– Зигмунд, ты негодяй! – Надо мной зависала глумливая мордочка йорка, который радостно вилял хвостом. – Мог бы и разбудить.
Настенные часы показывали половину одиннадцатого. Будильник, видимо, прозвонил, на мобильнике, что самое неприятное, также было несколько пропущенных звонков – от Марго, самой пунктуальной сотрудницы нашего офиса. Это было ужасно – после полуночных разговоров с Иркой я чудовищно проспала. Теперь мне нужно было делать то, что я действительно ненавижу, – быстро вскакивать, быстро умываться и пытаться придумать достойное оправдание, ведь вернуться в офис незамеченной уже не получится. Прощай, приятный утренний ритуал, чашка эспрессо, овсянка и маска для лица, а также неторопливая дорога в офис. Теперь придется делать все впопыхах, а значит, и весь день пойдет насмарку. Я зябко поежилась и опустила на пол ногу, чтобы нашарить тапочек, и тут телефон опять зазвенел.
– Алло, дрыхнешь? – Голос начальницы звучал не слишком дружелюбно.
– Нет, что ты! – преувеличенно бодрым голосом отрапортовала я и почему‑то вытянулась, как солдат на плацу.
– Ладно, проехали. – Марго неожиданно смягчилась. – Я попрошу тебя сегодня посетить одно мероприятие, сама не успеваю. Там будет пара кандидатов, смотри не проморгай.
– Конечно, куда? – отрывисто произнесла я. «Перед начальством вид надобно иметь лихой и придурковатый» – это сейчас было про меня.
– Открытие галереи, а потом афтепати, я не знаю, где они его проводят, на приглашении адрес. Ну там ресторан какой‑то или ночной клуб, посмотришь сама.
– Ага, – сказала я. И подумала: «Ага!»
– Придется пойти и в галерею, и на пати. Вся информация и рабочее задание уже у тебя в почте.
– Конечно, – пролепетала я.
– Сходи в салон, сделай маникюр и укладку, ты не должна отличаться от светских барышень, – чирикала Марго уже совсем по‑дружески. – Можешь заехать ко мне и выбрать себе гардеробчик, если не найдешь что надеть. Там полно всякого барахла. Езжай на такси туда и обратно… Ну разберешься, не маленькая. Кстати, я не знаю, сколько ты там пробудешь, так что сегодня можешь не появляться в офисе. Я предупредила Светлану.
«Вот это удача!» – мысленно скандировала я, но благоразумно помалкивала в трубку.
– Но завтра чтобы без опозданий! – строго добавила Марго. – Конец связи.
Я бросила мобильник на кровать и исполнила зажигательный танец в пижаме. Жизнь‑то налаживается! Вместо того чтобы придумывать отмазки и срочно натягивать деловой костюм, мне предстоит провести день, готовясь к светскому мероприятию. Так у меня неожиданно образовался выходной посреди рабочей недели. И хотя неожиданные праздники радуют гораздо больше, чем календарные, спать и вообще лениться почему‑то мгновенно расхотелось. Мне было совестно перед Марго, и я решила, что сегодня уж точно сделаю все на отлично и докажу всем, что я настоящий профессионал. Я выпрыгнула из постели и шмыгнула в кухню, насыпала кофе в кофеварку, поставила любимую чашку с зайцем и нажала на кнопку «On». Ничего. Абсолютная тишина. Я щелкнула выключателем – ну понятно. Нет электричества. Теперь ясно, почему я проспала – радио‑будильник тоже не мог работать. К счастью, совсем недалеко от меня было местечко, где я могла и попить кофе, и проверить электронную почту.
– Зигмунд, пойдем, тебе повезло. – Я накинула плюшевый костюм, собрала волосы под бейсболку, схватила попискивающего от счастья йорка и ноут, быстро сунула ноги в балетки и вышла на улицу, чтобы дошлепать до ближайшего Starbucks`a с Wi‑Fi.
