КОРОТКИЙ РАССКАЗ О ЖИЗНИ И ДЕЯНИЯХ СЕНЬОРА УЗУН-ХАСАНА, СДЕЛАННЫЙ ДЖИОВАНМАРИЕЙ АНДЖОЛЕЛЛО

(перевод К. Арсеньевой)

| f.73B |

«...идя от Баккара [Бугурд в Ширване], на расстоянии одного дня находится Сирех, который является крепостью на горе, и те, которые находились внутри, три дня если переговоры с Исмаилом, который, наконец, утвердив с ними условия, [118] послал туда внутрь 60 человек, утвердив первого коменданта замка, но так как вышеупомянутые 60 человек суфиев, прибегая ко многим актам нечестности, вели себя очень плохо [то] все они были порезаны «а куски теми, которые раньше находились в замке [и] которые потом со страху убежали ночью вверх в те высочайшие горы, и замок весь разрушился.

Немного неподалеку есть город, который называется Себран [Шабран], который не имеет стен, и внутри не было никого, потому что все убежали, кто нарочно, дабы оставить местность безлюдной, а кто со страху.

Уйдя оттуда, он подошел к Дербенту за 4 дня и нашел, что все люди убежали, кто к татарам, кто к началу (или «мысу?» — «in саро») Каспийского моря, а кто в те же горы, так что оставался только замок, большой, крепкий и замечательно отделанный, и все его башни, и все стены — как новые, сверху на них кругом были зубцы (lancie), знамена и много людей. У этого замка двое ворот, которые были замурованы большими камнями с хорошей известкой, и прежде чем я (в своем рассказе] продвинусь дальше, хочу сказать вам несколько вещей. Город Дербент — некоторые называют его Темиркапи — находится на Каспийском море вблизи от высоких гор, называемых Каспийскими, и находится между морем и горой, и нельзя пройти, идя в Татарию или Черкассию, кроме как через это место. Вблизи от этой горы есть пляж около мили [в ширину] от моря до горы, где проходят две стены, которые начинаются от моря и идут к горе на расстоянии полмили одна от другой. Эти две преграды входят в море и тонут в Двух шагах воды, так что невозможно пройти к горе, так что ни пешком, ни на коне нельзя идти кроме как через ворота».

* * *

Анализ опубликованных выше материалов позволяет раскрыть целый ряд отдельных черт и конкретных фактов социально-экономической и политической жизни Дагестана XV века. Степень их известности и значимости для исторической науки весьма неодинакова. Сведения о политической истории явно преобладают в приведенных выше документах: они составляют около половины общего объема приведенных документальных материалов. Материал же по другим сторонам исторического бытия Дагестана XV в. гораздо более скуден и отрывочен.

Географическиесведения в рассматриваемых источниках довольно малочисленны и однообразны. Хотя все три автора лично побывали в Дербенте, описание его у них весьма [119] стереотипно и не добавляет ничего нового к уже известным сведениям. Можно отметить лишь свидетельство Анджолелло о том, что в его время дербентские стены кончались почти у самого берега и тонули в двух шагах от него — это позволит, в какой-то степени представить объем работ по продолжению стен, в море, выполненный позже, в начале XVII века, по, указанию шаха Аббаса.

Следует отметить также употребление итальянцами термина «Черкассия» (Circassia): так они называли все территории на север от Главного Кавказского хребта, начиная от Дербента и до Черного моря (хотя И. Барбаро, описывая маршрут Шейх-Хайдара, уже употребляет этот топоним преимущественно в отношении Северо-Западного Кавказа). По свидетельству купца-анонима, жители этой прилегающей к Дербенту «Черкассии» говорят как по-черкесски, так и по-турецки, т. е. на кавказских и тюркских языках. Следовательно, в конце XV в. этнографическая картина района Дербента была уже подобна современной: его населяли дагестанцы и азербайджанцы ¹¹.

Еще меньше в рассматриваемых источниках сведений, касающихся экономическойжизни XV в.

Купец-аноним вскользь отмечает, что большая часть жителей Черкассии в районе Дербента разорена.

Анджолелло свидетельствует об исправном состоянии Дербентской цитадели. Барбаро отмечает разнообразие плодовых деревьев («даже миндаль») в садах Дербента, но о местоположении этих садов говорит неясно: находились ли они лишь по одну сторону Дербента (если так, по какую именно?) или же располагались с обеих сторон, но весьма неравномерно. Эта неравномерность при одинаковых природных условиях поразила Барбаро. Возможно, она является следствием уменьшения населенности района Дербента в тот период, даже [120] заброшенности бывших культурных земель (наличие обширных зарослей одичавшей айвы).

