ВЛАСОВ Сергей Валентинович
ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В ПРОЗЕ В.Г. РАСПУТИНА 2000-х ГОДОВ
Специальность 10.01.01 — русская литература
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Москва 2013
Работа выполнена в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Московский педагогический государственный университет» на кафедре русской литературы и журналистики ХХ-ХХI веков филологического факультета.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Творчество В.Г. Распутина, став заметным явлением уже в 1960-е гг., в ХХI в. получило поистине планетарный резонанс: произведения писателя переведены на множество языков, исследованы не только отечественными филологами, но и зарубежными[1], проза В.Г. Распутина рассмотрена в аспекте рецепции другими культурами.
Еще в 1978 г. исследователь В.Н. Шапошников констатировал, что в литературный обиход прочно вошли понятия: «проза Распутина», «художественный мир Распутина», «манера Распутина»[2].
За почти полувековую писательскую деятельность «манера Распутина» выросла в индивидуальный стиль, узнаваемый даже в тех случаях, когда под текстом стоит подпись нескольких десятков авторов (имеются в виду открытые письма).
В.Г. Распутин при жизни (что в литературе случается не часто) стал классиком. Одни исследователи утверждают, что анализировать современного писателя сложно: «Современники часто не понимают своих писателей или не осознают их истинного места в литературе…»[3], другие, напротив, пишут, что изучать «современного писателя в определенном смысле легче, чем литератора прежних лет»[4]. Но те и другие задаются вопросом о феномене Распутина: «…Как и почему имя писателя, до поры малоизвестного, становится символом народной совести и сознания?»[5], практически все, пишущие о В.Г. Распутине, называют его писательский труд подвижническим, самого писателя — мистическим (И.А. Дедков): «Жизнь для Распутина по сей день сохраняет некоторую таинственность, неопознанность; что-то в ней не поддается твердым логическим объяснениям»[6], таинником (С.Г. Семенова), нравственником (А.И. Солженицын), его мир — светоносным (И.П. Золотусский), относят его к тем несомненным именам, без которых нынешнюю литературу представить «уже не можем ни мы, ни потомки» (И.А. Панкеев); «Самые первые публикации позволили ему встать в строй равным среди равных, и “старшие” приняли его в этом строю с удовольствием и без оговорок»[7]; он «сохраняет в чистоте и святости свою душу»[8].
В 1997 г. в интервью, опубликованном журналом «Юность», В.Г. Распутин сказал: «Мой публицистический этап, не знаю, был ли он полезен, завершился » (курсив наш. — С.В.). Тем не менее на протяжении 2000-х гг. писатель из публицистики не уходил, напротив, его публицистика приобрела более жесткие и конкретные, экзистенциальные и эсхатологические черты, как-то: зло, мешающее России, получает конкретные имена; требования писателя, адресованные власти, все больше походят на «железный стих, облитый горечью и злостью»; «деревенские» проблемы вырастают во вселенские — экологические; наблюдения писателя за человеком вырастают в антропологические откровения и т. д.
В диссертации проведено сопоставление публицистики художественных и внехудожественных текстов В.Г. Распутина, в аспекте поэтики рассмотрен многожанровый ансамбль публицистического дискурса писателя.
Литературное имя В.Г. Распутин приобрел как писатель-«деревенщик». Однако потенциальные возможности деревенской прозы, возможно, себя исчерпали. Сам В.Г. Распутин пишет: «Я был “деревенщиком”. Все, что могла сказать “деревенская” литература, она сказала. И “Пожаром” для себя я закончил эту тему»[9]. Публицистика В.Г. Распутина 2000-х гг. обозначила новый вектор в творчестве писателя: из «деревенщика» в «экологи» — как в прямом, так и в метафорическом значении.
Круг тем, затронутых В.Г. Распутиным в XXI в., вышел далеко за пределы деревенских или региональных — все экстремальные события первого десятилетия XXI в. как в нашей стране, так и вне ее попали в поле обзора и аналитики писателя, как-то: «Дубровка», или «Норд-Ост», «11 сентября» в США, гибель подводной лодки «Курск», катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС, взрывы на военных складах в Ульяновске, гибель людей в пермском ночном клубе «Хромая лошадь», дело «Pussy Riot», а также социокультурные процессы последних лет.
В.Г. Распутин поднимает проблемы не только экологии среды обитания, но и экологии души, языка, ментальности, образования, литературы, культуры.
