Тетя отстранилась, судорожно вздохнула и с болью посмотрела на меня:
— Мы никогда больше не увидимся, Диана! Девочка моя, ты знаешь, я люблю тебя…
Я знала, но неожиданные слезы потекли по моим щекам: никто никогда не говорил мне этих слов.
— Как жаль, что я не могу сделать для тебя ничего больше.
— Тетя…
— Молчи, нет времени! Мы больше не должны видеться и говорить, — она снова обняла меня крепко, до боли. — Прощай, милая…
В следующую секунду ее уже не было в комнате.
И вот я ждала машину, глядя в окно. Я думала о Лидии, о том, как она, бездетная, посмела преступить негласный договор в доме и полюбить меня. Попытаться спасти. Но вот вопрос: будь у нее свои дети, не осталась ли бы и она в стороне, чтобы защитить их, как сделали мои родители?..
Наконец подъехала машина, даже раньше, чем кончился этот бесконечный час. Хорошо.
Я схватила чемодан и помчалась, набросив по пути легкое серое пальто. Как же я ненавидела его раньше! Теперь это будет мой любимый цвет — сливающийся с серым миром вокруг, превращающий меня в незаметную тень…
Садясь в машину, припаркованную напротив дома, я сделала то, без чего думала обойтись, — оглянулась. Но мне не было больно. Наоборот, я испытывала облегчение. Так тяжелобольной, долго ожидая опасной операции, идет на нее почти спокойным.
Хотелось хоть каких-то перемен в жизни… Да и была ли у меня жизнь?
Может, будет хорошо — забыть это место, этих людей, этот страх. Найти работу, жилье, стать нужной кому-то. Может, мне понравится быть новой собой, которая краснеет от комплиментов, не использует грубых слов и (не глупо ли надеяться?) знает, что такое любовь? Может, я буду счастлива?..
Я знала, что до взлетной площадки приблизительно полтора часа езды — не так много, но и не мало. Достаточно, чтобы успеть подумать обо всем важном. Например, о моей жизни без Кристофа. Было в этом что-то безумное. Как в вопросе: «А есть ли жизнь после смерти?» Да возможно ли это? Я никак не могла себе представить, что будут проходить дни, недели, месяцы и, наконец, годы, а я так и не увижу его снова. Что я… перестану бояться!
|
|
Чем больше я думала, тем больше понимала: ни необходимость подчиняться ему, ни даже боль, которую он мне приносил, не мучили меня так сильно, как страх, вечный страх перед ним, пропитавший всю мою жизнь насквозь. И я осознала: главное, чего хочу, — это жизнь без страха.
А ведь Кристоф, должно быть, даже не допускает попытки побега! Мои губы сами растянулись в злорадной усмешке. Он так в себе уверен, так силен, что даже охрану не удосужился поставить. Или он надеется, что ужас парализовал меня? И я тут же пообещала себе: он больше никогда не увидит мой страх!
Погруженная в мысли о столь важных вещах, я мало обращала внимания на время и место, в которых находилась. Но глянув за окно, увидела бесконечный лес, пролетавший мимо. Что-то было не так.
— Мы едем слишком долго, — нервно сообщила я водителю.
— Не беспокойтесь, барышня! — сразу отреагировал он. — Вот заедем за угол, и тогда уже все, барышня!
За угол? В лесу? И это напевное «барышня» звучало уж слишком необычно… Как из прошлого.
— Нет! — закричала я сдавленно. Сердце ускорило темп втрое!
Водитель обернулся. Мелькнули насыщенно-красные глаза и совершенно дикая, нечеловеческая улыбка.
— Догадались-таки, барышня, — сокрушенно вздохнул он. — Жаль, конечно, но что поделаешь…
|
|
Он отвернулся и как ни в чем ни бывало продолжил путь.
