Место действия:
квартира на четвертом этаже, комната Андрея, вечер пятницы. На против окна стоит свежий 3-х этажный фитнес центр с полностью прозрачной стенойи дом с огромным мозаичным лицом Ленина.В комнате просиженный диван, просиженное кресло, телевизор, обои старые, аквариум. Телевизор без звука показывает какие-то новости. А приемник на комоде вещает. В комнату заходит Андрей, с бутылкой вина и бокалом. Он выключает приемник, садится в кресло, наливает вино, но пригубив вскакивает и кидается к окну.
АНДРЕЙ. О! Ха-ха! Запустили голубчиков! Полгода строили эту срань перед окнами, фитнес – центр, мать его!Тьфу! Но теперь я рад! Какой обзор!
(перетаскивает вино и бокал на подоконник)
Смотри, Ильич, какая красота! На третьем бассейн, на втором качалка, а на первом… на первом… спортивные кружки, походу на первом. А! Тебе ж не видно, вот ведь беда, тебя намалевали сорок лет назад на доме и смотришь ты эти сорок лет на одно и тоже. Что для тебя изменилось? Н-и-ч-е-г-о! Ничего! А, ну деревья выросли. Я их, как и ты сорок лет тут наблюдаю. Ну что еще? Ну штукатурка облупилась, ну кто-то окна поменял. Но ты не переживай! Нет, даже не думай переживать! Я все тебе докладывать буду. Вот все, все, все. Слышишь? Я даже бинокль принесу.
(крутит бокал, делает пару глотков, уходит за биноклем, возвращается, в руках второй бокал и вторая бутылку вина)
Слышь, Ильич, нет бинокля, вот десять лет я о нем не вспоминал, тут повод, а его нет. Нет его! Тю-тю! Был да сплыл. А почему нет? А потому что жена моя бывшая, десять лет назад его после развода уволокла. МОЙ бинокль. Мой! Мне его дед подарил, когда я пешком под стол ходил, а она… Ладно. Давай налью тебе, дедушка! Никому ты не нужен, заброшен, забыт, покинут, поруган! А я вот уважу. Ну давай, налью и буду тебе рассказывать. Таааак, что тебе интересно, может про баб? Конечно, про баб! Ну как же так, чтоб мужику – и бабы не интересны были? А? Нет! Как вспомню про бинокль, так воротит от баб. Давай в качалочку заглянем, там баб поменьше.
(пьет вино, смотрит в окно)
Нуу, что сказать, тебе, Владимир Ильич, народец собрался так себе, или бывшие изгои, ну, в школе их гнобили, или наоборот – гопота при бабках. Вот у того фигура как у одного мудака, который в буфете мне угрожал, знаешь, угрожал так легко, без всякого напряжения, буднично угрожал. Чё молчишь? А! Ты же не знаешь эту историю! Ну слушай, Вова, слушай.
Десять лет назад, за месяц до развода, кстати, собирали в Челябинске экспедицию для спасения можжевельника казацкого. Тебя не корежит от названия? А? Казацкий! Ты же их ненавидел этих казаков. Лана – лана, не хмурь свой лик – я продолжаю. Так вот, одним весенним утром в библиотечном туалете я приложился к фляге с коньяком, да, такое со мной бывало, потом заказал книгу История Южного Урала и наслаждался тишиной. Недолго! Минут через сорок ко мне подсел весьма потертый лаборант Ринат, вот с фигурой, как у того урода, и без предисловий попросился в группу спасателей можжевельника. Оказывается, Вова, наш отряд выдвигался в марте в район, в котором, по мнению Рината, а он опирался на тайные записи почившего в прошлом году декана исторического факультета, находился не разграбленный курган четырнадцатого века. И он решил его разграбить!Вот и как я должен был воспринимать это? А? Это пипец.Я был потрясен его наглой откровенностью. И смело, прямо ему в наглое рыло, заявил:
- Ринат, ты это, предлагаешь мне поучаствовать в разграблении кургана? Вот так без всяких вокруг да около? А если я твой замысел сейчас ректору озвучу?
- Тогда тебе пиздец, ты выбирай – или деньги или пиздец, - Ринат похлопал меня по плечу и встал, - на месте нам будут помогать мои друзья из Казахстана, решайся.
Представляешь, какой урод! Прикрываясь можжевельником, хотел курган бомбануть!И хотя я дал решительный отпор этому амбалу, я был очень недоволен собой, начал придумывать строгие и решительные речи, которыми нужно было ответить Ринату, я прокручивал наш разговор и придумывал все более правильные ответы. Когда пришел домой, то взял вина и весь вечер отвечал, и отвечал Ринату. – Еще раз заикнешься об этом, вышвырну тебя из окна! – Что ты сказал? – я грозно и медленно встаю, Ринат бледнеет и убегает, оглядываясь с перекошенным от ужаса лицом. – Чтооо?- я цежу это «что», Ринат потеет и бормоча – я шучу, шучу, - делает вид, что ему звонят, сваливает. – Я грозно смотрю в книгу, Ринат ждет ответа, потом спрашивает – ты согласен? А я такой закрываю книгу, и говорю – Ты что-то сказал?