В Дербенте Барбаро обнаружил вышедшие из употребления громадные якоря, каждый весом в 800 и более ливров (т. е. более 400 кг), в то время как на каспийских судах его времени (даже очень больших, по его оценке) употреблялись якоря в 150-200 ливров (т. е. 75-125 кг). Если же сравнить это свидетельство Барбаро с весьма критической оценкой, данной дербентским судам в 1475 г. А. Контарини (большие беспалубные лодки, годные лишь для прибрежного плавания ¹²), то на лицо явная деградация судоходства в Дербенте к концу XV в. Однако наличие в Дербенте в конце XV в. громадных якорей, пусть даже и вышедших из употребления, заставляет, 1) или признать эту деградацию недавней (и тем самым не согласиться с мнением акад. В. В. Бартольда о том, что уже в XIII в. Дербент потерял всякое значение как морской порт) ¹³, 2) или признать, что эти якоря использовались до XIII в., но при этом уцелели до XV в. Последнее мало вероятно. К тому же не следует забывать о флоте Антуана Рекканы (рубеж XIV в.— см. введение к настоящей статье) и, может быть, о гребном пиратском судне, типа «фуста», построенном в Дербенте итальянцем. Джиовани да Валле в 1428 г. ¹⁴.

Сведения политическогохарактера касаются, в основном двух последних походов одного из первых Сефевидов — Шейх-Хайдара, которые тот предпринял в 1487 и 1488 гг. Купец-аноним довольно подробно и последовательно излагает обстоятельства начала последнего похода Шейх-Хайдара на Дагестан 1488 году, хотя сам рассказчик побывал в Дербенте лишь в 1509 г., т. е. 21 год спустя после описываемых событий. Отступления его от традиционного изложения этих событий, даваемого более компетентными источниками, весьма незначительны (так, он преувеличивает размеры военной помощи Султан-Якуба. Ак-Коюнлу Дербенту: называет цифру 10000 воинов вместе 4000 по восточным источникам) ¹⁵.

Но в то же время он не дает о походе 1488 г. никаких новых сведений. Внимания заслуживает лишь его упоминание о походе Шейх-Хайдара в 1487 г. (см. f 86А). [121]

По всей вероятности к этому походу относится сообщение И. Барбаро (см. 109В). Барбаро тоже не был очевидцем событий: он вернулся в Италию в 1479 г., т. е. за 8 лет до похода 1487 г. и сведения о нем мог получить в лучшем случае из вторых рук (может быть, от того же доминиканца «брата Винченцо»), и уже затем внести в свои записки. Этим, возможно, объясняется его хронологическая ошибка. Он датирует этот поход 1486 г. ¹⁶. Впрочем, для подобных записок европейцев ошибки в хронологии довольно обычны ¹⁷.

Все топонимы, содержащиеся в этом сообщении Барбаро, весьма неопределенны и не поддаются локализации ¹⁸, поэтому установить маршрут этого мусульманского набега невозможно. Ясно лишь, что наступающие прошли через Дербент, далее двигались на северо-запад почти до северо-восточного побережья Черного моря. Здесь «Зихи» (один из адыгских народов) вынудили их поспешно отступить обратно. Это событие поэтому не могло иметь места в, районе Кумуха, как предполагал Ж. Ришар ¹⁹. Известно однако, что несмотря на эту неудачу, отряд Шейх-Хайдара вернулся в Ардебиль с 6000 пленных ²⁰. Этот неожиданно удачный финал может быть, на наш взгляд, объяснен из сообщения купца-анонима: «Шейх-Хайдар с суфиями в этом месте (т. е. в районе Дербенте) в прошлом году (т. к. текст описывает события 1488 г. то, следовательно» «прошлый год» это 1487 г.) уже нанес довольно большой убыток» — итак, Шейх-Хайдар разорил дагестанские земли у Дербента. Разумеется, во время похода 1487 г. ему пришлось пройти Дербент дважды — идя на север и возвращаясь назад. Но известно, что на север Шейх-Хайдар в 1487 г. был беспрепятственно пропущен через Дербент по ходатайству Султан-Якуба, т. е. без всяких военных действий ²¹. Следовательно, указанное сообщение купца-анонима может относиться только к возвращению Шейх-Хайдара в Южный Азербайджан. Следовательно, 6000 пленных, приведенных им из похода 1487 г. [122] в Ардебиль, о которых сообщают восточные источники, были им захвачены в Дагестане, недалеко от Дербента.

Однако для Шейх-Хайдара это была воистину «пиррова победа»: купец-аноним сообщает, что за нее он поплатился половиной своего отряда.