Я лихорадочно зашарила по дверям, пытаясь открыть, но они были заблокированы. Думала ли я, что уцелею, выпрыгивая на ходу из машины, или надеялась, что смогу убежать от него ночью в огромном лесу? Сомневаюсь, что я вообще могла думать в этот момент.
— Куда вы меня везете?! — Адреналин заставлял действовать, пусть это был хотя бы разговор.
— Да не бойтесь вы так, барышня, ничего плохого с вами не случится. Господин приказал вас беречь, а не… гм… в общем, ничего плохого не будет… с вами, — водитель был так спокоен и убедителен, что если бы не это «барышня» и не его лицо, можно было бы подумать, что ничего особенного не происходит.
— Господин — это Дженоб?
— Нет, барышня, не совсем.
Дальше я не спрашивала.
Боже, какая дура! Как я могла подумать, что они оставят меня без присмотра! Меня, «ценное лекарство» для дочери самого Дженоба, меня, которую целых восемнадцать лет стерег его сын лично!
Внезапно меня ужалила мысль: Лидия! Что с ней будет? Ведь они наверняка знают, кто мне помог! И что будет со мной? Какое наказание ждет беглого раба? Убивать меня, конечно, не станут — я им еще нужна живой, по крайней мере на некоторое время. Но курс истории убеждал, что смерть — далеко не самое худшее из возможного.
Мне стало плохо.
Машина замедлила ход. Лес расступился, и на фоне более светлого неба проступил силуэт массивного сооружения, напоминавшего заброшенный завод. Вдоль дороги возвышались огромные кучи хлама, которые, если присмотреться внимательнее, окружали сооружение широкой полосой. Впечатление заброшенности окончательно разрушали смотровые вышки с охранниками по периметру высокой внутренней ограды.
|
|
Мы остановились перед воротами. Водитель вышел, открыл мне дверь, вежливо улыбнулся и подал руку — все почти по-человечески, но меня затрясло от отвращения при мысли, что надо коснуться этой руки, и я отказалась от помощи. Он безразлично пожал плечами и пошел к охране, даже не оглядываясь посмотреть, иду ли я за ним. Судя по всему, бежать не имело смысла.
— К кому? — спросил охранник.
Такой униформы я еще никогда не видела.
— К господину.
— Разрешение есть? — но, несмотря на недоверчивый взгляд, парень уже стоял по стойке смирно.
— Он нас примет, — ответил мой похититель убежденно. Он мгновенно преобразился, любезно-равнодушное выражение лица слетело, и его место заняла другая маска: жесткая, уверенная, беспощадная. — Послушай, низший, ты ведь не хочешь проблем? Позволь господину самому решать свои вопросы, а не через посредников, тем более что ты на эту роль не годишься!
— У меня был приказ, — ответил охранник, не сдаваясь, — не пропускать никого! Так что надо дождаться разрешения на ваш вход, тем более с… посторонними.
Мне показалось, он хотел сказать что-то другое, но вовремя остановился.
Пока они громко спорили, я стояла в отдалении за машиной и с болезненной жадностью разглядывала все вокруг. И чем дольше я смотрела на это сооружение, на многочисленную охрану, тем яснее становилось: отсюда не убежать. Мой взгляд постоянно возвращался к той части леса, откуда мы приехали.
— Интересно?
Как он появился в поле зрения, я не заметила. На Кристофе был длинный темный плащ, окутывающий тело, подобно кокону из тьмы, и его светлое лицо, казалось, парило в воздухе: глаза, прищуренные то ли от злости, то ли от ликования, улыбка, полная сарказма.
Нет! Еще не осознав своего движения, я бросилась бежать!
Я знала, что это бесполезно, что никогда не сравнюсь с ним в скорости. Знала, что он меня поймает, и ждала, когда руки сомкнутся вокруг меня… И все равно бежала!
Но, как ни странно, чужого прикосновения не было.
Поэтому я не останавливалась. Бежала, как никогда в жизни! Казалось, позади оставались километры!.. Вот только лес тянулся все такой же плотной нескончаемой стеной.