Проделанный в диссертации обзор распутиноведения подвел нас к новизне данного исследования: во-первых, не анализировалась публицистика В.Г. Распутина в границе 2000-х гг., вплоть до самых последних текстов писателя; во-вторых, собственно анализ поэтики публицистического дискурса В.Г. Распутина, а также мифопоэтики — не столько в архаических явлениях, сколько в современных для самого публицистического текста, то есть в явлениях мифологии обыденности — предпринят впервые.
Проза В.Г. Распутина — это многожанровый ансамбль текстов, разнодискурсный и одновременно единый по интенции и коммуникативной стратегии, направленный одной аудитории — русскому народу; эти интенция и стратегия легли в основу данного исследования.
Говоря о публицистике, мы учли толкование этого слова/понятия, изложенное в словарях и энциклопедиях, выходивших за последние почти 40 лет, где публицистика толкуется как вид литературы, «характеризующийся злободневным общественно-политическим содержанием и предназначенный для воздействия на сознание максимально широкого круга читателей».
Цель нашей работы — исследовать поэтику произведений В.Г. Распутина 2000-х годов, которые имеют выраженные публицистические черты, и проследить эволюционный процесс этих текстов.
Задачи исследования:
— выявить в художественных произведениях В.Г. Распутина (повестях «Пожар» и «Дочь Ивана, мать Ивана) публицистический дискурс;
— проанализировать поэтику публицистического дискурса В.Г. Распутина в аспекте отраженной в нем мифологии обыденности;
— проследить русскую историко-литературную традицию, которая продолжена в публицистике В.Г. Распутина;
— рассмотреть жанровый ансамбль публицистики В.Г. Распутина: эссе, очерк, выступление, открытое письмо;
— рассмотреть образ автора-повествователя в публицистике В.Г. Распутина, в частности, палитру приемов и средств, которыми он формируется;
— обнаружить точку зрения повествователя в публицистике В.Г. Распутина;
— проследить, какую роль играет фольклорная песня, упоминаемая в публицистике в ряду ценностных доминант национальности, — в художественной прозе В.Г. Распутина;
— рассмотреть построение прозаического диалога в публицистике В.Г. Распутина;
— исследовать истоки жанра прозаического диалога;
— проанализировать поэтику прозаического диалога В.Г. Распутина;
— определить способ повествования в диалогах В.Г. Распутина;
— рассмотреть диалоги В.Г. Распутина в типологическом ряду (в истории и современности).
Материал исследования:
— публицистические произведения В.Г. Распутина 2000-х годов: «В поисках берега: Выступление при вручении премии им. А. Солженицына» (2000), «Народ он свой, а живет стороной: Выступление на VI Всемирном Русском Народном Соборе» (2001), «Остановить “реформы смерти”: Обращение сорока трех» (2001), «С места вечного хранения: Об Александре Вампилове» (2002), «Тридцать лет спустя: О публицистике Александра Солженицына» (2003), «Наш Толстой: Юбилейное слово к 175-летию со дня рождения» (2003), «Байкал предо мною» (2003), «На Афоне» (2004), «Шлемоносцы: Выступление на IХ Всемирном Русском Народном Соборе» (2005), «Рядом с мастером: Предисловие к книге “Георгий Свиридов в воспоминаниях современников”» (2005), «Земля: Выступление на Х Всемирном Русском Народном Соборе» (2006), «Ученье: свет и тьма: Выступление на ХIV Рождественских Образовательных чтениях» (2006), «Русь сибирская, сторона байкальская: Предисловие к “Словарю говоров русских старожилов Байкальской Сибири” Г. Афанасьевой-Медведевой» (2006), «Полная чаша злата и лиха» (2006), «Вопросы, вопросы…» (1987-2007), «Эти двадцать убийственных лет» (1993-2010), «Молчать не позволяет совесть: Обращение писателей и публицистов в поддержку уголовного преследования “Pussy Riot”» (2012); «Поле битвы — сердца людей» (2012); интервью;
— художественные произведения: «Пожар» (1985), «Дочь Ивана, мать Ивана» (2003);
— а также ряд публицистических текстов, предшествовавших 2000-м годам: «Продолжение песни следует» (1961), «Вверх и вниз по течению» (1972), «В Саяны приезжают с рюкзаками» (1963), «Быть самим собой» (1976), «Байкал, Байкал» (1982), «Слово к народу» (1991), интервью;
— ряд произведений русской и зарубежной литературы XIX-XXI вв., встроенных в типологический ряд исследуемых проблем.
