Ранее мы уже говорили, что в традиционных обществах в основе всего находится интеллектуальная интуиция. Иначе говоря, метафизическая доктрина является самым важным элементом такого общества, а все остальные области человеческой жизни оказываются либо прямыми следствиями из этой доктрины, либо ее применением к тому или другому особому уровню существования. Это справедливо не только в том, что касается различных общественных учреждений, но распространяется также и на науки, то есть на те области знания, которые по своему характеру являются относительными и которые рассматривают в качестве различных способов применения фундаментальных принципов. Таким образом, подлинная иерархия существует в этих обществах везде и во всем; с другой стороны, все относительное совсем не рассматривается как нечто вообще несуществующее, поскольку было бы просто глупо не учитывать эти уровни реальности в той мере, в какой это необходимо. Однако они учитываются только надлежащим способом, то есть в качестве вещей второстепенных и производных, и к тому же всегда в соответствии с тем, какое место в реальности занимает та или иная вещь в зависимости от того, насколько удалена она от области высших фундаментальных принципов.
В том, что касается науки, существуют два различных способа ее рассмотрения, две различные и во многом несовместимые друг с другом концепции, одна из которых принадлежит традиционному обществу, в то время как другая является чисто современной. Мы уже упоминали и о тех традиционных науках, которые когда-то существовали в средние века, и о тех, которые и сегодня существуют на Востоке, хотя европейцам в наши дни об этом чаще всего ничего не известно.
|
|
[…]
Хотя в наши дня логики и утверждают, что любая наука полностью определяется предметом своего исследования, но такое утверждение является, в сущности, значительным упрощением, так как сама точка зрения, с которой этот предмет рассматривается, также существенно влияет на содержание данной науки. Поэтому количество возможных наук является бесконечным и науки, исследующие один и тот же предмет с различных точек зрения, используют иногда настолько различные методы, что в действительности их не следует даже сравнивать друг с другом. Это особенно справедливо в том случае, если речь идет о внешне похожих науках, которые принадлежат различным традиционным обществам и уже в силу этой причины не могут быть тождественными друг другу даже тогда, когда они имеют одно и то же название. Но гораздо дальше друг от друга отстоят традиционные науки и те разновидности познания, которые принято называть науками в современном мире. Даже при самом поверхностном взгляде на вещи должно быть очевидно, что один и тот же предмет исследования рассматривается здесь в совершенно различных условиях; при более же основательном анализе между этими науками вообще нельзя найти ни одного общего признака.
Было бы весьма кстати привести несколько примеров для подтверждения наших слов. Начнем с обычной науки — «физики» и сравним то, как ее понимали ранее, с тем, что под эти словом понимают в современном мире. Огромное различие бросается в глаза даже в том случае, если мы ограничимся только западным миром. Слово «физика» в его изначальном этимологическом смысле означает буквально «науку о природе». Эта наука изучает наиболее общие законы «становления», поскольку слова «становление» и «природа» являются синонимами, и именно так греки, как, например, Аристотель, и понимали эту науку. Другие частные науки, исследующие эту же сферу реальности, являются «спецификациями» физики по отношению к той или иной более узкой области существования. Уже здесь можно заметить определенное искажение смысла слова «физика» в современном мире, так как сегодня оно означает лишь одну частную науку среди многих других, которые в свою очередь также являются науками о природе. В этом обстоятельстве следует видеть ярчайший пример дробления, характерного для современной науки в целом: порождаемая аналитическим способом мышления «специализация» дошла уже до такой степени, что люди, испытавшие на себе ее влияние, уже не в состоянии даже представить, что может существовать наука, занимающаяся всей природой в целом. Определенные недостатки этой специализации часто привлекают к себе внимание, поскольку она неизбежно ограничивает любую точку зрения; но даже те люди, от внимания которых это обстоятельство не ускользает, тем не менее согласны принять его в качестве неизбежного зла в условиях такого количества детального знания, какое уже не возможно освоить в целом. С одной стороны, они даже не догадываются, что детальное знание само по себе не имеет никакой ценности и никак не оправдывает отсутствие того синтетического знания, которое могло бы сложиться в других условиях, поскольку оно хотя и ограничено сферой относительного, но все-таки представляет собой знание более высокого уровня в сравнении со знанием простых фактов и деталей. С другой стороны, они не обращают внимания на то обстоятельство, что сама невозможность соединить множество деталей и фактов порождается неспособностью свести их к высшему принципу и упорным стремлением начинать всякое новое исследование снизу и извне, тогда как подлинную ценность наука будет иметь в том случае, если в ней используется совершенно противоположный метод.