Потом я начала уставать. Вдохи уже не приносили облегчения, воздух обжигал легкие, грудь разрывалась от боли, ноги переставали слушаться. Я падала все чаще…
И вдруг поняла, что он делает — загоняет, как зверя. У меня не хватит сил убежать! Лес был бесконечным.
Но все равно я не останавливалась. Уже не шла — брела, зацепляясь ногой за ногу… Наверное, больной старик легко бы меня обогнал. Наверное, он бы и чувствовал себя значительно лучше, чем я… Наконец, я упала и больше не смогла сдвинуться с места. Меня стотонным весом придавила темнота, и мир исчез…
** ** **
Я проснулась от щекочущего ощущения — по щеке полз муравей. Все тело болело нещадно, будто меня избили палками. Но, пошевелив слегка конечностями, я поняла: это всего лишь боль после вчерашнего марафона.
Кто-то заслонил свет, падавший мне на лицо…
Я знала — кто. Он не увидит моего страха!
— Из тебя могла бы получиться неплохая спортсменка! — его голос был пропитан глубоким сарказмом.
— Ты не можешь обвинять меня в попытке убежать, Кристоф.
Медленно, подавив стон, я села и привалилась к ближайшему стволу.
— Неужели? — он скрестил руки на груди.
— Да! Любой здравомыслящий человек не согласится просто, без борьбы, потерять свою свободу и… жизнь. Я должна была попытаться. И сделала это! Иначе до последних дней я бы жалела, что не решилась…
Кристоф хмыкнул и произнес:
— Идем, Снегова, у тебя есть уникальная возможность увидеть кое‑что… интересное, — и он, рывком поставив меня на ноги, почти вежливо взял под руку, несмотря на то, что при этом ему приходилось практически тащить меня.
Зная, что это бессмысленно, я все же не смогла удержаться и прошептала, обещая себе, что это в последний раз:
— Кристоф, отпусти меня.
— Есть в этой жизни то, что невозможно ни при каком раскладе, Диана, — ответил он так же тихо.
** ** **
Мы прошли совсем немного, когда впереди промелькнул просвет — трасса. На обочине стояла все та же машина с вчерашним водителем. При нашем приближении он выскочил, распахивая двери. Хотя в свете дня его лицо выглядело еще более отталкивающим, я не испытывала страха перед ним. Все было безразлично, мне уже ничего не могло помочь.
Усадив меня на заднее сиденье, Кристоф занял место впереди. Он казался таким спокойным и расслабленным, как будто и не гонялся за мной ночью по лесу. Через несколько минут — а я-то, глупая, думала, что далеко убежала! — машина подъехала к уже знакомым воротам, которые без вопросов открылись, пропуская нас внутрь. Охрана стояла навытяжку.
Наконец я поняла, кто — господин.
Возле входа в здание машина затормозила. Водитель почти вылетел со своего места, открыл дверь… господину, а потом и мне. Руку больше не предлагал. Зато Кристоф крепко ухватил меня выше локтя и повлек за собой ко входу. Что бы меня там ни ожидало, это было страшно.
— Кристоф, я… я…
— Что?
— Я больше не буду пытаться убежать. Пожалуйста, отпусти меня.
Пусть видит, что я не боюсь… даже если умираю от страха.
Его рука разжалась.
Мы вошли внутрь и погрузились в глубокую тьму. И почему-то только здесь, только сейчас я поняла: Кристоф на самом деле крайне зол! Удивительно, как можно было не ощущать потока злости, рвущегося из его тела? Как я могла подумать, что он спокоен?
