Вскоре маэстро Паваротти пригласил его участвовать в качестве гостя в одной из телепрограмм, где они должны были выступить дуэтом. Приглашение поступило среди ночи. Амос уже крепко спал, когда громкий телефонный звонок внезапно заставил его подскочить в постели; голос на том конце провода произнес: «Добрый вечер, это Лучано Паваротти…» Поначалу, еще не проснувшись окончательно, Амос подумал, что его разыгрывают, но потом он все-таки узнал тембр голоса самого великого тенора в мире, который невозможно было спутать ни с каким другим, и ему оставалось лишь поверить в чудо, что происходило с ним в данный момент… Всего каких-то пару лет назад он пытался приблизиться к маэстро после концерта, чтобы пожать ему руку и сказать несколько добрых слов, но у него ничего не получилось – охрана просто не подпустила его.
И вот теперь все стало возможным – но почему, по какой причине?! Он постоянно задавался этим вопросом, а тем временем продолжал двигаться вперед, не обращая внимания ни на усталость, ни на внезапную смену образа жизни, ни на грубый отрыв от того, к чему он привык за целую жизнь.
В начале октября дискографическая компания предоставила ему студию в Болонье, чтобы он смог записать свой новый альбом. Амос искренне беспокоился за выбор песен. Он понимал, что совершенно необходимо найти хотя бы одну композицию, которая бы сразу поразила сердца слушателей, ведь если этот альбом не будет иметь успеха, то все, чего он добился, окажется бессмысленным, и его достижения рассыплются в прах. Но у дискографического бизнеса свои сроки, и их следует соблюдать, так что ему оставалось лишь записывать альбом и терпеливо ждать, надеясь на лучшее.
|
|
Как оказалось, сюрпризы на этом не закончились. В середине декабря Амоса пригласили участвовать в рождественском концерте в Ватикане, в зале Нерви. Для него это было огромной честью и самым настоящим признанием – выступать в таком месте, бок о бок с самыми знаменитыми артистами из разных стран мира. Амос постарался выложиться до предела, и публика в переполненном зале приняла его в высшей степени тепло.
Спустя несколько дней Амос и Элена уехали в Стокгольм, где ему предстояло принять участие в новогоднем концерте. Это был поистине незабываемый опыт. Проблемы начались сразу же на выходе из аэропорта, по причине трудностей с общением: Амос тогда еще неважно владел английским, а те, кто его пригласил, не знали ни слова по-итальянски. Даже самые простые вещи оказались сложными, несмотря на то что все были чрезвычайно любезны и добры. Кроме того, на улице стоял полярный мороз, и Амос переживал за здоровье жены, которая к тому времени была на седьмом месяце беременности. Он думал об Италии, о своих друзьях, вместе праздновавших Новый год, и ему было грустно и одиноко, как никогда раньше, – настолько, что в день концерта он заперся в гримерной и чуть не расплакался; но потом ему стало стыдно за свою слабость, он взял себя в руки и вышел на сцену – правда, в этот момент он больше напоминал приговоренного к смертной казни, нежели многообещающего артиста.
В Италию он вернулся счастливый, словно школяр, и сразу принялся за работу. Приближался фестиваль, и Амосу снова предстояло пройти через этот риск, даже вопреки собственному желанию. Песня, которую он уже записал, была, вне всякого сомнения, интересной, выходящей за рамки традиционных канонов и моды, но при этом, по его мнению, уж чересчур рафинированной, чересчур элегантной; ей явно не хватало взрывной силы, столь необходимой в таких обстоятельствах, где все решается за пять минут. «Эта песня, – говорил он Микеле и Катерине, – была бы хороша для долгоиграющего конкурса, а не для такого короткого…»
|
|
«Ничего лучшего у нас нет, – отвечали те. – Композиция действительно прекрасная, ты должен верить в это и защищать ее изо всех сил. И потом, у нас нет возможности сидеть и ждать – мы не можем упускать такую возможность…»
Амосу пришлось смириться. Он решил, что все, вероятно, происходит так, как нужно, и бессмысленно стремиться против течения. Лучше двигаться с попутным ветром и стараться избегать аварий и инцидентов. Так он и сделал.