Тем, кто только что приехал в Москву, и даже тем, кто долгое время провел дома (например, борясь с ангиной), город кажется шумным и неорганизованным. Он похож на потревоженный улей, полный недовольно жужжащих металлических пчел. Все бегут, мчатся, торопятся. Кругом остановки, торговые ряды, пробки. Москвичи все время куда‑то опаздывают и редко глазеют по сторонам, не говоря уж о том, чтобы заглядывать друг другу в глаза. Наверное, из‑за этого их считают нелюдимыми и неприветливыми; однако в такой солнечный день, как сегодня, когда листья только начинают распускаться, а городской ветер необъяснимо пахнет южным морем, нет на свете города прекрасней, чем мой. Стоит лишь приглядеться внимательней, и сразу заметишь детали, которые смягчают каменную маску улиц. Какие‑нибудь милые, такие милые мелочи. Вот обычный мужчина в сером костюме. Только что он куда‑то торопился, а теперь достал из дипломата кусок белого хлеба и бросает его воробьям. Сейчас хлеб закончится, и уже через минуту мужчина сольется с толпой в подземном переходе, а маленькие птицы продолжат клевать булку, оставшуюся от его завтрака.
А вот женщина средних лет ведет в школу маленького мальчишку; она отпускает его за двадцать метров до ограды, а сама прячется за гаражом. Внук побежит в школу и не будет знать, что бабушка провожает внимательным взглядом его сверкающий между деревьями ранец. Она стоит до тех пор, пока мальчик не схватит своей маленькой ладонью тяжелую латунную ручку входной двери. Еще несколько секунд она не трогается с места, внимательно глядя вперед, после чего разворачивается и уходит, и на губах ее медленно тает задумчивая улыбка. Через минуту она войдет в троллейбус и растворится в море людей большого города.
Как уже понятно, я обожаю рассматривать людей и придумывать им истории, особенно из удобного укрытия, где я могу остаться незамеченной. Сейчас им служит уютная веранда Starbucks`a. Пока я пытаюсь загрузить свою электронную почту и жду кофе и сэндвичи, бессовестный Зигмунд собирает свою порцию комплиментов, шакаля за соседними столиками. Редкое сердце не дрогнет при виде крошечной собачки с бантиком, умильно заглядывающей в глаза. Вот почему расчетливый йорк возвращается ко мне с куском бекона в зубах. Я знаю, что Зигмунду нельзя бекон; Зигмунд знает, что Зигмунду нельзя бекон, однако сейчас позднее утро, у меня куча дел, и у нас молчаливый договор – я не трогаю его, а он не трогает меня. Так мы оба представляем себе идеальные отношения.
– Ванильный мокко для Эсмеральды, – торжественно объявляет бармен. Это мне. На самом деле зовут меня Катя, но я все время придумываю себе идиотские имена специально для барменов Starbucks`a. Брунгильда, Дездемона, Лушенька… Однажды начала – и с тех пор не могу остановиться. Итак, первый глоток ароматного кофе, и рабочий день официально можно считать начавшимся.
«Дресс‑код предполагает коктейльное платье для дам», – гласит надпись в электронном приглашении на открытие галереи. Коктейльное – это, кажется, такое вечернее, но не в пол, а по колено. Кажется, у меня есть подобное – хорошо, что успела забрать вещи из химчистки. Сэкономлю пару часов свободного времени, и гардероб Марго мне не понадобится, хотя это, конечно, великий соблазн – порыться в ее шкафу. В прекрасном настроении я беру в руки кружку с кофе, и телефон снова звонит.
– Мне необходимо тебе кое‑что рассказать… – Голос моей хорошей подруги Алены звучит умеренно трагично. Алена – любимая подруженция, девушка прекрасных человеческих качеств, которая имеет один, но довольно заметный недостаток. Лучше всего этот недостаток известен ее бывшим мужчинам.
Они совершенно разные, но если бы мне вдруг удалось собрать их вместе, я бы услышала дружный хор, который произнес бы одну‑единственную фразу.
– И как же ты с ней дружишь только?! – сочувственно звучат голоса. – Алена такая проблемная!
Проблемная – лучше и не скажешь. Алена не из тех, кто любит страдать тихо. Своих обидчиков (а их к ее тридцати трем накопился целый прицепной вагон) она наказывает по всей строгости своего взбалмошного характера. Истерики, вопли, всенародный позор – еще ни один не ушел от нее необличенным. С ее мужчинами обязательно что‑то происходит, из разряда того, что и врагу не пожелаешь. Одному, например, вдруг начали звонить парни с сайта «гей. ру» – оказалось, что его мобильный телефон размещен в разделе «Ищу актива». Кто его таким образом обнародовал? Понятия не имею! Потрепанных ею мужиков даже как‑то жалко, хотя Алена и уверяет, что им достается за дело.