Мы шли недолго, около минуты. Кристоф остановился перед блестящей стальной дверью, и я услышала, как он набирает шифр. Электронное попискивание резко контрастировало с ржавчиной и грязью окружавшей нас комнаты. Дверь бесшумно отворилась, и из нее полился неяркий свет. Кристоф кивком головы приказал войти, и мне не оставалось ничего иного, кроме как шагнуть через порог…
Мы стояли на небольшом возвышении в просторном зале. Наверное, когда-то там был цех: маленькие окна под высоким грязным потолком почти не давали света, его недостаток возмещал белый гладкий пол. Основная часть помещения отделялась от парапета у двери массивной решеткой. Справа и слева вдоль стен проходили глубокие стоки, и в них лежали длинные шланги. В дальнем конце виднелась небольшая дверь.
Внизу за решеткой — там, куда вела лестница, находилось около сотни человек. Одетые в одинаковую одежду, они казались слишком сонными, чтобы быть чем-то иным, чем просто большими куклами. Некоторые из них стояли возле решетки и механически ощупывали ее, но большинство в оцепенении лежали на двухэтажных пластиковых нарах. Несмотря на большое количество людей, было тихо, чисто и даже пахло приятно.
— Те, кто находится здесь дольше остальных, уже не хотят ходить, специальные препараты полностью уничтожили это желание. Кого привезли недавно, еще пытаются бежать, — голос Кристофа звучал почти по-лекторски.
Я стояла у решетки и завороженно смотрела на ее обитателей. Он был прав, проявляющие меньше активности даже выглядели иначе: очень бледные, почти неподвижные, с пустыми взглядами, они производили впечатление призраков — казалось, еще миг, и предметы станут видны сквозь их тела.
— Тебя ждет то же самое, если будешь создавать проблемы, — он стоял рядом и внимательно изучал мою реакцию. — Ты поняла?
Я подумала, насколько же сильно ненавижу это существо, и только после посмотрела ему в глаза, измеряя всю глубину моей ненависти!
— Ну что ж... — его взгляд стал напряженным и, как ни странно, неуверенным, — ты сама напросилась.
Он потянулся к двери, через которую мы вошли, и что-то нажал на сенсорном блоке управления рядом с дверью. Не успела я задуматься, что он имел в виду, как дальняя дверь открылась с приглушенным жужжанием, и в зал с людьми ворвались они.
— Что… — я быстро повернулась к Кристофу — и забыла о словах.
На лице его появилось непривычное выражение — так мог бы смотреть владелец псарни на своих лучших собак.
— Понимаешь, Диана, — ласково обратился ко мне хозяин. — Все мои… подчиненные… должны чем-то питаться. Но, как ты сама понимаешь, охотиться на улице средь бела дня теперь небезопасно даже для них, — и он указал жестом на тварей, для которых не существовало в человеческом языке ни описания, ни названия. В чем, впрочем, не было никакой необходимости — никто из людей, увидевших эти огромные тела из бронированных мышц, когтей и клыков, не прожил бы достаточно долго для того, чтобы их описать или назвать.
— Поэтому мне и приходится заботиться об их благополучии — находить для них пищу, — он резко улыбнулся. — Помни, у меня много таких «тюрем»! В каждой найдется место и для тебя. А теперь… Смотри! — и, нежно взяв за подбородок, он повернул мое лицо в сторону разверзшегося ада.
Я заставила себя смотреть на эту бойню, держась за мысль, что если только судьба пошлет мне шанс, то я заставлю этого всесильного монстра испытать боль, не меньшую, чем испытывала я, наблюдая мучения несчастных людей. Их крики потом долго будут будить меня по ночам. Но стократ хуже было видеть тех, кто равнодушно принимал удары фурии-судьбы!
Вскоре мир окрасился в цвет крови и уплыл в сторону — меня поглотила тьма.
** ** **
…Все вокруг раскачивалось, и волны звуков и запахов захлестывали меня в такт, постепенно приводя в сознание.
Меня несли.
Я не хотела думать куда. Пока… У меня была пара минут покоя — почти вечность!
