Громадное значение для формирования и развития державноимперских структур Запада и Севера Евразии имела Византийская империя, которая дала парадигмы политической мысли, духовного осмысления потестарно-имперского опыта, культурно-цивилизационного развития для ряда крупных государств средневековья в Западной и Восточной Европе. Эта империя, находившаяся на стыке Запада и Востока, имела свои особенности, которые роднили её с империями, как той, так и другой части Старого света.
Ни в чем другом Византия не сближалась так со странами Востока, прежде всего с Ираном и Арабским халифатом, как в организации государственной власти. По своей политической структуре Византия была самодержавной монархией, учение о которой сложилось именно в Византии. В этом отношении нужно отметить разработку христианской концепции государственной власти Евсевия, современника и сподвижника императора Константина.
Священная Римская держава у Евсевия трансформировалась в священную христианскую державу. Она являлась священной не только потому, что ею правит христианский император, наместник и исполнитель воли Бога на земле, но и потому, что это христианское государство воплощает промысел Божий. Идея римского государства, существовавшего для общего блага как «государство свободных и для свободных», трансформировалась в идею священного государства христиан и для христиан. Идеи римского универсализма и ойкуменизма оказались дополнены и подкреплены идеями христианства. «Римский мир» — Pax Romana — превратился в римский христианский мир — Pax Romana Christiana.
Греко-римский культурный патриотизм, представления о
священстве и совершенстве своей державы, связанные с идеей распространения блага римских порядков на другие народы,
дополнились христианским провиденциализмом. На этой основе укрепился византийский патриотизм как осознание особой богоизбранности: с одной стороны, уверенность в особом божественном покровительстве и своей предназначенности к спасению, а с другой — сознание своей обязанности содействовать спасению
других народов, содействуя распространению христианства. Евсевий развил идею о богоизбранности императорской власти.
Если Бог — «вседержитель», Пантократор, глава всего порядка,
как земного, так и небесного, то император —Космократор, глава земного порядка подобного небесному. Светская власть распоряжается мирскими делами подданных, духовная — их душами, но в этом они обязаны действовать совместно. Император был ответственен за поддержание гармонии в обществе, как человек он такой же раб божий, как и все смертные. Ему надлежало быть гуманным, благочестивым, мудрым и миролюбивым правителем.
Христианство освятило не столько личность императора, сколько его власть, сам её институт. Идея царства стояла впереди идеи самого царя. Данная идеология способствовала сплочению полиэтничной Византии как государства.
Важным отличием общественного строя Византии было сохранение централизованного государства. В централизованной организации государственного управления империей (по сравнению с другими странами Европы) сказалось влияние Востока, а также устойчивость традиций поздней Римской империи. Во главе государства стоял император, прерогативы которого были чрезвычайно широки: он считался верховным судьёй и мог без следствия сослать в монастырь, заключить в тюрьму или ослепить неугодного ему человека; он назначал и смещал чиновников; он принимал посольства, издавал законы, командовал войсками. Однако юридически абсолютная власть монарха была фактически ограничена целым сонмом высших чиновников, сенатом (синклитом), различными группировками господствующего класса. Страна управлялась из императорской канцелярии, откуда контролировалась вся жизнь населения. Политическое учение предоставляло василевсу, как впрочем, и римскому августу, верховное распоряжение всей земельной собственностью подданных. Но данная недвижимость объявлялась подчинённой государству, в то время как верховное право собственности императора на земли подданных в источниках не зафиксировано.
Прочной экономической базой центральной власти было наличие значительного фонда государственных земель, которые могли жаловаться монастырю, сдаваться в аренду, передаваться в пользование варварам.
Ахиллесовой пятой (слабым местом) твизантийской монархии было отсутствие престолонаследия: сын василевса не рассматривался византийским обычаем как непременный наследник отца, императором делало не рождение, а определённая церемония; церемониал был сильнее, чем родство, и императором мог стать любой, самый далёкий от своего предшественника человек, причём из любых слоев общества. В отличие от стран Востока в Византии государственная власть не имела патримониального характера, т. е. она не являлась привилегией того или иного рода и не считалась наследственной. Это приводило к частым узурпациям и делало престол непрочным. Божественным и полновластным являлся не каждый данный император, но самый принцип императорской власти: обожествлялась не личность и не данный род, а престол, средоточие государственного аппарата. Эта система коренным образом отличалась от порядка престолонаследия в большинстве феодальных государств того времени: недаром хазары смеялись над византийцами, не знающими наследственности императорской власти.
Формально провозглашение императором предполагало участие народа. Провозглашение войском или синклитом также имело конституционное значение: они в данном случае выступали как представители народа.
Византийцы широко практиковали институт соправителей, долгое время призванный, если не обеспечить передачу власти строго по родственной линии, то хотя бы стабилизировать положение лица, уже пребывающего на троне.
Божественность императорской власти закреплялась всем ритуалом константинопольского двора. Однако, тот самый церемониал, который возносил императора, ставил, как это ни парадоксально, определённые пределы для полновластного василевса. Император рассматривался как хранитель традиций, будь то римское право или постановления соборов; если расправа с отдельным лицом не доставляла ему особых сложностей, то попытка сколько-нибудь серьёзных реформ расценивалась как нарушение божественных установлений.
