Глава 1
В первой половине 1936 г. НКВД СССР вёл следствие по делам объединённого троцкистско-зиновьевского террористического центра и московского «параллельного» антисоветского троцкистского центра. В показаниях арестованных зам. директора завода «Магнезит» Е. Дрейцера, начальника строительства железной дороги Караганда-Балхаш С. Мрачковского, начальника Южно-Казахстанского областного земельного управления И. Рейнгольда фигурировали данные о существовании военной организации, тесно связанной с обоими троцкистскими центрами. По словам Дрейцера и Мрачковского, в эту военную организацию входили заместитель командующего Ленинградским военным округом В. Примаков и военный атташе в Англии В. Путна.
В результате оперативных мероприятий была установлена связь Примакова с активными деятелями параллельного антисоветского центра Пятаковым, Мураловым и Ратайчаком. На основании результатов предварительного следствия прокуратурой была выдана санкция на арест, и 14.08.1936 г. Примаков был арестован. 20.08.1936 г. в Москве был арестован Путна. Им обоим было предъявлено обвинение в участии в военном крыле объединённой троцкистско-зиновьевской организации в СССР.
С августа 1936 г. до мая 1937 г. Примаков категорически отрицал своё участие в контрреволюционной деятельности. Но в то же время он признавал, что с 1925 по 1928 гг. он примыкал к троцкистской оппозиции, и назвал некоторых известных ему оппозиционеров. Пользуясь тем, что к осени 1936 г. у следствия ещё не было общей картины заговора в Красной Армии, Примаков пишет двурушническое письмо в Политбюро на имя Сталина, в котором пытается оправдаться, но при этом и разоблачает себя. Вот что он писал:
«Я не троцкист и не знал о существовании военной контрреволюционной организации троцкистов. Но я виновен в том, что, отойдя от троцкизма в 1928 г., я не до конца порвал личные связи с троцкистами – моими бывшими товарищами по Гражданской войне и при встречах с ними (с Кузьмичёвым, Дрейцером, Шмидтом, Зюком) вплоть до 1932 г. враждебно высказывался о тт. Будённом и Ворошилове…».
Далее Примаков начинает противоречить сам себе, изворачиваться и невольно приоткрывать правдивые детали заговора:
«Личные отношения с бывшими троцкистами после моего отхода от троцкистской оппозиции прервались, и со многими я совершенно перестал встречаться… Заявление об отходе от троцкизма я написал в Кабуле, в полной изоляции от троцкистов – написал честно, без двурушничества, без обмана. Когда осенью 1930 г. вернулся я из Японии и виделся с Пятаковым, меня поразила одна фраза в нашем разговоре: говоря о линии партии, Пятаков сказал: «Делается то, что надо, но мы, вероятно, сделали бы это лучше». Я ответил на это: «Как можно делить на «мы» и «не мы», раз делается то, что надо?»… Раньше я часто бывал у Пятакова, с этого времени перестал бывать – не было доверия к его честности… после возвращения из Японии я очень активно работал в партии и армии… Я не троцкист и не контрреволюционер, я преданный боец и буду счастлив, если мне дадут возможность на деле, работой доказать это»[1].
По факту этого письма Примакова Политбюро решило лично заслушать его показания. Сталин, Молотов, Ворошилов и другие члены ПБ считали, что всё же не исключена ошибка, и может пострадать честный советский командир.
В свою очередь В. Путна на первых допросах 24–25.08.1936 г. показал, что он в 1926–1927 гг. участвовал в «работе» троцкистско-зиновьевской оппозиции, но к 1928 г. полностью от неё отошёл и больше никакой контрреволюционной деятельностью не занимался. На следующем допросе, 31.08.1936 г., когда ему были предъявлены доказательства об антисоветской работе в Лондоне, Путна признался, что давно знал о существовании всесоюзного и «параллельного» центров троцкистского блока, а также в том, что вместе с Примаковым участвовал в работе военно-фашистской организации в Красной Армии.