Мы с Зигмундом знаем наверняка – Алена вспоминает обо мне и звонит сама лишь в самых исключительных случаях, то есть тогда, когда ей нужно срочно пожаловаться и поднять самооценку. Судя по ее регулярным появлениям в моей жизни в последнее время, уже почти год, как Алена переживает, переживает и переживает бесконечную черную полосу на личном фронте.
И конечно, подруга не поленилась посвятить меня во все детали.
Сначала это был Олег, рассказывавший Алене, что его и его супругу связывает лишь ипотечная программа. Через пять месяцев у него родился второй ребенок. «Девочка!..» – рыдала Алена, закуривая. Потом, сменяя друг друга, как деревянные лошадки на карусели, следовали: коллега Алены, которого перевели в офис во Владивостоке, сотрудник агентства по недвижимости, у которого были высокие цены, огромные амбиции и крошечный член, и, наконец, стоматолог из районной поликлиники, который поступил вульгарно и просто не перезвонил после романтической встречи на Алениных простынях. Так сначала она потеряла зуб – нижнюю левую семерку, – а потом и перспективного полового партнера. Я внутренне сжалась, пытаясь представить, что же стряслось на этот раз. Кажется, я уже научилась разбираться в степенях ее несчастий – плохо, очень плохо или совершенно ужасно.
– Привет, рассказывай. – Я пыталась быстро прожевать сэндвич. – Я не в офисе и вся к твоим услугам. Вот зашла позавтракать в Starbucks.
– Какой? – быстро переспросила Алена.
– Около своего дома, – пролепетала я.
– Сейчас прибегу! – И, не дав мне опомниться, Алена положила трубку. Самопровозглашенной Эсмеральде оставалось только глубоко вздохнуть и двинуться к кассе.
– Кусочек торта «Тройной шоколад», пожалуйста. – Без дополнительного подкрепления мне было не обойтись.
Через полчаса Зигмунд радостно вилял хвостом и прыгал вокруг высокой рыжеволосой девушки, глаза которой были скрыты огромными темными очками.
– Ужасный день! – Алена хлопнулась рядом со мной. Из‑под очков, оставляя серую дорожку туши, медленно текла предательская девичья слеза. Все‑таки я восхищаюсь своей подругой – она живет напряженной эмоциональной жизнью с самого утра.
– И тебе доброе утро, – парировала я.
– Мирон позвонил мне вчера среди ночи и сообщил, что у него другая! – Темные очки смотрели на меня в упор. – И мне, наверное, теперь придется менять работу. – Алена схватила мою чашку и отхлебнула из нее кофе, оставив на краешке след помады: даже в минуты отчаяния Алена оставалась настоящей модницей и успевала подкрасить губы.
– Не слишком ли много перемен для одной недели, дорогая? – осторожно произнесла я.
Мирон вплоть до сегодняшнего утра вот уже несколько лет был коллегой Алены и – по совместительству – самым редкостным раздолбаем, которого только можно себе представить. Я не стала бы о нем разговаривать, если бы не одно «но»: Мирон вот уже два года считался тайной настоящей любовью Алены, мужчиной, эмоционального созревания которого она ждала, попутно переживая маленькие освежающие трагедии со своими многочисленными поклонниками. Всем, кроме Алены, было ясно с первого взгляда: инфантильный, нервный, закомплексованный Мирон – это фрукт, который так навсегда и останется зеленым. Я провела немало часов, перечисляя мыслимые и немыслимые недостатки Мирона и втолковывая Аленке, что она тратит время зря. Но между ее бровями появлялась особенная складка, которая лучше всяких слов давала понять – эта женщина не привыкла отступать. И вот теперь холодноватый, не слишком вежливый, замкнутый Миронио подложил Алене настоящую свинью – она вынуждена не только терпеть поражение, но и наблюдать счастливую соперницу. Он решил не заморачиваться и завел себе подружку из сотрудниц их же офиса. Впрочем, Алена была уверена: виноват не Мирон, а коварная разлучница.
– И почему, почему из‑за этой крысы я должна терять не только мужика, но и работу?! – рыдала Алена.
– Работу‑то зачем? – ошарашенно поинтересовалась я.
– Да меня уже, наверное, уволили. – Алена наконец сняла очки и теперь оглядывала посетителей потухшим взглядом несчастной женщины. – Я сегодня на работу не вышла.
