— Да? — раздался голос незнакомца. — Когда? Здесь? — в его голосе слышалась явная угроза. — Ты должен был позвонить раньше, Путо.
Я заставила себя пошевелиться и потянулась к двери. Щелчок замка прозвучал как в замедленной съемке, и на моей верхней губе проступили капли пота. Но я сделала это без единого звука и взялась за ручку двери. Выход. Я уже почти выбралась. А потом я могла исчезнуть в ночи, как делала это уже много раз.
Ручка легко поддалась, несмотря на мою липкую ладонь, и я потихоньку потянула дверь на себя. Как только дверь открылась достаточно, чтобы выскользнуть, я протиснулась в щель и тихо закрыла за собой дверь. Наконец я набрала в грудь воздуха и выдохнула, затем направилась к лестнице, спускаясь вниз так же бесшумно, как кошка. Осталась еще одна дверь. Я молча желала, чтобы Дэвид все еще был здесь, с кулаками наготове, но он не остался караулить у двери. Я была предоставлена сама себе.
Преодолев последние несколько ступенек, я спустилась на первый этаж и поспешила к входной двери. Повернув ржавую ручку, скрипнувшую, как гвозди на доске, я потянула дверь на себя. Жара раннего вечера ударила мне прямо в лицо, и я вышла на улицу.
Я повернулась, чтобы бежать.
Тяжелая, как молот, рука легла мне на плечо и дернула назад. Мой вскрик был прерван, рот заткнули толстой ладонью, и внезапное давление на горло повергло меня в панику. Я отбивалась, брыкалась, пытаясь бить локтями и наступить ему на ноги. Но силы были не равны, и огромный мужик потащил меня обратно в темный лестничный подъезд, сильнее сдавив шею, почти перекрывая мне кислород. Я перестала сопротивляться, в глазах начало темнеть. Напоследок я пнула его ещё раз.
Кто-то появился передо мной. Человек из моей квартиры. Тот, что собирался оформить на меня родительские права, сказал:
— Полегче с ней. Девчонка нужна мне живой, от мёртвой мне проку нет.
Он провел костяшками пальцев по моей щеке, и все вокруг потемнело.
Глава 8
Дэвид
Пять лет спустя…
— Кто бы мог подумать, что мой брат выйдет досрочно за хорошее поведение? — поинтересовался Питер, прислонившись к черному Мерседесу перед воротами колонии, где я отбывал срок.
— Держи нос по ветру и не лезь в грязные дела, — напутствовал меня надзиратель, постучав себя по ноздре, когда отпирал последнюю дверь, ведущую к моей свободе.
— Отвали, — буркнул я, отодвинул его и, ступив на горячий асфальт, вышел на улицу, где сразу же попал под нещадно пялящие лучи солнца.
Питер поднял руки, принимая меня в объятия. Я позволил ему обнять себя, хотя сам и не обнял его в ответ. Я вообще не любил прикасаться к людям, если только это не от злости или ради денег. Но в основном я делал это для того, чтобы причинить боль, и ничего больше. Я совсем не умел кого-то утешать, не мог даже успокоить свою собственную кровь, которая яростно бурлила у меня по венам.
— Хочешь заказать стейк и отметить это событие?
— Отвези меня домой, чтобы я мог переодеться, а потом я хочу пойти к боссу.
Я влез на пассажирское сиденье; джинсы и рубашка, которые Питер принес мне, так сильно отличались от оранжевой робы, которую я носил последние несколько лет. Судили меня как совершеннолетнего, приговорили к десяти годам за нападение с отягчающими обстоятельствами и заключили в Карран-Фромхолдской исправительной колонии, и все это до того, как мне исполнилось восемнадцать.
— Ты уверен, что не хочешь зайти в бар с грудастыми девками или может быть…
— Нет. Я хочу приступить к работе. Это всё.
Я смотрел прямо перед собой, когда ровный двигатель заработал, и мы оставили тюрьму позади.
