— Евдоким Саввич, прокуроров и кэгэбистов изображать не придется.
— Кого же в таком случае? Может, решили заказать свой портрет Вижу, форма на вас новенькая и звездочки на погонах не успели потускнеть.
— Вы не ошиблись, в милиции я третий месяц, но позировать не собираюсь. Вам предстоит на панно размером три на четыре метра нарисовать офицеров — мужчину и женщину в парадной милицейской форме и на их фоне лозунг «Слава советской милиции!» Если согласны, то договоримся об условиях работы и сумме гонорара?
— А куда мне деваться, коль, как кура во щи, попал в ваше заведение, — усмехнулся он. — Попробуй я отказаться, так оштрафуете рубликов на пятьдесят, да еще суток пятнадцать влепите для участия в общественно-полезном труде, уборке улиц, общих туалетов. Знакомые увидят с метлой, совком или лопатой в руке, так позора не оберешься. А,если накатаете «телегу» в дирекцию кинотеатра, то там разговор короткий, прогонят взашей. Другие художники-оформители в затылок дышат.
— Евдоким Саввич, плохо вы думаете о сотрудниках милиции, — возразил я. — Никто не намерен вас унижать, а тем более за что-то мстить. То, что вы не рассчитали сил, приняли лишку за воротник и угодили в медвытрезвитель, не делает вам чести. Но от этого не застрахован ни один человек, тем более творческого умственного труда. Насколько мне известно, Сергей Есенин, иногда употреблял для вдохновения, обострения чувств и ярких ощущений.
— За творческими людьми, художниками, музыкантами, писателями водится этот грех, — согласился он.
— Конечно, я мог в корыстных целях оформить на вас материалы в суд за нарушение общественного порядка. Арестовали бы вас на пятнадцать суток и работали бы бесплатно за баланду и проживание в камере ИВС. Под надзором милиционера оформляли бы панно и всю наглядную агитацию в нашем актовом зале. Но это был бы не добровольный, а подневольный рабский труд, который претит человеку, а тем более художнику – человеку по своей природе свободолюбивому с независимыми идеалами и убеждениями. А я хочу, чтобы вы творили не по принуждению, а по вдохновению, добрым порывам своей души, как свободный художник, а не арестант. Или я ошибаюсь?
|
|
— Вы совершенно правы. Спасибо, товарищ лейтенант за понимание и доверие, а то ведь некоторые чинуши готовы воспользоваться любой ситуацией, чтобы обидеть художника.
— В качестве наказания делаю вам предупреждение, но без информирования дирекции кинотеатра, чтобы сгоряча не уволили. А вы выполните мой заказ. Насчет гонорара не беспокойтесь, насколько сами оцените свою работу, столько и заплатим с учетом стоимости красок и других расходных материалов.
— Нет, я предлагаю свои условия, — возразил Суховей. — Сколько посчитаете нужным заплатить, так тому и быть. А, если моя работа не понравится, то и бесплатно, в качестве шефской помощи, подарка, я без гонора и амбиций. Вы и без того, поступили со мной очень гуманно, я уже психически настроился на то, что придется заплатить штраф и мести улицы. Спасибо за доброту и чуткость.
Он в поклоне приложил руку к сердцу.
— Итак, Евдоким Саввич, договорились, — я подал ему визитку с номером телефона. — Жду вас завтра к десяти часам утра, кабинет №31 на третьем этаже здания ГОВД. Осмотрите актовый зал, определите объем работы и необходимость в красках и других материалах. Расходы на их покупку будут оплачены из бюджета милиции. Может, вы уже сейчас нуждаетесь в авансе?
|
|
Суховей склонил голову и спросил:
— Лица офицером милиции, женщины и мужчины будут абстрактными или кто-то из сотрудников согласится позировать? Почему бы вам самим, подходящий анфас и профиль?