Среди материалов следствия, с которыми были ознакомлены Путна и Примаков, было заявление на имя наркома внутренних дел Ежова от одного из руководителей грузинского троцкистского центра С. Кавтарадзе, арестованного в октябре 1936 г. В этом документе, датированном 08.03.1937 г., сообщалось, в частности:
«В конце 1927 г. я был на квартире Белобородова (бывший зам. Наркома внутренних дел РСФСР), где тогда проживал Троцкий и где собирались главари троцкистской оппозиции. Застал там Белобородова, Троцкого, Сосновского, Раковского… После туда же пришли Муралов и Смирнов И. Н. Точно не помню, но один из последних сказал: «Я говорил с Тухачевским по вопросу о наших делах, борьбы с руководством партии, и Тухачевский заявил: «Вы дураки, раньше нужно было поговорить с нами, с военными, мы сила, мы всё можем, а вы действуете самостоятельно». Эту фразу я помню совершенно точно. Помню также, что это сообщение вызвало одобрение»[2].
06.05.1937 г. УНКВД по Московской области был арестован комбриг запаса М. Медведев, который до 1934 г. был начальником ПВО РККА. В тот же день, отвечая на вопросы следствия, Медведев сообщил данные на нескольких работников системы ПВО, которые, по словам Медведева «давно вызывали сомнения в их искренности и честности».
Несколько военных, указанных Медведевым, были вызваны в органы для дачи объяснений. По совокупности данных объяснений выяснилось, что сам Медведев давно и активно работает в троцкистской военной организации Московского военного округа, которой руководит Б. Фельдман, в тот момент заместитель командующего МВО.
10.05.1937 г. получив для ознакомления дополнительные уличающие материалы, Медведев сообщает, что в РККА существует контрреволюционная организация, ставившая своей задачей «свержение Советской власти, установление военной диктатуры с реставрацией капитализма, чему должна была предшествовать вооружённая помощь интервентов »[3].
Медведев назвал и руководящий центр этой организации. В него входил Тухачевский – как основной кандидат в военные диктаторы, а также Якир, Путна, Примаков и Корк.
13.05.1937 г. московским управлением НКВД был арестован начальник Военной Академии им. Фрунзе А. Корк. В своём заявлении от 16.05.1937 г. на имя НКВД Ежова он признал себя виновным в том, что вместе с Тухачевским и Путной принадлежал к «штабу переворота военной организации правых».
Такая оперативность арестованного объяснялась, в том числе, и тем, что Корку было предъявлено заявление[4] А. Белобородова в УНКВД Азово–Черноморского края от 23.04.1937 г. В этом заявлении Белобородов, среди прочего, сообщал:
«Когда троцкистско-зиновьевский блок к концу 1927 г. был разбит и поражение его уже ко времени XV партийного съезда, особенно после съезда, стало совершенно бесспорным, Троцкий начал постепенно составлять прогноз о развороте и формах троцкистской деятельности в более или менее близком будущем. Прогноз этот в общих чертах… выглядит следующим образом:
— социальные сдвиги в стране будут продолжаться, что, разумеется, будет давить на партийные ряды и тем самым создавать предпосылки для антипартийной борьбы и для привлечения к троцкизму, также как и к другим антипартийным фракциям, новых сторонников;
— борьба против партруководства, хотя и будет продолжать вестись политически, на основе прежних основных фракций (троцкисты, зиновьевцы и проч.), но с огромными изменениями по форме. Эти изменения в форме будут вызываться… новой фазой партийного режима, когда более или менее открытое складывание деятельности антипартийных групп: выступления, заявления, платформы, почти открытая вербовка сторонников – уже невозможна;
— изменения в форме деятельности коснутся как прежних кадров троцкистов, так и особенно вновь примыкающих к нему сторонников: отдельные группы их будут крайне дробными и будут складываться больше всего по «профессиональному» признаку (военные группируются с военными, литераторы с литераторами, наркомфиновцы с наркомфиновцами и т. п.), а затем это складывание пойдёт преимущественно вокруг отдельных лиц, более или менее выдающихся по своей роли в той или иной отрасли работы или в данной местности…
При очередном широком развороте событий отдельные группы, вновь возникшие за период преобладания указанных выше новых форм деятельности неизбежно бы сразу же объединились, и на этот раз уже открыто, вокруг основных троцкистских кадров».
Кто же, по мнению Троцкого, входил в эти «основные кадры»?