Или вот лучшая ситуация – я выслушал придурка и говорю, - Еще раз объясни, - а сам включаю диктофон на телефоне, - Ринат повторяет свой план, а я мощным ударом в грудь опрокидываю его вместе со стулом на пол, грохот! Сбегаются сотрудники, бежит СБ, прибегает ректор, меня осуждают, грозят полицией, хотят выгнать из науки, набирают уже Москву, но тут я поднимаю руку с телефоном и включаю запись. Гомонящий зал затихает и в наступившей тишине Ринат сам себя обличает из динамика телефона, ректор плачет и просит прощения, меня поднимают на руки и несут в столовую, там покупают борщ и компот, а Рината тоже на руках несут в сторону реки и скидывают в бурлящие воды Миасса, а я наблюдаю ход этой процессии из окна столовой, попивая компот. С кухни несут бешбармак и бутылку коньяка. И грамоту, ее несет сам министр образования, потом мы с ним пьем коньяк, шутим и смеемся, а наливает и подкладывает нам губернатор.
(пауза)
Слушай, Вов, а может и не он это. Знаешь, без бинокля все равно как-то плохо видно. Вот хотел бы я тебе точно сказать, а не могу. Вот тварь.Не только мне! Слышишь ты меня! Не только мне, а самому тебе подлянку сделала! Плюнула тебе в твое большое, трёхэтажное лицо и хохочет сатаной! А ведь вы коллеги. Да. Она тоже юрист. Ладно, давай дальше смотреть. Да ты пей, пей!Вот смотри прощелыга какой ракеткой машет. О как он ею. Ха! Прыг-скок, прыг-скок, удар, отбил! Челка длинная мотыляется, скачет потный, вот скажи, Ильич, а чего ради они все там упахиваются? Тягают тяжести, бегают, прыгают, не подростки же, зачем энергию расходуют? Любое существо стремится энергию сохранить, а этим неймется. Молчишь? Ну я тебе скажу.Тщеславие. Гордыня. Самолюбование. Мода. Они думают это здоровый образ жизни. Нет! Поветрие моды. У нас такой работает, похожий на того волосяку с ракеткой, а может это он. У него все разговоры сводятся к спорту, как у тебя к мировой революции. Весь его убогий досуг – это беготня, приседалки, тьфу! Я человек ума, а он человек тела! Вот и Ленка моя – человек тела. Я на диван, она на тренировку, я лежу читаю, она приседает, жопа, что бы краше была, понял? Ради жопы своей человек трудится. Мать моя женщина! Вова! Подумай – вышла из дома, пошла три километра, приседала и трудилась час, потела. И все ради жопы. Потрясающе.
(допивает вино из своего бокала, затем из бокала Ильича, наполняет оба)
Что ты говоришь? Да! В точку! Ты прав, старик! Не для меня она жопу качала, мне она любой мила.А ради самцов! Чтоб завлекать! Самка похотливая. А потом на йогу пошла. Таскались они группой по горам да по лесам. Я дома сижу, книгу читаю, вон, смотри Донцовой полный шкаф, переживаю внутренне, я в ажитации, я внутренне встревожен, расстроен, ликую, боюсь, плачу и смеюсь. И все не вставая с дивана. А ей духовное не доступно. Ей физическое подавай. А потом на тренинги пошла. Ну есть такие тренинги, личностного роста, ты не знаешь, наверное, в твое время их не было. Там… там… ну это, как сказать. Там за деньги людям внушают, что они все могут, что они уверовать должны в свою всесильность, что ли. Тренер орет как ты на митинге, - вы все можете! – а они в ответ – да!!! Идите и делайте! – а они ДАААААА!!!А для чего, Владимир Ильич, ну ты то должен знать, нужно идти и делать? Что? Ну ты дремучий, ладно, слушай – ради денег все это. Понял? Опять никакой духовности, а голый материализм. Ладно, давай пить! Пятница! Я, знаешь ли, да знаешь! Мимо тебя же из винного таскаюсь, ха-ха, я по пятницам. Опять по пятницам пойдут свидания и слезы горькие, моей… Да и не только по пятницам, Вова, ах да, ты все видел, видел. Но призываю тебя в свидетели, что никогда я Ленку не бил, когда она за пьянку меня пилила, она орет, а я молчу, она визжит, а я молчу. Да и орала то в основном из-за музыки. Я орган люблю слушать, а ночью, когда пьяный, то хер поймешь с какой ты там громкостью его слушаешь, наушники не люблю, вот и начинаются вопли. И пять же посмотри в корень, Вова, музыка – духовное. Орган! А ей утром на йогу! Жопу качать, или что они там качают. Может сиськи. Хотя, походу не сиськи. Ладно, короче… сбился с мысли.