Я зашла попить кофейку, а попала к самому жерлу вулкана, парализовавшего Европу. Вокруг все рушилось. Слева клубил дым и продолжал валить пепел, перемежаемый проклятиями на головы Мирона и его избранницы. Справа нервно лаял Зигмунд, который сообразил, что все идет не так, как задумано. Посредине стоял мой непоправимо остывший кофе рядом с нетронутым тортом. Ситуация требовала срочного вмешательства.
– Значит так, дорогая. Сейчас ты позвонишь своему боссу и сообщишь ему, что отравилась. Тем более что это чистая правда. У тебя вредное производство.
– Вредное, – согласно всхлипнула Алена.
– Ты отравилась этим мерзавцем Мироном, и тебе необходим антидот. Какой там у вас номер? – Я решительно вырвала из рук подруги темные очки и сунула ей свой iPhone. – А потом мы с тобой пойдем тусить.
– Куда? – оживилась Аленка. Тусить она любила едва ли не больше, чем жаловаться на жизнь.
– На открытие выставки в модное‑модное‑модное место, – заверила я. – VIP‑приглашения. Марго подсунула.
– Да мне даже надеть нечего! – всхлипывала Аленка. – Не в джинсах же туда рулить! А кто там будет? А что там?
– Совсем нечего? – неуверенно вздохнула я. Вступив на скользкую дорожку феи‑крестной, я не имела права сворачивать. К счастью, в Starbucks`a, в отличие от сказочного королевства, было кое‑что припасено и для начинающих волшебниц.
– Еще один ванильный мокко для Эсмеральды, – раздался приятный голос молодого бармена.
– Эсмеральда! И у кого это такое дурацкое имя? – захохотала Алена.
Милые все‑таки у меня подружки.
Глава восьмая, или
Оргазм с афтепати
«Настоящего интеллигента ничто не может унизить», – говорит мой дядя Николай, когда хватает руками котлеты, которые ему приготовила моя тетя Лидия. После получаса, которые я провела, пытаясь вытащить Аленку из гардеробной Марго, я начала понимать, что именно мой дядя имеет в виду.
– Культовая модель Ann Demeulemeester! – завывала Алена, вцепившись мертвой хваткой в высокие сапоги с тройной шнуровкой. – Я пойду в них.
Выучить такую сложную фамилию дизайнера могла только настоящая жертва моды.
– Положи сапоги, – шипела я. – На улице плюс двадцать два!
– Ну пожалуйста, – хныкала Алена. – Я их только в журнале видела, я их обожаю! Может быть, если я не могу в них пойти, я хотя бы унесу их с собой? Ооо… какая кожа… – Алена припала к сапогам и сладострастно их гладила, в ее глазах читался азарт медвежатницы‑рецидивистки. – Ой, что это? Смотри! Это же крокодиловая сумка Birkin! Нет, я не верю, еще одна! – Алена наконец оторвалась от сапог и бросилась к сумкам.
Я поняла, что, пожалуй, погорячилась, запустив козла в огород – Алена, оказывается, была всерьез помешана на дизайнерской одежде. И почему раньше это так ярко не проявлялось? Впрочем, стоя в роскошной гардеробной Марго, которая по размерам напоминала полноценную комнату, я и сама начала чувствовать легкое головокружение.
Это был рай. Я как будто оказалась на небесах, в волшебном сне, сшитом по меркам самых непристойных материальных желаний современной женщины. Подсветка придавала гардеробу Марго еще больший драматизм. Полки для обуви, десятки роскошных сумок всех цветов радуги, целое отделение, занятое платьями, жакеты, блузки и рубашки. Все эти драгоценности были разложены по цветам терпеливыми руками филиппинской домработницы, открывшей нам дверь. Услужливая, бессловесная девушка, казалось, была логическим продолжением волшебной комнаты; она совершенно не мешала ограблению квартиры, которое всерьез затеяла Алена, и даже принесла ворюгам тапочки и ароматный ванильный чай.
В конце гардеробной я увидела дверь, похожую на ту, которыми закрывают сейфы.
– Что это? – шепотом спросила я у Алены, которая, повизгивая, рылась в платьях. Любопытство боролось во мне со здравым смыслом; в квартире Маргариты, где в прихожей висел подлинник Энди Уорхолла, а из шкафа на меня смотрели пятьдесят пар туфелек Yves Saint Laurent, пахнущих новой кожей, я была готова наткнуться на дверь в Зазеркалье, откуда выскочит белый кролик в шляпе.