Кристоф — именно он меня и нес — вышел в коридор. Вдоль стен вытянулись охранники, давая проход своему господину. Даже не открывая глаз, я чувствовала их взгляды, больно впивавшиеся в мое тело, взгляды львов, видящих желанную добычу. Но я знала, сейчас их бояться не стоило — они были щенками рядом с тем, кто властвовал над ними…
Раздался скрежет огромной железной двери, поток свежего воздуха омыл мое лицо — мы оказались на улице. Я зажмурилась от яркого солнца.
— Как и говорил, я приеду за тобой во вторник, Диана, — голос Кристофа был, как всегда, спокоен, взгляд непроницаем. — Оставшиеся два дня советую провести с пользой: попрощайся с семьей, собери самое необходимое… Надеюсь, ты понимаешь, какая это серьезная уступка с моей стороны. Но я уверен, что ты не будешь больше создавать проблем, не так ли?
Да, создавать проблем не имело смысла. Я уже поняла, что с меня не спустят глаз. Он объяснил это доходчиво.
— Пусти, Кристоф! Мне неприятно, когда прикасаются посторонние.
Он резко поставил меня на ноги, и его взгляд хлестнул так же, как и его слова:
— Я столько времени наблюдал за тобой, но почему-то этого не заметил.
К сожалению, мне нечего было ему возразить.
** ** **
К роскошному дому моих родителей подъехала машина, вполне вписывающаяся в окружающий пейзаж. На уровне подсознания всплыло: синий — мой любимый цвет, и раньше я бы посчитала это хорошим знаком. Раньше… но не сейчас.
Я держала в руках маленькую коробку, в которую Кристоф велел сложить лишь самое необходимое. Так я и сделала. И теперь, глядя на нее, думала: в моих руках — остаток моей жизни, такой маленький, что и вещей для него много не нужно.
«Дряни» наподобие косметики, фотографий, разнообразной мелочи, которая всегда сопровождает нас, женщин, я не взяла — мной овладела полная апатия. К сожалению, места для одежды, даже самой необходимой, в коробке не хватило. Некоторое время я отстраненно размышляла, дадут ли мне униформу и все остальное, чего я не могла взять с собой. Или мне уже совсем ничего не понадобится?.. Но в последний момент все же решила сложить одежду во вместительную дорожную сумку, которая удобно перекидывалась через плечо. В крайнем случае сумка просто останется на пороге дома.
Эти два дня я провела почти не выходя из своей комнаты: спала, ела то, что появлялось у меня на столе, в ступоре смотрела часами в окно. В голове было пусто, ни одна мысль не держалась в ней дольше пары секунд — события последних дней не прошли бесследно. Никто меня не тревожил. Было лишь смутное воспоминание о Лидии, заглянувшей в комнату, когда я спала. Судя по всему, ее не тронули…
Кристоф был, как обычно, холоден. Ничто в его лице не напоминало ни того злобного монстра, что ворвался в комнату три дня назад и изменил течение моей жизни, ни того безжалостного господина, который учил свою рабыню хорошему поведению. Он положил мои вещи в багажник, ничего не сказав про «лишнюю» сумку. Что ж, по крайней мере одежда будет своя.
Потом распахнул передо мной заднюю дверцу и подал руку. Это было так… неуместно! Но я подумала, что, скорее всего, этот галантный жест — последний в моей жизни, и коснулась ненавистной руки.
— Благодарю, — сказала равнодушно.
Он даже не кивнул в ответ.
Мои родные стояли у окна. Но я не смотрела в их сторону, мне казалось, теперь уже ничто не имеет значения.
— Они жалеют об этом, — внезапно услышала я ровный голос Кристофа. — Твой отец многое отдал бы за возможность вернуть время вспять.
Я застыла пораженно, не веря своим ушам. Кристоф сказал это?
— Нет, — шок все не проходил. — Им плевать!
Он обернулся и внимательно на меня посмотрел.
— И ты сама в это веришь?
Он, что же, собрался утешать меня?!