Объект исследования: публицистический дискурс В.Г. Распутина в текстах фикшн и нон-фикшн.
Предмет исследования: поэтика публицистики В.Г. Распутина.
Актуальность исследования обусловлена, во-первых, тем, что, с одной стороны, творческая фигура В.Г. Распутина — одна из ярких, значимых в литературном процессе последней трети ХХ-XXI вв., с другой стороны — одна из «исследуемых» фигур, и эти исследования должны быть продолжены вслед за новыми публикациями писателя. Во-вторых, в контексте освоения творчества В.Г. Распутина смежными с литературоведением дисциплинами (методикой преподавания литературы в школе, риторикой, историей журналистики, филологическим анализом текста и проч.) материалы данного исследования представляются востребованными для расширения и пополнения распутиноведческого дискурса.
М етодологические подходы и методика анализа. В диссертации применены структурно-типологический, семиотический, сравнительно-исторический, фольклористический, историко-культурный подходы анализа и интерпретации художественных и публицистических текстов — с опорой на теоретические, историко-литературные и культурологические исследования отечественных авторов, как-то: В.В. Виноградов, М.М. Бахтин, К.А. Богданов, С.Н. Бройтман, А.А. Газизова, И.Р. Гальперин, М.Л. Гаспаров, Л.Я. Гинзбург, В.М. Жирмунский, И.П. Ильин, Б.О. Корман, Д.С. Лихачев, А.Ф. Лосев, Г.И. Мальцев, Ю.В. Манн, Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Ю.Б. Орлицкий, С.В. Перевалова, Н.Д. Тамарченко, А.А. Тахо-Годи, А.Л. Топорков, Ю.Н. Тынянов, В.И. Тюпа, О.М. Фрейденберг, В.Е. Хализев, Е.Г. Чернышева, Э.Ф. Шафранская, В.Б. Шкловский, М. Эпштейн; Р. Якобсон и др.; и зарубежных: Р. Барт, Л. Гольдман, Ж. Женетт, К. Клакхон, К. Леви-Строс, В. Шмид, Н. Фрай, М. Элиаде и др.
Перспективность исследования: алгоритм и парадигматика данного исследования содержат интенцию изучения развивающегося на глазах читателя творчества В.Г. Распутина, а также других авторов, в чьем творчестве присутствует симбиоз художественных и публицистических текстов.
Современное распутиноведение адаптирует творчество В.Г. Распутина для изучения в школе — отдельные аспекты нашего исследования могут быть использованы в школьной практике учителя-словесника, а также в вузовских спецкурсах по изучению, во-первых, творчества В.Г. Распутина, во-вторых, публицистики как таковой — отсюда вытекает практическое значение диссертации. Научное значение нашей работы состоит в том, что ее результаты могут быть учтены при дальнейших исследованиях современной публицистики, современной литературы, риторических практик, мифологии обыденности, таким образом, диссертация вписывается в контекст междисциплинарных исследований по истории литературы, риторике, фольклористике, мифологии.
Апробация работы. По теме диссертации опубликованы статьи в рецензируемых научных изданиях (журналы «Русская словесность», «Вестник Нижегородского университета», «Политическая лингвистика», «Русский язык и литература для школьников»), в сборниках научных статей по итогам научных конференций («Шешуковские чтения», 2012; автором диссертации были сделаны доклады на региональных и международных конференциях в Уфе (2011), в Москве: ИГУМО и ИТ (2012), МПГУ(2012), МГПУ (2013) — всего 9 работ.
Материалы диссертации заслушаны и обсуждены на кафедре русской литературы и журналистики XX-XXI веков Московского педагогического государственного университета (МПГУ).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Публицистический дискурс В.Г. Распутина представлен многожанровым ансамблем: это эссе, очерки, выступления, открытые письма, в которых писатель, соответствуя внутрижанровой поэтике, тем не менее реализует себя в большей мере как художник, о чем говорят образность, специфика повествования, лексическая организация распутинских текстов. В частности, рассмотрев выступления писателя, генезис которых восходит к древнерусской традиции (слово, проповедь, плач, призыв), мы обнаружили, что их темой стали все главные ниши социальной и духовной жизни России и что жанр распутинских выступлений принадлежит к традиции эпидиктического красноречия.