И да, я побегу за ним.
– Сейчас. – Перешагивая через ворох кожаных сумок, Алена решительно двинулась к дверце – она тоже рвалась на встречу с неведомым.
Алена осторожно повернула ручку, и на нас пахнуло холодом. Из‑за дверцы повалил таинственный ледяной пар; вглядевшись во мрак, мы обнаружили еще одну, темную, комнату, в которой на плечиках висели какие‑то грузные безголовые фигуры. Наверное, здесь Марго складывает трупы тех, кто не кладет ее сумки на место. Мне стало по‑настоящему жутко.
– Холодильник для шуб! – восторженно запищала Алена. – Твоя начальница просто олигарх! Она тут еще и свитерочки хранит, наверное, чтобы моль не съела. Какой шик! – Неугомонная подруга уже нацепила длинную, в пол, белую шубку и семенила к зеркалу. – А мне идет… – прихорашивалась она. – Жалко, что сейчас не зима!
– Быстро собираемся, у нас через двадцать минут запись в салон, – заторопилась я.
– А ты что наденешь? – Алена держала в одной руке две сумки, а второй жадно сжимала несколько вешалок с платьями.
– Я пойду в своем, – буркнула я. Примерив несколько вещей, я не могла отделаться от ощущения буренки, нацепившей парадное седло. – А ты быстрее определяйся!
Через полчаса мы с Аленой вывалились из квартиры Марго, к сдержанному восторгу вежливой домработницы. После Алены филиппинке небось придется делать генеральную уборку. Моя подруга, вынесшая половину Маргошиного гардероба, теперь выглядела как благополучная жена арабского шейха, которой за примерное поведение разрешили на вечерок снять паранджу. Она надела сразу все самое дорогое и вызывающее, что смогла обнаружить: в руках у Алены красовалась желтая Birkin из страусиной кожи, на плечах покоилось вязаное болеро из розовой шиншиллы. Для открытия выставки Алена выбрала шелковое дизайнерское платье сложного кроя с огромным вырезом, заканчивающимся в районе Алениного пупка. Увидев вырез, я разрешила Алене прикрыться болеро. С трудом переставляя ноги в ярких туфельках из новой коллекции Versace, Алена доковыляла до дверцы такси.
– Если ты не вернешь все эти шмотки – и особенно сумку! – завтра до полудня, меня уволят и, возможно, убьют, – напомнила я разодетой в пух и прах Алене. Но, глядя на ее совершенно счастливую и важную физиономию, я невольно улыбнулась. – Нас, пожалуйста, на Пятницкую, в салон красоты.
Где‑то в половине восьмого, с элегантной задержкой, как и полагает занятым светским дамам, мы добрались до улицы Образцова и вошли в кирпичное здание «Гаража» – образцово‑показательного центра современного искусства, где располагалась выставка произведений многообещающего современного художника Михаила Гнатюка.
– Я ожидала увидеть картины, – пробормотала Алена, взглянув на стены. Экспозиция, как гласила листовка, полученная в обмен на приглашение на входе, была посвящена женскому оргазму и представляла собой видеоинсталляции с участием звезд мирового кинематографа. На стенах и даже потолке известные и не очень известные звезды старательно изображали то, в чем Михаил Гнатюк наметанным глазом современного художника распознал кульминацию сексуального акта.
– Завораживает, – согласилась я и потянулась за шампанским. На трезвую голову современное искусство в таких количествах было воспринимать сложновато.
Через несколько минут здесь было уже две выставки. На одной демонстрировали многообразие форм женского оргазма, на другой экспонировалась Алена, дрейфующая среди звезд российского шоу‑бизнеса. Она быстро вжилась в роль богемной красотки и с удовольствием позировала папарацци, одной рукой обнимая автора выставки, а другой сжимая драгоценную Birkin. Кажется, она набросилась на Гнатюка и наговорила комплиментов; ведь в чем в чем, а в женском оргазме Алена разбиралась блестяще.