Таковы новые обстоятельства похода 1487 г., которые нам удалось извлечь при анализе сообщений И. Барбаро и купца-анонима.

В их свете становится более понятной та активность, которую проявили жители Южного Дагестана в разгроме Шейх-Хайдара в следующем 1488 году в Табасаране.

Чтобы покончить с разбором сведений военно-политического характера, обратим внимание на свидетельство Анджолелло о том, что горожане Шабрана и Дербента при приближении сильного неприятеля оставляли города и уходили в горы, дабы спасти свою жизнь, а местность сделать безлюдной. Последнее, видимо, не случайность: А. А. Рахмани считает опустошение собственной территории, которая должна быть сдана неприятелю, не чрезвычайной или необычной мерой, а одним из обязательных приемов восточной стратегии того времени ²².

Сведения о религиозномоблике Дагестана XV в. дает И. Барбаро: часть кайтагцев все еще исповедовала христианство причем в трех формах — армянской, православной и католической. В Кайтаг еще проникали католические церковники

францисканцы и доминиканцы. Последнее свидетельство о прибытии в Дагестан католического миссионера, монаха-доминиканца Винченцо, датируется 1486 г. Видимо, Ришар прав, говоря, что христианство в Кайтаге исчезло постепенно в результате непрерывных мусульманских набегов с юга, которые начинаются со второй половины XV в.

Социальнойжизни Дагестана XV в. касается лишь одно поверхностное сообщение И. Барбаро (см. стр. 109А его текста), не содержащее ничего доселе неизвестного. Оно свидетельствует о: 1) неравномерности освоения горных территорий и 2) о феодальной раздробленности в горных областях и вытекающей отсюда феодальной анархии.

Подводя итоги и давая общую оценку сведениям, сообщаемым в отрывках из документов, приведенных в данной статье, нельзя не отметить, сколь мала и ограничена осведомленность их авторов о горных областях Кавказа (даже если прибавить [123] к вышеназванным сведениям «Путешествие в Тану» того же И. Барбаро и записки А. Контарини).

Едва ли не самым разительным примером ее является общее для них представление о наличии общей границы между Мингрелией и Кайтагом. Если добавить к этому, что все географические пункты из документов западноевропейских путешественников, поддающееся локализации, были расположены вдоль пути Матрега — Дербент, то неминуем общий вывод: интересы представителей средневекового Запада приковывали их внимание к морским побережьям и наиболее значительным торговым путям — таким образом, они ознакомились с Кавказом (и Дагестаном в частности) лишь «снаружи», основная его часть—внутренние горные области — так и осталась для них почти совершенно неизвестной.

При этом приходится констатировать случайный и спорадический характер экономических, а в значительной мере и политических, и даже религиозных связей Дагестана с Западной Европой. К тому же общение Запада с Дагестаном было относительно кратковременным и вовлечена в него была сравнительно небольшая часть населения — по самым оптимальным данным, число дагестанских католиков никогда не превышало 10000 человек, причем цифра эта, несомненно, завышена.

Все эти обстоятельства обусловили почти бесследное исчезновение в Дагестане всяких следов былых связей с Западной Европой, как только эти связи были прерваны неблагоприятным для них ходом дальнейших исторических событий ²⁴.

Комментарии

1. См. «Библиотека иностранных писателей о России», отд. 1, т. 1, изд. В. Семенова, СПБ, 1836 (далее будет обозначаться БИПР).

2. Очерки истории Дагестана, Махачкала, 1957, т. 1, гл. II, § 5; Р. М. Магомедов. История Дагестана, Махачкала, 1961, гл. VIII, IX; X. X. Рамазанов и А. Р. Шихсаидов, Очерки истории Южного Дагестана, Махачкала, 1964, гл. VII-VIII, История Дагестана, М., 1967, т. I, гл. VII.

3. Сведения о деятельности католической церкви на Кавказе и в Дагестане во введении к данной статье изложены подокладу Ж.Ришара «Латинские миссионеры у кайтаков Дагестана XIV-XV в». — см. «Материалы XXV Международного конгресса востоковедов» М. 1963, т. III стр.: 606-612. (Jean Richard. Les missionaires Latins chez les Kaitak du Daghestan — XIV-е — XV-e siecles).

4. Достоверность этой цифры пока невозможно подтвердить, т. к. по этому вопросу нет иных сведений, кроме донесений самих миссионеров. Возможность преувеличения здесь весьма вероятна, ибо большое количество новообращенных способствовало карьере миссионера, а проверки он мог не опасаться. Кроме того, сам акт обращения был крайне формальным и практически никак не влиял на новообращенных — ср. со сведениями о подобной деятельности католических миссионеров в Китае, Индии, Японии в XVI—XVII вв.