|
|
|
|
Если сопоставить античную физику с современной, но не с той наукой, которая известна современным европейцам под этим именем, а со всей совокупностью естественных наук (именно эта совокупность и соответствует античной физике), то сразу станет понятно, насколько физика была подвержена дроблению на множество «специальных наук», между которыми иногда очень трудно найти что-либо общее. Но это еще самое первое и поверхностное наблюдение, и не следует думать, что, соединив все эти специальные науки, можно получить нечто подобное античной физике, так как на самом деле в этих двух случаях мы имеем перед собой совершенно различные подходы к исследованию природы. В традиционном обществе все науки берут свое начало в области фундаментальных принципов и являются, в сущности, частными приложениями этих принципов; в современном же обществе именно от этой связи научного знания с областью принципов решительно отказываются, для Аристотеля физика по отношению к метафизике была вторичной наукой и, следовательно, зависела от метафизики, являясь применением к сфере природы принципов, стоявших над природой и лишь отражавшихся в ее законах; это же можно сказать и о космологии средних веков. В современном мире, напротив, стремятся во что бы то ни стало утвердить самостоятельность наук, их независимость от чего бы то ни было, отвергая все, что находится за пределами научного знания, или, по крайней мере, провозглашая то, что там находится, «непознаваемым», для того чтобы вообще перестать с ним считаться. Такое отрицание существовало на практике еще до того, как его попытались выразить в теориях вроде «Позитивизма», или «агностицизма», и можно даже сказать, что это отрицание и являлось исходной точкой современной науки в целом. Только в девятнадцатом столетии европейцы начали не только открыто заявлять о своем невежестве (поскольку называть себя «агностиком» равноценно тому, чтобы назвать себя «невеждой»), но и отказывать другим даже в возможности обладания тем знанием, которое теперь для них оказалось недоступным; само это обстоятельство было еще одним свидетельством продолжающейся интеллектуальной деградации Запада.
Характерное для современного мира стремление полностью разорвать все связи науки с областью принципов, для того чтобы обеспечить ее мнимую независимость, лишает эту науку какой-либо ценности и делает ее даже неинтересной с точки зрения самого познания. В конце концов это стремление может завести науку в такой тупик, из которого уже не будет возможности выбраться. Следует заметить, что нечто подобное произошло и в области общественной жизни, где наши современники попытались отделить все временное, светское, от духовного.
[…]
В действительности не существует полностью «профанической сферы», которую можно было бы с полным основанием противопоставить «сфере сакральной»; существуют лишь: «позиция профана», «точка зрения профана», «метод профана», которые совпадают, в сущности, с простым невежеством и отсутствием каких бы то ни было знаний. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на следующий факт: космогония, одна из самых сакральных наук, включенная в большинство Священных Писаний, в том числе и в Библию, в современном мире становится областью, где «профаны» одну за одной выдвигают самые фантастические гипотезы. Сфера исследования в обоих случаях — одна и та же, метод же совершенно иной. Именно по этой причине «наука для профанов» может быть вполне правомерно «знанием невежд», знанием самого низкого уровня, ограниченным самым низким уровнем реальности при полном неведении относительно того, что лежит за пределами этого уровня. У этой науки нет никакой высшей цели и никакого высшего принципа, которые были бы достаточным основанием для того, чтобы отвести ей пусть самое скромное, но занимаемое по праву место в общей иерархии истинного знания. Замкнутая в относительной и узкой области, в которой она стремится объявить себя независимой и поэтому обрывает все связи с трансцендентной истиной и высшим знанием, эта наука обладает лишь разного рода иллюзорными представлениями, которые никуда не ведут и ни на чем не основаны.