Белобородов пишет:
«По мере создания этого прогноза Троцкий прикидывал, вокруг каких лиц будут создаваться троцкистские группы из новых сторонников, т. е. из людей, хотя и не принимавших до сих пор открытого участия в борьбе с партруководством на стороне троцкистов, но известных Троцкому по их высказываниям, беседам с ними, настроениям и т. п. Назывались при этом не только те лица, которые в будущем возглавят группировки, но и те, которые примкнут к группам, если около них окажется подходящий «групповод» В качестве будущих «групповодов» были названы: Эйдеман… Дыбенко, Якир. В связи с этим же вопросом о будущих новых группировках в военной среде назывались фамилии Корка и Куйбышева (военного)…»[5].
15.05.1937 г. был взят под стражу Б. Фельдман, который 16–19 мая дал развёрнутые показания о контрреволюционной деятельности и персональном составе военно-троцкистского заговора.
22 мая 1937 г. были арестованы заместитель Наркома обороны СССР М. Тухачевский и председатель Центрального совета Осоавиахима Р. Эйдеман.
28 и 29 мая 1937 г. задерживаются на месте службы командующий Киевским военным округом И. Якир и командующий войсками Белорусского военного округа И. Уборевич. На первых допросах все эти генералы отрицали предъявленные обвинения, но через несколько дней под влиянием множества собранных улик и доказательств они стали давать признательные показания. Так, на допросе 26.05.1937 г. Тухачевский заявил:
«Я возглавлял контрреволюционный военный заговор, в чём полностью признаю себя виновным. Целью заговора являлось свержение существующей власти вооружённым путём и реставрация капитализма»[6].
В течение мая 1937 г. свою вину в контрреволюционной деятельности полностью признали ранее арестованные Примаков и Путна. Среди показаний этих заговорщиков стоит упомянуть заявление Примакова на имя Ежова от 27.05.1937 г. В нём Примаков, в частности, писал:
«…В течение девяти месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошёл до такой наглости, что даже на Политбюро перед т. Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину. Тов. Сталин правильно сказал, что «Примаков – трус, запираться в таком деле – это трусость». Действительно, с мой стороны это была трусость и ложный стыд за обман. Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 г., я связался с Дрейцером и Шмидтом, а через Дрейцера – с Путна и Мрачковским, и начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полное показание – о деятельности троцкистской контрреволюционной организации и о всех известных мне троцкистах армии»[7].
Действительно, от Примакова были получены показания, изобличающие таких военных деятелей, как С. Каменев, Я. Гамарник, П. Дыбенко, С. Урицкий.
На заключительном этапе предварительного следствия Тухачевский, Якир и Путна подробно излагают свои планы военного поражения СССР, размах вредительства в Красной Армии, а также дают запоздалые рекомендации, направленные на «повышение мощи Красной Армии и укрепление обороноспособности страны»[8].
09.06.1937 г. все привлечённые по делу о военно-троцкистском заговоре были допрошены в Прокуратуре СССР при участии Прокурора СССР А. Я. Вышинского. Все обвиняемые в сжатой форме подтвердили показания, данные на предварительном следствии. В тот же день прокуратурой было сформулировано обвинительное заключение. Согласно Заключению подследственные обвинялись в том, что в целях свержения советского правительства, захвата власти и реставрации в СССР капитализма в 1932–1933 гг. по указанию германского генерального штаба и Троцкого создали антисоветскую военно-фашистскую организацию и руководили её деятельностью.
В обвинительном заключении, в частности, говорилось:
«Для достижения своих преступных изменнических целей военно-троцкистская организация систематически осуществляла вредительскую и подрывную работу в Красной Армии, установила антигосударственные связи с военными кругами Германии и систематически передавала германскому генеральному штабу, а также разведывательным органам Польши, шпионские сведения о состоянии вооружения и снабжения Красной Армии; разработала план поражения и разгрома Красной Армии на фронтах наступления германских и польских войск; подготовляла совершение террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства и организовала ряд диверсионных групп, преимущественно на предприятиях оборонного значения»[9].
10.06.1937 г. чрезвычайный пленум Верховного Суда СССР образовал Специальное судебное присутствие для рассмотрения дела по обвинению Тухачевского, Корка, Якира, Уборевича, Путны, Эйдемана, Примакова и Фельдмана в преступлениях, предусмотренных статьями 5816, 588 и 5811Уголовного кодекса РСФСР. В состав Специального судебного присутствия вошли: председатель Военной Коллегии Верховного Суда СССР В. Ульрих, зам. наркома обороны по ВВС Я. Алкснис, командующий ОКДВА В. Блюхер, командующий МВО С. Будённый, начальник Генерального штаба РККА Б. Шапошников, командующий Белорусским ВО И. Белов, командующий Ленинградским ВО П. Дыбенко, командующий Северокавказским ВО Н. Каширин.