2. Если основной модус повествования в эссе Распутина 1980-х гг. — в констатации чуда природы, то в эссе 2000-х — близок к апокалиптическому. Мы назвали очерки В.Г. Распутина 2000-х экологическими — как в прямом, так и в метафорическом значении, наметив вектор в творчестве писателя: из «деревенщика» в «экологи». Анализ публицистики Распутина 2000-х свидетельствует, что она тяготеет к консолидирующей риторике.
3. Художественные тексты Распутина — как 2000-х годов, так и прежние — представляют симбиоз художественного и публицистического дискурсов — анализ повестей «Дочь Ивана, мать Ивана» и «Пожар» — тому свидетельство.
4. Текст распутинской публицистики пронизан мифологией обыденности, анализ которой приводит к выводу об особом чувстве языка у писателя и о знании писателем народной речи.
5. Образ автора-повествователя в публицистике Рапутина выполняет роль всеведущего нарратора, которого можно уподобить то праведнику (ему дано увидеть чудо), то пророку (он способен заглянуть в глубины мироздания и сделать предостережение). Главные вехи творческой биографии В.Г. Распутина нашли отражение в его публицистике, что приводит к выводу о совпадении образа автора-повествователя и биографического автора. Этот автор является не ретранслятором событий (что свойственно современной публицистике), а их аналитиком. Одной из ярких граней распутинского образа автора является лингвистическая. Точка зрения аналитика в публицистическом дискурсе Распутина также совпадает с его личностной и характеризуется категоричностью и принципиальностью.
6. Диалоги В.Г. Распутина наследуют свойства классического жанра прозаического диалога. Преобладающей субъектной формой участия писателя в диалогах является первое лицо множественного числа — мы; так писатель не отделяет себя от той части России, которую считает «нашей», «своей», Россией патриотической; мы В.Г. Распутина значит: мы — русские. Диалоги представляют срез всей художественной картины мира В.Г. Распутина: пространство — Россия; ландшафт — Ангара, Байкал, Сибирь; персонажи: богатые — бедные, олигархи — простой народ, пофамильно персонифицированные «они», «чужаки», — и авторитетные знаковые имена национальной культуры России; «военная» лексика как маркер распутинской публицистики. Анализ прозаических диалогов в публицистике В.Г. Распутина встроен нами в исторический и современный ряд текстов других «собеседников», что дало нам основание говорить о проблемно-тематической типологии диалогов В.Г. Распутина.
Сравнивая публицистику В.Г. Распутина 2000-х годов с предыдущим периодом, выскажем в качестве рабочей гипотезы впечатление читателя: публицистика стала адресной и конкретной; по набору поэтических средств — жесткой; в ней наметились трансформации аксиологических акцентов. Сформулировать выводы исследователя по итогам филологических, литературоведческих изысканий мы смогли, проанализировав публицистический (и отчасти художественный) дискурс В.Г. Распутина в аспекте поэтики в трех главах нашего диссертационного исследования, которые предваряет Введение и завершает Заключение, а также библиографический список литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во ВВЕДЕНИИ содержится дайджест литературоведческого распутиноведения, представлена степень изученности проблемы; обосновывается актуальность и научная новизна исследования, методологические подходы и методика анализа; определяются цель и задачи исследования; сформулировано научно-практическое значение работы; обозначена перспектива дальнейшего исследования; освещена апробация основных положений работы; представлена структура диссертационного исследования.
В первой главе — «ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЙ ДИСКУРС РАСПУТИНА» — публицистика В.Г. Распутина рассмотрена: 1) в аспекте русской историко-литературной традиции; 2) в аспекте включенности в художественный текст; 3) в аспекте мифопоэтическом.
В первом параграфе «Повествование как научная категория» со ссылкой на классические и инновационные труды теоретиков отечественного и зарубежного литературоведения раскрыто значение терминов, являющихся рабочими для данного исследования: поэтика, публицистика, повествование и его формы, дискурс.