В Сан-Ремо он отправился дождливым и холодным февральским утром, на специально присланной за ним в Поджончино машине. Все так же, как и в прошлом году, – с той разницей, что на этот раз он поехал без жены. Элена решила остаться дома, потому что боялась случайно родить в больнице, где она никого не знает. Амосу, конечно, хотелось взять ее с собой: по его расчетам, они успевали съездить и вернуться обратно до радостного события, но он не стал настаивать. Он только попросил жену не рисковать и ни в коем случае не оставаться ни на минуту одной. Потом он уехал.
Пребывание в Сан-Ремо с самого начала оказалось приятным и менее утомительным, чем ожидалось. Рядом были Адриано, Пьерпаоло, молодой музыкант, с которым они очень сдружились, и его родители. Амос выступал вечером 21 февраля. Он очень старался, но явно был не таким сосредоточенным, как раньше; кроме того, песня – и он это прекрасно знал – была не из тех, что мгновенно завоевывают публику. Поэтому в результате голосования она не попала даже в первую десятку. Произошло то, чего Амос так боялся.
|
|
Первое место по результатам предварительного голосования заняла одна молодая певица, которую тоже продюсировал Микеле. Амосу были хорошо известны последствия такой ситуации: теперь Микеле бросит все свои силы на новый проект, а его отодвинет в сторону. Это было ужасно. Все могло рухнуть в любой момент, превратиться в ничто, и тогда ему придется начинать все сначала, к вящей радости сплетников, которым временно пришлось прикусить языки после его победы на фестивале в прошлом году. Сколько ужасных вещей будут про него говорить! С улыбкой на губах злопыхатели станут подавать голос: «А я ведь говорил, что у него никогда ничего не выйдет, в прошлый раз ему просто подфартило…» Все эти мысли роились в голове Амоса и лишали его покоя, а Микеле тем временем действительно почти не показывался. Ситуация в самом деле становилась критической; Амос был расстроен, но не опустил руки – бойцовский дух не оставил его. С другой стороны, что он мог поделать, разве только попытаться исправить ситуацию?
Он ушел к себе в номер и попросил, чтобы его не беспокоили ни под каким видом. Ему необходимо было отдохнуть, ни о чем не думая, чтобы заново обрести покой. Что бы ему посоветовал Этторе? Неужели все вернется на круги своя? Почему так невыносимо тяжело проигрывать? Он так и уснул, погруженный в мрачные мысли.
Внезапно его разбудил какой-то шум; он подскочил и услышал голос матери. «Зачем они меня разбудили?» Он был раздражен и даже хотел сказать что-нибудь резкое, но вдруг вновь услышал, как мама говорит ему: «Он родился, родился! Все хорошо!»
Амос вскочил с кровати. «Успокойся, говорю тебе, все в порядке! Элена чувствует себя хорошо. А ты отдыхай и ни о чем не думай. Прости, я просто должна была сказать тебе сразу». Она поцеловала сына и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Амосу не удавалось снова уснуть. Непрерывный поток мыслей захлестывал его мозг: на свет появился новый человечек, который станет теперь жить у него дома, – каким же будет этот ребенок? Впервые это пробудило в нем любопытство. Он чувствовал, что не в силах ждать окончания фестиваля, чтобы познакомиться со своим сыном; кроме того, он испытывал угрызения совести от того, что его не было рядом с женой в такой важный для супружеской пары момент. Кто знает, как Элене пришлось страдать и как ей не хватало его, а ведь она привыкла, что он все время рядом…
Вдруг он вспомнил про фестиваль, и у него сжалось сердце: его положение в классификации исполнителей было поистине трагическим. Хорошо же он выглядит – теперь, когда ему следовало бы почтить рождение своего первого сына самым лучшим результатом! Его охватила глубокая печаль, и горе тому, кто попробовал бы сказать ему, что он должен быть доволен и что это радостное событие стоит любой победы на фестивале… Ах, как фальшивы подобные разговоры! Отец должен служить примером для своего ребенка, должен бороться и побеждать: в каждом деле следует выкладываться на все сто, быть для своих близких образцом справедливости и морали, – только в этом случае победа одного человека становится общей победой.
Между тем как раз из этих соображений следовало прекратить предаваться ненужным размышлениям и сосредоточить все свои силы на текущих обязанностях. Пытаясь казаться спокойным, Амос подготовился и вышел на сцену, как в первый вечер, исполненным добрых намерений.