11.06.1937 г. в Москве Специальное судебное присутствие ВС СССР рассмотрело дело по обвинению подследственных лиц в измене родине, шпионаже и подготовке террористических актов. Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных преступлениях и приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведён в исполнение 12.06.1937 г.
Но точка в деле военно-троцкистского заговора поставлена не была. За годы своего существования он пустил «корешки» практически во все сферы жизни Красной Армии и военной промышленности СССР. Поэтому следствию пришлось ещё более года выявлять связи руководящей верхушки военно-троцкистов, находить запасные руководящие группы, отслеживать их связи с иностранными военными и разведывательными органами. Всего по делу о военно-троцкистском заговоре было разоблачено 408 человек из высшего руководства РККА, ВМФ, НКИД, разведки и Осоавиахима, из них 386 человек были членами ВКП(б).
Так в самых общих чертах выглядела хронология заговора в Красной Армии. Настало время разобрать его детали.
Военный совет
24 мая 1937 г., после рассмотрения в ЦК объёмной докладной записки НКВД, был поставлен вопрос о пребывании в ВКП(б) Рудзутака и Тухачевского и передаче их личных партийных дел в НКВД. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О Я. Э. Рудзутаке и М. Н. Тухачевском» гласило:
«ЦК ВКП(б) получил данные, изобличающие члена ЦК ВКП Рудзутака и кандидата ЦК ВКП Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско–правом заговорщическом блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии.
В связи с этим Политбюро ЦК ВКП(б) ставит на голосование членов и кандидатов ЦК ВКП предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передаче их дела в Наркомвнудел»[10].
25–26 мая 1937 г. Пленум ЦК ВКП(б) принимает постановление «О Рудзутаке и Тухачевском»[11]. Вот его текст:
«На основании данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правом заговорщическом блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии, исключить из партии Рудзутака и Тухачевского и передать их дела в Наркомвнудел».
Через неделю, 1 июня, был созван и начал работу Военный совет при Народном комиссаре обороны СССР[12]. На повестке дня стоял один основной вопрос: о раскрытии органами НКВД контрреволюционной фашистской правотроцкистской организации в Красной Армии, обстоятельства «работы» этой организации и её последствия.
Первое заседание Военного совета открыл Ворошилов, который объявил, что «органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая и безнаказанно орудовавшая, строго законспирированная, контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии»[13], и дал общий обзор этого заговора.
Ворошилов был вынужден признать, что недооценивал количество и «качество» скрытых врагов в армии. Незадолго до Военного совета, на Февральско–мартовском 1937 г. пленуме ЦК ВКП(б)[14]Ворошилов и Гамарник выступали как раз по вопросу о положении с кадрами в армии. Тогда, по оценке Ворошилова, политико-моральное состояние личного состава Красной Армии не вызывало особой тревоги.
«У нас, – говорил Ворошилов, – в рабоче-крестьянской Красной Армии к настоящему моменту… к великому счастью, пока что вскрыто не особенно много врагов народа. И они несколько иное место занимают в рядах всех врагов, которые вскрылись органами НКВД в других наркоматах. Это во-первых. Во-вторых, эти господа, которые сейчас открыты как враги, как представители фашистских японо-немецких троцкистских групп, они располагались в командных кадрах. Среди наших инженерных, технических кадров, пока что, за исключением отдельных небольших, малозаметных, пока что представители вредительства не вскрыты…
К настоящему моменту армия представляет собой боеспособную, верную партии и государству вооружённую силу… отбор в армии исключительный. Нам страна даёт лучших людей»[15].
