Что делать в том случае, когда возникают моменты, которые не описаны драматургом?




— Надо выдумывать, досочинять то, чего нехватает, — предложил Паша.

— Да, именно, досочинять! Так нужно всегда поступать в тех случаях, когда автор, режис-сёр и другие творцы спектакля не досказали всего, что необходимо знать творящему арти-сту.

Нам нужна, во-первых, непрерывная линия «предлагаемых обстоятельств», среди которых проходит жизнь этюда, а во-вторых, повторяю, нам нужна непрерывная вереница виде-ний, связанных с этими предлагаемыми обстоятельствами. Короче говоря, нам нужна не-прерывная линия не простых, а иллюстрированных предлагаемых обстоятельств.

Поэтому, запомните хорошенько, однажды и навсегда; в каждый момент вашего пребы-вания на подмостках, в каждый момент внешнего или внутреннего развития пьесы и её действия, артист должен видеть или то, что происходит вне его, на сцене (то есть внеш-ние, предлагаемые обстоятельства, созданные режиссёром, художником и другими твор-цами спектакля), или же то, что происходит внутри, в воображении самого артиста, то есть те видения, которые иллюстрируют предлагаемые обстоятельства жизни роли. Из всех этих моментов образуется то вне, то внутри нас непрерывная бесконечная вереница внутренних и внешних моментов видений, своего рода кинолента.

Где же находится этот экран, или, вернее, где я его ощущаю — внутри или вне себя? По моему самочувствию, он где-то вне меня, в пустом пространстве передо мною. Сама кино-лента точно проходит у меня внутри, а её отражение я вижу вне себя.

Чтобы быть до конца понятым, скажу о том же другими словами, в другой форме. Образы наших видений возникают внутри нас, в нашем воображении, в памяти и затем уже как бы мысленно переставляются во вне нас, для нашего просмотра. Но мы смотрим на эти вооб-ражаемые объекты изнутри, так сказать, не наружными, а внутренними глазами (зрением).

То же самое происходит и а области слуха: мы слышим воображаемые звуки не наруж-ными ушами, а внутренним слухом, но источники этих звуков, в большинстве случаев, мы ощущаем не внутри, а вне себя. Скажу то же, но переверну фразу: воображаемые объекты и образы рисуются нам хотя и вне нас, но всё же они предварительно возникают внутри нас, в нашем воображении и памяти.

 

 

— Вы прожили всю жизнь, и от неё остались воспоминания наиболее важных моментов. Проживите всю жизнь роли, и пусть от неё тоже останутся наиболее существенные, этапные моменты. Почему же вы считаете эту работу такой трудной?

— Да потому что подлинная жизнь сама, естественным путём, создаёт киноленту видений, а в воображаемой жизни роли надо это делать самому артисту, и это очень трудно и сложно.

— Вы сами скоро убедитесь в том, что эта работа не так сложна в действительности. Вот если бы я предложил вам провести непрерывную линию не из видений внутреннего зрения, а из ваших душевных чувствований и переживаний, то такая работа оказалась бы не только «сложной» и «трудной», но и невыполнимой.

Пусть же более доступные и сговорчивые зрительные видения помогают нам воскрешать и закреплять менее доступные, менее устойчивые душевные чувствования. Пусть кинолента видений постоянно поддерживает в нас соответствующие настроения, аналогичные с пьесой. Пусть они, окутывая нас, вызывают соответствующие переживания, позывы, стремления и самые действия. Вот для чего нам необходимы в каждой роли не простые, а иллюстрированные предлагаемые обстоятельства —

 

— Значит, — хотел я договориться до конца, — если я создам внутри себя киноленту видений для всех моментов жизни Отелло и буду пропускать эту ленту на экране моего внутреннего зрения…

— И если, — подхватил Аркадий Николаевич, — созданная вами иллюстрация верно от-ражает предлагаемые обстоятельства и магическое «если бы» пьесы, если последние вы-зывают в вас настроения и чувствования, аналогичные с таковыми же самой роли, то вы, вероятно, каждый раз будете заражаться от ваших видений и правильно переживать чувст-вования Отелло при каждом внутреннем просмотре киноленты.