К сожалению, это никак не улучшило его положение в классификации исполнителей. Он сидел за столиком в ресторане со своими родителями, когда принесли результаты голосования. У него немедленно пропал аппетит – он больше не мог проглотить ни кусочка. Тогда он обратился к отцу: «Я должен поехать к Элене. У меня два свободных дня, и я не останусь здесь…»
Синьор Барди сразу же понял, что ничто не заставит его сына передумать. Вообще-то, это желание было абсолютно законным, и он вызвался проводить сына в больницу Вольтерры, где рожала Элена и где ей предстояло пробыть еще несколько дней.
За все путешествие Амос не произнес ни слова. Им владело легкое беспокойство, и он не в силах был справиться с ним. Он боялся, что не полюбит своего сына, что останется равнодушным при первом физическом контакте с этим новорожденным существом, и мучился от мысли, что расстроит этим Элену, к которой испытывал сейчас совершенно новое чувство нежности и благодарности.
Когда он перешагнул порог палаты, где между двух кроватей стояла маленькая люлька, у него громко заколотилось сердце. Он глубоко вздохнул, как делал всегда перед выходом на сцену, и вошел внутрь. Ему было ясно, отчего так сильно бьется сердце, но он не мог справиться с этим.
Он подошел к постели Элены и робко обнял ее, словно боялся сделать больно. Жена вдруг показалась ему невероятно хрупкой. Он спросил, как она себя чувствует, а потом вспомнил о ребенке и, изображая интерес, которого на самом деле не испытывал, подошел к люльке и осторожно нащупал в ней новорожденного. Малыш тихо спал. Страх разбудить его мог послужить Амосу прекрасным предлогом, чтобы отложить первый контакт, но странное любопытство победило все его колебания. Он протянул руки и с осторожностью, на которую даже не считал себя способным, поднял сына и прижал к груди.
Сладковатый запах новорожденного, слабый, но отчетливый, достиг его ноздрей, заполняя все вокруг. Амос глубоко вдохнул этот незнакомый доселе аромат и впервые в жизни почувствовал своеобразное опьянение; он прикоснулся губами к щечкам малыша, а когда наконец решился что-то сказать, вдруг обнаружил, что они с женой остались в маленькой больничной палате вдвоем. Все остальные вышли, чтобы дать ему свободно выразить свои эмоции – ощущения, которые в семейном кругу считаются самыми интимными, самыми глубокими и незабываемыми.
В эти короткие мгновения он понял, что новое чувство, новая форма любви глубоко пустила корни в его сердце. Это произошло ошеломляюще стремительно, и теперь он чувствовал себя другим человеком, вновь завоевавшим в собственных глазах способность делать значительные вещи. Теперь это маленькое и беззащитное существо находилось для Амоса на самой вершине иерархической лестницы, а он был его отцом и без колебаний отдал бы за него жизнь.
Главврач разрешил ему остаться с Эленой на ночь, и Амос был бесконечно благодарен за это одолжение. Он попрощался с отцом и с малышом на груди растянулся на свободной постели, пообещав жене, что уложит сына в люльку, прежде чем уснуть. Но спать не хотелось, да и малыш, казалось, вслушивался в биение его сердца. Новое чувство, глубокое и таинственное, овладело им в эти мгновения, и с каждым движением и криком ребенка оно становилось все сильнее и сильнее. Рядом спала женщина, которая подарила жизнь его сыну, а он, Амос, теперь стал отцом. Эта мысль вдруг показалась ему чем-то настолько грандиозным и сложным, что с трудом помещалась в голове; между тем это было именно так. Он думал и нежно гладил личико своего ангелочка и маленькое тельце, словно пытаясь навсегда впитать в себя каждую черту крошечного создания. Он нашептывал ему бессмысленные, но полные чувства слова, пока малыш не уснул. Тогда Амос, охваченный волнением, стараясь не двигаться, чтобы не разбудить его, медленно стал складывать в уме стихи, в которых отразились все ощущения и мысли этих незабываемых часов:
Словно великан, гордый и счастливый,
Обнимаю я своего малыша,
И его нежное тельце,
Хрупкое и трепещущее, как птичка,
Прижимается к моей груди.