Теперь же, на Военном совете, Ворошилов говорит о том, что размах и опасность заговора в Красной Армии превзошли все его предположения:
«Ещё три месяца тому назад то, что сейчас мы знаем, ни для ЦК, ни для всех нас — отдельных работников — не было ведано. Здесь, на пленуме Центрального Комитета, было вскрыто много всяких мерзавцев, продажных шпионов, вредителей, диверсантов, убийц. Были они вскрыты и в наших рядах, но ничего похожего на то, что теперь стало известно, тогда ещё не было видно…
Я тогда здесь с гордостью заявлял, что у нас мало контрреволюционеров, а у него — Кагановича — их много. Я радовался тому, что все эти контрреволюционеры были вскрыты. Правда, я поправился тогда и сказал, что думаю, что не все ещё мерзавцы у нас раскрыты; надо было думать, что и в рядах нашей армии эти господчики, эта погань должна была существовать. Враг не настолько прост, враг не настолько глуп, чтобы не запустить свои подлые щупальца в этот наиболее деликатный, наиболее действенный, наиболее важный, нужный всякому государству аппарат, каким является Рабоче-крестьянская Красная Армия. Но повторяю, товарищи, я не допускал, не мог поверить, чтобы столько и таких подлецов мы могли раскрыть, мы могли обнаружить в рядах высшего командного состава, в рядах нашей славной, нашей доблестной Рабоче-крестьянской Красной Армии»[16].
Далее Ворошилов кратко рассказывает о политическом единстве, целях, связях и конкретных действиях военных и «гражданских» контрреволюционных организаций:
«Эта шайка, возглавляемая Рыковым, Бухариным, Томским… Углановым и целым рядом других подлецов, эта шайка смыкалась и с контрреволюционной бандой троцкистов и зиновьевцев, с контрреволюционной бандой, которая была для специальных целей создана в Кремле, с так называемой кремлёвской организацией и с контрреволюционерами нашими, военными сволочами, которая заодно вместе со всеми этими господами действовала.
…Все эти контрреволюционные элементы и группы, озлобленные против нашего государства, против нашей партии, пылающие злобой против социализма, они нащупали друг друга, своевременно контактировали свою работу и затем уже выступали как единое целое. Выступали на всех поприщах своей злостной подрывной, подлой контрреволюционной работы. Они все одинаковы — и «правые», и так называемые в своё время «левые» троцкистско-зиновьевские банды, и все иные прочие, включительно до правых и левых эсеров, до анархистов и социалистов-революционеров. Все они объединились на одном — уничтожить всеми путями и средствами рабоче-крестьянскую страну, уничтожить власть, советскую власть, привести страну к положению, когда капитализм, как неизбежная, с их точки зрения, форма, должен воцариться в нашей стране, прийти к реставрации капитализма.
И в этом направлении работали все эти господа, не гнушавшиеся, повторяю, никакими средствами в своих действиях — ни подготовкой убийств и убийством там, где это можно было, руководителей партии и правительства. И убивали рабочих-стахановцев, ударников устройством катастроф на железных дорогах, на рудниках, заводах, фабриках, организацией вредительства во всех областях нашего народного хозяйства, во всех частях, во всех порах нашей социалистической жизни. Всюду буквально, в том числе и в рядах Рабоче-крестьянской Красной Армии, во всех областях, не только материального оснащения, не только материальной подготовки к обороне нашей страны, но и в области боевой подготовки, в области политической подготовки и т. д. Всё было принято во внимание врагом, всё было сделано для того, чтобы вредить, чтобы срывать, чтобы готовить гибель нашему государству».
Ворошилов конкретизирует роль военного крыла право-троцкистской организации:
«Эти господа все до одного… в конечном счёте готовились к тому, чтобы нашу армию, если так все они — и «правые», и «левые», вся эта дрянь — заявляли, если им не удастся свергнуть, покончить с нынешним правительством, с нынешним режимом, как они говорят, социалистическим, если им не удастся покончить до войны, то на войне уж обязательно они должны были ликвидировать, угробить сперва армию, нанеся ей удар всеми заранее строго обдуманными путями, а потом совершить переворот внутри страны. Для этого привлекались, разумеется, и те хозяева, люди, ради которых и во имя интересов которых эти господчики работали — и немцы, и японцы, и поляки, и ещё неизвестно кто. Одним словом, весь международный капиталистический сволочной мир — все они были хозяевами этих продажных шкур, все они должны были действовать заодно».
Кто курировал и политически руководил заговором в Красной Армии?
На этот вопрос Ворошилов отвечает так:
«Во главе всей этой работы, как и должно быть, разумеется, стоял Троцкий. К нему тянутся все нити. Он является душой, вдохновителем и тем идейным, если можно говорить об идейности в отношении этих господ, тем идейным стержнем, вокруг которого завязался весь этот комплот всех этих господ… ».
Были ли конкретные факты, которые подтверждали бы давнюю связь группы Тухачевского с Троцким и его фашистскими кураторами?
Да, такие факты были. Они были установлены следствием, зафиксированы и предоставлены в НКО в конце мая 1937 г. как раз для подготовки Военного совета. Эти выписки из протоколов допроса арестованных военных троцкистов Ворошилов и цитировал в своей вечерней речи 01.06.1937 г.
О чём же рассказывали арестованные?
Один из самых законспирированных троцкистов, И. Батис, бывший военно-морской атташе посольства СССР в Турции, показывал, что ещё в конце 20–х гг. Путна, Фельдман, Тухачевский и другие военные заговорщики установили целую систему связи с Троцким: время и места контактов, способы увязки всей контрреволюционной деятельности, каналы передачи информации, места въезда и выезда нужных людей из СССР и т. д. Батис показал, что в 1930 г., будучи послан в Турцию в качестве военно-морского атташе, он связался там с Троцким, лично увиделся с ним и получил первые необходимые установки и указания для передачи руководству военного заговора.
О своей второй встрече с Троцким Батис показывал так. Он увиделся с Троцким в Стамбуле. Батис передал Троцкому информацию о Белорусском военном округе, которую тот запрашивал в конце 1929 г. при первом «свидании». После передачи информации Троцкий дал Батису очередные директивы для «военных», а потом они условились встретиться ещё раз.
Когда новая встреча произошла, Троцкий задал Батису прямой вопрос о том, желает ли тот быть полезным Троцкому в его борьбе со Сталиным?
На вопрос следователя, каков был ответ, Батис заявил:
«Я сказал, что я считал его (Троцкого) всегда вождём, никогда не изменял ему и не изменю ему»[17].
После этих слов Троцкий предложил Батису рассказать, что предпринимают работники ГПУ при полпредстве СССР в Турции против Троцкого и его «товарищей». Батис ответил, что о действиях ГПУ в этом отношении ему ничего не известно, но сообщил, что думают о Троцком посольские работники.
На очередной встрече Троцкий снова дал Батису конкретные установки для военной организации в РККА, запросил данные о Киевском военном округе и, кроме того, заметил Батису, что
«легальная борьба со Сталиным невозможна… Наступило время других методов борьбы… во всех звеньях советского аппарата»[18].
Речь шла о терроре, широком применении вооружённого насилия против руководства ВКП(б), советского государства и тех его органов, которые наиболее опасны для внутренней контрреволюции. Батис с такой постановкой вопроса согласился и сообщил Троцкому, что так же думают и многие военные на Украине и в Москве.
Все встречи Батиса с Троцким состоялись в конце 1929—1930 гг. Это важный факт, который показывает, что, во-первых, к тому времени верхушка военного заговора в целом сложилась, а во-вторых, что этот «штаб» уже в 1930 г. наладил через разведку и Народный комиссариат иностранных дел интенсивную связь с Троцким и его заграничными группами.
О дальнейших контактах между верхушкой военного заговора и Троцким говорил Путна:
«Узнав о том, что я вызываюсь в последних числах сентября 1935 г. в Москву — это происходит уже через 5 лет (пребывания в Лондоне) — я сообщил об этом Седову, сыну Троцкого…».
Седов в тот момент был в Лондоне, где Путна служил военным атташе советского полпредства. Путна, будучи военным атташе в Англии, много лет получал от Троцкого указания и директивы для передачи их Тухачевскому в СССР по каналам дипломатической почты, но, кроме того, он регулярно отчитывался перед Троцким обо всех событиях в посольстве, докладывал секретную переписку с Москвой, а также согласовывал с ним все свои поездки и рабочие планы. По сути, с 1930 г. настоящим и непосредственным начальником Путны стал Троцкий.
На вопрос следователя о том, были ли Путне даны директивы Тухачевского о дальнейшей связи с Троцким, Путна отвечал так:
«Это было в первых числах октября 1935 г. Тухачевский, получив письмо (от Троцкого) и ознакомившись с ним, спросил меня, знаком ли я с содержанием… и добавил, что Троцкий может на него (на Тухачевского) рассчитывать».
О тесной и прямой связи Тухачевского с Троцким говорил в своих показаниях и Фельдман. Его спросили, сообщал ли ему Тухачевский о том, что имеет связь с Троцким? Фельдман ответил утвердительно, добавив, что Путна являлся основным «передатчиком» писем. Это также подтверждает, что начало связи Тухачевского с Троцким относится не к 1932—1933 гг., а к более раннему периоду, когда Путна был командирован в Лондон.