Во втором параграфе «Публицистические интенции художественного творчества Распутина» в сопоставительном аспекте проанализированы две повести В.Г. Распутина — «Дочь Ивана, мать Ивана» и «Пожар», являющиеся «иконами» стиля писателя — одна 2000-х гг., другая — 1980-х. В структуре обеих повестей содержится публицистический дискурс, посвященный злободневным проблемам социума конкретных десятилетий. Если в 1980-х «зло» было выражено социальными и нравственными категориями, то в 2000-х появляются новые — этнические. Публицистика художественных произведений В.Г. Распутина рассмотрена в контексте творчества других писателей: XIX в. — Ф.М. Достоевского и Н.Н. Каразина; ХХ-XXI вв. — А.Г. Волоса. Одной их ключевых позиций сопоставительного контекста стал образ мирового фольклора — волк, в коннотации которого содержится смысл чужого. В прозе Каразина, участника и очевидца среднеазиатских походов Российской империи, волком, то есть чужим, в фольклоре туземцев предстают русские колонизаторы; в повести Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана» волки — это тоже пришельцы, но уже с «с другого берега», однако этническая составляющая присутствует и здесь, с противоположным, по сравнению с каразинской прозой, значением. В романе А. Волоса «Хуррамабад» автор ставит схожие с распутинскими проблемы, но решает их иначе. Уделено внимание также рецепции «Пожара» в XXI в.
В третьем параграфе «Публицистика Распутина как продолжение славянофильской журналистской традиции» рассмотрены следующие параллели: ключевые понятия (народ, народность, общинность) и «иконы» славянофильства: имена поэтов — Пушкина и Тютчева; концептуальная антитеза славянофильства: Россия — Запад и др. — в публицистике XIX в. (с опорой на тексты И.С. Аксакова и К.С. Аксакова) и в публицистике В.Г. Распутина. Сопоставление славянофильской и распутинской публицистики позволило нам встроить современные проблемы, волнующие В.Г. Распутина и общество XXI в, в исторический процесс; а также лишний раз убедиться — но уже на новом историческом витке — в непреходящей роли публицистического слова в жизни общества и месте писателя в этом процессе, берущего на себя бремя критика, хулителя современных ему устоев, а также миссию пророка.
В четвертом параграфе «Мифология обыденности в публицистике Распутина» публицистика писателя исследуется в аспекте мифопоэтики. Под мифологией мы имеем в виду не традиционно понимаемый свод архаической культуры, а мифологию в инновационном толковании (хотя этой «инновационности» уже почти век) — совокупность образов, прецедентных текстов, стереотипов, растиражированных речевых ходов и штампов речи и проч. Исследования мифологов второй половины ХХ в. (М. Элиаде, К. Леви-Строс, Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов и многие др.) в корне изменили взгляд на миф: помимо архаических существуют и современные мифы — во все времена, будучи составной частью повседневного дискурса. Каждому времени свойственна своя мифология — массовое сознание, ментальность зиждутся на мифологии, особенности которой определяются параметрами времени, этноса, социума, гендера и др. Е.М. Мелетинский называл миф одним из центральных феноменов в истории культуры и древнейшим способом концепирования окружающей действительности и человеческой сущности. Публицист должен быть в курсе того, о чем и как говорит народ, какие сюжеты, опасения живут изустно, какие «ткутся-плетутся» тексты. И тогда он становится органичным членом дискурса повседневности, или обыденности, в формировании которого (дискурса мифологического и фольклорного) участвуют слухи, материалы теле- и радиоэфира, «желтой» прессы, популярные песни, реклама[10]. Публицистика В.Г. Распутина соответствует органике жанра. Помимо мифологизированных имен политиков середины ХХ в. и рубежа ХХ-XXI вв., присутствующих в публицистическом дискурсе Распутина, надо отметить мифологизированный образ Пушкина, прочно вошедший в русский фольклор и мифологию как тотем, культурный герой, демиург. Среди образов мифологии обыденности в распутинской публицистике частотным является мифологический Запад как враждебный и угрожающий России топос. Он имеет локально выраженные черты — это Америка. Ни одна мифология не минует набор этностереотипов — они присутствуют как в публицистике, так и в художественной прозе писателя. В публицистическом дискурсе Распутина присутствуют имена литературных героев, ставшие нарицательными в мифологии обыденности: Митрофанушка, Смердяков — они упоминаются особенно часто. Част прецедентный текст эта страна, произносимый с сарказмом. Мифологема «раньше — теперь» — одна из концептуальных для публицистики Распутина. Любой носитель языка и ментальности тиражирует в своей речи свод прецедентных текстов, образов, сюжетов, этических, эстетических, морально-нравственных предпочтений, присущих одному народу. Благодаря литературе мифология обыденности становится фактом истории определенного времени. И творчество В.Г. Распутина не исключение: оно представляет наглядный срез ментальности, воплотившей в себе несколько этапов истории нашей страны: советский, «перестроечный» и «постперестроечный».