— Когда эта лента сделана, то пропускать её не трудно. Весь вопрос в том, как её создавать!

И сегодня Аркадий Николаевич продолжал упражнения но развитию воображения.

— На последнем уроке, — говорил он Шустову, — вы рассказали мне, кто вы, где вы находитесь в вашей мечте и что видите вокруг себя… Скажите же мне теперь, что вы слышите вашим внутренним слухом в воображаемой жизни старого дуба?

Сперва Шустов ничего не слышал. Торцов напомнил ему о возне птиц, свивших себе гнезда на сучьях дуба и прибавил:

— Ну, а кругом, на своей горной поляне, что вы слышите?

Теперь Шустов слышал блеяние овец, мычание коров, звон колокольчиков, звук пастушь-их рожков, разговор женщин, отдыхающих под дубом от тяжёлой полевой работы.

— Скажите мне теперь, когда происходит всё, что вы видите и слышите в своём вообра-жении? В какую историческую эпоху? В каком веке?

Шустов выбрал эпоху феодализма.

— Хорошо. Если так, то вы в качестве старого дуба услышите ещё какие-нибудь звуки, характерные для того времени?

Шустов, помолчав, сказал, что он слышит песни странствующего певца, миннезингера, направляющегося на праздник в соседний замок: здесь, под дубом, у ручья, он отдыхает, умывается, переодевается в парадную одежду и готовится к выступлению. Здесь он нас-траивает свою арфу и в последний раз репетирует новую песню о весне, о любви, о сер-дечной тоске. А ночью дуб подслушивает любовное объяснение придворного с замужней дамой, их долгие поцелуи. Потом раздаются бешеные ругательства двух заклятых врагов, соперников, лязг оружия, последний вскрик раненого. А к рассвету слышатся тревожные голоса людей, разыскивающих тело погибшего, потом, когда они нашли его, общий гомон и отдельные резкие выкрики наполняют воздух Тело поднимают — слышны тяжелые, мерные шаги уносящих его.

Не успели мы передохнуть, как Аркадий Николаевич задал Шустову новый вопрос:

— Почему?

— Что почему? — недоумевали мы.

— Почему Шустов — дуб? Почему он растет в средние века на горе?

Торцов придает этому вопросу большое значение. Отвечая на него, можно, по его словам, выбрать из своего воображения прошлое той жизни, которая создалась уже в мечте.

— Почему вы одиноко растёте на этой поляне?

Шустов придумал следующее предположение относительно прошлого старого дуба. Ког-да-то вся возвышенность была покрыта густым лесом. Но барон, владелец того замка, ко-торый виднеется невдалеке, по ту сторону долины, должен был постоянно опасаться на-бега со стороны воинственного феодала-соседа. Лес скрывал от глаз передвижение его войска и мог служить врагу засадой. Поэтому его свели. Оставили только могуществен-ный дуб, потому что как раз подле него, в его тени, пробивался из-под земли ключ. Если бы ключ пересох, не стало бы и того ручья, который служит для водопоя стад барона. Новый вопрос — для чего, предложенный Торцовым, опять привёл нас в тупик.

— Я понимаю ваше затруднение, так как в данном случае речь идёт о дереве. Но вообще говоря, этот вопрос — для чего? — имеет очень большое значение: он заставляет нас уяснять цель наших стремлений, а эта цель намечает будущее и толкает к активности, к действию. Дерево, конечно, не может ставить перед собой целей, но и оно может иметь какое-то назначение, подобие деятельности, служить чему-то. Шустов придумал такой ответ: дуб является самым высоким пунктом в данной местности. Поэтому он может слу-жить прекрасной вышкой для наблюдения за врагом-соседом. В этом смысле за деревом числятся в прошлом большие заслуги. Не удивительно поэтому, что оно пользуется ис-ключительным почётом у обитателей замка и ближних деревень. В его честь каждую вес-ну устраивается особый праздник. Сам феодал-барон является на этот праздник и выпи-вает до дна огромную чашу вина. Дуб убирают цветами, поют песни и танцуют вокруг него.

