Делать бизнес на чужих неприятностях – давнишняя и, можно сказать, любимая привычка человека разумного. Несмотря на то что еще с пещерных времен мы лицемерим и прикрываем очевидное фиговым листком гуманизма, факты упрямо говорят за себя – какая бы проблема ни случилась, в первую очередь изволь раскошелиться. Протечка крана, землетрясение, хворобы – из любой вашей гадости, уж поверьте, кто‑нибудь да извлекает себе радость. Иногда мне кажется, что именно это является основой мирового финансового равновесия. Мяч, влетевший в окно, пуля, застрявшая в ноге, проржавевшие латы, разбитый коммуникатор, мамонт, забежавший в чужой палисадник… Я уж не говорю о разводах или, не приведи боже, похоронах. От колыбели и до последнего вздоха, и даже дальше – нас везде сопровождают невидимые шелестящие друзья: счета‑фактуры, акты сдачи‑приемки, коммерческие предложения, фискальные чеки, товарные квитанции… Жизнь давно уже не идет размеренно под тиканье старинных часов – она пролетает мимо, как электричка, под торопливое и алчное пощелкивание клавиш кассового аппарата.
Поляна голопузого Купидона тоже давным‑давно поделена на равные клочки, а каждому перышку на его крыльях присвоен инвентарный номер. Романтика любовных отношений давно превратилась в успешный бизнес для расторопных свах, слетающихся на одиночек всех мастей, словно мухи на мед. Хочется ли вам приятно провести вечер в бане или, к примеру, родить детишек – предложения найдутся на любой спрос и кошелек. И если у вас, по счастливой случайности, получилось выйти замуж или жениться естественным, так сказать, образом, радуйтесь вдвойне: вам не только сказочно повезло – вы еще и сэкономили.
Случайные встречи, знакомства у друзей, вечеринки у друзей друзей и их друзей, служебные романы, знакомства онлайн – все эти, безусловно, классические способы продолжают работать практически без сбоев. Однако во многих случаях мужчины, девушки и даже весьма солидные дамы предпочитают не рисковать – даже если при этом придется остаться без шампанского.
Лет до двадцати пяти я была уверена, что к профессиональным свахам обращаются только пожилые косоглазые дамы, которым надоело лузгать семечки на лавке. Или уж совсем пропащие неудачники. Однако все оказалось не так просто: неожиданно мне и самой пришлось стать кем‑то вроде свахи, и, как оказалось, это был звонок сверху.
– Я никому не нужная, старая кляча с дитём на руках! – Оля рыдала так, что ее было слышно в бескрайних кукурузных полях штата Луизиана. – Мне нужно немедленно сдохнуть!
Я не могла проморгаться от удивления, а потом налила себе стакан воды из‑под крана и выпила его залпом. Теперь шансы на внезапную гибель у нас с Ольгой были равны, но рассудок все равно не желал принимать произошедшее.
Олю я знала тысячу лет. Эту же тысячу лет назад она была абсолютной звездой студенческой тусовки и, как и положено звезде, вышла замуж а) по огромной любви и б) на четвертом курсе. Когда она шла к алтарю, роль которого выполняла упитанная служительница загса, страну, казалось, лихорадило от обильных мужских слез. Рыдала Алушта, куда Оля ездила отдыхать; мужественно страдал Кавказ; полярная ночь стала еще немножечко более полярной; минеральные воды в Минеральных Водах начали горчить, а культурная столица ушла в трехнедельный запой. Обладать Ольгой хотели, казалось, все. Многие были готовы для этого жениться, а некоторые – даже развестись. Дружить же с ней было актом тяжелейшего садомазохизма: рядом с красавицей Олей я словно превращалась в невидимку.
– Не води ее сюда, – шипели злобные однокурсницы, затолкав меня в угол на студенческой дискотеке. – У нас такое чувство, будто мы пляшем в женской бане!