— Как Руди воспринял твой отъезд?
Я пожал плечами:
— Наверное, он счастлив, что камера теперь в его полном распоряжении.
— Дал тебе какой-нибудь совет на прощание?
Я отрицательно покачал головой. За последние несколько минут я уже сказал больше слов, чем за весь прошлый год в этом заведении.
— Тогда ладно, — Питер хотел сказать больше, он всегда так делал. Но он был достаточно мудр, чтобы заткнуться в этот момент.
Эмоции начинали кипеть во мне, пружина была напряжена до предела. Но я все это подавлял. Быть на свободе означало просто жить в другой тюрьме. Одна с правилами и где ты четко мог определить людей, с которыми хотелось бы дружить, и людей, которых надо было избегать, и тех, у которых были билеты в один конец на кладбище. У меня было достаточно опыта личного общения с ними в тюрьме, и я бы с удовольствием отправил большинство из них в могилу раньше времени. Заказы босса оказались прибыльными, как будто пребывание там делало меня лучшим исполнителем, которого ещё больше жаждали нанять. Стукачи не могли защититься и быть в безопасности. Теперь, когда я вышел, я был уверен, что буду делать ту же самую работу, но это будет ещё проще.
— Я скучал по тебе, — чуть мягче произнес Питер, понизив голос.
Та броня, которую я построил и усовершенствовал в своей камере шесть на шесть, не имела никаких трещин. Его слова тут же отлетели от меня, не затронув.
Тем не менее он продолжил:
— …не то чтобы посещение тебя не было забавным и все такое. Я имею в виду, что одни только торговые автоматы с едой были довольно прикольными. Я даже не знал, что кексы могут быть черствыми. Но мне больше по душе, что ты возвращаешься домой.
— Как хорошо, что я возвращаюсь домой.
Я выбрал те слова, которые он хотел услышать, те, которые должен был бы произнести только что освободившийся бывший заключенный. Я не чувствовал их — это были просто звуки, но быстрый взгляд на Питера подсказал мне, что они сработали.
Он слегка кивнул.
— Всё станет так, как должно быть. Мы с тобой порвем на части этот гребаный город!
Его широкая улыбка напомнила мне его в детстве. Но на самом деле я не видел в нем взрослого человека. Если вы не выросли вместе с кем-то, то не могли видеть, что человек становится старше, взрослеет так же, как и все остальные. Он навсегда останется моим младшим братишкой, даже несмотря на то, что ему уже исполнилось двадцать лет и он быстро продвигался по службе в местной группировке. Его деловая хватка зашла слишком далеко, и не мешало то, что босс мог рассчитывать на меня в любом деле, о котором ему нужно было позаботиться изнутри. Теперь, когда меня не было дома? Мы будем грабить, забирать деньги и никогда больше не будем беспокоиться о том, как мы будем жить.
Когда мы свернули на шоссе, которое должно было привести нас в центр Филадельфии, он немного протрезвел от эйфории, и его улыбка исчезла.
— Я ненавижу, что тебе пришлось пройти через это. Я хотел бы…
— Остановись, — сказал я, скрестив руки на груди. Это был нелегкий подвиг. Я потратил довольно много времени на то, чтобы ещё больше накачать своё и без того большое тело. Я и раньше был как танк. Теперь я стал как гребаная армия, флот и Военно-Воздушные Силы вместе.
— Просто я не могу избавиться от ощущения, что если бы я только вёл себя умнее с Джеральдом, или был бы сильнее, или держался подальше от него…
— Мы уже миллион раз это обсуждали, брат. В том, что произошло, не было твоей вины. И не важно, как сильно ты себя за это изводишь, я никогда не буду тебя винить. Так что ты можешь просто выбросить это дерьмо из головы. Я сожалею только о том, что не убил этого ублюдка, когда у меня была такая возможность. То, что он умер в этом проклятом доме престарелых, было как удар под дых. Я надеюсь, что он чертовски страдал.