— Меня неправильно поймут, я в милиции без году неделя, расценят, как нескромность, тщеславие. Да и других сотрудников не следует смущать. Образы должны быть абстрактными, то есть нейтральными, собирательными. Если у вас возникнут сложности, то у меня есть подборка журналов «Советская милиция» и другие издания с изображением работников милиции, можете скопировать.
— Нет, копия всегда хуже оригинала, постараюсь создать обобщающие образы, — пообещал он.
— Евдоким Саввич, вы свободны. Будьте здоровы и не усугубляйте. Жду вас завтра, не опоздайте.
— Буду, как штык, — приосанившись, бодро ответил художник, обрадованный неожиданно благополучным исходом свое ночевки на холодном топчане в зловонной палате вытрезвителя.
— Мудро, гуманно, — оценил мое решение Недбай, когда Суховей покинул кабинет.
Тут же вошел, небольшого, почти подросткового роста худощавый с испитым серым лицом, «мешками» под глазами мужчина в замызганной куртке.
— Сантехник ЖЭКа №3 Степан Иванович Пантюх.
— У него это уже третья ходка, — сообщил Шкиль, хотя из данных протокола мне было понятно, что мужчина пристрастился к алкоголю и тройному одеколону. — Наказание тянет на штраф в 45 рублей и путевку в ЛТП, но это уже «головная боль», заботы участкового инспектора.
|
|
— Семья есть? — спросил я.
— Вчера уже спрашивали.
— Хочу услышать от вас лично.
— Жена и трое детей, спиногрызов, — с ухмылкой ответил сантехник.
— Что же вы, Степан Иванович, ступили на скользкий путь? Вместо того, чтобы все деньги приносить домой на пропитание и другие потребности детей и жены, пропиваете, не просыхая.
— Работа у меня такая вредная, редко, кто из жильцов не угостит. Я не могу отказать, чтобы не обидеть. Ведь недаром говорят: дают — бери, а бьют — беги.
— Коль надоело, набрыдло тебе ржавые трубы латать хомутами и крутить вентили и менять унитазы, то пойдешь чистить общественные сортиры и мести улицы. Оформлю материалы в суд, чтобы арестовали суток на пятнадцать. А штрафовать не буду, потому, что пострадает твоя семья, малые детишки.
— Спасибо за доброту, — искренне или, бравируя, промолвил Пантюх.
— Не валяй дурака, беритесь, Степан, за ум, подумай о жене и будущим своих детишек, а то ведь отправим в ЛТП, — напутствовал я мужичонка.
— Пригласи философа, — велел я Штилю.
— Трофим Игнатьевич Бородай, мыслитель,— представился старик в заношенном до лоска одеянии.
— Где прописаны, гражданин мыслитель?
— На кладбище, — с хитрецой заявил он.
— Странно, почему на кладбище?
—Рано или поздно все там будем. Перед смертью все равны, и богатые, и убогие.
— Точно, философ, — убедился я. — Трофим Игнатьевич, я вынужден вас оштрафовать на пятнадцать рублей за бродяжничество, антисоциальное поведение.
— Хоть на тыщу или мульон, — ухмыльнулся старик. — Все равно ничего не получишь. У меня, как у моего учителя и кумира Диогена, ни двора, ни кола. Даже бочки нет. Ночую на вокзале или в вашем заведении.
— На что существуете?
— Собираю бутылки, макулатуру и тряпье. На питие и харчи хватает, а больше мне не надо. Что бог послал, тому и рад.
— Привлечем по статье 214 за бродяжничество и паразитизм, — пригрозил я.
— Так мне ужо шестьдесят шесть лет, — напомнил Бородай.
— В таком случае, определим в дом для престарелых
— Не возражаю. Мне нужна аудитория для просвещения темных людей. Они должны знать, что солнце никогда партизаном не было. Светит всем одинаково.
Я предупредил философа об административной ответственности и попросил Штиля материалы по Бородаю направить для контроля старшему участковому инспектору Тымчуку для подготовки документов в дом престарелых.