Во мне вскипела безудержная злость — из-за него все мое существование было кошмаром наяву! Из-за него моя жизнь уже кончалась, так и не успев начаться! И он портил своим присутствием ее каждое драгоценное мгновение.
— Во что мне верить, Кристоф?! Ты разрушил мой мир! В нем невозможно во что-либо верить! — Что-то изменилось в его взгляде, но я продолжала: — И не говори, что тебе жаль! Для тебя важна только твоя сестра, а моя судьба тебе безразлична! К чему лицемерное сочувствие?!
Я резко отвернулась к окну, совсем по-детски зло сложив руки на груди. Да я должна радоваться его равнодушию! Хотя в нормальной жизни для любой женщины лучше злость в глазах мужчины, чем безразличие. Но когда это моя жизнь была нормальной?
Кристоф завел мотор, и машина набрала скорость.
** ** **
За окном на огромной скорости проносился темный лес. Дождь уже закончился, но мокрые стволы говорили о том, что влажные испарения будут окутывать деревья еще долго после того, как все вокруг просохнет…
Мне вспомнился другой лес и слова о том, что я — никто, что я буду бесправной, как дворовая собака, буду драить полы, чистить серебро. Еще вспомнились слова о… да какая разница! Теперь до конца моих недолгих дней мне придется полностью зависеть от чужих желаний. Впрочем, как и раньше.
Теперь, когда все уже было предопределено, я расслабилась и незаметно для себя самой уснула. Наверное, спала я долго, потому что когда открыла глаза, сгущались багровые сумерки. Мне показалось, что я все еще сплю — за окном было сказочно красиво.
Мы въезжали в ворота.
За высоким каменным забором начиналась длинная аллея. Мимо проплывали вековые деревья, под их густыми кронами уже царила ночь. Впереди величественно сиял… дом?.. замок? Нельзя было сказать с определенностью. На мысль о замке наводили стены из крупных камней, а о современном доме напоминали белые и стеклянные поверхности…
Это место не кичилось роскошью, оно жило в свое удовольствие, не интересуясь чужим мнением.
— Выходи! — скомандовал Кристоф.
— Да, — оглядываясь, невпопад ответила я, все еще оглушенная великолепием, и чуть не добавила «хозяин», но вовремя прикусила язык — почему-то показалось, что это будет воспринято плохо.
Тут же к нам подбежал невысокий мужчина и взял из багажника мои вещи. И не нужно было быть психологом, чтобы понять, насколько этот человек боится Кристофа. Его реакция на каждое движение хозяина была крайне предупредительной: тот поднял руку, а слуга будто уклонился; Кристоф еще не успел сделать жест, а он уже берет сумку — мелочи, но заметны даже невооруженным глазом.
— Дженоб дома? — спросил тем временем Кристоф.
— Да, господин, он ждет вас в библиотеке.
— Хорошо, — он обернулся ко мне. — Иди за мной!
И я пошла, уже ненавидя и дворецкого, который так боялся «господина», и себя за страх перед предстоящей встречей и за то, что подчиняюсь ему привычно, безоговорочно. Ступая по белоснежным полированным плитам, внутри которых было заперто отражение испуганной девушки, мы приблизились к темным дверям, лишенным любых украшений, кроме золотой — и вправду золотой — ручки.
Даже не постучав для приличия, Кристоф вошел в комнату, уверенный, что я последую за ним… Но я остановилась у входа, не в силах сдвинуться с места, — страх перед неизвестным парализовал меня! Тогда он взял меня за руку, и в этот момент меня обожгло понимание того, что все происходит на самом деле — вокруг бессердечные чудовища, обладающие огромными деньгами, влиянием, силой… И что я теперь целиком и полностью в их власти!
— Я не кусаюсь, — раздраженно сказал Кристоф в утешение, видя мою реакцию. — По крайней мере сейчас.
— Я тоже так думаю, — донеслось из глубины комнаты, на пороге которой мы находились. — Проводи же ее ко мне! Мы так долго ждали.
— Проходи, — уже мягче произнес Кристоф. — Тебе надо кое с кем познакомиться.
— В гробу мне это надо, — едва слышно прошептала я, привыкшая хамить и сделавшая это по инерции, и тут же испуганно застыла, почувствовав: меня услышали.
— В гробу… — повторил Кристоф, пробуя это слово на вкус, и глаза его недобро сверкнули. — Это можно устроить!
Моя кровь заледенела, а потом помчалась по венам с удвоенной скоростью!
На этот раз меня удостоили чести войти в комнату первой, Кристоф закрыл за нами дверь.
Библиотека оказалась небольшой и очень уютной: книжные полки вдоль стен, окно, рабочий стол и два мягких кресла, расположенных почти друг напротив друга.
Из-за стола мне навстречу поднялся старик. Его излишне мягкая улыбка так напугала меня, что я попятилась назад, натолкнувшись на Кристофа.
— Похоже, она доверяет тебе, сын! — удивленно засмеялся Дженоб.
— Не больше, чем гремучей змее, отец! — в тон ему ответил Кристоф позади меня, но отстраняться не спешил. Я чувствовала его всем телом, мурашки бегали по затылку и спине, но была так напугана, что не могла даже пошевелиться. К тому же еще вопрос, кто из них двоих более опасен. Кристофа я хотя бы знала. А этого…
— Садись же, девочка, — сильные руки усадили меня, безвольную, в кресло. — Как тебя зовут?
Я молчала, не в силах произнести и слова. Сердце неслось во весь опор.
— Диана, — ответил за меня Кристоф. — Ее зовут Диана.
Мое мчащееся сердце споткнулось — показалось, я впервые слышу это имя. Неужели оно все время принадлежало мне? Так почему я поняла свое имя именно сейчас, когда его произнес мой мучитель?
— Что ж, Диана, как, наверное, ты уже догадалась, я — Дженоб, — старик посмотрел на меня ожидающе.
Пауза затягивалась… Наконец я решилась.
— У меня только три вопроса, — состояние шока проходило, и стоило выяснить самое важное, пока еще была такая возможность. — Первый: как долго я проживу? Второй: что меня ждет до момента смерти? Третий: есть ли у меня какие-либо права?
— Ты уверена, что это все, что тебя интересует? Как насчет твоих обязанностей, встреч с родителями, возможных прогулок?
— Я ожидала, что все это будет содержать ответ на второй вопрос.
— Ты умнее, чем я думал! — восхищенно улыбнулся старик, и это выглядело почти оскорблением. — Из рассказов Кристофа я сделал вывод, что ты глупа как пробка, ветрена и не очень разборчива… хм… хотя в этом он тебя немного тормозил.
Я раздраженно посмотрела на Кристофа в кресле напротив. Его холодный, изучающий взгляд не покидал моего лица. Недавнее паническое состояние тут же сменилось кипящей злостью: глупа, ветрена, неразборчива… Вот гад!
— Да, я глупа, — я не узнала своего голоса, искаженного яростью. — Глупа как пробка! Ведь даже полный идиот понял бы, что нельзя жить в доме, куда два раза в году наведывается этот монстр! Да если бы я была хоть немного умнее, то перерезала бы себе горло и избавилась от лишних мучений!
В моей жизни и так уже не будет ничего хорошего.
— Ну что ж, — Дженоб отозвался спокойно, будто и не слышал моих дерзких слов. — Перейдем к ответам. Длительность твоей жизни находится в прямой зависимости от пользы, которую твоя кровь сможет принести моей дочери. Точнее пока ничего нельзя сказать, время покажет. В нашем доме ты будешь работать наравне с другими людьми, отданными в уплату долга… да-да, именно в уплату долга! В нашей повседневной жизни, как ты, наверное, понимаешь, есть некоторые особенности, которые не позволяют нам нанять прислугу в агентстве. Кроме того, при моей политической известности лишний шум нам совершенно не нужен. Это исключено! А так мы уверены, что наши секреты, так сказать… умрут вместе с нами, — старик и сын переглянулись с улыбкой. — А вот насчет твоих прав, то их у тебя немного… Точнее, их нет вообще. Конечно, тебе будет сложнее, чем остальным, ведь наша прислуга по большей части из трущоб. Но это уже полностью твои проблемы. Ты должна забыть свою прошлую жизнь! К ней уже нет возврата, пойми это. И еще. Кроме труда наравне со всеми остальными ты будешь приходить в лабораторию, где работаем мы с Кристофом и еще несколько посвященных в наши тайны людей. И ты будешь молчать о том, что увидишь, — никому из слуг ни слова!
— Равно как и никому из наших гостей. И вообще, старайся держаться от них подальше, — добавил Кристоф. — Так как гости у нас не всегда обычные, иные из них смогут уловить твой пульс с расстояния в три сотни метров. И мы не хотим объяснять им, что это за странно пахнущий человек… Еще вопросы?
— Я смогу навестить свою семью? — не то чтобы я тосковала о них, но это был завуалированный вопрос: позволят ли мне покинуть стены тюрьмы в принципе.
Отец и сын странно переглянулись.
— Ты этого хочешь? — ухмыльнулся Дженоб. — Что ж, все наши слуги имеют возможность два раза в месяц съездить куда им угодно.
— Так уж куда угодно? — Трудно было в это поверить.
И снова они обменялись непонятными взглядами.
— Да, главное — вовремя вернуться. Но детали тебе расскажут позже, — Кристоф явно хотел поскорее закончить этот разговор. — Пойдем, я покажу тебе твою комнату!
Я послушно последовала за ним.
Мы углублялись все дальше и дальше в дом. Казалось, внутри он был значительно больше, чем выглядел снаружи. Мы проходили через большие залы с высокими потолками и окнами во всю стену, через небольшие помещения с множеством дверей, ведущими в другие комнаты, поднимались и опускались по лестницам пока наконец не остановились в конце длинного темного коридора.
Я удивилась, поскольку там не было дверей. И тогда он указал на выдвижную лестницу.
— Полезай наверх… Ну? В чем дело? Полезай же!
Я стала подниматься, то и дело оглядываясь на… хозяина (как же странно это слово звучало, вероятно, я никогда к этому не привыкну!). Меня не покидало дикое ощущение, что стоит лишь отвернуться — и он нападет.
Это было очень уединенное место. Комната находилась в мансарде: под скошенной крышей в углу стояла широкая кровать, на которой из-за резкого наклона потолка можно было только лежать. Пол покрывал милый ковер. Оглядевшись, я различила в слабом свете маленькой лампы столик у окна, кресло с моими вещами возле него и шкаф, в котором могло поместиться ровно столько одежды, сколько я привезла с собой. Как же этот шкаф не был похож на мою роскошную гардеробную с кучей обуви и сумочек…
— Располагайся!
Я с удивлением обнаружила позади себя Кристофа, который, как всегда, совершенно бесшумно и непонятно зачем поднялся в мою, теперь уже мою, комнату.
— Да, — покорно ответила я, рассматривая помещение, в котором мне предстояло провести остаток жизни.
Я старалась не обращать внимания на него, стоявшего в опасной близости. Я бы многое отдала за возможность снова увидеть полное безразличие в его глазах!.. А не то новое, что появилось.
«Рано еще».
«Что рано?»
«Рано еще делать, что хочу».
Неужели в конце мне придется пройти и через это? Будто мало всего остального! Наверное, это называется эффективное использование собственности…
Мне так хотелось, чтобы он ушел! Хотелось остаться в одиночестве и разобраться, что я чувствую на самом деле: страх перед своим будущим или безразличие?