Он пожал плечами и проехал несколько миль молча, прежде чем сказать:
— Я никому не скажу, что ты питаешь ко мне слабость. Настоящую нежность и всё такое.
Это, наконец, заставило мои растрескавшиеся губы растянуться в первой настоящей улыбке, которая была у меня за последние пять лет.
— Ты всё такой же гребаный идиот, ты это знаешь?
— Ну, наконец-то! — ухмыльнулся он. — Рад, что ты вернулся.
И впервые за долгое время я действительно что-то почувствовал внутри. Слабый огонёк, но он появился у меня в душе.
— И я рад, что вернулся, — сказал я. И на этот раз я даже не солгал.
Долгий, горячий душ был благословением и компенсацией за всё, что пошло не так в моем мире за последние пять лет. Я задержался под струей воды, такой горячей, что она обожгла мне кожу. Покалывание боли напомнило мне, что я жив, что я победил, что я пережил обстоятельства, которые привели меня за решетку в первую очередь.
Я открыл гламурный флакончик шампуня и вылил немного на ладонь, затем провел ею по своим коротким волосам. Запах был таким же приторно-гламурным, как и флакон, ваниль практически ошеломила меня. Но было в нем и что-то еще. Что-то пряное, напоминающее корицу.
— Нет, только не это, — проговорил я, смывая шампунь, но было уже слишком поздно. Мой разум уже уплыл, вернувшись к последнему дню, когда я видел её, мою Эйнжел. Такое воспоминание должно было бы исчезнуть в уродливом сером мире тюрьмы, но этого не произошло, я продолжал жить и вспоминать. Хотя она никогда не отвечала на мои письма и не брала трубку, когда я звонил, даже когда её телефон выключился, и Питер сказал мне, что они с отцом уехали из города как раз в то время, когда меня арестовали. Я всё ещё думал о ней каждый гребаный день, когда просыпался в своей холодной камере. Девушка, которую я не мог забыть, и которая так легко забыла меня. Но это уже не имело значения. Воспоминание о тех мгновениях под дубом, ощущение её тела рядом со мной, озорство в её глазах — все это давало мне что-то, за что я мог держаться. И я крепко держался за неё, даже когда понял, что цепляюсь за память о ней вопреки её воле, а не благодаря ей.
Где же теперь моя Эйнжел? А если замуж вышла и уже есть дети? Или может, уехала, путешествует по миру, как она мне тогда говорила? Я использовал все свои связи на воле, чтобы попытаться найти её. Но когда они с отцом покинули город, её и след простыл. Всё, что у меня было, — это её образ, да те обрывки воспоминаний, которые я мог собрать вместе и перебирать, как кусочки разбитого стакана. И куски эти рассыпались.
Я тряхнул головой, чтобы прогнать воспоминания и унять боль внутри. Не позволять причинять мне боль ни ей, ни кому-то другому. Отпрянув назад, я ударил кулаком по белой кафельной стене. К его чести, на мраморе лишь легкая трещинка. У меня же хрустнули костяшки пальцев. Физическая боль была тем, что мне нужно, чтобы запереть любые чувства и раздавить их. Я сжал кулак и позволил горячей воде течь по нему, струя под моими ногами становилась красной и розовой, пока кровь стекала вниз. Я мог бы справиться с такими ранами. Такая боль была оправданной. Я был рад этому.
— У тебя все в порядке? — поинтересовался Питер, зависнув за дверью ванной.
— Нормально, — ответил я.
Наверное, мне не следовало крушить душ. Так было намного лучше, чем всё то, что у меня когда-либо было. Питер взял деньги, которые мы заработали за последние несколько лет, и очень умно ими распорядился. Эта роскошная квартира была частью нашей добычи. С видом на реку и в отличном районе, я не мог себе представить, сколько это стоило, но мне было всё равно. Питер заслуживал лучшей жизни, чем та, что была у нас раньше. И я был готов работать, чтобы мы оба продолжали жить шикарной жизнью. Бить нас уже не будут.