Глава вторая — «МОНОЛОГИ РАСПУТИНА-ПУБЛИЦИСТА» — содержит анализ жанрового ансамбля публицистики В.Г. Распутина; анализ образа автора и точки зрения повествователя в публицистическом дискурсе В.Г. Распутина; анализ функции фольклорной песни в прозе писателя — художественной и публицистической.
Первый параграф «Жанровые формы публицистики Распутина» состоит из четырех подразделов. В п. 2.1.1. «Эссеистическое повествование» по алгоритму анализа, предложенному М. Эпштейном, мы разложили текст эссе В.Г. Распутина «Байкал предо мною» (2003) на типы словесности — с целью выявления форм повествования в публицистическом дискурсе писателя. В результате сделанного разбора перед нами предстала картина интегральной словесности — а именно такова ткань эссе, скрепленная «энергией взаимных переходов, мгновенных переключений из образного ряда в понятийный, из отвлеченного — в бытовой»[11]. Узор распутинского эссе выполнен, как и диктует энергия жанра, в «зигзагообразности мыслительного рисунка», в котором совмещены разные способы миропостижения (научный, философский, фольклорно-мифологический дискурс, бытовые наблюдения, художественные образы, религиозная риторика, нравоучение, лирический текст, личный дневник, авторское откровение, воспоминания, бытовая зарисовка, метафоризированное повествование, культурологический текст, нравственное наставление). Авторское присутствие ярко выражено заглавием, в котором узнаваема реминисценция из Пушкина («Кавказ подо мною. Один в вышине…» — «Байкал предо мною»). «Поза» повествователя распутинского эссе аналогична пушкинской: Он, пророк ли, создатель, зиждитель — в вышине, откуда может смотреть на свою паству, на мироздание. Распутинский Он стоит не над, а на одном уровне — Байкал пред ним, но интенция образа, тем не менее (несмотря на понижение уровня, возможно, из-за ландшафтных особенностей), близка к пушкинскому.
П. 2.1.2. «Очерки» посвящен выявлению специфики очерков В.Г. Распутина. Мы остановились на излюбленной теме писателя — это Байкал. По тому, как она звучит в публицистике В.Г. Распутина в разные десятилетия, можно судить не только об экологической ситуации, но и об изменении палитры художественных средств и приемов писателя. Материалом этого подраздела стали два текста: «Полная чаша злата и лиха» (2006) и «Байкал, Байкал» (1982). Второй текст публикаторами обозначен как рассказ, с чем мы позволили себе не согласиться, поэтому нашей задачей стало атрибутировать жанровую форму этого текста — путем анализа и аргументов мы пришли к выводу, что это эссе. Если в тексте 2000-х, в его финале — наиболее семантизированном композиционном фрагменте — звучит призыв по спасению озера, выносится вердикт обществу и нравам, то в тексте 1980-х — пока только чувство восхищения: Как хорошо что у нас есть Байкал! Могучий, богатый, величественный, красивый многими и многими красотами, царственный и неоткрытый, непокоренный — как хорошо, что он у нас есть! Мы предложили новую дефиницию для обозначения своеобразия очерков В.Г. Распутина: это экологический очерк — со всеми смыслами и подсмыслами, прямыми и метафорическими. Именно в этом пункте нашего исследования мы обозначили новый вектор писательского амплуа — писатель-эколог.
В п. 2.1.3. «Выступления» рассмотрена поэтика выступлений В.Г. Распутина 2000, 2001, 2005, 2006 гг. Все стороны социальной и духовной жизни России стали объектом выступлений писателя. Остро, проблемно — так, чтобы взбудоражить, возмутить спокойствие обывателя, построены тексты этих выступлений, соединивших в себе архаическую традицию древнерусских литературных и фольклорных жанров: слово, проповедь, призыв, плач.
Выступление по своей органике — это речь, обращенная к подразумеваемым слушателям (или читателям), то есть речь адресная, полная призывов, убеждений, императивных посылов. Проделано сопоставление выступлений В.Г. Распутина со «Словом о полку Игореве». А также выступлений 2000-х гг. с более ранними. Выступления Распутина принадлежат к эпидиктическому красноречию.
