты, и на болото с бугров налетал артиллерийский шквал. Река кипела.
14 октября показалось солнце, холодные его лучи кололи глаза. На Лихое болото прилетели самолёты врага, деловито по очереди они высыпали бомбы на остатки переправы и ушли, просматривая Рессету вниз по течению. Один самолёт остался. Приглушив мотор, лётчик кричал в рупор: Иван, сдавайся! И швырял листовки. Немцы ждали час, а затем осенний ветер принёс на Лихое болото... похоронную музыку! Она текла из оврагов и лощин, где за вражескими танками стояли громкоговорители.
«Уж лучше бы снаряды и пули!» – с отчаянием, с ненавистью думала я. Такие же мысли читала в глазах остальных. Снаряд и пуля рождали ответную ярость. А эта кладбищенская нудь смертным холодом лилась к сердцу, сжимала спазмами горло.
Чем мучительнее жёг нас враг, тем чище, тем крепче становилась наша любовь к Родине, тем страшнее делалась наша ненависть к врагу. Сознание бессмертия нашего правого дела рождало у солдат и командиров мужество, пределов которому мы сами не знали. И тогда мы решили пробиваться. Мы пошли самым тяжёлым путём – к Москве! Комиссар дивизии Лаврентьев поднял вверх почерневшее, как земля лицо и, не увидев неба сквозь дым, не вздохнул, а крепче стиснул тяжёлые челюсти, сказал:
– По четыре становись! Взять раненых!
Глуховатый голос его придавил на миг все звуки вокруг и был услышан всеми.
От вражеского орудийного грома качнулась земля и оделась в дым. И потом всё стонало в дыму. Падали сосны. Горело железо. А наши колонны шли. Дорогу прокладывал штык. И здесь я узнала: если в сердце есть огонь, он может спалить всё.
В ночь на 25 октября мы вошли в Тулу. Дошли не все. Но сколько бы нас не осталось, мы были дивизией, сохранив её Знамя.
Я погиб в сорок первом
Иван Тришкин, с. Кудрявец
Чтож так долго идете
Вы тропою лесной?
Здесь, я! Здесь! На болоте
Под зеленой сосной.
Baм всего-то и надо
Влажный мох приподнять.
Мне ж такая отрада,
Я устал здесь лежать!
…Круг замкнулся.
Под вечер обвязали кольцом.
Взяли армию в клещи,
На болоте Лихом
В бой вступил на рассвете,
С трехлинейкой в руке.
На лесной, неприметной,
Незавидной реке.
Слева - Боев поселок.
Справа - Лютый ручей.
Я вцепился в пригорок.
Снег огня горячей.
Снег руками хватаю,
Раздираю их в кровь.
Божью мать вспоминаю
В день Великий Покров.
Жду "В атаку!" команду.
Воздух легкими пью.
Смерть, строкой автоматной
Жнёт добычу свою.
Вон она! На опушке.
Хлопотать принялась.
Расчехлила ствол пушки.
Смотрит в "цейсы" на нас.
Смерть сегодня при деле.
И, крути не крути,
До намеченной цели
Разве мертвым дойти!
Ввысь ракета взметнется.
Закипит смертный бой,
Жизнь струной оборвется
На поляне лесной.
Я погиб от осколка,
В сорок первом году.
Прикрывая со взводом
Реку Рессету.
Закричат отдаленно
В Бога! В мать! Перемать!
Мне ж с моим батальоном
Здесь навеки лежать.
Не уйдет похоронка
В мой, родительский дом.
Не дождется девчонка
В платьице голубом.
Ни креста, ни могилы,
А с кого теперь спрос?
Лишь пригорок обильно
Сон-травою порос.
Вот уж семьдесят лет
На крутом берегу,
Как в тот давний рассвет
Я в атаку бегу.
Для родных, для друзей
Я без вести пропал.
Приходите скорей!
Я лежать здесь устал.
Что ж так долго идете
Вы тропою лесной?
Здесь я! Здесь! На болоте.
Под зеленой сосной.