— Теперь, — сказал Торцов, — когда предлагаемые обстоятельства наметились и постепенно ожили в нашем воображении, сравним то, что было при начале нашей работы, с тем, что стало сейчас. Прежде, когда мы знали только, что вы находитесь на горной поляне, ваше внутреннее видение было обще, затуманено, как непроявленная плёнка фотографии. Теперь, с помощью проделанной работы, оно в значительной степени прояснилось. Вам стало понятно, когда, где, почему, для чего вы находитесь. Вы уже различаете контуры какой-то новой, неведомой вам доселе жизни. Почувствовалась почва под ногами. Вы мысленно зажили. Но этого мало. На сцене нужно действие. Необходимо вызвать его через задачу и стремление к ней. Для этого нужны новые «предлагаемые обстоятельства» — с магическим «если бы», новые волнующие вымыслы воображения.

 

— Спросите себя и ответьте на вопрос искренне: какое событие, какая воображаемая катастрофа могла бы вывести вас из состояния равнодушия, взволновать, испугать, обра-довать? Почувствуйте себя на горной поляне, создайте «я есмь» и только после этого отве-чайте — советовал ему Аркадий Николаевич.

Шустов старался исполнить то, что ему указывали, но ничего не мог придумать.

— Если так, постараемся подойти к разрешению задачи косвенными путями. Но для этого ответьте прежде, на что вы больше всего чувствительны в жизни? Что вас чаще всего вол-нует, пугает, радует? Спрашиваю вас безотносительно к самой теме мечтания. Поняв вашу органическую природную склонность, не трудно будет подвести к ней уже созданный вы-мысел. Итак, назовите одну из органических, наиболее типичных для вашей природы черт, свойств, интересов.

— Меня очень волнует всякая борьба. Вас удивляет это несоответствие с моим смирным видом? — сказал после некоторого раздумья Шустов.

— Вот что! В таком случае: неприятельский набег! Войско враждебного герцога, направ-ляясь к владениям вашего феодала, уже поднимается на гору, где вы стоите. Блестят копья на солнце, движутся метательные и стенобитные машины. Неприятель знает, что на вашу верхушку часто взбираются дозорные, чтобы следить за ним. Вас срубят и сожгут! — пу-гал Аркадий Николаевич.

— Им это не удастся! — живо отозвался Шустов. — Меня не выдадут. Я нужен. Наши не дремлют. Они уже бегут сюда, а всадники скачут. Дозорные ежеминутно посылают к ним гонцов…

— Сейчас здесь развернётся бой. В вас и ваших дозорных полетит туча стрел из арбале-тов, некоторые из них обернуты горящей паклей и обмазаны смолой… Держитесь и ре-шите, пока ещё не поздно, что вы стали бы делать при данных обстоятельствах, если бы все это происходило в реальной жизни?

Видно было, что Шустов внутренне метался в поисках выхода из введенного Торцовым «если бы».

— Что может сделать дерево для своего спасения, когда оно корнями вросло в землю и не способно сдвинуться с места? — воскликнул он с досадой на безвыходность положения.

— С меня довольно вашего волнения. — одобрил Торцов. — Задача неразрешимая, и не наша вина, что вам дали для мечтания тему, лишённую действия.

— Зачем же вы её дали? — недоумевали мы.

— Пусть это докажет вам, что даже при бездейственной теме вымысел воображения спо-собен произвести внутренний сдвиг, заволновать и вызвать живой внутренний позыв к действию. Но, главным образом, все наши упражнения по мечтанию должны были пока-зать нам, как создастся материал и сами внутренние видения роли, её кинолента и что эта работа совсем не так трудна и сложна, как это представлялось вам.