(закуривает, разгоняет дым ладонью, некоторое время молчит)
Я тебе обещал рассказывать о том, что происходит в фитнесе. Греховное там происходит, Вова. Там состязание Нарциссов. Там апофеоз самолюбования. Там никто друг другу не интересен, но разрушительно интересен каждый себе. Когда двое стоят на против зеркала и разговаривают, то они не смотрят на отражение собеседника. Они говорят, но разглядывают каждый себя. Плохо видно без бинокля, но я уверен, так оно и есть. Никто никому там не интересен как личность. Они там просто тела. Одно тело смотрит на другое и видит фигуру. И ее презирает, или завидует ей, чаще презирает, наверное. Смотри, Вова, какая фемина в бассейне. Она сейчас селфи делает, и так повернется, и этак. Красивая. Сейчас в инстаграм выложит. Смотрите! Смотрите! Я! Я! Потом лайки – она довольна. И знаешь, Вова, я не осуждаю, если умом не может выделиться человек, то что ему еще делать? Да! Качать жопу, тело и фоткать себя. А она Ленку напоминает. Красивая, рыжая. И фигура похожа. Эх, Вовка, как мы были счастливы. Познакомились мы в парке, вот представь – мне двадцать лет, я студент, молод и горяч, иду пьяный, ночью, едва разбирая дорогу, иногда цепляю плечом деревья, на каждом шагу спотыкаюсь, но курс держу. Я всегда пьяный курс держу! Шел домой – так и приду домой! Не собьешь меня! Веришь? То-то. Так вот почти на выходе смотрю –возня у забора. И приглушенные голоса, сдавленные крики. Я пытаюсь сфокусироваться, понять, но нет, то двоится, то споткнусь, как плыву, руками за стволы хватаюсь, так уж меня мотыляло, что порой двумя руками за стволы цеплялся. Правой за один ствол, левой за другой. Ох. Глаз один закрываю, что бы не двоилось и гляжу, гляжу – что там за беда, сколько недругов. И бьется кровь в висках, да так, что в глазных яблоках пульсирует, в ушах шумит и ноги заплетаются. От страха. Я не знаю, Вова, что бы я делал трезвым в этой ситуации. Но пьяным я боялся и шел, медленно, проваливался ногами в неровности как в омут. А в голове бьется мысль – убьют. Убьют и фамилию не спросят, дорогой мой Ильич, просто ударят в лицо, и все! Что я могу? Я еле шел. И вот я крадусь, за один ствол подержусь, за другим отдохну. Не знаю сколько я крался. Мне казалось, что долго. А возня все сильней, все громче сдавленные крики. И тут меня совсем повело, Вова, я одной рукой успел схватиться за дерево, но крутанулся вокруг ствола и упал на ежа. Господи, такого вопля не знал этот парк никогда. Если между нами, Вова, то я не орал. Я визжал. Визжал как сука. Ты должен меня понять – вот я иду, крадусь, проваливаясь в пустоты, вдруг оборот на 360 градусов, удар о землю, десятки иголок протыкают кожу на животе, что-то живое рвется из-под меня…
(курит, улыбается своим воспоминаниям, встает, кормит рыбок, затем доливает в бокалы вино из обеих бутылок и снова смотрит в окно)
Они убежали.А девушка пошла проверить своего спасителя. Вы целы? – говорит, - спасибо вам, давайте помогу. Как будто не ее там насиловать пытались, а меня. А я лежу на земле, надо мной черный лес и темно- синее небо с редкими звездами. Живот горит огнем и вставать сил нет, все вокруг крутится в бешенном хороводе, весь мир вращается вокруг меня, девушка эта, склоненная надо мной, крутится с бешенной скоростью и смыкаются глаза. Что-то меня уже кумарит, Вова. Если хочешь знать, то довела она меня до общаги, дала свой телефон, а дальше все само самой закрутилось. Двенадцать лет прожили. Я лежал, она скакала. Я читал, она приседала. Я пил, она училась. И вот однажды, после очередных курсов, она меня спросила – какой цели ты хочешь достичь в этом месяце? Я обалдел, Вова, какая, нахрен цель? А она не унимается – кем ты себя видишь через пять лет? Какие планы на год? Ты понял? У нее крыша потекла! Нет у меня планов, говорю, нету, не единого! Она опять – машину когда купим? Ты выше преподавателя не метишь? Так и будем в этой квартире жить? За границу не попадем? Тебе море не хочется увидеть? И нудит, и нудит, и нудит, и нудит, спасу нет, Вова. Потом амебой назвала и на развод подала. Забыла добро, гадина.
Вова. Темнеет. Я плохо тебя вижу. Зато этих вижу все лучше, у них там свет горит, а ты гаснешь потихоньку. Я сейчас с тобой говорю, а ты почти не различим. А сияет трехэтажный фитнес центр. Слышишь Вова, это она, это Лена в бассейне, я даже без бинокля вижу. Ничего духовного ей не надо, а только тело и только взгляды. Прости, я все, я спать.