Я растерянно посмотрела на танцпол. И правда, одни сердитые, потные от натуги девушки! А где же все жиденькие филфаковские мужчины? В углу, на высоком стульчике, в позе Скарлетт О'Хара сидела наша Оленька, а вокруг нее, как возле пивного ларька, толпились наши мужички.
– Ну, чья очередь рассказать мне анекдот? – колокольчиком звенела она.
И все‑таки я любила Олю – может быть, из чувства противоречия, а может, и потому, что мальчики нашего университета мне как‑то не особенно нравились. Она была забавной, милой, немного с приветом и походила на принцессу из диснеевского мультфильма. В те годы я была больше сосредоточена на учебе, чем на мужчинах; и все же, наблюдая за Олькой, я поняла, в чем причина ее невероятного успеха. Оля была неленивой профессиональной женщиной. Настоящей кокеткой. Она никогда не опускалась до того, чтобы показать кавалеру, что он, в общем‑то, герой не ее романа. Нет, она смотрела с восхищением на каждого, кто к ней подходил. Слушала внимательно и совершенно искренне хохотала над всеми шутками, даже теми, которые мне казались несмешными. Как будто воспитывая собачек Павлова, она всегда держала в своем смуглом кулачке маленький кусочек лакомства для мужского самолюбия.
– Какой ужасный дрыщ, – фырчала я, завидев приближающегося к нам Семена Тищенко. – Пойдем отсюда, пока он нас не увидел!
Семен был на любителя; в свои восемнадцать – двадцать я купалась в юношеском снобизме и была уверена, что прыщавый, угловатый ботаник – птица не моего полета.
– Здравствуй, Семочка, как твоя бабушка, поправилась? – щебетала Оля, приобнимая дрыща за дрыщевую талию.
Забегая вперед, расскажу, что Тищенко вырос во вполне респектабельного мужчину, женился на француженке и открыл свой банк. Однако первой его любовью так и осталась она, Оля, девушка, которая сумела разглядеть его потенциал за запущенным акне.
Впрочем, чины, звания и финансы совсем не волновали чистую сердцем Оленьку, иначе как можно объяснить, что ее выбор пал на студента летного училища, приехавшего из поселка Железнодорожный покорять Москву. Будущий летчик был самоуверен, нахрапист и спесив; нежная Олечка, казалось, прекрасно его дополняла. Они быстро переехали в комнату Оли в квартире родителей и даже сделали там ремонт. Через год у них родилась Настенька, лапочка и кривляка. Конечно, я всегда считала, что Оля могла составить гораздо более выгодную партию, но была уверена, что женская мудрость, дарованная ей по праву рождения, выдержит любые испытания. Теперь же звезда студенческой тусовки сидела передо мной совершенно раздавленная, и видеть это было по‑настоящему страшно.
– Вот, выпей… – Судорожно поискав по полкам, я нашла полупустую бутылку с коньяком «Благословение Патриарха». Подумав, я налила и себе немного.
– А кофе есть? – жалобно всхлипнула подруга. – Я сегодня с утра ничего не ела, хоть кофе бы попить.
Через полчаса за столом красовались: нарезка из сыра и каких‑то найденных в холодильнике фруктов, свекольный салат, холодные ножки вчерашнего цыпленка. Между цыпленком и чайником с остывшим кофе полулежала в доску пьяная Олечка, которая в одно лицо скушала весь оставшийся коньяк.
– С кем ребенок‑то? – трясла я ее за плечо.
– С мамой, – промямлила Оля.
На минутку она подняла голову от стола, осмотрела внимательным взглядом еду и вдруг опять разрыдалась.
– Я же его домой привела, прописала, – всхлипывала она, – дочку родила красавицу, ну как же так?..
Ольга зарыдала так громко, что у меня заложило уши. По батарее начали стучать соседи. В соседней комнате уже привычно завыл Зигмунд.
За полтора последующих часа с помощью горячего чая, холодного душа и убеждений, переходящих в угрозы, мне удалось вытрясти из подруги некоторые подробности случившегося.