О связи с Троцким рассказывал и сам Тухачевский. На вопрос следствия: «Когда вы установили связь с Троцким и какие получали от него директивы?» последовал ответ:
«Связь с Троцким я установил через Ромма… в 1929 г.».
Далее Ворошилов отмечает этапы, по которым развивался военный заговор:
«Вы видите, что эти господа, связавшись с Троцким, вели работу по расстановке сил, вербовали людей и консолидировали, как они сами об этом говорят, все контрреволюционные элементы на работу против нашего государства, против нашей партии.
Цели и задачи этих господ на разных этапах были разные. Первое время они связывались с Троцким, Троцкий связывал их с контрреволюционными всякого рода элементами разведок. Затем они начинают собирание сил и создание крупной, по всем правилам организационного искусства созданной, военной организации»[19].
Из материалов, приведённых ранее в цикле «На подступах к большой войне», внимательный читатель понял, что в военно-троцкистском заговоре особую роль играл «несгибаемый» Примаков. В своём выступлении на Совете Ворошилов отдельно и подробно останавливается на его показаниях, называя детали, которых не было в первых сводках НКВД о военном заговоре.
Например, он сообщает о том, что под тяжестью предъявленных улик Примаков был вынужден признать роль Тухачевского в заговоре:
«Из всего изложенного со слов Пятакова, Фельдмана, Корка мне стало известно, что в 1934 г. Тухачевский являлся организатором и руководителем антисоветского заговора»[20].
Тут нужно сказать, что долгое время Примаков и некоторые другие арестованные старательно выгораживали Тухачевского, не называли его вообще. А Примаков, как было показано выше, до последнего вообще отрицал свою виновность, так как признание им своей вины неизбежно приводило к раскрытию Тухачевского, а упоминание Тухачевского вело к признанию Примаковым своей вины. Вот что об этом докладывал Ворошилов:
«Он отрицал это в течение 8-ми с лишним месяцев, заявлял, бия себя в грудь, что он честный большевик. Он не постыдился, глядя в глаза всему Политбюро, на очной ставке его, Примакова с Гарькавым, заявить, что он честный большевик и ни в чем не повинен. А через 3—4 дня он не только рассказал о всей своей подлой деятельности, не только рассказал о том, что ему было дано специальное указание законспирироваться и держаться до конца, наживать себе капитал в армии, готовиться к большой роли на случай войны, на случай необходимости ударить нашу армию в спину, но он раскрыл всех своих сообщников, в том числе и своего «вождя» Тухачевского»[21].
Кроме того, припёртый уликами, Примаков открыл некоторые наиболее ранние обстоятельства заговора в РККА:
«Связавшись с участниками заговора, я узнал, что основной, деловой, практической установкой на ближайшее время является собирание сил и их расстановка внутри армии… Основные директивы, полученные за это время из-за границы, мне известны со слов Дрейцера и Путны. Они заключались в том, что Троцкий требовал создания военной организации, усиления её в армии, пользуясь обострением классовой борьбы… В соответствии с этими директивами и шла работа, вплоть до 1933 г.»[22].
Слова Примакова подтверждает Эйдеман:
«Основная ставка делалась на организацию при соответствующих условиях вооружённого восстания в стране во время войны…»[23].
Видим, что вполне закономерным было то, что с 1931 г., оформившись и укрепившись, военно-троцкистский заговор сросся и начал совместно действовать со всеми центральными контрреволюционными организациями, особенно с правыми. Об этом как раз и показывал Примаков, говоря о директивах Троцкого и упоминая в этой связи гражданского троцкиста Дрейцера, которым непосредственно руководил Пятаков.
А вот что по этому поводу писал сам Тухачевский:
«Антисоветская военная организация в армии была связана с троцкистско-зиновьевским центром и правыми заговорщиками и в своём плане намечала захват власти путём дворцового переворота, т. е. захват правительства и ЦК в Кремле…».
Между «линиями» внутренней контрреволюции были свои связующие звенья. Основным связующим звеном между военными троцкистами и правыми был Корк. Он входил сразу в обе организации и смыкал, таким образом, военную контрреволюционную организацию со «штабом» Бухарина и Рыкова, а также с Горбачёвым и Петерсоном из «организации Кремля», из той самой «организации», которая непосредственно отвечала за «дворцовый переворот», т. е. за арест или убийство членов Политбюро. Член «организации Кремля» Петерсон показывал, что часто
«на одном совещании присутствовали Корк, Путна и Горбачёв».