В п. 2.1.4. «Открытые письма» рассмотрены тексты, авторство которых принадлежит В.Г. Распутину наряду с группой подписавшихся под письмами. Жанр письма претерпел в словесности заметную эволюцию: от бытового артефакта до жанра литературы; по словам Ю.Н. Тынянова, письмо «делает» невероятное, из бытового материала оно «поднимается в самый центр литературы»[12]. Тынянов называет этот процесс «“империализмом” конструктивного принципа». Говоря тыняновскими словами, «империализм» письма в финале ХХ и начале XXI в. вырос до нового публицистического жанра — открытого письма, когда группа авторитетных лиц обращается к власти с требованиями или к народу с констатацией ярко выраженного социального характера. На все катаклизмы в стране откликается В.Г. Распутин — публичная форма таких откликов как никакая другая важна для автора: это и обвинение, это и защита, это и ультиматум власти. Распутину важно, чтобы его слышали и услышали. Открытое письмо в современной медийной картине — наиболее реальный шанс достучаться до тех, кто является адресатом письма: будь то народ или власть.
Второй параграф «Образ автора-повествователя в публицистическом дискурсе Распутина» характеризует образ автора-повествователя В.Г. Распутина, в частности, речевую составляющую образа, для которой свойственно смешение разных лексико-стилевых пластов: просторечие, разговорная лексика, лексика газетной передовицы, церковнославянская лексика, канцелярский и деловой стиль, «военная» лексика, дискурс молитвы, паремии, как традиционные, так и авторские, выполненные операцией «размыкание клише», неологизмы.
Из публицистического дискурса В.Г. Распутина мы узнаем о приватной жизни писателя: его детстве, окружении — человеческом и природном, о постигшем его семейном горе, о путешествиях — как по России, так и за ее пределами, о встречах с людьми — публичными и обычными, и много др. Таким образом, биография Распутина показывает, что биографический автор сформировался как социально и критически активный гражданин, исторически и мифологически ориентированный исследователь бытовых, политических, нравственных процессов общества. Биографический автор равен образу автора в публицистике Распутина. Распутинский автор не ретранслятор, а именно аналитик. Одним из векторов поиска В.Г. Распутиным истины представляется углубленное погружение в диалектику языка — и эта черта образа автора Распутина-публициста. Итак, одна из ипостасей образа автора — лингвистическая. На основе русских морфем Распутин создает авторские неологизмы: чувствилище, мироощутительность, скрад, пониз, взмыливание [мозгов], грязеполивающие, нечленоразделие, исчужена, оголожена, сворот, укорот и др. Все эти лингвистические экзерсисы в повествовании Распутина служат для создания национального колорита — русского.
В п. 2.2.1. «Точка зрения» рассмотрена точка зрения автора-повествователя в нарратологическом контексте (в частности, по концепции В. Шмида), исходя из которого точка зрения распутинского автора — всегда всеведущего автора — характеризуется следующими признаками: перцептивная (включает восприятие событий, деталей нарратором — так, а не иначе видит именно этот нарратор-повествователь-автор), идеологическая (включает факторы, определяющие субъективное отношение наблюдателя к изображаемому явлению: круг знаний, образ мышления, оценку, кругозор), языковая (включает особенную лексику), временн а я (включает разновременные восприятия, скажем, ранние и поздние; так, например, Распутин по-разному «видит» чужих в 1970-е гг. и 2000-е).
П. 2.2.2.«Фольклорная песня в авторском контексте»:В ряду аксиологических доминант В.Г. Распутина: нравы, образование и проч. — на первом месте стоят народные песни. Их В.Г. Распутин называет «душой народа», а хор имени М.Е. Пятницкого, прославленный коллектив, исполняющий народные песни, — одним из национальных достояний. Не случайно в повести, созданной в 2003 г., одним из сюжетных мотивов стала народная песня, отсутствием которой опечален В.Г. Распутин. Именно своей героине, альтер эго повествователя, Тамаре Ивановне, писатель в виде несобственно-прямой речи передоверяет в воспоминаниях о прошлой жизни народную песню. Находясь в экстремальном состоянии, накануне задуманной ею расправы с обидчиком дочери, а по большому счету ее, Тамары Ивановны, обидчиком, героиня восстанавливает в памяти всю свою прошлую жизнь. Как взрослела, как ждала любви — а «изнутри доносилась притаенного голоса почти беззвучная, баюкающая песня: должно быть, она ее когда-то слышала». Тамара Ивановна вспоминает эту песню накануне своей инициации: из рядового обывателя она становится мстителем, попадая в итоге в мир иной — в тюрьму. Повествователь со всей очевидностью противопоставляет Тамаре Ивановне другого персонажа повести — Егорьевну: называет ее «обрезанным» именем (т. е. имя отсутствует, есть лишь отчество, в отличие от Тамары Ивановны, у которой есть не только имя и отчество, а «удвоение имени»: дочь Ивана и мать Ивана); род деятельности Егорьевны «заграничный»: перекати-поле, купи-продай, «челнок» по-просторечному. Если песня в «исполнении» Тамары Ивановны представляет полный текст, то Егорьевна вспоминает лишь отрывки песен — так, в концепции В.Г. Распутина, «занижается» персонаж.