— Окей. Тогда я просто... э-э... буду рядом.
— Я выйду через минуту. Просто будь готов отвезти меня к Сержу. Я хочу приступить к работе.
— Ну, конечно, — ответил он. Его шаги затихли вдали.
Я сполоснулся и вышел из кабинки. Питер предусмотрительно заполнил шкафчик рядом с широкой раковиной средствами первой помощи. Я перевязал руку и, наконец, посмотрев в зеркало, встретил взгляд человека, которого едва знал. Мои глаза были такими же, как раньше, только стали как-то жестче. Все тело у меня стало больше, массивнее, но я добивался именно этого. Страх был моим союзником. Чем крупнее я становился, тем больше страха мог нагнать своим видом. Но человек внутри — я мог бы смотреть в это гребанное зеркало целый год и не знать, кто он такой. Может быть, потому, что меня посадили в тюрьму как раз тогда, когда я должен был расправить крылья и стать мужчиной. Или, может быть, я всегда буду никчемным потерянным кусочком пазла, который невозможно собрать и в конечном итоге будет выброшен на свалку. Кроме Питера, был только один человек, который когда-либо смотрел на меня так, словно я был больше, чем просто злобный зверь. Но она бросила меня всего лишь после нескольких мимолетных часов, проведенных вместе. Боже, как же мне было тяжело все еще думать о ней.
«Возьми себя в руки, черт подери!» — сказал я себе, нахмурился и отвернулся.
Пора было отправляться на работу. Я должен был оправдать прозвище, которое заработал себе в камере.
Когда я отошел от зеркала, то понял, что эти слова отразились в моем сознании. Те, что были наколоты у меня на лопатках самодельным татуировочным пистолетом, сделанным из мотора старого плеера. Тюремные татуировщики были мастерами своего дела, эти наколки были их искусством.
Сегодняшний день был для меня новым началом. Хорошее кровопролитие было бы отличным началом моей карьеры на воле, и я был уверен, что у Сержа Генуя есть кто-то, кого нужно наказать.
Я был просто предназначен для этой работы. Никто другой не мог бы действовать с особой жестокостью, до глубины, на которую я бы охотно опустился.
В конце концов, не просто так меня называли Мясником.
Глава 9
Эйнжел
Шум у моей двери вывел меня из обычного дневного оцепенения.
В комнату вошел Хорхе, неодобрительно оглядывая мою темную спальню.
— Твой отец хочет тебя видеть.
Я села и вытащила наушники.
— Зачем?
— Откуда мне знать? — вопросом на вопрос ответил он и наконец встретился со мной взглядом, и на его лице появилось скучающее выражение. — Вставай.
— Мне нужно переодеться, — сказала я, натягивая простыню до шеи, чтобы скрыть майку и короткие шорты.
— Я подожду, — он скрестил руки на груди и уставился на меня. Как правая рука Гектора, Хорхе мог свободно распоряжаться в доме по хозяйству, руководить большей частью делишек Гектора и мной. Но даже в этом случае он не мог причинить мне вреда больше, чем требовал Гектор. А заигрывать со мной было категорически запрещено. Я благодарила Бога за это как за маленькое чудо.
Мне хотелось запротестовать, приказать ему уйти, но не было смысла. Он не сдвинулся бы с места. Он отлично умел, даже соблюдая правила приличия, так гадко ухмыляться, хотя при этом никогда не прикасался ко мне. Он не раз как будто трахал меня взглядом. Сегодня же всё было по-другому.