Кроме того, под влиянием христианства доктрина абсолютной императорской власти и образ идеального государя постепенно меняются. Деятельности того или иного правителя давалась
этическая оценка. Это во многом явилось следствием кристаллизации фундаментальной идеи средневековой идеологии — союза христианской церкви и «христианской империи». Необходимым условием данной симфонии была правоверность христианской церкви и правоверие императора. С Византийской империей связывали идею её провиденциальной избранности. Культ императора — правителя всей православной ойкумены и культ
державы ромеев — защитницы и покровительницы христианских народов, проповедь исключительности византийской государственности — характернейшие черты общественной жизни Византии, отличающие её от стран Западной Европы и оказавшие сильное воздействие на формирование концепций верховной власти в странах Юго-Восточной и Восточной Европы.
Характерно и то, что известный «конституционный» характер византийской государственности нашёл своё отражение и в признании византийского народа «богоизбранным», а, следовательно, и в сокращении дистанции между ними и божественной властью. Формула «глас народа — глас божий» была известной политической реалией, христианским обоснованием права критики и выражения своего мнения императору. Общество Византии было обществом «правовым», где законом были не воля и прихоть правителя, но существовало право, законы, с которыми вынуждены были считаться и императоры.
Что касается самой правовой сферы, то в Византийской империи на неё в большей степени и более длительное время, чем на Западе, сказывалось влияние римских юридических традиций.
В отличие от других стран средневекового мира Византия оставалась государством, где сохранялось единое кодифицированное и обязательное для всего населения империи право.
В Византийской империи существовало три вида государственной службы: военная, гражданская и придворная. Но судьба государства решалась (как и в Китае) гражданской знатью, а не военной. Иерархичность, строгое соотношение чинов и должностей в ранней Византии шло, между тем, от Рима, а не от Востока. Не было наследственного занятия должностей. Бюрократия восточного типа в империи не могла сложиться потому, что государственная служба рассматривалась византийцами как общественная обязанность, долг (что шло от гражданских принципов античности) в отличие от «личной» службы, понимаемой как зависимость.
Особую роль в византийском обществе играл Константинополь, как главный город, как олицетворение города вообще. Он доминировал везде — в управлении, торговле, ремесле, культуре. Столичная знать и чиновничество занимали ведущее место в структуре господствующего класса империи.
В Византии существовала сильная армия, которая со временем всё больше превращалась в наёмную. Тем не менее, византийские императоры часто стремились «откупиться» от внешних врагов данью, или купить их расположение дарами, напоминая
этим сунский Китай: успешные полководцы могли поддаться соблазну захватить императорский престол.
Основой византийской государственности, как указывалось выше, являлось православие. Утверждение христианства было связано не только с гонениями на язычников или с официальными запретами. Языческое сознание постепенно умирало, сменяясь новым, более трагичным, но обращённым к внутреннему миру человека — христианским. В то же время, византийская церковь не имела экономической и политической самостоятельности, в значительной степени зависела от государства и была тесно связана с его системой.
Значение Византии для оформления государственности на Западе, развитии имперских идей было велико. Самый могущественный из варварских королей, Теодорих, приняв римское имя Флавий, написал восточному императору: «Я раб ваш и сын» — и объявил, что единственное его желание — сделать своё королевство «похожим на ваше, двойником вашей беспримерной империи»__
Таким образом, к началу V в. н.э. на смену прежней языческой Империи пришла
Империя христианская и для христиан. Pax Romana слился с Pax Christiana. Естественно, что, как отмечал отечественный историк Г.Л. Курбатов, «…соответственно
трансформировались и оказались дополненными новым содержанием и старые традиции
римского ойкуменизма. Прежняя Римская империя из «священной державы» стала
«священной христианской империей»: Imperia Romana превратилась в Imperium Romanum
Christianum – христианскую империю, богохранимую и защищаемую, исполнительницу
божественных предначертаний и орудие спасения человечества, имитацию небесного
царства…» [6, 45]. Тот день и час, когда Римская Империя как идеальное, универсальное,
вселенское государство, царство мира сего, встретилось с Церковью, частью Царства
неземного, означал наступление времени царства истинной, космической гармонии,
кульминацией Истории, созданием совершенного общества под властью мудрого
императора-философа и христианина. Границы римского лимеса точно совпали с
границами не просто цивилизованного, но и христианского мира, внутри которого царил
покой и благоденствие. Всякий, кто принимал христианство, мог стать гражданином этого
Царства, в котором слились воедино две сферы – духовная, идеальная, и физическая,
материальная. Время остановилось, и теперь задача состояла в том, чтобы сохранить
достигнутый идеал до самого момента Второго пришествия как конца земной Истории.
Создание концепции христианской богоизбранной Империи было практически завершено,
и освященная авторитетом Церкви, она начала свое путешествие через века, страны и
народы. Отечественный византинист Г.Г. Литаврин писал по этому поводу, что «…теория
власти в империи как законченная доктрина сложилась в V – VI вв. и в мало измененном
виде жила тысячелетие…» [7, 65]. Византийцы, осознавая себя прежде всего не греками,
не жителями Восточной Римской империи, а именно «ромеями» – римлянами, и стали
главными носителями и защитниками этой доктрины
НАУЧНЫЕ ВЕДОМОСТИ № 2(33), 2007
В.В. Пенской. Формирование концепции «богоизбранного» …
.__