Он лежит тихо и спокойно,
Он уже почти уснул,
И на мгновение моя судьба
Вдруг кажется мне прекрасным сном.
И тут я вижу себя стариком,
Покорно сидящим у камина
И, будто ребенок, в тревоге ждущим,
Когда настанет вечер
И вернется сын, чтобы подарить мне улыбку.
Словно волшебный дар —
Каждое его слово, нежность и ласка,
И бесконечна радость от его объятий…
Потом виденье это исчезает,
Но я понимаю, что душа моя похищена
Этим новорожденным младенцем,
Чья жизнь для меня бесценна…
На несколько часов Амос напрочь позабыл о фестивале, о проблемах, связанных с карьерой и собственным будущим: необъяснимое чувство благодарности к целому миру и пьянящий восторг полностью поглотили его. Он тихонько поднялся с постели и принялся медленно прогуливаться по палате с малышом на руках.
«Есть на свете человек, которому я обязан всем тем, что знаю и умею, человек, научивший меня, что лучше делать, чем говорить, что лучше сомневаться, чем быть непоколебимо уверенным в чем-либо, что важнее пытаться быть кем-то, нежели что-то иметь. Я дам своему сыну его имя – Этторе; так я буду всегда помнить о нем, когда его самого уже не будет».
Счастливый, что ему пришла в голову эта идея, которую наверняка поддержит и Элена, он подошел к люльке и опустил туда малыша. Потом лег и постарался уснуть, чтобы отдохнуть в преддверии обратной поездки и грядущих тяжелых дней.
XXXII
Рано утром Амос уехал обратно в Сан-Ремо. Ему было невероятно грустно покидать Элену и сына, но долг превыше всего.
В день финала он чувствовал себя великолепно, был в прекрасной форме и ощущал необходимое спокойствие, чтобы выступить на уровне. Зрители тем временем постепенно оценили его песню. Его выступление приняли очень тепло, так что и положение Амоса в классификации значительно улучшилось, однако выше четвертого места он все равно не поднялся. Он был жестоко разочарован: фактически это можно было рассматривать как знак неуклонного падения. Но что тут поделаешь? Необходимо было взять себя в руки и по-прежнему отдавать делу всего себя. Теперь ему предстояло растить ребенка, который со временем наверняка последует примеру своего отца, поэтому ему нужно было удвоить собственные усилия.
Таким образом, не забывая и об учебе, Амос посвятил себя продвижению своего нового альбома, отправившись вместе с Карло в нескончаемое турне по Европе, во время которого у него не было ни минуты отдыха. Ему приходилось бороться с постоянной усталостью и скукой от вечных ожиданий в аэропортах и гримерках теле– и радиостудий. Элена с ребенком ждали его дома, и она, казалось, понимала всю необходимость этих разъездов, несмотря на то что из-за них она оставалась совсем одна.
В октябре они вместе отправились в длительные гастроли по Бельгии, Голландии, Германии, Франции и Испании. Концерты проходили весьма необычно: большой оркестр сначала играл симфонические произведения, а затем аккомпанировал исполнителям, выступающим в разнообразных музыкальных жанрах. Публике в этих странах очень нравились такие концерты, и каждый вечер их ждали переполненные залы.
Дискографической компании Амоса каким-то образом удалось включить его в этот удивительный проект, и – к удивлению Амоса – после первых же концертов его альбом стал разлетаться с бешеным успехом во всех странах, где проходили его гастроли.
Так в жизни Амоса начался период тяжелейшей работы, когда он был вынужден проводить в разъездах около трехсот дней в году. Правда, результаты этих усилий оказались просто невероятными; мы бы, конечно, не осмелились приводить их здесь, если бы речь не шла об абсолютно правдивой истории, на изложение которой потратили целые реки чернил журналисты всего мира.
Вскоре альбом Амоса стали буквально сметать с прилавков. В Германии производители компакт-дисков однажды были вынуждены работать все выходные, чтобы удовлетворить нескончаемые запросы покупателей – по их утверждению, доселе беспрецедентные. То же самое произошло во Франции спустя два месяца, а потом и в Америке, где до этого момента барьер, возведенный перед неанглоязычными исполнителями, казался практически непреодолимым.