Отбросив простыни, которыми укрывалась, в сторону, я встала и поспешила к своей гардеробной, затем с громким стуком захлопнула за собой двери. Я позволила себе эту маленькую победу, но она не продлится долго. Я порылась в розовых платьях с оборками и нарядах маленькой девочки, которые нравились Гектору. С тех пор как он «удочерил» меня, он настаивал на том, чтобы я одевалась как мечта педофила. Короткие пышные юбки, туфли модели «Мэри Джейн» (прим. туфли на среднем каблуке в виде кирпичика), гольфы, розовые тени для век. Он облизывался, заставляя меня поедать огромные леденцы на палочке, когда мы с ним сидели рядом за обеденным столом, и все в комнате смотрели на меня с моими косичками и бантиками. Отвратительно. Так блин отвратительно, что тошнит. Но мне удалось подобрать несколько своих собственных нарядов во время моих нечастых походов по магазинам — каждый раз в сопровождении Хорхе в качестве моей вооруженной охраны.
Вместо детской ерунды я выбрала скромную белую блузку, узкие джинсы и черные туфли на каблуках. Может быть, вечером я получу несколько синяков, но оно того стоило. Этот маленький бунт сохранял в неприкосновенности крохотную частичку моей души — частичку, которую я спрятала в тот день, когда Гектор Бланко пришёл за мной. Синяки я ещё могла пережить, но спуск по темной лестнице, которая вела мимо винного погреба в глубину подвала под домом... я вздрогнула и отогнала эту мысль. Конечно, этот день закончится хорошо, и меня не отведут туда, вниз.
Одевшись, я вышла из гардеробной — всё также под наблюдением Хорхе, который не сводил с меня глаз — и направилась к туалетному столику.
— Ему это не понравится, — проговорил Хорхе и шагнул ко мне, его покрытое шрамами лицо всегда было как бы растянуто в полуулыбке. — Эта одежда совсем не…
— Отвали.
Я нанесла немного теней на веки, тушь и помаду, затем расчесала свои длинные тёмные волосы. Показуха. Вот что было для Гектора важнее всего на свете. Чем ближе подступал Хорхе, тем сильнее я ощущала последствия своих действий. Но пока я не хотела думать о последствиях. Не сейчас. Подумаю после того, как выясню, почему Гектор хочет меня видеть. Меня редко вызывали в его кабинет. Обычно меня снимали с полки как куклу только для больших мероприятий, где устраивают шоу с собачками и пони, вроде семейных выходов на публику, где я должна была висеть на руке Гектора, кивать и улыбаться, и обращаться к нему «папа», если кто-то спрашивал. Я была его заводной говорящей куклой. Красивая, но пустая.
— Давай же. Не заставляй его ждать, — сказал Хорхе и вышел в коридор, а я, как всегда, последовала за ним.
Я сцепила руки, сплетя пальцы перед собой, когда шла. Это была привычка, которую я приобрела, главным образом потому, что она скрывала дрожь в моих ладонях. Забавно, когда я впервые очнулась в этом аду, я боролась. Я пыталась убежать, делала всё, что могла, чтобы освободиться. Но после того, как Гектор провел со мной разъяснительную работу и поведал, где теперь моё место, какие у меня обязанности, после того, как он отвел меня в подвал и... нет. Это был плохой путь, и я не могла себе позволить опуститься так низко. Если бы я это сделала, отчаяние захлестнуло бы меня.
Мы спустились по изогнутой лестнице под стук моих каблуков по полированному темному дереву и вошли в большой вестибюль. Над головой сверкала хрустальна люстра, а стены украшали дорогие произведения искусства, которые никто по-настоящему не ценил. Безвкусный и чересчур вычурный, этот дом был святилищем единственной истинной любви Гектора Бланко — денег.
Мы миновали несколько холодных, пустых комнат вдоль главного коридора, прежде чем повернуть направо и войти в самое сердце поместья. Дым сигар и слабый мужеской запах наполняли воздух, и я слышала негромкий рокот голосов, эхом разносящийся по коридору.
— Подойди! — сказал Хорхе, занимая позицию рядом с открытыми дверями кабинета, и дернул подбородком, указав в середину комнаты.