Жизнь с курсантом летного училища Сергеем, как выяснилось, была легкой и беззаботной только первые две недели. Потом же розовые облачка развеялись, а в супруге проявились черты, которые неприятно поразили Ольгу: муженек оказался до паранойи скрытным и никогда не сообщал, где пропадает по вечерам, кто ему звонит, кто пишет эсэмэс среди ночи. Оля не особенно переживала, игнорируя сигналы «воздушной тревоги»: она доверяла мужу, как самой себе, радовалась дочке вместе со своими родителями, водила девочку на развивающие занятия и в бассейн. Жизнь Оли сильно изменилась, поклонники пропали, но она не волновалась по этому поводу – ведь она наконец‑то стала взрослой, получила все, что желала: доченьку, любимого мужчину. Правда, отношения стали уж как‑то совсем… прохладными.
– У нас ничего не было после рождения ребенка, ни‑че‑го, – пьяно рыдала Ольга. – Ну я на себя грешила, думала, располнела, шов опять же, от кесарева, наверное, ему не нравится… он же такой… эстет!
Я почувствовала, как медленно сжимаю в руках вилку. Эстет?! И откуда Оля только взяла эту чушь! Иногда то, что мы принимаем за оргазм, в действительности оказывается дисбактериозом. Так и здесь – похоже, Олька напоролась на, увы, нередкий подвид мужичка, которых я про себя называю «третий глаз». Такие мужчины с рождения оборудованы встроенным микроскопом, который всегда с удовольствием подмечает малейшие недостатки окружающих. Ничто не укроется от третьего глаза! Лишние килограммы? Даже если их два – он тут же заметит оба. Разглядит первую морщинку, которая была на вашем лице с детсадовских времен. А уж найдя у своей затравленной подружки единственный седой волос, такой мужчина впадет в настоящий религиозный экстаз, словно шаман с Дальнего Севера. Всевидящее его око бдит круглосуточно и всегда чудовищно преувеличивает любой, даже самый несущественный изъян. Третий глаз не обманешь, на него не наденешь розовые очки: иногда он смотрит так далеко, что видит не только наше ужасное настоящее, но и бесславное будущее. Мужчину с третьим глазом легко можно узнать по коронной фразе: «Если сейчас ты такая, что будет через пару лет?»
– Посмотри на себя, ты же толстая корова с желтыми зубами, – любят приговаривать они, поглаживая себя по пузу. – Пошла бы, что ли, спортом занялась, хотя тебе и это не поможет.
Поклонники исключительного совершенства встречаются на жизненном пути каждой женщины, словно сорная трава; если вовремя не разглядеть парня со встроенным телескопом, некоторые из холодящих душу прогнозов могут стать реальностью.
– А ты сдала, постарела прямо на глазах, – дружелюбно приговаривал любимый муж Ольге, уминая домашние котлеты с гречкой. – Растеряла свою девичью прелесть, да и дома бардак, хоть бы какая‑то польза от тебя была, а так никакой. – Он вставал из‑за стола, вытирал руки о передник притихшей Ольги и неспешно двигался в направлении телевизора, бросив ее разбираться с тарелками…
– Ну а ты ему что?! – возмущенно завопила я. – Двинула по башке скалкой?! Вцепилась зубами в ляжку?! Сожгла его паспорт?!
В ответ Ольга взмахнула рукой как‑то очень неожиданно, по‑бабьи, словно героиня черно‑белого советского кино времен теории бесконфликтности. Она и сама, казалось, была из тех лет – изо всех сил отказывалась признавать плохое и верила, что жизнь подбрасывает только конфликт хорошего с наилучшим. Я поняла – моя прекрасная, очаровательная принцесса осталась прежней. К двадцати восьми годам она так и не научилась скандалить.