Меня мало занимал светский успех подруги. Я медленно обходила постепенно наполняющийся зал, внимательно разглядывая прибывающих гостей. Мы с Аленой приехали как раз вовремя. Здесь пока еще были все: добрая половина русского списка Forbes и их блестящие спутницы, перемежаемые главными редакторами модной глянцевой прессы. Судя по публике, дела у Михаила Гнатюка шли более чем превосходно! Большой зал был доверху набит мужчинами в костюмах и шикарными дамами, и в какой‑то момент я запаниковала, что не смогу пробраться через толпу, чтобы рассмотреть всех участников и хотя бы попытаться выполнить задание Марго. По углам сиротливо жались участники многочисленных «Фабрик звезд», нарядные и напряженные, словно первоклассники на новогодней елке, в центре выделялась точеная фигурка Ульяны Цейтлиной. Я с облегчением увидела, что Алена была не единственной, кто надел меха в разгар лета: на Ульяне тоже красовалось что‑то напоминающее роскошную горжетку. Рассекая толпу, к виновнику праздника двигались три грации – высоченные дивы из коллектива «Мобильные блондинки», одетые в практически одинаковые платья модного в этом сезоне цвета бедра испуганной нимфы. Они и сами напоминали ожившие греческие статуи, у которых вдруг выросли неправдоподобно длинные стройные ноги.
– Как вам вот эта? – Чуть насмешливый голос обращался к кому‑то рядом со мной. – По‑моему, правдоподобно.
Прямо передо мной мелькало нечто, напоминающее сцену с изнасилованием Моники Белуччи в фильме «Необратимость». Лицо актрисы было покрыто капельками пота и выражало такое напряжение, как будто она только что разгрузила машину кирпича.
– Я неправ? – Насмешливый незнакомец стоял сбоку от меня. Я повернулась и поняла – он обращается именно ко мне.
– Мм… – улыбнулась я. – Конечно, я не эксперт, но мне кажется, все обычно бывает немного… легче.
– Надо же. А я думал, что это будет очередная бесполезная вечеринка. Развиваюсь на глазах! – Незнакомец искренне расхохотался.
Он был невероятно красив. Высокий, загорелый, темноволосый. Мистер Большая Проблема. Я невольно загляделась на его гладко выбритые щеки, идеально выглаженную рубашку светло‑лилового цвета и бежевый летний пиджак в клетку в тон. На руке не было кольца – и это было прекрасно и ужасно одновременно. Он казался таким очаровательным, и все же подходил мне не больше, чем сумка Birkin моей Алене. На такую сумку надо было записываться за два года, а такого парня и вовсе стоило ждать всю жизнь. Интересно, где заканчивается очередь и осталась ли парочка таких в продаже? И, в соответствии с законами подлости, конечно, сейчас из‑за какой‑нибудь скульптуры появится роскошная спутница этого нахала… и будет в ней метра два роста. Размечталась, Катечка!
Но из‑за стилизованной дорической колонны выплыла лишь изрядно заправившаяся шампанским Аленка. Она раскраснелась, расстегнула шиншилловое болеро и по‑хозяйски помахивала желтой сумочкой.
– Боже, это самая публичная имитация оргазма из тех, в которых я участвовала, – громко заявила Алена. – Катя, Гнатюк меня, кажется, клеит.
– Художник? – удивилась я.
– Ну да. Несколько раз спросил, посещу ли я афтепати. Кстати, мы туда идем?
– Идем, – вздохнула я. Конечно же роскошный незнакомец уже по‑приятельски болтал с девушкой, в которой я, присмотревшись, угадала редактора светской хроники Vogue. Интересно, кто он такой и с кем пришел?
Марго и не предполагала, что ее младший рекрутер будет просто развлекаться на вечеринке. Судя по заданию, мне нужно было пообщаться с двумя возможными кандидатами для топ‑менеджера издательского дома. У одного из кандидатов не было фотографии, а второго я все никак не могла разглядеть в толпе. Наверняка он попросту пропустил вечеринку. «Что ж, будем веселиться, раз работать не получается», – подумала я и взяла с подноса официанта высокий бокал, в котором плавали розовые лепестки, покрытые чем‑то блестящим. «Молекулярный коктейль с восемнадцатикаратным золотом», – пояснил официант. Я посмотрела в бокал с уважением.
– Золото в съедобной форме, – снисходительно продолжил официант.
– Спасибо, я поняла, – прошипела я.