5. Ж. Ришар (ук. соч. стр. 607) идентифицирует их как Кumuk, Тjumen, Тarchu, Dourgali, Mishlak. Скорее всего, однако, последним трем названиям соответствуют Тарки, Дургели и Мекеги. Первые два названия идентификации не поддаются: Chomekможет быть и населенным пунктом на Кумыкской плоскости, и Камахом (около Дербента) и даже Кумухом, а Thumaможет быть искаженным названием существующего ныне в Кайтаге с. Тама, и «Туманшахом» арабских географов X в. (— «Тумал»-Лакия), и Туменом, упоминаемым у И. Барбаро, и «страной Тюмен, где обыкновенно держатся пираты», локализуемой А. Дженкинсоном (1562 г.) между устьем Волги (в 50 милях от него к ЮЗ) и страной Шамхала (см. «Английские путешественники в Московском государстве в XVI в.» Л., 1936, стр. 201). Ф. Брун полностью приводит этот отрывок из буллы 1401 г. папы Бонифация IX, на который ссылается Ришар, однако названия населенных пунктов там несколько иные: Comeh место Chomekи Davechвместо Dargeweli Davechможно было бы идентифицировать с с. Дювек в Табасаране (см. «Путешествие Ивана Шильтбергера», изд. и прим. Ф. Брун, Одесса, 1866, стр. 138).

6. Мы не располагаем достаточными данными, чтобы определить, насколько возможно отнести его к местной феодальной верхушке, основываясь на сходстве его фамилии, с наследственным титулом владетеля «царства Джидан» к северу от Дербента (X в.) Титул этот Масуди воспроизводит как «Салифан», добавляя «...мне кажется, что имя его общее для всех царей этой области» (СМОМПК XXXVIII, стр. 51).

7. О. А. Эфендиев. Образование Азербайджанского государства Сефевидов в начале XVI в. Баку, 1961, стр. 24.

8. О. А. Эфендиев, ук. соч., стр.,23.

9. Считаю приятным долгом выразить свою благодарность Л. Смирновой и К. Арсеньевой, любезно выполнившим переводы приводимых ниже текстов со староитальянского.

10. Пагинация а издании Рамузио старинная, т. е. пронумерованы не страницы, а листы. Поэтому в дополнение к номеру листа все левые страницы разворота книги помечены у нас буквой А, а все правые — буквой В. Мы даем эту нумерацию на полях текстов. В квадратные скобки заключены наши примечания, а также слова, необходимые для связного понимания, которых в текстах нет. В круглых скобках — подлинные написания некоторых собственных имен, а также слова, допускающие другой перевод.

11. В труде египетского историка Ибн Тагрибирди «Хавадис ад-Духур», относящемся примерно к тому же периоду, что и наши источники (вторая половина XV века), упомянут «еврей из купцов Черкассии», бывший по своим делам в Каире (но не знавший арабского языка) и выигравший там судебный процесс против должника мусульманина. К сожалению, из этого краткого упоминания неясно: 1) насколько регулярны были торговые связи купцов Черкассии с Египтом, 2) из какой, части Черкассии (т. е. Северного Кавказа) был упомянутый еврей-купец. К сожалению у нас нет данных о том, что районы Дербента или Кайтага, были единственными центрами сосредоточения местного еврейского населения — в противном случае это сообщение Ибн Тагрибирди добавило бы несколько штрихов к общей картине экономической жизни и к этнографической карте Дагестана XV в. (см. Extracts from Abu’l-Mahasin ibn Taghri Birdi’s Cronicle......edited by William Popper, University of California Publications, Berkeley 1930-32, стр. 129-130).

12. БИПР, «Путешествие Амвросия Контарини...», стр. 82.

13. В. В. Бартольд. Краткий обзор истории Азербайджана, соч., т. II. (1), стр. 780.

14. БИПР, «Путешествие в Тану И. Барбаро, венецианского дворянина», стр. 8.

15. См. у Б. Дорна со ссылкой на Дженаби «Тарих» и на Ибн Му’ина «Фирдаус ат-таварих» (без указания страниц) — В. Dorn. Versuch einer Geschichte der Schirwanschache. — «Mem. de l’Academie des sciences de St.-Pt.», serie 6, t. IV, стр. 583.

16. Вероятность того, что кроме похода 1487 г. мог быть какой-то неизвестный поход 1486 г. ничтожна, она не подтверждается другими источниками.

17. См. О. А. Эфендиев, ук. сочинение, стр. 25.

18. В «потоке Терх» как будто угадывается р. Терек, а провинция Элохци (Elochzi) может быть искаженным при написании самоназванием чеченцев. Однако документальный материал не дает возможности для категорических утверждений.

19. Ж. Ришар, ук. соч., стр. 611, прим.,, 16. Ришар принял за Кумух названный И. Барбаро Кремух — древний город на Северо-Западном Кавказе точно не локализованный.

20. О. А. Эфендиев, ук. сочинение, стр. 74.

21. О. А, Эфендиев, там же.

22. См. А. А. Рахмани «Тарихи Алам арай-и Аббаси» как источник по истории Азербайджана. Баку, 1960, стр. 49-50.

23. Ж. Ришар, ук. соч., стр. 608.

24. Едва ли можно безоговорочно признать пережитком былых связей с Западом одну интересную деталь резного орнамента на надгробии из кайтагского с. Тама: равноконечный крест, заключенный в орнаментальный картуш и совершенно не связанный при этом с обрамлением. Мы имели возможность ознакомиться с ним в материалах этнографической экспедиции ДГУ 1960 года, представленных в Историко-этнографический музей ДГУ В. П. Егоровой.

Текст воспроизведен по изданию: Сведения западноевропейских путешественников XV века о Дагестане // Вопросы истории и этнографии Дагестана. Сборник научных сообщений, Вып. I. Дагестанский ГУ им. В. И. Ленина. 1970

ИОСАФАТ БАРБАРО

ПУТЕШЕСТВИЕ В ТАНУ

§ 1. Здесь начинается рассказ о вещах, виденных и слышанных мною, Иосафатом Барбаро, гражданином ¹ Венеции, во время двух моих путешествий: одного в Тану и другого в Персию.

§ 2. Земля — как с величайшей ясностью доказывают геометры — настолько же мала по сравнению с небосводом, насколько мала точка, поставленная в середине окружности. К тому же, большая часть земли либо покрыта водой, либо неумеренна по климату из-за излишнего холода или жара, а поэтому обитаемая ее часть еще гораздо меньше. И все-таки слабость человека такова, что найдется лишь немного людей, которые видели бы хоть сколько-нибудь значительную часть земли, и, если не ошибаюсь, ни одного, кто видел бы ее всю целиком.

Из тех же, кто в наше время видел достаточную ее часть, большинство составляют купцы и люди, отдавшиеся мореплаванию. В обоих этих занятиях, искони и до сего дня, настолько отличались мои отцы и предки венецианцы, что, полагаю, можно поистине сказать: в этом им принадлежит первенство. Кроме того, теперь, когда Римская империя уже не владычествует повсюду, как это было раньше, а разнообразие в языках, обычаях и религии раскололо земной мир, большая доля той малой части земли, которая обитаема, оставалась бы вовсе неведомой, если бы венецианская торговля и венецианское мореходство не открыли ее.

§ 3. К числу людей, которые в наши дни кое-что повидали, можно по справедливости отнести и меня, потому что всю пору моей молодости и добрую долю старости я провел в далеких краях, среди варварских племен, совершенно чуждых всякой цивилизации и нашим обычаям. Среди них я испытал и увидел множество вещей, которые, не будучи в ходу у нас, быть может покажутся выдумкой в глазах тех, кто, так сказать, вовек не выходил за пределы Венеции. Это собственно и было главной причиной, [137] почему я никогда не стремился описывать виденное и даже много говорить о нем. Но теперь, понуждаемый просьбами лица, имеющего власть приказывать мне, и убедившись, что вещи как будто еще более невероятные описаны у Плиния, ² у Солина, ³ у Помпония Мелы, ⁴ у Страбона, ⁵ у Геродота, ⁶ у Диодора, ⁷ у Дионисия Галикарнасского, ⁸ затем у других, более новых авторов, таких, как Марко Поло, ⁹ Николай Конте, ¹⁰ оба наши венецианцы, или англичанин Иоанн де Вандавилла, ¹¹ и, наконец, у современных нам писателей, каковы Пьеро Кверини, ¹² Альвизе да Мосто ¹³ и Амброзио Контарини, ¹⁴ — я не могу не написать о том, что я видел. Я делаю это во славу господа бога, который спас меня от бесконечных опасностей; для удовлетворения того, кто заставил меня писать; на пользу, в какой-то мере, людям, которые поедут после нас, особенно если они будут странствовать по местам, где я побывал; для удовольствия тех, кто ищет приятности в чтении о неведомых вещах, а также в поддержку нашего города, если в будущем ему понадобится послать кого-либо в те страны.

Итак, я намерен разделить свое повествование на две части. В первой я расскажу о путешествии в Тану, во второй — о путешествии в Персию. Однако ни в той, ни в другой я не буду говорить — за, редким исключением — ни о трудностях, ни об опасностях или неудобствах, с которыми мне приходилось встречаться.