Всякий вымысел воображения должен быть точно обоснован и крепко установлен. Вопросы: кто, когда, где, почему, для чего, как, которые мы ставим себе, чтоб расшевелить воображение, помогают нам создавать всё более и более определённую картину самой призрачной жизни. Бывают, конечно, случаи, когда она образуется сама, без помощи нашей сознательной умственной деятельности, без наводящих вопросов, а — интуитивно. Но вы сами могли убедиться, что рассчитывать на активность воображения, предоставленного самому себе, нельзя даже в тех случаях, когда вам дана определённая тема для мечтаний.

Мечтать же «вообще», без определённой и твёрдо поставленной темы, бесплодно. Однако, когда подходят к созданию вымысла при помощи рассудка, очень часто, в ответ на вопро-сы, в нашем сознании возникают бледные представления мысленно создаваемой жизни. Но этого недостаточно для сценического творчества, которое требует, чтоб в человеке-ар-тисте забурлила, в связи с вымыслом, его органическая жизнь, чтоб вся его природа отда-лась роли — не только психически, но и физически. Как же быть? Поставьте новый, хоро-шо известный вам теперь вопрос: «Что бы я стал делать, если б созданный мною вымысел стал действительностью?» Вы уже знаете по опыту, что благодаря свой-ству нашей артистической природы на этот вопрос вас потянет ответить действием.

 

 

Последнее является хорошим возбудителем, подталкивающим воображение. Пусть это действие пока даже не реализируется, а остаётся до поры до времени неразрешённым по-зывом. Важно, что этот позыв вызван и ощущается нами не только психически, но и физи-чески. Это ощущение закрепляет вымысел. Важно сознать, что бестелесное, лишённое плотной материи мечтание обладает способностью рефлекторно вызывать подлинные дей-ствия нашей плоти и материи — тела. Эта способность играет большую роль в нашей психотехнике.

Прислушайтесь внимательно к тому, что я сейчас скажу: каждое наше движение на сцене, каждое слово должно быть результатом верной жизни воображения. Если вы сказали слово или проделали что-либо на сцене механически, не зная, кто вы, откуда пришли, зачем, что вам нужно, куда пойдёте отсюда и что там будете делать, — вы действовали без воображения. И этот кусочек вашего пребывания на сцене, мал он или велик, не был для вас правдой — вы действовали как заведённая машина, как автомат.

Если я вас спрошу сейчас о самой простой вещи: «Холодно сегодня или нет?» — вы, прежде чем ответить «холодно», или «тепло», или «не заметил», мысленно побываете па улице, вспомните, как вы шли или ехали, проверите свои ощущения, вспомните, как кута-лись и поднимали воротники встречные прохожие, как хрустел под ногами снег, и только тогда скажете это одно нужное вам слово.

При этом все эти картины, может быть, промелькнут перед вами мгновенно, и со стороны будет казаться, что вы ответили почти не думая, но картины были, ощущения ваши были, проверка их тоже была, и только в результате этой сложной работы вашего воображения вы и ответили.

Таким образом, ни один этюд, ни один шаг на сцене не должен производиться механи-чески, без внутреннего обоснования, то есть без участия работы воображения. Если вы будете строго придерживаться этого правила, все ваши школьные упражнения, к какому бы отделу нашей программы они ни относились, будут развивать и укреплять ваше вооб-ражение.

Наоборот, всё сделанное вами на сцене с холодной душой («холодным способом») будет губить вас, так как привьёт нам привычку действовать автоматически, без воображения — механически. А творческая работа над ролью и над превращением словесного произведе-ния драматурга в сценическую быль вся, от начала до конца, протекает при участии воображения. Что может согреть, взволновать нас внутренне, как не овладевший нами вы-мысел воображения! Чтоб отвечать на все требования, предъявляемые к нему, необходи-мо, чтобы оно было подвижно, активно, отзывчиво и достаточно развито. Поэтому обра-щайте чрезвычайное внимание на развитие вашего воображения. Развивайте его всячески: и теми упражнениями, с которыми вы познакомились, то есть занимайтесь воображением как таковым, и развивайте его косвенно: взяв за правило не делать ничего на сцене меха-нически, формально.

 

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-10-21 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: