…есть люди, для которых [уровни радиации, которые я мерял] - детские…
Сергей Мирный, Хуже радиации (Повесть, рассказы). Харьков: Каравелла, 2001. С. 54.
Невезение № 1:
1986 год. 30 апреля. Последний рабочий день перед майскими праздниками.
Мой приятель Сэм - старший научный сотрудник института медицинской радиологии, остроумный, живой и жизнелюбивый красавец бородач, единственный «дефект» которого (с точки зрения властей) заключался в 5-й графе («Национальность») анкеты, которую в СССР обязательно заполняли всякий раз при поступлении на работу, - Сэм возвращается-прилетает из Вильнюса, с научного конгресса домой, в родной Харьков. И из аэропорта заскакивает на такси на минутку на работу - бумаги оставить, чарку предпраздничную в родном коллективе хлопнуть…
И в эту-то «минуточку» его и берут - прям из родного коллектива. И уже на другом такси - даже не побывав дома - Сэм попадает в чернобыль. Сначала, правда, в хвойный лес под Харьковом, где осуществлялось - уже не учебное - развертывание…
В чернобыле они были 1 мая.
«Наша часть была первой регулярной частью, которая начала вытеснять оттуда разношерстные формирования гражданской обороны», - не без гордости сорвалось как-то у Сэма.
Сэм там (мне рассказывали) был украшением лагеря - бородатый, веселый, бывалый капитан-разведчик…
А «мерки разведки» были тогда совсем другие - не наши летние игрушечные, если в Лесу пешего, без бро-ника Сэма только уровень 50 рентген в час остановил… В нем вообще эта черта очень сильно была развита - любознательность…
Невезуха № 2:
Экипаж Сэма получает задание, где в числе прочего - произвести разведку здания АЭС с юга.
|
|
Напомню: пролом 4-го - черная дыра провала - открыт на север, на Белоруссию.
А на юг смотрит невинно-белая стена длинню-ю-ющего и высокущего здания «турбинного зала» («машинным» его еще называли) Чернобыльской атомной электрической станции.
Подъехали они под эту стену, как я понимаю, с востока, от восточного торца здания - от площади перед админкорпусом: это место во все времена было одним из самых отмытых, самых безопасных - согласно меркам, опять же, этого «каждого» времени…
Ну и поехали они под этой стеной, делая замеры, я думаю, метров через 100… Может, через 200…
Ну, и ничего особо выдающегося не находя - по майским стандартам, подчеркиваю…
Замер…
Замер…
Замер…
Работа как работа.
«Вылезаю я на броник - мерять - уже на самом последнем диапазоне (в мае, похоже, он для них был и самым рабочим) - а стрелка за шкалу - вылетает! - да с такой силой! (Поясню: бывалый химик-разведчик уже по тому, с какой скоростью стрелка начинает движение по шкале, может определить, на какой отметке она остановится… А последний диапазон у ДП-5 - это 200 рентген в час.) И стрелка из него - ВЫЛЕТАЕТ! Я в броник - хоп! - люком хлоп!! - и: «ГОНИ!!!» Водила толковый попался… Ну, я вернулся в штаб, доложил…»
Нашли в штабе прибор с пределом 500 Р/ч.
В том месте зашкаливает. (Это уже без Сэма домеряли.)
Еле-еле где-то еще нашли на 1000 Р/ч.
Зашкаливает.
Через два дня привезли откуда-то с пределом ДО ТРЕХ ТЫСЯЧ РЕНТГЕН в час.
Полторы тысячи там оказалось…
«Сэм в тот день вернулся с разведки зеленый », - это уже слова другого моего приятеля, Жени…
И что, вы думаете, произошло в лагере? Вся наличная медицина Сэму бросилась помогать?
|
|
Ни хрена подобного! Сэм три дня объяснительные записки писал…
Как его туда занесло, да не было ли в том злого умысла, да не «самострел» ли он, да родственники не за границей ли, да не знаю еще что… Опять же, еврей…
Три дня все эти храбрые чекисты-кагебисты-бюрократы доблестно с него не слезали.
Вот так.