Благородный металл, расщепленный на съедобные молекулы, плескался в бокале. Интересно, если его выпить литр, будешь ли звенеть в рамке аэропорта голышом? Я поискала глазами Аленку, которая опять нырнула в толпу. Подруга сегодня нацепила на себя столько ослепительно дорогих шмоток, что принять немного золота внутрь для равновесия ей было просто необходимо. Аленкино болеро уже мелькало в другом конце зала, где‑то на пути от нефтяного магната к владельцу сети супермаркетов. Зато неподалеку был он. Мой незнакомец в лиловой рубашке чуть приподнял свой бокал и улыбнулся. Черт, кажется, я улыбнулась ему в ответ. Немного помедлив, он двинулся ко мне. Как же мне страшно.
– Нашли кого‑нибудь, кто не имитирует, Катя? – улыбнулся мистер Большая Проблема. Он очевидно слышал наш разговор с Аленой.
Я почувствовала, как щеки предательски краснеют, и разозлилась. Сейчас, вот сейчас я начну вести себя профессионально. К примеру, прекращу эти двусмысленные разговоры и заведу непринужденную светскую беседу о современном искусстве. В конце концов, я не одна из этих штучек, которые ходят по галереям, чтобы кадрить мужиков. Я – перспективный, уважаемый специалист, который в любых ситуациях ведет себя сдержанно и достойно.
– Вот та, левая… – Я кивнула в направлении Мерилин Монро. – Хотя, возможно, ей просто жмут туфли. – Сердце мое билось так, будто я только что проскакала четыре лестничных пролета на одной ноге.
Незнакомец обернулся в направлении бриллиантовой американской блондинки, и тут рядом с нами возник неприметный юноша в свитере половике, очках и с огромным фотоаппаратом. Он вынырнул из ниоткуда ровно между мной и официантом, с подноса которого я схватила пирожное с кремом – восхитительное маленькое пирожное с аккуратной малинкой наверху. И только я собралась его проглотить, как…
– Улыбайтесь, – пробормотал он под нос, обращаясь непонятно к кому, и проворно щелкнул вспышкой. – Журнал Hello, – продолжал он, делая снимок за снимком. От ужаса я только и успела, что широко открыть рот, чтобы ойкнуть. В одной руке я судорожно сжимала пирожное, в другой держала коктейль.
Вспышка, еще и еще одна! Пока наконец я не отпрыгнула в сторону, согнувшись пополам, как будто опасалась, что после того, как сфотографировали, будут еще и бомбить.
Уши мои пылали от стыда, да и мятое пирожное есть совершенно не хотелось. Я с досадой шлепнула то, что от него осталось, на поднос подвернувшегося официанта. Я только что подверглась нападению папарацци, и в глазах у меня сверкали разноцветные круги от неожиданных вспышек! Какой ужас! Как это подло! В самом деле, все, что пишут про них, – чистая правда. Мог бы и предупредить – я бы спокойно положила пирожное и хотя бы спину выпрямила… Стоп! А с чего вообще он взялся меня фотографировать? Неужели принял за звезду? Нет, ну мне, конечно, говорили, что я похожа на Сандру Баллок в молодости, но все‑таки это кажется очень странным. Я огляделась по сторонам, пытаясь наконец разглядеть в толпе Аленку. Но вместо нее увидела только мистера Красавчика. Он опустил бокал с шампанским и лукаво улыбался. Сейчас он был мне особенно неприятен, я ненавидела все – его идеальный костюм, его идеальную светскую мордаху, непринужденную позу, а больше всего то, что он даже и не смотрит в мою сторону.
Все, хватит, надо прекращать этот балаган! Тоже мне, Катька – звезда светской хроники!
– Извините, но… – пискнула я, обращаясь к папарацци.
Однако, пока я приходила в себя, фотограф резко изменил траекторию движения и переключился на Анну Семенович. Я спряталась за колонну и осторожно выглянула из‑за нее, выжидая. Подлый фотограф немного поснимал в другом конце зала и наконец остановился. Теперь он взял коктейль и разговаривал с двумя парнями. Одета вся троица была совершенно неподобающе ситуации – в старые джинсы, кроссовки и практически одинаковые растянутые свитера. Парни, казалось, совершенно не интересовались прекрасным. Зато они свалили на свои огромные тарелки сразу по целой горе бутербродов и неспешно их поглощали, отвлекаясь лишь на то, чтобы ограбить очередного официанта с подносом закусок.