§ 4. В 1436 году я предпринял свое путешествие в Тану, где год за годом и оставался в течение целых шестнадцати лет. Я объездил те области, как по морю, так и по суше, старательно и с любопытством.

§ 5. Равнина Татарии ¹⁵ представляется человеку, стоящему посредине, в таких границах: с востока она имеет реку Ледиль; ¹⁶ с запада и северо-запада — Польшу; с севера — Россию; с юга, там, где земли обращены к Великому морю, ¹⁷ — Аланию, Куманию, Газарию; ¹⁸ последние страны все граничат с Забакским морем. ¹⁹ Итак, равнина эта лежит между названными пределами.

§ 6. Для того чтобы меня лучше поняли, я поведу рассказ, двигаясь вдоль Великого моря, частью по его побережью, частью же по более глубоко расположенным землям, вплоть до реки Эличе, ²⁰ которая находится уже за Каффой, ²¹ примерно в сорока милях от нее. Перейдя эту реку, идут по направлению к Монкастро. ²² Там находится Данубий, река знаменитейшая. ²³ О местах еще дальше отсюда я уже не скажу ничего, так как они хорошо знакомы.

§ 7. Название Алания ²⁴ произошло от племен, именуемых аланами, которые на их собственном языке называются «Ас». ²⁵ Они — христиане и были изгнаны и разорены татарами. Страна лежит на горах, на побережьях, на равнинах; там есть множество курганов, насыпанных руками человека; они возведены как знаки погребений. Каждый имеет на вершине большой камень с [138] отверстием, куда втыкают крест, сделанный из другого, цельного камня. Эти курганы бесчисленны; в одном-то из них, как мы узнали, и был спрятан большой клад.

§ 8. В те времена, когда консулом в Тане был мессер Пьетро Ландо, приехал из Каира один человек по имени Гульбедин. Он рассказал, что в бытность свою в Каире слышал от какой-то женщины-татарки, что в одном из подобных курганов, называемом Контебе, ²⁶ Аланы спрятали большое сокровище. Эта самая женщина даже сообщила ему некоторые признаки как холма, так и местности. Гульбедин принялся раскапывать курган; он проделал несколько колодцев, то в одном месте, то в другом. Так он продолжал копать в течение двух лет, после чего умер. Люди пришли к заключению, что он только по неспособности не сумел отыскать тот клад.

§ 9. В связи с этим в 1437 году, в канун дня св. Екатерины, ²⁷ в Тане собрались семеро из нас, купцов, в доме Бартоломео Россо, гражданина Венеции. Там были: Франко Корнарио, брат покойного Якобо Корнарио из банка; Катарин Контарини, который впоследствии торговал в Константинополе; Дзуан Барбариго, брат покойного Андреа из Кандии; Дзуан да Валле, который умер капитаном фусты ²⁸ на озере Гарда; это он в 1428 году вместе с другими венецианцами отправился в Дербент, построил с разрешения местного правителя фусту и захватил несколько кораблей, плывших из Стравы, ²⁹ что было поразительно, однако сейчас я прерву этот рассказ; Моизе Бон, сын Александра из Дзудекки; ³⁰ Бартоломео Россо и я (вместе со св. Екатериной, которую я считаю за восьмую в нашем договоре и союзе).

Итак, повторяю, все мы — семеро купцов ³¹ — находились в доме вышеназванного Бартоломео Россо в канун дня св. Екатерины (причем трое из поименованных лиц уже бывали в этих местах до нас) и вели беседу об этом самом кладе. Наконец мы пришли к соглашению между собой и сделали запись, скрепленную клятвой (документ был написан рукой Катерина Контарини, а копия его и до настоящего времени хранится у меня), о том, что отправимся копать на той горе.

§ 10. Мы нашли сто двадцать человек, чтобы отвезти их вместе с нами на эту работу; каждому мы платили по меньшей мере три дуката ³² в месяц. Спустя восемь дней все мы семеро, вместе со ста двадцатью наемными работниками, выехали из Таны, забрав с собой одежду, продовольствие, оружие и инструменты; все это мы везли на санях ³³ (подобно тому, как возят поклажу в России), двигаясь по льду, по реке. Мы добрались до нужного нам места уже на следующий день, потому что оно находится на самой реке и отстоит примерно на шестьдесят миль от Таны.

Курган имел в высоту пятьдесят футов, сверху он плоский. На плоскости находился другой курган, похожий на круглую [139] шапку с полями вокруг, так что два человека могли бы идти по ним один вплотную к другому. Этот второй курган был высотой в двенадцать футов. Нижний курган имел очертание круга, как будто его сделали по циркулю; диаметр его равен 80 футам.

