Анисимов Е. Е.
(1931 – 2010 гг.)
Папа умер 8 февраля 2010 года в 5 утра.
Все мое детство было освещено его сердечной улыбкой и теплотой. Папа был нашим идеалом. Я помню снег, солнечное утро, предновогодний вечер, когда мы с восторгом встречали папу с зеленой красавицей покрытой ледышками. Вместе с ним наряжали елку, с трепетом подавая большие шары. Какое счастье нам выпало в детстве!
Я знала о папиных тетрадках, он начал их писать еще в советское время. Внучки пользовались этими записями для написания сочинений, когда он уже лежал парализованный, недвижимый. Теперь его уже нет с нами, но он в памяти и в снах постоянно. Он словно ждет от нас чего-то. Я думаю об этом, о своей вине перед ним за то, что не смогла отплатить ему лаской и любовью за любовь в той мере, в какой он этого заслуживал.
И вот то малое, что, я чувствую, я должна для него сделать – сохранить то из его жизни, что он сам посчитал нужным записать для нас, для наших детей, для всех, кому это окажется нужным. Я решила перепечатать его записи, без всяких исправлений, ведь чернила выцветают, а бумага желтеет и становится хрупкой. Если появится возможность, я напечатаю папины записки в виде газетных публикаций или в виде книжки, если нет – сохраню их на дисках для наших детей. Пусть это будет память о нем и о его поколении.
Тетрадь №1
День моего рождения был выделен «всевышним» в июле месяце 29-го дня 1931 года. Родился я под небом деревни Бараново бывшего Уваровского района, Московской области. Час моего рождения совпал с началом жнивья ржи в поле, то есть на собственной ниве. По рассказам родителей: отца Ефима Гавриловича и матери Прасковьи Павловны – после рождения был сильным крикуном, за что получил прозвище – «пискун».
Отчетливо себя и свои поступки помню примерно с 5-летнего возраста, летом в 1936 году первый раз сделал попытку к самостоятельности, то есть без разрешения старших решил искупаться в речке Колочь, но едва ли не случилась трагедия; помню тот плес – так называли то место, где происходило купание молодежи деревень Бараново, Власово и Калошино. Я, как делали все взрослые, разделся и прыгнул в воду, но для меня плес был слишком глубок, помню, меня закрутило, и я пошел ко дну, по-моему, даже не успел крикнуть. Очнулся на берегу в кругу взрослых людей, которые меня спасли. С этой поры стал купаться, научился плавать.
Весной 1937 года произошел второй случай на реке Колочь: начинался весенний ледоход, а это всегда было интересным зрелищем для жителей деревни, особенно для мальчишек. Река разливалась широко, по всей пойме, заполняла все переправы на ту сторону, где была расположена другая половина деревни, которую называли «вшивая горка». Название такое дали той половине, потому что жители ее были в основном приезжие и жили намного бедней, чем здесь коренное население того времени. В пойме реки Колочь находилось много деревенских строений: сараи, овины и бани. В одной бане жили Петровы, которых ежегодно при половодье затопляло, приходилось вывозить верхом на лошадях. По реке плыли большие и маленькие льдины, которые нагромождались одна на другую, создавали торосы. Мы бегали по берегу и отталкивали шестами большие льдины, разбирали торосы. К берегу подошла большая льдина, которая почему-то называлась «Крына». Мы, то есть я, брат Левка, соседи Василий и Костя решили оттолкнуть ее от берега. Все четверо перешли на льдину и стали шестами отталкиваться. Льдина быстро отошла, мы не успели сообразить, как очутились на середине реки, в это время на нашу льдину налетела другая, нас потряс удар, и мы съехали на один край. Льдина стала переворачиваться, и мы попадали в воду; в пальто и шапках мы стали тонуть, но, к счастью, было много льдин поблизости. Ухватившись руками за края льдин, мы неслись по течению реки на глазах жителей деревни до тех пор, пока на повороте реки за деревней нас не выбросило на другой берег. Мокрых, нас перевезли через реку, где уже ожидали родители с ремнями и прутьями для «горячей» встречи и нравоучений.
С 5-летнего возраста меня научили читать, я читал книги и журналы всех времен и писателей, особенно мне нравились книги про чертей и всякую другую «нечистую силу». Возможно потому, что отец был верующим и нас учил верить в Бога: рассказывал много историй про чертей и Бога. Мы знали все молитвы, а также религиозные обряды, регулярно постились и говели. Я с 6-тилетнего возраста свободно читал Библию на славянском языке, а также псалтырь читал сразу с переводом всех молитв. В то время я искренне верил, что существуют ангелы и черти, Бог и сатана. Верил, в то, что ангелы сидят на правом плече, а черти на левом, поскольку знают, о чем я думаю, и каждый старается сделать свое дело: черт соблазняет на дурные поступки, а ангел помогает мне остаться верным Господу Богу. Чтобы не согрешить, я ежедневно молился утром и на сон грядущий, но все равно во сне часто видел чертей. Отец объяснял это тем, что я не усердно молюсь на сон грядущий.
Мать Прасковья Павловна и отец Ефим Гаврилович
В 1939 году пошел учиться в первый класс Барановской начальной школы. Первым моим учителем был Николай Иванович Климов, которого в 1941 году казнили немецкие фашисты за участие в партизанском движении.
Осенью 1939 года сгорел наш дом, его ночью в 3-00 поджег Политенков, который жил по соседству через один дом. К осени 1940 года отец построил новый. При пожаре мы выпрыгивали в окна, сгорело все имущество в доме и скотина во дворе, кроме коровы, которую удалось выпустить.