До полудня мне удалось рассмотреть все протоколы, раздав заложникам Бахуса наказания по принципу «каждой сестре по серьге». Но, увы, в коридоре и палатах не стало тише, потому что вместо выписанных «пациентов» экипаж доставлял очередных любителей «зеленого змия». Конвейер по их вытрезвлению действовал бесперебойно. В среднем за год через это «чистилище» проходило более пяти тысяч горожан и иногородних гостей, следовавших через «северные ворота» Крыма.
Разбор «полетов»
На следующий день, едва я появился в дежурной части ГОВД, мне сообщили, что Калач приказал немедленно войти к нему в кабинет. Я спешно поднялся на второй этаж, в приемной поздоровался с секретарем – машинисткой и спросил:
—Товарищ майор свободен?
—Товарищ подполковник, — улыбнувшись, поправила она. — Полчаса назад поступил приказ о присвоении звания. Проходите, он ждет.
Вошел и поприветствовал. Он сухо ответил на мое «здравие желаю Вячеслав Георгиевич». Так как не был уверен в информации, услышанной в приемной. Бросив недоверчивый взгляд на его погоны, с большой звездой между просветами. Калач с усмешкой перехватил мой взгляд. Догадался, что уже успели сообщить.
—Можешь меня поздравить с досрочным присвоением звания, теперь я — подполковник. Кстати, пока единственный в городе, не считая военных летчиков, — будничным голосом, словно такое событие происходит каждый день, сообщил Калач и, пристально взглянув на меня, заметил. — А вот тебе, если и добавят капитанские звездочки на погоны, то не раньше, чем через два-три года и то с учетом позитивных служебных показателей, высокого идейно-морального духа и дисциплины личного состава.
— Товарищ подполковник, искренне вас поздравляю! — произнес я. Он равнодушно пожал протянутую руку, а я продолжил. — Насчет дисциплины понятно. Меньше наказанных и уволенных сотрудников — честь и хвала замполиту и начальнику ГОВД. А вот каким показателем измеряют идейно-моральный дух — критерий весьма условный и субъективный, зависит от настроений, симпатий или антипатий начальства. Все относительно, туманно и абстрактно.
— Такие у тебя служебные функции, поэтому оценку начальства принимай, как должное, терпимо, без амбиций и обид, — посоветовал Калач. — Запомни, что покорное теля двух маток сосет. Если в отделе ПВР УВД зарекомендуешь себя с лучшей стороны, с первых дней не наживешь недругов и завистников, то за званием и почестями дело не станет. А, если, у кого появится на тебя зуб и зуд, то превратят в мальчика для битья, закиснешь и выше капитана не вырастишь, хотя сейчас и на должности подполковника.
—Вячеслав Георгиевич, меня смущает и обескураживая довольно нелепая и даже абсурдная ситуация со знаниями и субординацией. Некоторые из моих подчиненных в званиях капитана и майора, а я всего лишь старший лейтенант, каковых в отделе больше двух десятков. Чувствую себя не в своей тарелке. Поэтому стараюсь со старшими по званию не разговаривать приказным командирским тоном, не напрягать их заданиями и просьбами, чтобы не обиделись.
— Вадим Андреевич, не будь кисейной барышней. О таком понятии, как «просьба» забудь, у тебя главное оружие — приказ! А приказы не обсуждаются, а беспрекословно исполняются. Невзирая на звания, ты по должности выше начальников отделений, и поэтому уверенно и смело отдавай им приказы. Если кто-то из них проявит строптивость и гонор, то обращайся ко мне. Я их быстро приведу в чувство, самым упертым звездану промеж глаз.. — он сжал пальцы в большой кулак. — Поступай так, чтобы тебя не только уважали, но и боялись. А то ведь дело дойдет до того, что сержанты станут помыкать и воду возить. Многие офицеры и сержанты, особенно которым до пенсии осталось пять-десять лет, дорожат своей службой и, как черт ладана, боятся взысканий, а тем более увольнения. Ведь тогда на гражданке, на стройках народного хозяйства, мужчинам придется работать до 60, а женщинам до 55 лет, то есть обычного пенсионного возраста.
— Вячеслав Георгиевич, не хочу, чтобы у вас из-за меня, если начну жаловаться, испортились отношения с офицерами?
— Не испортятся. Они — люди военные и для них приказ — закон! — заверил подполковник. — Конечно, дополнительные звезды на погоне, а тем более большие, дают прибавку к зарплате. Припоминаю такой эпизод.: у одного из офицеров тогда еще ГРОВД, не буду называть его фамилию, я спросил, кем он работает? Он, не моргнув глазом, ответил: майором. Почему? Потому, что за звание ему ежемесячно платили 140, а за должность дежурного по отделу 110 рублей. Большое значение имеет выслуга. А у тебя всего лишь два года срочной службы в армии, трудовой стаж в зачет не берется. Но не огорчайся, все равно деньги, как вода, их постоянно не хватает. Ладно, об этом потолкуем в другой раз, есть тема важнее…
Подполковник развязал белые тесемки на папке и извлек из нее протоколы, к которым я прикасался несколько часов назад, определяя наказания для «пациентов» медвытрезвителя. Оставил на документах свои автографы. «Интересно узнать его мнение о моем дебюте в качестве блюстителя», — подумал я. В следующее мгновение от его голоса повеяло холодком.
—Что же ты, Вадим Андреевич, милосердствуешь, проявляешь чрезмерную гуманность к деклассированным элементам, своим поведением порочащим советский строй? Хочешь быть добреньким для всех, в том числе пьяниц, тунеядцев, хулиганов, проституток… У нас не институт благородных девиц, не монастырь, а милиция — вооруженный отряд трудящихся. Нас должны бояться и уважать. При твоей политике снисходительности и попустительства медвытрезвитель может превратиться в бесплатную ночлежку, в злачное место, в притон для алкашей, шлюх и прочих отбросов общества.
— У этих, как вы выразились, отбросов, паспорта граждан СССР, — возразил я.
— И что с того? — перевел он дыхание.
— По Конституции они обладают такими же правами, как и мы с вами.
—Но мы, как говорил Маяковский, гордимся: «Читайте, завидуйте я — гражданин Советского Союза», а не позорим великую державу, — выдал он убедительный контраргумент.
— Нельзя всех оступившихся стричь под одну гребенку. Сами советовали не рубить с плеча, а конкретно разобраться с каждым пациентом медвытрезвителя.
— Не лезет ни в какие ворота! Сорок трех алкашей оштрафовал всего лишь на 358 рублей. Даже по десятке на нос не получается, — сокрушался подполковник. — Мы с таким хозрасчетом, благотворительностью в трубу вылетим. Заведение могут закрыть из-за убыточности.
— Вячеслав Георгиевич, далеко не все из сорока трех пациентов закоренелые хронические алкоголики. Есть и те, кто попался случайно. По информации фельдшера, большинство находились в средней степени опьянения или на грани с легкой и лишь четверть — в тяжелой. Я тщательно разобрался с каждым из них. Для этого потребовалось четыре часа.
— Четыре часа? — удивился он. — Ну, ты и даешь! Я за час пропускаю по сотне гавриков.
Перекладывая листы протоколов, начальник несколько успокоился:
— С местным «звездой футбола» Петровым ты поступил грамотно. Оштрафовал по делу, а вот его арест мог бы не понравиться ответственным товарищам из горкома партии и горисполкома, опекающим команду «Авангард». Футболисты — парни молодые, горячие. После матчей не обходится без застолий…
—Товарищ подполковник, так ведь пьют не только по случаю побед, но и поражений в матчах? — подметил я.