Мы начали врезаться и копать на плоскости большего кургана, там, где начинается меньший курган. Мы имели намерение проникнуть внутрь снизу вверх, до самой верхушки, и хотели проделать широкий ход, идя в длину. В начале раскапывания почва была настолько твердой и промерзшей, что ни мотыгами, ни топорами мы не могли ее разбить; однако, едва углубившись, мы обнаружили мягкую землю. Поэтому в тот день мы хорошо потрудились. На следующее утро, возобновив работу, мы наткнулись на обледенелый грунт, еще более твердый, чем вначале, так что были принуждены оставить тогда свое предприятие и возвратиться в Тану, но все же с намерением и твердой решимостью вернуться к делу весной.

§ 11. К концу марта мы и вернулись, опять с судами и лодками, привезли сто пятьдесят человек и принялись копать. За двадцать два дня мы сделали ход длиной приблизительно в шестьдесят футов, шириной в восемь и высотой в десять футов.

Теперь вы услышите о вещах весьма удивительных и, так сказать, невероятных.

Мы нашли все, как было предсказано. Поэтому мы еще больше уверовали в то, что нам говорилось, и настолько, что, в надежде отыскать сокровище, мы пустились таскать носилки усерднее, чем те люди, которым мы платили, и как раз я стал мастером по носилкам. Удивительное заключалось в том, что верхний слой был черен от травы, затем по всей поверхности лежал уголь. ³⁴ Это, конечно, возможно, потому что, имея здесь же ивовые леса, легко было жечь ивняк по всему кургану. Ниже лежала зола на глубину одной пяди. Это также возможно, ввиду того, что рядом имеются заросли камыша: при его сжигании получалась зола. Ниже, на глубину еще одной пяди, лежала шелуха от проса. По поводу этого можно сказать, что здесь, когда ели просяную кашу, то сохраняли шелуху, чтобы положить ее на это место; однако я хотел бы знать, сколько надо было иметь проса, чтобы заполнить шелухой, да еще на глубину целой пяди, всю поверхность этого кургана? Еще ниже лежала рыбья чешуя, а именно — чешуя морского окуня и других рыб, и также на глубину одной пяди. Конечно, можно было бы сказать, что в этой реке ловилось множество окуней и другой рыбы и их чешуи могло хватить, чтобы покрыть весь курган; однако я предоставляю сообразить самим читателям, насколько это возможно и правдоподобно. Сам я могу лишь удостоверить, что это сущая истина. В связи со сказанным я полагаю, что человек, приказавший устроить такую могилу, — его имя было Индиабу, — и желавший выполнить все многочисленные церемонии, которые соблюдались в те времена, должен [140] был заранее подумать о том, чтобы собрать и сложить на место все эти вещи.

Проделав раскоп и не найдя сокровища, мы решили провести еще два рва в глубь большого кургана, шириной и высотой в четыре фута; прокопав их, мы нашли белый и настолько плотный грунт, что сделали в нем ступеньки, по которым и таскали носилки. Углубившись почти на пять футов, мы нашли на этой глубине несколько глиняных сосудов; в некоторых была зола, в других уголь; некоторые были пусты, другие наполнены костями осетровых рыб. Нашли также пять-шесть бусин величиной с померанец; они были из обожженной глины, глазурованные, похожие на те, что изготовляются в Марке и привешиваются к неводам. Еще нашли мы половину маленькой ручки от серебряного котелка; сверху на ней была змеиная головка.

Когда наступила святая неделя, принялся дуть восточный ветер с такой яростью, что поднимал землю и вырытые комья и камни и бросал их в лицо рабочим, так что сочилась кровь. По этой причине мы решили остановиться и не предпринимать более никаких попыток. Это было в понедельник после пасхи. ³⁵

§ 12. До сих пор это место называлось «Гульбединовыми ямами», а после наших раскопок оно стало называться — и именуется так до нынешнего дня — «Франкской ямой», потому что проделанная нами в течение немногих дней работа была настолько велика, что казалось — здесь за это короткое время действовало не меньше тысячи человек.

Никаких других достоверных сведений о том кладе мы больше не получали, но полагаем, что — если он там был на самом деле — причиной его сокрытия было следующее обстоятельство: когда предводитель аланов, уже упоминавшийся Индиабу, услышал, что татарский хан идет на него войной, он решил захоронить сокровище, но так, чтобы никто этого не заметил; поэтому он сделал вид, что приготовляет для себя могилу по местному обычаю, и приказал потайно положить туда сначала то, что он считал нужным, а потом насыпать этот курган.