Грустная история. Продолжение еще грустнее. Даже не знаю, как писать. Потому что я помню Сэма здоровым, жизнерадостным, бородатым - сочным - человеком. И он еще какое-то время - меньше года, пожалуй - таким оставался. А внешне - ну, полежал в военном госпитале, это дело обычное… Ну, в своем же родном институте медрадиологии полежал - уже как пациент… Тоже, в общем, ничего особенного…
…Мне до сих пор стыдно - за молодость, глупость, неотесанность свою - как я Сэма - приблизительно в это же время, после чернобыля вскорости - приглашал в сауну (мы иногда до того одной компанией ходили, Сэм, собственно, и приобщил меня к этому здоровому делу).
Я приглашал, а он отнекивался, отказывался: «Да ты знаешь, я жару счас плохо переношу», как-то мягко, с неловкостью… А я - идиот! - настаивал: «Ну просто в предбаннике посидишь, с компанией пообщаешься…» - «Да чо ж просто под дверями сидеть», - грустно, по-стариковски усмехнулся Сэм.
И годы должны были пройти, и сам я должен был кой-чего испытать, чтоб узнать - как оно, когда сегодня не можешь какого-то здорового славного дела, которое мог всегда… «Чего я буду в предбаннике сидеть»…
Не буду я дальше про Сэма писать.
Запомните и вы его таким.
|
|
Сочным. Ловким. Жизнерадостным.
ЗДОРОВЫМ.
…Старшим товарищем, о котором каждый может мечтать…
«Рентген»
(Пять лет спустя)
- Вроде не гайморит…
- Это бодрит, - откликнулся я неожиданно в рифму.
- …но лучше на всякий случай сделать снимок, - продолжил врач, мой приятель. - Рентген. Флюорография тут ничего не покажет. Сделаешь?
- Конечно.
Приятель выписал уже не обычное направление, время приема в рентгенкабинете давно закончилось, а записку с личной просьбой.
Дородная тетка - лаборант-рентгенолог:
- Знают же, что прием закончился, а присылают своих… Совести у них нет… Знают, что я никуда не денусь: не дай что-нибудь с моими случится - к ним же идти придется… - бурчала она, но больше так, для виду,
- Ну, одевай вот это, сынок.
Она обвязала вокруг моего пояса что-то вроде юбки - точнее, двух клеенчатых фартуков - один спереди, один сзади - тяжелые свинцовые пластины внутри.
- Ты еще молодой… Садись.
Такую ж конструкцию надевает мне на грудь и спину, узел на плече завязывает…
- Зачем вам, молодым, это лишнее облучение……хорошая такая добрая тетка-рентгенолог…
А я еле сдерживаюсь.
Мне - СМЕШНО.
МНЕ - смешно…
Ода врачам*
(Десять лет спустя)
Медицинской Сестре Катерине Бондаренко и Доктору Александру Осипову
(а также значительно менее замечательным доктору и медсестре, которых я встретил в медпункте ОГ МО СССР в Чернобыле в период своей «адаптации к радиации»)
…О, сучьи врачи! Не знал я вашего белохалатного племени, не знал, какое наслаждение испытываете вы - часто неосознанно, - возвышаясь над ослабевшим сейчас человеком, запрещая ему (часто - навсегда!) есть, пить, делать то, что вам еще можно, в этот миг воспаряя над мелкостью и смертностью своей, над суетностью окольцевавших вас самих проблем, - Бессмертные Боги, знающие - или думающие, что знают, - название той хвори, которая точит человека, согласно замечательной советской традиции именуемого с момента пересечения порога, где он надеется найти помощь: «больной» … И ничем не могущие ему помочь, если, по-простому говоря, здоровья нет… И лишь немногие из вас - в силу особой человечности - или умелости - или усталости от потока стремящихся к ним больных - или от всего этого вместе - просто помогают такому ж усталому от работы человеку, как равный равному, вселяя в него уверенность в обоюдном мастерстве. «Ничо, выкрутимся и в этот раз» - орошая его здоровьем, которого и у самих-то не на два века…
И черпая из этого общения силу жить, которая важней здоровья…
Которая и есть здоровье.
Живая сила