Ужасная одежда, дурные манеры, немытые головы, отличный аппетит. Все ясно – это была стая папарацци. Соваться к ним с разборками мне было страшно. Ситуация казалась безвыходной: придется смириться и надеяться на то, что кадр не удастся или его забракует фоторедактор. Раскрасневшаяся и злая, я поставила бокал с недопитым жидким золотом и поспешила подальше от опасного места. Порылась в сумке, достала мобильник и попыталась дозвониться Алене. Тщетно.
Я беспомощно огляделась по сторонам. Нигде не было видно ни подруги, ни клиента, за которым меня отправляло начальство. И даже пижонский пиджак мистера Совершенство куда‑то запропастился. Зал потихоньку пустел: вечеринка близилась к завершению. Наверное, и светский лев двинулся на афтепати вместе с остатками высшего общества. Может быть, там его еще немного поснимают папарацци.
Я вышла на улицу. Над галереей, полной лучших представителей эстрады, бизнеса, культуры и политики, раскинулось глубокое ночное небо, где сияли мириады совсем других звезд. Это была по‑настоящему блестящая ночь, яркая и обезоруживающе прекрасная. Я с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий мокрой травой, и почему‑то улыбнулась.
– Куда? – Перед моим носом резко затормозила тонированная «копейка».
– Домой… – Улыбка не сходила с моего лица. – Мне надо домой.
– Дорогу покажешь?
На заднем сиденье попутки ничего не напоминало ни о современном искусстве, ни о коктейле из драгметаллов. Здесь валялась смятая газета «Жизнь», пахло пылью, а из колонок хрипел Таркан.
«Надо будет что‑нибудь наврать начальству», – подумала я.
Глава девятая, или
Победитель получает всё
Взятие Измаила заняло девять дней. Осада Карфагена продолжалась три года. Молодой человек, которого коллеги знали как Бориса Евгеньевича Ломотова, держался уже пять лет восемь месяцев и двадцать четыре дня.
Карфаген пал под натиском превосходящих сил противника; Измаил покорился стратегическому гению Суворова. Работница юридического отдела Лена Кораблева, проживающая на одной жилплощади с Борисом Евгеньевичем, отчаянно желала выйти за него замуж уже примерно четыре года восемь месяцев и двадцать четыре дня и тоже напрягала все свои силы.
Она шла на невиданные компромиссы с самооценкой, выполняла по двенадцать отжиманий в день, регулярно покупала развратное белье, в котором чувствовала себя чрезвычайно неловко, и даже подписалась на журнал «Гастрономъ», однако ее боевые победы все еще никак не могли подняться выше оценки «удовлетворительно».
Дела у Елены шли то лучше, то хуже. Пару месяцев назад, когда она овладела старинным рецептом рыбных расстегаев с вязигой, дело, казалось, стронулось с мертвой точки: сытый Боря, удобно расположившись на диване, даже сообщил притихшей Лене, что она «готовит, почти как его мама и будущая (Борина) жена». Однако после того, как Лена попыталась закрепить успех, Боря прочел ей приличествующую случаю речь убежденного «холостяка с подругой».
– Я не понимаю тебя, – говорил Боря своим теплым, низким голосом, от которого у Лены привычно вспотели ладони. – Зачем что‑то менять, если нам и так хорошо? Ведь нам хорошо, Леночка, или ты так не считаешь? – Боря привлек ее к себе и нежно уткнулся носом в шею.
– Считаю, – пролепетала Леночка, мысленно подсчитывая, через сколько лет ее настигнет неминуемый климакс.
– Неужели штамп для тебя важнее нашей любви? Неужели пять миллилитров чернил тебе важнее, чем все, что у нас есть сейчас? – Голос Бориса дрожал.
Лена почувствовала себя предательницей.
– Ну пойдем, поотношаем отношения. – Борис ласково потянул ее в сторону кровати.
Через пятнадцать минут, выйдя из спальни, где Борис старательно, хоть и несколько однообразно приводил аргументы в пользу свободных отношений, Лена встала у раковины и включила горячую воду. Она мыла посуду за собой и Борисом и думала, думала, думала… «Здесь и сейчас, здесь и сейчас…» – как заведенная твердила Лена, пытаясь нащупать в себе проклевывающиеся спасительные ростки буддизма. И почему она постоянно так настойчиво заглядывает в будущее? Может быть, не стоит занижать оценки собственным отношениям и вместо «удовлетворительно» им стоило бы поставить твердую четверку?