§ 13. Магометанская вера стала обычным явлением среди татар уже около ста десяти лет тому назад. ³⁶ Правда, раньше только немногие из них были магометанами, а вообще каждый мог свободно придерживаться той веры, которая ему нравилась. Поэтому были и такие, которые поклонялись деревянным или тряпочным истуканам и возили их на своих телегах. Принуждение же принять магометанскую веру относится ко времени Едигея, ³⁷ военачальника татарского хана, которого звали Сидахамет-хан. ³⁸ Этот Едигей был отцом Науруза; о нем-то и пойдет теперь речь.

§ 14. В степях Татарии в 1438 г. правил хан по имени Улумахмет-хан, ³⁹ что значит великий Магомет император. Правил он много лет. Когда со своей ордой, т. е. со своим народом, ⁴⁰ он [141] находился в степях, лежащих в сторону России, а военачальником у него был этот Науруз, ⁴¹ сын Едигея, при котором Татария обратилась в магометанскую веру, возникло между Наурузом и его императором некоторое разногласие. Вследствие этого Науруз отделился от императора и ушел от него с тем войском, которое захотело за ним [Наурузом] следовать. Он направился к реке Ледиль, где стоял некий Кезимахмет, ⁴² что значит малый Магомет, происходивший из рода татарских императоров. Оба они объединили как свои замыслы, так и военные силы и решили вместе идти против того Улумахмета.

§ 15. Пройдя около Астрахани, они пришли в Таманские степи; ⁴³ затем, обогнув Черкесию, они направились по пути к реке Дону ⁴⁴ и к заливу Забакского моря; ⁴⁵ и море и река Дон были покрыты льдом. Ввиду того, что и народу было много и животных было немалое число, им пришлось двигаться широким фронтом, чтобы идущие впереди не уничтожили всю солому и другую пищу, нужную для тех, которые шли сзади. Поэтому один головной отряд этого племени со стадами дошел до места, называемого Паластра, ⁴⁶ а другой — до реки Дона в том месте, которое называется Бозагаз; это слово значит «серое дерево». Промежуток между этими местами составляет сто двадцать миль; на такое расстояние растянулся этот движущийся народ, хотя не все эти места были удобны для прохождения.

§ 16. За четыре месяца до прихода [татар] к Тане мы уже знали об этом; за месяц же до появления упомянутого царевича [Кезимахмета] начали приближаться к Тане отдельные сторожевые разъезды; ⁴⁷ разъезд состоял из трех или четырех юношей на конях, причем каждый [всадник] имел еще одну лошадь на поводу.

Тех из них, которые заезжали в Тану, приглашали к консулу; им оказывался ласковый прием, и подносились подарки. На вопрос, куда они едут и что собираются делать, они говорили, что это все молодежь и что ездят они просто для своего удовольствия. Ни о чем другом не удавалось заставить их говорить. Они задерживались не более одного-двух часов и уезжали. Ежедневно повторялось одно и то же, кроме только того, что с каждым разом число их становилось несколько больше. Когда царевич приблизился к Тане на расстояние пяти-шести дней пути, они стали появляться в числе от двадцати пяти до пятидесяти человек, в полном вооружении; когда же он подошел еще ближе, они насчитывались уже сотнями.

§ 17. Наконец, царевич ⁴⁸ прибыл и расположился около Таны на расстоянии выстрела из лука, в старой мечети. Консул немедленно решил отправить ему подарки и послал одну новенну ему, другую — его матери, третью — Наурузу, его военачальнику. Новенной называется дар, состоящий из девяти различных предметов, например шелковой ткани, скарлатового сукна и других [142] вещей, числом до девяти: таков обычай при подношениях правителям в этих областях.

Случилось, что именно я должен был отправиться с подарками; мы повезли ему хлеб, медовое вино, бузу — иначе пиво — и другие вещи, числом до девяти. Войдя в мечеть, мы застали царевича возлежащим на ковре и опирающимся на военачальника Науруза. Царевичу было года двадцать два, а Наурузу лет двадцать пять.

Поднеся ему все привезенные подарки, я препоручил [его защите] город вместе с населением, сказав, что оно пребывает в его власти. Он ответствовал мне самой вежливой речью, но затем, глядя на нас, принялся хохотать и бить в ладони, говоря: «Посмотри, что это за город, где на троих людей приходится только три глаза!». Это было действительно так: Буран Тайяпьетра, ⁴⁹ наш переводчик, имел всего один глаз; некий Дзуан, грек, консульский жезлоносец, — также только один; и человек, который нес медовое вино, равным образом был одноглазый.

Получив от царевича разрешение удалиться, мы вернулись в город.