— Увы, такова традиция, и радость, и горе запивают водкой и вином. Приходится считаться. Похоже, ты равнодушен к футболу?
— Не равнодушен, но предпочитаю играть в волейбол. В данном случае, увлечение тем или иным видом спорта не имеет значения. Перед законом все равны: и футболисты, и трактористы, — возразил я. — Об этом в Конституции и других законах записано. Поэтому исключений не должно быть.
— В теории — да, а на практике — не всегда, — усмехнулся Калач. — Представь типичную ситуацию. Скажем, задержали мы кого-либо из основных игроков «Авангарда», форварда, голкипера или защитника и по этой причине команда проиграла соперникам. Конечно, в первую очередь перепадет тренеру. Тот пожалуется секретарю горкома партии Коновалу, курирующему спорт, о том, что милиция задержала, а суд на пятнадцать суток арестовал ведущего игрока. Камни, булыжники полетят в наш огород. Кому дадут по шапке? Нам с тобой. И потом еще не один раз аукнется, ведь мы зависим от симпатий или антипатий партийно-советских функционеров. В горисполкоме, когда придет время распределять жилплощадь, места в детсады, очередников на покупку автомобилей, мебели, холодильников, ковров, хрустальных и других дефицитных товаров, вспомнят о том, что мы внесли лепту в поражение «Авангарда» и сунут под нос кукиш с маком. Команду так и назвали, чтобы она была в авангарде, а не в уатсайдерах.
— Пусть об этом голова болит у председателя городского спорткомитета, федерации футбола и администрации машиностроительного завода, в штате которого числятся футболисты и тренеры.
— Для нас честь города, его спортивная слава не пустой звук, — произнес Калач. — Поэтому всегда следует думать о последствиях своих действий и решений. Надо быть дипломатом, чтобы не напороться на неприятности. Все разнообразие жизни и отношений законом не регламентируешь, тем более, что законодатели от ошибок не гарантированы и юриспруденция отстает от развития общества. Многие ситуацию, пока не имеют правового урегулирования.
Последние умозаключения подполковника не вызывали возражений. Действительно, прав философ: все течет, все меняется, в том числе и в сфере законодательства.
— С тренером Захаровым обошелся верно, мячи для наших динамовцев очень кстати. Одобряю за предприимчивость. — похвалил начальник.
— Рад стараться, — ответил я, польщенный его похвалой, догадавшись о том, что капитан Недбай раньше меня успел доложить о ситуации с наказанием пациентов медвытрезвителя. Но в следующее мгновение подполковник вновь окатил меня ушатом холодной воды:
— А вот с художником Суховеем дал промашку. Ведь на ловца зверь и вдруг такая досадная ошибка. Надо было срочно отыскать свидетелей, которые бы подтвердили, что художник в пьяном виде матерился в общественном месте. Оформили бы материалы в суд и влепили суток 15.И за это время он бы бесплатно обновил панно и оформил наглядную агитацию в актовом зале. А ты его отпустил, даже без минимального штрафа.
— Его нарушение не стоит выеденного яйца, не представляло опасности для людей, — возразил я.
— Откуда тебе знать, представляло или нет. Запомни: человек в состоянии алкогольного или наркотического опьянения является потенциальным преступником или жертвой преступления, — изрек он. — И наказание за преступление должно быть неотвратимо. Надо действовать жестко, решительно, чтобы у граждан не сложилось впечатление, что правонарушителям все сходит с рук. Почему не оштрафовал сантехника Степана Пантюху из ЖЭКа №3, который уже трижды за полугодие попадает в медвытрезвитель? Фактически подарил ему 45 рублей.
— Не ему, а его семье, ведь на иждивении находятся трое несовершеннолетних детишек, в том числе младенец. Его супруга пребывает в декретном отпуске. Кто бы в первую очередь пострадал, если бы я выписал штраф? Жена, дети. А Степан в любом случае заработает на шабашке и напьется.