Что же случилось? Этим вопросом задавались все вокруг, включая Микеле, который, не теряя времени, вновь с головой погрузился в проект Амоса. На сей раз он отдал ему все свои силы, забросив все, чем занимался до этого, и полностью сосредоточившись на карьере певца, с каждым днем все больше похожей на прекрасную сказку. Амос взлетел на самые вершины хит-парадов всего мира, причем как в популярной, так и в классической музыке. Теперь его буквально разрывали на части: дискография настойчиво призывала его к продвижению своего альбома, а концертные залы и театры неустанно требовали выступлений, предлагая космические гонорары, отказываться от которых было все сложнее, тем более Амосу, до последнего времени считавшему себя простым деревенским парнем, едва сводящим концы с концами, чтобы содержать семью…
И все же, невзирая на атмосферу окружающей эйфории, оглушительного успеха и внезапно изменившихся финансовых обстоятельств, он пытался не слишком меняться сам и по возможности не менять свой образ жизни. В его сердце по-прежнему главенствовали родные и друзья, а также все его земляки – те, кто ждал его возвращения с фестиваля с огромным плакатом: «Амос, спасибо за то, что заставил всех встать в Сан-Ремо!» Этого ему никогда не забыть.
Путешествуя по всему миру, он старался повсюду демонстрировать скромность, естественность, сдержанность и несгибаемость характера, свойственные истинным жителям Тосканы. Возможно, именно эти качества делали его привлекательным в глазах Отца Небесного. Так же как и в глазах президента США, который лично пригласил его выступить перед ним. Кто знает? Амос сам частенько задавался этим вопросом, но не мог найти ответ, который бы отличался от того ироничного и в то же время благочестивого ответа, который он давал журналистам: «Будь что будет, на все воля Божья».
Время летело стремительно, и события – одно невероятнее другого – сменяли друг друга с бешеной скоростью. События эти были настолько поразительными, что описывать их и рассчитывать на то, что читатель безоговорочно в них поверит, практически невозможно. Как бы то ни было, резко изменившийся образ жизни и растущее количество дел привели к тому, что Амосу пришлось призадуматься о переезде в более удобное для его передвижений место. Покупка нового, первого по-настоящему принадлежащего ему дома решала также проблему инвестиций его первых заработков. После длительных и непростых поисков он решил купить красивую виллу на границе с Версилией, в двух шагах от моря, в окружении Апуанских Альп – этого неподражаемого природного шедевра. Помимо всего прочего, там он мог наконец спастись от аллергии, преследовавшей его с времен ранней юности.
В этот же период Элена забеременела во второй раз. Родился мальчик, которого назвали Андреа. На этот раз Амосу удалось быть рядом с женой в радостный момент рождения сына, и этот новый опыт – такой болезненный поначалу и радостный в конце – сделал его очень счастливым. Газеты соревновались между собой в распространении этой новости, обогащенной самыми невероятными деталями, как правдивыми, так и вымышленными. Знаменитый артист был не слишком этим доволен, но он, увы, уже привык к тому, что его личная жизнь теперь принадлежала всем и каждому.
Как бы то ни было, это был один из самых лучших периодов в жизни Амоса, невзирая на вечную усталость, физическую и психологическую, и некоторые проблемы со здоровьем у его близких. Он чувствовал, что чудесный попутный ветер продолжает раздувать его паруса, сжимал кулаки и благодарил судьбу за то, что существует, и за все то, что она дарит ему, а главное, его родителям, которые столько сделали для него, которые когда-то переживали, что он не сможет самореализоваться и найти достойное занятие в жизни.
Честно говоря, одна мысль не давала ему покоя: он находился в постоянном конфликте с собственным голосом, который не только не хотел покоряться его требованиям, но и каждый день вел себя по-разному, каждый день доставлял все новые проблемы, быстрое решение которых не отыскали бы даже самые искусные маэстро. Кроме всего прочего, ему предстояло решить крайне острый и одновременно крайне важный вопрос, связанный с высокими нотами, которые у Амоса не всегда получались. «С твоими средними нотами можно очень хорошо петь, зато с высокими можно делать хорошие деньги!» – как-то сказала в шутку известная преподавательница вокала, чтобы стимулировать его. Амос очень расстраивался по этому поводу: он не сможет до бесконечности исполнять лишь композиции, где мало высоких нот. Скоро критики все пронюхают и разбомбят его… Это заставляло его день и ночь с маниакальной навязчивостью думать о собственном голосе. Иногда он вставал среди ночи, пока вся семья спокойно спала, чтобы испробовать очередной высокий звук. Впрочем, когда его мучили сомнения по поводу своих вокальных способностей, он вообще не мог уснуть, пока не проведет эксперимент. Элена просыпалась и начинала сердиться, хотя и понимала, хорошо зная мужа, что тут не помогут никакие упреки и обиды. Амос всегда был готов извиниться, и ему действительно было неловко, но он осознавал, что не может пообещать, что такое не повторится следующей же ночью.