Военная организация ставила своей главной задачей подготовку разгрома Красной Армии во время войны. Контрреволюционеры открыто говорили об этом. Так, Ефимов, бывший начальник Главного артиллерийского управления рассказывал следователю, что в 1935 г., во время многочисленных бесед с Тухачевским, тот постоянно указывал на необходимость всестороннего подрыва обороноспособности страны, а конкретно, по линии артиллерийского управления. По установке Тухачевского Ефимов должен был «заваливать» приёмку на вооружение новых и качественных образцов артиллерийской техники, затягивать и волокитить испытания орудий, проталкивать, где возможно, негодные и морально устаревшие образцы полевых и гаубичных орудий.
«Интересы» Главного артиллерийского управления тесно сплетались с подрывной работой в военной промышленности, в которой как раз орудовала группировка Пятакова. По поводу срыва производства современного артиллерийского оружия для Красной Армии кое-что сообщил Примаков:
«С ними (с Тухачевским и Ефимовым) был связан Пятаков. Пятаков был в курсе всех этих дел, помогал им всемерно не только словом, но и чёрным, подлым делом»[24].
Само собой, вредительство и подрыв шли не только по линии артиллерийского управления. Тот же Корк, отвечая на вопрос: «Расскажите, что именно правотроцкистская контрреволюционная организация… делала в направлении контрреволюции?», показывал:
«Основная задача, которую наша… организация ставила перед собой в этом направлении, заключалась в том, чтобы вся наша деятельность в целом, в комплексе… обеспечила бы противнику одержание победы»[25].
Но всё же артиллерийское «направление» вредительства было у группы Тухачевского—Пятакова на особом счету. То, что по артиллерии — главной ударной силе армии — заговорщики били всерьёз, подтверждал в своих показаниях и Фельдман:
«Тухачевский мне говорил, что берётся ставка на снижение темпов разворота вооружений в армии, главным образом артиллерии… на которую они налегали и действовали вовсю»[26].
Поскольку правые и троцкисты отлично понимали, что кадры решают всё не только у большевиков, постольку вопросу о подборе и расстановке людей уделялось огромное внимание. Фельдман, который в «штабе» военного заговора отвечал за кадры, писал в своих объяснениях:
«Практически передо мной Тухачевский ставил задачу вербовки новых участников заговора и их соответствующую расстановку… В мою работу входил поиск и подготовка повстанческих кадров».
Так что дело вредительства у военных троцкистов было поставлено по всем правилам государственного управления — с разделением функций и «ведомств».
Показания Лапина
Прервём ненадолго доклад Ворошилова и оценим обстановку, которая сложилась в связи с военно-троцкистским заговором в Дальневосточной армии.
Это был особый район: важнейший в стратегическом и экономическом отношении, с колоссальными природными богатствами, Дальний Восток был в военном отношении слабее, чем запад СССР. Именно там существенную роль во вредительской и кадровой «политике» военно-троцкистов сыграл А. Лапин, одна из ключевых фигур заговора на Дальнем Востоке, комкор и начальник ВВС ОКДВА. Хотя дело Лапина не рассматривалось на одном процессе с делом группы Тухачевского, всё же на его «подвигах» стоит остановиться отдельно.
Будучи арестован, Лапин сразу же рассказал, что
« Путна поставил передо мной следующую задачу: вербовать новых участников в контрреволюционную организацию… а также осуществлять вредительство в оборонном строительстве»[27].
Почему Путна поручает два важнейших вредительских участка именно Лапину?
Дело в том, что Лапин был особо опасен, так как одно время фактически руководил всей системой боевой подготовки и военного строительства в Особой Дальневосточной армии.
Развернув подрывную и вредительскую работу, он и его подручные маскировали дело так, что факт высокой аварийности в ВВС, вредительство в укрепрайонах, факты низкой боевой и мобилизационной готовности войск со стороны выглядели, как цепь случайных событий. В своих докладах в НКО Лапин утверждал, например, что одной из главных причин высокой аварийности является боязнь лётчиков летать на скоростных машинах, а причиной плохого качества аэродромных полос — сдвиги дальневосточных тектонических плит и т. д.
Ра<