Вместо того чтобы дать отпор охамевшему супругу, моя подруга долгие годы занималась самоедством, постоянно сидела на изнуряющих диетах (теперь мне стало понятно, почему она отказалась от еды) и тратила все, что зарабатывала в школе, на косметолога.
Гром прогремел среди ясного неба внезапно, когда Ольга как раз расправилась с намечающимися попиными ушами и всерьез озаботилась ботоксом для глубокой складки на лбу. Складка появилась после того, как Сергей в первый раз не пришел домой ночевать, а мысли о ботоксе – еще две недели спустя.
Итак, Ольга сидела после работы, наложив на лицо и шею тряпичную маску с плацентарным экстрактом. В дверь робко позвонили, и в этом не было ничего необычного – так делала мама Ольги, Тамара Степановна, если руки были заняты сумками с продуктами. Оля сердилась на маму, не позволяла ей поднимать тяжести, но та тихо упрямо повторяла: «Буду ходить и носить – дольше проживу!»
– Входи, мамуль, – приветливо пробормотала Оля. Она слегка подняла голову, чтобы маска не съехала со лба.
На пороге тем временем смущенно мялась незнакомая юная девушка. Впрочем, Ольга не особенно ошиблась. Да, она тоже была мамой. Будущей мамой.
Маска с чавкающим звуком сползла с Оли и безвольной тряпочкой шмякнулась об пол. Кажется, она прихватила и плотно сидящие на Ольге розовые очки размером со шлем космонавта.
– Здравствуйте, вы жена Сергея? – пробормотала девушка.
Ольга впервые в жизни не знала, как правильно ответить на этот простой вопрос. Кажется, она сразу поняла, о чем будет разговор. И, увы, не ошиблась.
– Давайте познакомимся. – Девушка робко перешагнула порог Олиной квартиры. – У нас много общего.
Так мимические морщины перестали быть главной проблемой брака Ольги и Сергея.
– Ну и кому я теперь нужна? – как заведенная повторяла Оля, раскачиваясь на одном месте и уставившись на свое отражение в блестящий чайник.
«I'm the Lonesomest Gal in Town»[3], – пела Фицджеральд, угрожая умереть, если кто‑нибудь срочно не отыщет ей мужика.
Я смотрела на Олю, на то, как она обхватила себя тонкими, ухоженными руками и укачивала, словно ребенка, пытаясь успокоить. Она была такая славная. Такая же, как и триста пятьдесят лет назад, в прошлой жизни, где мы еще не сидели на диетах, а, пользуясь нечеловеческим метаболизмом студенток, питались кока‑колой и булочками из буфета. Оля была сокровищем моей юности, и я сейчас чувствовала себя обокраденной. Сокровище же улыбалось пьяной, грустной улыбкой, мусоля кусочек сыра с таким несчастным лицом, как будто жевала скатерть.
Предательски подступили слезы… Стоп! Сейчас и я зареву – и что тогда?
– Пойдем‑ка!
Внезапно в моей голове созрел план. Я схватила Олю за холодную руку и потащила в зал. Подрулив к шкафу, я решительно посмотрела на подругу:
– Ну‑ка, какой у тебя размер?
– Ну как у тебя… приблизительно…
– Давай‑ка примерим вот это платье…
– Да зачем мне?! Не утешай меня!
– А потом мы встанем, пойдем в клуб и найдем тебе нормального… слышишь, нормального мужика!
Конечно, я брякнула это просто так, но неожиданно взгляд Ольги стал осмысленным. И она уже беспрекословно натягивала колготки из новой упаковки. А через несколько минут посмотрела на мои сережки, не мигая, и сказала изменившимся голосом:
– Снимай. Давай сюда.