Интерпретация народной песни в прозе Распутина демонстрирует, в одном случае (в литературе фикшн) сложные рефлексивные ходы, в другом (в литературе нон-фикшн) автор прямо, без опосредований, называет песню в ряду традиционных, почти утраченных, ценностей народа.
В главе третьей — «ДИАЛОГИ РАСПУТИНА-ПУБЛИЦИСТА» — на материале книги В.Г. Распутина «Эти двадцать убийственных лет» (2012) в четырех параграфах: «Классическая традиция диалогов Распутина», «Заголовочно-финальный комплекс в диалогах Распутина», «Мы -повествователь», «Диалоги Распутина в типологическом ряду (история и современность)» — рассмотрены генезис, содержательная специфика и поэтика диалогов писателя-публициста В.Г. Распутина и журналиста В.С. Кожемяко. Анализируются классическая традиция, идущая от Платона, Цицерона, субъектная организация повествования, заголовочно-финальный комплекс, антитеза как композиционный прием диалогов. В частности, повествовательное «мы» Распутина демонстрирует устойчивую, убежденную общественную, социальную, мировоззренческую позицию, порой радикальную, позицию человека, который ничего и никого не боится, он смело комментирует поступки как своих идейных недругов, так и в прошлом единомышленников (например, В. Астафьева), самый высший эшелон власти, как прежний, так и нынешний, но говоря «мы», «нам», «наши», «у нас», Распутин имеет в виду читателя/слушателя, разделяющего его взгляды, с таким же узором картины мира. В.Г. Распутин никого не убеждает, не уговаривает, он уверен, что путь к истине им найден, чем он и делится с миром, близким ему.
В ЗАКЛЮЧЕНИИ подводятся итоги исследования. Главный вывод, который сложился после проделанной работы: все «внехудожественные» тексты В.Г. Распутина 2000-х гг., хотя и отталкиваются от новых фактов происходящей на глазах истории, но по-прежнему, как и в 1990-е, развивают социальные, национальные, экологические, шире — экзистенциальные темы. Ходы поэтики В.Г. Распутина приобрели формы как бы джазовых импровизаций. Писатель в публицистике сказал всё, дальше возможны всё новые «импровизации» — и не потому, что ему сказать больше нечего, напротив. Писатель добрался/поднялся до основ «космологии» — дальше неведомая бездна. В «человеческом хозяйстве» ему все понятно. Возможно, прав В.Г. Распутин, отказавшись разговаривать со своим читателем «с открытым забралом». Решение об уходе из публицистики, высказанное в 1997 г., однако не осуществленное, писатель завершает следующими словами: «А в художественном слове, даже не приукрашенном, всегда можно найти слово, которое прежде называлось вдохновенным, прибавляющим души и сердца. В России никогда не было счастливых времен, что ж, надо перемогаться и через это»[13] — таково намерение В.Г. Распутина вернуться в художественное творчество.
БИБЛИОГРАФИЯ включает пять разделов: художественные и публицистические произведения В.Г. Распутина; цитируемые художественные произведения других авторов; научные исследования: статьи, сборники, монографии литературоведческого, фольклорного, фольклористического, культурологического, мемуарного характера; диссертации и авторефераты диссертаций; справочную литературу.
Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:
Статьи в журналах, входящих в список ВАК Минобрнауки РФ
1. Власов С.В. Публицистика Распутина: продолжение славянофильской журналистской традиции / С.В. Власов // Политическая лингвистика. — Екатеринбург, 2012. — Вып. 3 (41). С. 138—142. (0,5 п. л.)
2. Власов С.В. Современная публицистика: В.Г. Распутин об образовании и литературе / С.В. Власов // Русская словесность. — 2012. — № 6. — С. 27—31. (0,4 п. л.)
3. Власов С.В. Особенности публицистических диалогов В.Г. Распути