— Эх, Вадим Андреевич, тебе бы не замполитом, а адвокатом служить, — с огорчением заметил Калач, отложив протоколы в сторону. — Явные признаки снисходительности к лицам, ведущим паразитический образ жизни. Нет желания дальше продолжать. В следующий раз я поручу разбираться с ними своему заместителю Шугаю. Он — человек волевой, понимает, что закон суров, но справедлив и перед ним все равны.
Холодом недоверия и отчуждения повеяло от его слов. Я ощутил, что между нами пробежала черная кошка.
— Удивляюсь, куда смотрел Недбай, этот старый волк, почему не вмешался и не поправил? Постарел, износился, потерял хватку и нюх, видно пора на заслуженный отдых. Надо бы подыскать ему достойную замену.
— Владимир Авдеевич, не виноват, вел себя сдержанно, корректно, как подобает офицеру, — вступился я за капитана, не желая быть причиной его увольнения. — Пусть продолжает служить, пока есть силы и стремление.
— Эх, замполит, чувствую, что своей либеральностью развалишь дисциплину, — посетовал подполковник— Не обессудь, но некоторые из твоих поспешных решений я пересмотрю, ужесточу меры наказания. У меня все же больше знаний и опыта.
— В таком случае в медвытрезвитель я больше не ходок, — проявил я твердость характера. — У вас есть еще два заместителя, пусть практикуют.
— Приказы следует беспрекословно выполнять!— потребовал он.
— Товарищ подполковник, прошу, настаиваю оставить без изменений мои решения относительно художника Суховея и сантехника Пантюха, — не уступал я. — Евдоким Саввич согласился обновить панно и оформить наглядную агитацию. Находясь на свободе по вдохновению, а не принуждению, он более качественно исполнит заказ
— Кто ему заплатит гонорар? Из какого источника? У нас на это нет средства. Даже на строительство жилого дома для сотрудников не хватает. Поэтому сроки сдачи в эксплуатацию постоянно отодвигаются.
— Заплачу свои, он человек скромный, интеллигентный, много не возьмет.
— Ну и ну, щедрый, бескорыстный, — покачал он головой и предупредил. — Жена подумает, что потратился на любовницу, изгонит из квартиры, скандала не избежать.
— Моя Галина — умная женщина, поэтому не станет по мелочам устраивать истерики, — ответил я.
—Ладно, насчет художника и сантехника подумаю, — пошел он на компромисс. — Но и ты потрудись усердно. Чтобы служба не казалась медом, срочно затребуй у начальников отделений основные данные, показатели о работе за первое полугодие и подготовь мне аналитический доклад для выступления на общем собрании личного состава. О тактике пряника и кнута, наверняка, слышал. Так вот в докладе должно быть больше критики и меньше хвальбы, сиропа. Я отлично знаю, какой оценки заслуживает каждый из наших сотрудников.
— Если знаете, так сами и подготовьте доклад.
Судя по постному выражению лица, мой ответ ему не понравился:
— У вас слишком много свободного времени. До меня дошла информация, что за гонорары в служебное время подвизались читать на предприятиях и учреждениях лекции на темы международной политики, экономики и культуры. Такое совместительство недопустимо. Денег что ли не хватает?
— Хватает, я не алчный и сдержан в потребностях. С лекциями выступаю по просьбе председателя общества «Знание» не ради денег, а морального удовлетворения, общения с людьми.
— Может, не удовлетворены службой?
— Удовлетворен. А лекция читаю не только о международной обстановке, но и о работе милиции, профилактике правонарушений и раскрытии преступлений, что вызывает у слушателей повышенный интерес. Сила милиции — в поддержке общественности. Об этом генерал Чурбанов в учебнике отметил, да и министр Щелоков неоднократно заявлял. Вот я и стараюсь информировать общественность о наших успехах и новых задачах по укреплению социалистической законности.
— Это функции прессы, радио, телевидения, — возразил подполковник и посетовал. — В тебе неистребим азарт журналиста, стремление к публичности и популярности, а должен доминировать менталитет, хватка милиционера, блюстителя правопорядка.
— Связь с общественностью, обеспечение гласности о работе милиции — тоже предмет моих функциональных обязанностей. Мне что же теперь отказаться и от участия в проведении «единых политдней» на предприятиях и в организациях города?
— Нет, — ответил он, зная, что эти мероприятия практикуются под эгидой отдела пропаганды и агитации и курируются секретарем райкома партии Петром Коновалом. А наживать себе недругов среди ответственных партработников ему не хотелось.
—Не возражаю, но это не приоритет. Коль появился зуд в руках, желание поработать мозгами и пером, то я предоставляю такую возможность. Товарищ старший лейтенант, приказываю подготовить доклад! — строго велел подполковник и чуть мягче. — Конечно, я бы и сам написал, но у меня масса других неотложных дел. А у тебя бойкое перо, думаю, что получится. В преамбуле доклада обязательно укажи на заботу ЦК КПСС, лично Брежнева и министра МВД Щелокова об укреплении органов внутренних дел, улучшении условий службы и быта сотрудников милиции. Включи несколько громких цитат из их речей или материалов ХХ1V съезда КПСС, призывов партии. Поди, передовые статьи для газеты часто сочинял?
—Приходилось, — нехотя признался, понимая, что свои обязанности он перекладывает на мои плечи.
— Значит, флаг тебе в руки! — с пафосом произнес начальник. — Твори, через пять дней доклад должен лежать на моем столе. Думаю, что справишься, газетная работа приучила к исполнительности и оперативности. По времени доклад должен занять не менее полутора часов. Изложи в такой последовательности: анализ работы следствия, дежурной части, уголовного розыска, участковых инспекторов, ОБХСС, медвытрезвителя, ППС, паспортного стола, ИВС, пожарного надзора, ГАИ, МРЭО и ДПС, вневедомственной охраны, а также эксперта-криминалиста, судмедэксперта и кинолога. Понятно?
— Понятно, но срок очень сжатый. Успею в том случае, если начальники отделений оперативно предоставят исходные материалы, данные статистики.
—Успеют, а кто не успеет, получит взыскание. Ты тоже с них не слезай, прояви твердость характера. Не боги горшки обжигают.
Зловещий знак
В отличие от большинства любопытных женщин, привыкших совать нос в любые дела, Маргарита Евгеньевна страшилась похорон, сопровождаемых щемящей сердце музыкой духового оркестра, причитаниями, рыданиями, прощальными речами, стонами и слезами.. Под разными предлогами старалась избегать этих скорбных мероприятий, напоминавших о краткости и хрупкости человеческой жизни, о неотвратимом приближении роковой черты уже с момента, если не зачатия, то рождения ребенка. Кто-то из философов заметил, что жизнь — это подготовка к смерти. А ученые констатировали, что старение организма начинается с семи лет отроду, когда отмирают клетки. Это открытие ее шокировало, ведь каждой женщине, как впрочем,и мужчине, хочется отсрочить наступление старости, чтобы, хотя бы внешне выглядеть моложе своих лет. Для этого используют не только разного рода диеты, сбалансированные по количеству калорий, кислотных и щелочных продуктов питания, но и курсы голодания для борьбы с ожирением, избыточным весом. Курортно-санаторные процедуры, морские и солнечные ванны, душ Шарко, бани, и контрастные сауны,
В арсенале богатая коллекция косметики, разных кремов, лосьонов для макияжа. А некоторые темпераментные особы на собственном опыте убедились в благотворном влиянии на организм, иммунитет и психику не беспорядочного, а регулярного секс а, не реже трех-четырех раз в неделю. Слипчук во всем руководствовалась чувством меры, часто сдерживала свои похотливые желания. Может и поэтому ее супруг, выслеживая молодых, красивых и безотказных женщин, искал утех и наслаждений на стороне.