Через час, пошатываясь, наша ярко накрашенная парочка завалилась в ночной клуб «Высоцкий». Более странного места для тусовки и найти было невозможно, однако именно этот древний клуб с ретромузыкой как нельзя лучше подходил для социальной реанимации девушки, которая пропустила целое десятилетие светской жизни столицы. Здесь, в расслабленной толпе любителей торта «Медовик» и песен Малежика, Олина академическая неуспеваемость по тусологии была совершенно незаметна, да и, признаться, не важна. Я поплелась к бару за коктейлем, а Ольга… в ней неожиданно открылось второе дыхание! Она отплясывала под любую музыку, включая шансон и марши. Ольга вкладывала в замысловатые, нездешние движения своего танца весь задор женщины, у которой не было секса в течение нескольких лет подряд. Ее тело, причудливо извиваясь, как бы рассказывало историю. Кое‑что мне даже было понятно – все‑таки я не зря работала переводчиком. Вот она встречает Сергея и влюбляется. А вот – отрубает голову его молоденькой любовнице и варит из нее холодец. Искренние эмоции всегда находят своих почитателей. Уже через двадцать минут вокруг Ольги вился весь зал, однако из пляшущей толпы выделялся мужчина лет тридцати, в белом пиджаке и темных очках, явно желающий перейти на «ты» с нашей пострадавшей.
Признаться, я испытываю страшное раздражение, когда вижу темные очки на людях в и без того затемненном помещении. Мне кажется, надевают их не просто так, а с каким‑нибудь некрасивым умыслом, к примеру чтобы скрыть фингал под глазом. Других причин для того, чтобы ползать по помещению на ощупь, играя в кота Базилио, я не могу придумать. Вот и тут, среагировав на очки, я бросилась к Оле. «Ну уж нет, – решила я. – Теперь я ни за что не отдам Оленьку кому попало!»
– Пошли отсюда, – зашипела я в ухо подруги, – пока этот идиот не остынет и не переключится на кого‑нибудь еще!
Однако у нашей танцорши было свое мнение на этот счет.
– Привет, – сексуально муркнула Ольга, стряхнув меня с руки, как надоедливую муху. – Давай познакомимся? – Она скользнула по очкастому клоуну движением, которое я видела у продажных женщин в неприличном немецком фильме. Она больше не казалась мне такой уж отсталой от жизни домохозяйкой!
Ангелы, надев темные очки, смущенно простерли над Ольгой свои крылья; в распахнутые глаза принцессы сквозь чудовищную пластиковую оправу смотрела сама судьба.
Нужно признать, у фортуны особенное чувство юмора. Ночь, которую Ольга провела в объятиях незнакомца, не прошла впустую. Во‑первых, это был второй случай с момента студенчества, когда Ольга буквально не могла ходить от приятных воспоминаний; во‑вторых, через пару недель ее начало тошнить. Сначала она решила, что ее тошнит от неудачного брака и собственно Сергея; однако еще дня через два она сообщила ученику с последнего ряда, что в боковом кармане его портфеля лежит тухлая груша. Такая чувствительность к запахам была ей хорошо знакома.
– Я беременна от тебя! – просияла Ольга, бросившись на Олега.
– Ура! – ответил Олег.
Они выгнали Сергея из Олиной квартиры, а потом поженились. Забегая вперед, сообщу, что нюх на хороших мужчин не подвел Оленьку: Олег хорошо зарабатывал и обожал детей. Сейчас они ждут третьего, надеются, что будет мальчик.
История с подругой серьезно изменила и мою жизнь. Во‑первых, на свет появилась моя крестница – Катька.
А во‑вторых, болтливая Оля пустила слух, что у меня легкая рука, и на меня, как из рога изобилия, посыпались несчастные девицы. Через полгода бесконечных устраиваний судеб меня уволили из конторы, где я работала переводчиком. Слишком уж много времени уходило на телефонные звонки по личным вопросам.
Тогда я всерьез задумалась о смене профессии – и через несколько недель сидела на собеседовании перед Маргаритой и Светланой.
– Представьте, что я – клиентка, – приветливо сказала Светлана.
– А теперь расскажите клиентке, почему она должна обратиться именно к вам, – завершила Марго.
Глава пятая,