Однако со временем, благодаря его упорству и везению, у Амоса стали получаться и высокие ноты; поначалу они, конечно, были не слишком длинные и плохо поставленные, но все же. С каждым днем они становились все лучше и лучше, пока не стали наконец самой сильной частью его вокального диапазона.
Следом появилась проблема сочетания различных регистров, но работа над этим вопросом оказалась несравнимо более легкой, чем предыдущая.
Он шел вперед, его путь был тернист и полон трудностей, но вдалеке Амос видел свет, который давал ему силу и мужество. И потом, нельзя было опускать руки в тот самый момент, когда после стольких безуспешных попыток его карьера наконец пошла вверх…
Однажды его пригласили принять участие в концерте в Бремене, по случаю столетнего юбилея одной из самых крупных и престижных немецких дискографических компаний, «Дойче Граммофон»; и Амос, благодарный за то, что его почтили подобной честью, согласился. Стороны быстро подписали контракт. Он позвонил Этторе, чтобы попросить друга сопровождать его в Германию. Они давно не виделись, и Амосу очень хотелось хоть немного побыть с ним, узнать его мнение о некоторых событиях, происходящих вокруг, которые ему самому были непонятны; и потом, их встреча помогла бы ему понять, насколько успех все-таки изменил его самого и его образ жизни. Этторе – как обычно, строгому и справедливому – понравился бы своеобразный экзамен для совести, которому подвергал себя Амос, чтобы быть спокойнее и находиться в мире с самим собой. Возможно, причина была в том, что в глубине души он не чувствовал себя счастливым: ведь все эти деньги, в короткий срок заставившие его резко изменить свои привычки; конфликты, частенько довольно бурные, с коллегами, агентами и дискографическими боссами; нападки прессы и критиков – все это утомляло и расстраивало Амоса. Он хотел поговорить со своим добрым другом – тот наверняка мог бы помочь ему.
Этторе немедленно откликнулся на приглашение. Он любил путешествовать и был рад вновь повидать Амоса «живьем», а не по телевизору. Он приехал в аэропорт, одетый, как всегда, в привычные джинсы, футболку и кеды. Подвижный и ловкий, словно мужчина в самом расцвете сил, Этторе на зависть прекрасно выглядел в свои семьдесят шесть; но все же Амос обнаружил в нем некоторые перемены, которые встревожили его. Ему казалось, что в какие-то моменты Этторе вдруг словно отдаляется, становится рассеянным, как если бы мысли внезапно уносили его далеко от реальности. Тогда Амос, заметно взволнованный этим, впервые задумался о старости Этторе: как же вынесет этот уверенный в себе и непобедимый человек, здоровый и сильный, будто вековой дуб, грядущие болезни и докторов, к которым он не обращался ни разу в жизни? Что, если он вдруг попадет в больницу?! Что сам Этторе думает обо всем этом? Неужели он постепенно теряет интерес к происходящему в мире? Амос попытался прогнать от себя эти странные мысли; светило яркое солнце, стояла чудесная теплая погода, и это дарило ему хорошее настроение.
Во время путешествия Этторе стал таким, как прежде, – давал полезные советы и даже пару раз по-отечески упрекнул своего воспитанника, за что тот был ему искренне благодарен.
В самолете одна из стюардесс деликатно прикоснулась к плечу Амоса, привлекая его внимание: «Простите, мистер Барди, можно попросить у вас автограф?» Он опустил столик, взял из рук стюардессы открытку и ручку, написал: «От всего сердца» – и расписался. Девушка, сияя, положила сувенир в карман, взяла Амоса за руку и горячо сжала ее:
– О, это так мило с вашей стороны! Знаете, вас любит вся моя семья!