Местное кладбище, расположенное в километре от поселка, невдалеке от асфальтированной ленты шоссе, Маргарита Евгеньевна не посещала последние лет десять. Никто из ближних родственников не был на нем погребен, поэтому не было повода для прихода на погост. Поминальные традиционные после пасхи дни, когда люди посещают и поминают усопших, тоже игнорировала. Не только потому, что статус жены партийного работника не позволял следовать религиозным обычаям и обрядам, а просто считала, что кладбище — не место для коллективных застолий и пьянства. Часто после поминок витали слухи, что мужики и бабы напивались и наедались до такой степени, что на скорбном погосте или, возвращаясь по домам, распевали не только народные, но и блатные, похабные песни и частушки. В последние годы для обеспечения порядка и пресечения драк по пьяной лавочке, начальство выставляло наряд милиции.
«Как же я одна в полночь на кладбище, еще впотьмах забреду, черт знает куда? — эта мысль угнетала Слипчук. — Наверное, там многое изменилось, появилось много новых могил, есть риск заплутать. Надо бы днем побывать на кладбище, присмотреть укромное местечко, чтобы потом без паники пройти и закопать фото. И обязательно в полночь, как велела Аграфена, иначе заклятие не будет иметь силу».
Уверовав в правильность этого решения, женщина вспомнила, что в квартире нет лопаты. В ней никогда не было потребности из-за отсутствия дачи. К приобретению земельного участка с садовым домиком и огородом супруги не проявляли интерес, так как необходимые продукты питания, мясо, молоко, масло, овощи и фрукты им по заказу доставляли из колхозов и совхозов района.
По пути домой Маргарита Евгеньевна зашла в магазин «Хозтовары» и купила небольшую, подобно саперной, лопату с коротким держаком. Продавец завернула ее в плотную желтоватую бумагу. Слипчук с горечью подумала: «Если бы Александр был здоров, то не пришлось бы навещать Аграфену, идти пешком и тащить лопату под прицелом любопытствующих глаз прохожих, узнававших в ней жену пострадавшего партработника. Хотя, будь он здоров, то и лопата бы не потребовалась. Все взаимосвязано и взаимообусловлено».
Прибыв домой, она наспех пообедала. Для согревания и бодрости выпила пятьдесят граммов коньяка и чашечку бразильского кофе. Чтобы избежать лишних вопросов тринадцатилетней дочери Нины и вынужденной лжи, не скажет ведь, что собралась на кладбище, она поспешно оделась с демисезонное с каракулевым воротником пальто, меховую шапку и кожаные сапожки. Перед тем, как оставить квартиру, зацепилась взглядом за упакованную лопату. «Может взять ее с собой, чтобы ночью не напрягаться под ношей, — подумала женщина. — Спрячу ее в траве. А вдруг кто-нибудь обнаружит. Такое по теории вероятности случается нередко. Чем я тогда вырою яму, Лучше не рисковать, ведь не зря мудрецы говорят, все свое ношу с собой». Чтобы не озадачивать дочь, когда та возвратится домой из школы, Слипчук спрятала лопату в кладовую. Закрыла входную дверь на два оборота ключа. По лестнице (квартира находилась на втором этаже) спустилась в подъезд. На остановке дождалась автобус и сошла на конечной остановке. В поселке, защищенном от ветра зданиями и деревьями парка, было более-менее тихо и комфортно, хотя и ощущалось холодное, промозглое дыхание уходящей осени. На степном просторе за поселком ветер усилился, холодил затылок и уши. Она подняла воротник, плотнее надвинула на голову шапку. С тревогой поглядела на западную сторону, где сгущались свинцово-серые тучи, предвещая дождь. Посетовала, что не догадалась взять с собой плащ-дождевик или зонтик. Торопливо пошла вдоль обочины, стараясь успеть до непогоды.