– Спасибо, мне очень приятно! – ответил Амос, которого она все еще продолжала держать за руку.
Этторе тем временем развернул газету и погрузился в чтение. Когда стюардесса отошла, он обратился к Амосу по-английски в шутливом тоне:
– Эй, граф Вронский, ты что, думаешь, это Анна Каренина?! Не забудь – у тебя семья и двое детей…
– Что ты такое говоришь? – откликнулся Амос.
– Ничего-ничего, просто я тебя слишком хорошо знаю! – по-английски же продолжал Этторе. Он первым познакомил Амоса с этим языком, и теперь ему было интересно проверить, насколько прогрессировали знания его ученика.
– Не беспокойся, – смеясь, уверил его молодой человек.
В Бремене Этторе впервые присутствовал на выступлении своего друга. По окончании концерта он пришел за кулисы, чтобы горячо пожать ему руку и поздравить с успехом. Амос отдал бы все на свете, чтобы узнать, что в действительности почувствовал этот пожилой Ричард Львиное Сердце, когда сидел среди публики в партере и смотрел, как Амос выходит на сцену вместе с прославленным дирижером, чтобы спеть для всех этих людей, которые по-настоящему любят и знают музыку, которые живут для нее и имеют возможность сравнивать и выносить строгие суждения… Интересно, нашел ли Этторе время, чтобы последить за выражением их внимательных лиц и проанализировать происходящее, или же он полностью отдавался музыке, взволнованный и растроганный до глубины души? Этого Амос никогда не узнает.
XXXIII
В день сорокалетия у Амоса, окруженного самыми любимыми друзьями, была масса причин праздновать и чувствовать себя счастливым: всего за несколько лет он достиг невероятных высот, о которых раньше и мечтать не смел.
Он покорял вершины хит-парадов во всем мире, причем как в популярной, так и в классической музыке; десятки его альбомов стали платиновыми; он повсеместно получал премии и признание публики, а театры и концертные залы на его выступлениях были переполнены, к вящей радости недоверчивого Микеле, который просто глазам своим не верил, когда распечатывал конверты с приглашениями из разных стран, приходящие к нему в офис.
Несмотря ни на что, Амос оставался простым парнем, которому нравилось разделять свою радость с близкими: Адриано, Верано, Карло, Лукой, Джулиано, стариком Монти (так он прозвал человека, влюбившегося в его голос с первых нот и рискнувшего всем, чтобы обеспечить ему дебют в театре Валли в городе Реджо Эмилия)… Был там и Серджио, тренер по теннису, к которому Амос искренне привязался в последнее время, ведь их объединяли общие взгляды на мир, из которых родилась дружба, чистая и прозрачная, как богемский хрусталь.
Все друзья приняли приглашение Амоса на день рождения, и праздник по случаю его сорокалетия стал одним из самых веселых в его жизни. Банкет был организован Верано, а синьор Барди обеспечил всех своим великолепным вином: казалось, в этот вечер о диете не думает никто.
Анекдоты, песни и веселые истории сменяли друг друга до двух часов ночи, пока гости, почувствовавшие усталость, не начали потихоньку расходиться по домам. Перед тем как его отец собрался уходить, Амос подошел к нему и сказал: «Мой двоюродный брат Джованни много раз приглашал меня пойти с ним на его лодке в море, а у меня все никак не получалось, завтра я свободен, да и погода обещает быть неплохой, так что скажешь о морской прогулке?»
«Позвони мне часиков в девять, и тогда решим», – ответил отец, быстро взглянув на часы. Потом ушел.
Как только прозвенел будильник, Амос вскочил и быстро оделся. Элена тоже встала, несмотря на то что ей очень хотелось спать, и отправилась на кухню, чтобы согреть детям молока. Маленький Этторе еще крепко спал на широкой родительской постели, и ничто не в силах было его разбудить.
Амос тем временем с нетерпением ждал назначенного часа, чтобы позвонить родителям и отправиться вместе с ними на морскую прогулку на лодке кузена. Когда время подошло, Амос набрал их номер и стал ждать. В трубке раздавались длинные гудки, но почему-то никто не подходил к телефону.