Я заставила себя расправить плечи, для разнообразия примерив на себя фальшивую уверенность, и вошла в комнату. Голоса стихли, и Гектор уставился на меня из-за своего тяжелого черного стола. Хмурый взгляд заставил меня ужаснуться, от холода, который появился в его глазах и волной передался мне, у меня застыло сердце.
Мне захотелось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть. Вместо этого я подошла к нему и поцеловала в щеку.
— Привет, папа.
У меня появлялся рвотный рефлекс каждый раз, когда мне приходилось разыгрывать этот маленький спектакль, но я справилась с ним и снова выпрямилась.
— А вот и моя маленькая девочка, — протянул он. Сдержанный гнев в его голосе — как нож в ножнах — заставил меня на мгновение зажмуриться. — Посиди здесь с папой, — сказал он, откидываясь на спинку стула и похлопывая себя по колену.
Я посмотрела на диван, где обычно сидела, но не посмела ослушаться его. Не стоило, когда я уже и так нарушила дресс-код. Сглотнув желчь, которая уже подкатывала ко рту, я села на его костлявое колено. Он обнял меня и притянул ближе, прижимая к своей широкой груди и округлому животу. Гектор был на тридцать лет старше меня, и изображал отца настолько правдоподобно, что ему поверил бы любой, кто просто взглянул бы на нас. Но ни одной двадцатилетней женщине не пристало вот так сидеть на коленях у отца.
Повернув голову, я, наконец, увидела другого мужчину в комнате. Незнакомого мне. Он был невысокого роста, с редеющими на висках темными волосами, и глаза его были удивительно похожи на глаза грызуна, как будто он всегда рассчитывал самый быстрый способ достать сыр.
— Лоренцо, это моя дочь Анжелика.
Лоренцо опустил подбородок, но глаз от меня не отводил.
— Приятно познакомиться, Анжелика.
Гектор скользнул ладонью по моему бедру.
Комната, казалось, стала меньше, стены давили на меня. Мое дыхание участилось, и мне потребовалось собрать всю волю, чтобы не сбежать.
— Моя дочь своенравна. Это часть её очарования, понимаете? — произнес Гектор, сжимая мою ногу, пока я не прикусила губу, чтобы не закричать от боли. — Я много лет пытался приручить её, но теперь вижу, что это может сделать только её муж.
Муж?
Лоренцо обошел вокруг стола Гектора и сел на один из стульев.
— Похоже, приручить такую — это должно быть весело, не так ли?
Гектор рассмеялся:
— Истинно так. Я уверен, что вам эта задача по силам.
Моё сердце забилось так, что почти заглушило мои мысли, но я все ещё не могла осознать, что происходит, ситуация не укладывалась в голове. Гектор держал меня у себя не просто так, ухаживая за мной, как за своей маленькой дочкой, придерживал как козырную карту. У него не было детей, и он купил меня у моего отца, чтобы использовать в качестве актива. А теперь, похоже, он готов был меня продать. Какую бы сделку он ни заключил с Лоренцо, она включала меня в качестве части компенсации. Моя кожа похолодела, пот выступил на лбу, сердце у меня в груди разлетелось на мелкие осколки.
Гектор отпустил моё бедро, но другой рукой схватил меня за волосы.
— С ней будет веселее, чем с другими, учитывая, что она все еще невинна.
Темные кустистые брови Лоренцо поползли вверх.
— Тебе удалось сохранить её девственницей?
Краска залила мои щёки, стыд и ненависть смешались, окрашивая кожу в оттенки свеклы.
— Сначала я в этом сомневался, но потом... — он усмехнулся. — После некоторых, скажем так, интенсивных расспросов она призналась, что никогда не была с мужчиной. Я думаю, что она последняя девственница в Филадельфии, сидит здесь у меня на коленях и может стать твоей.
Лоренцо окинул взглядом мою фигуру и облизнул губы:
— Она, конечно же…
— Красивая?
— Судя по тому, что я вижу… — Лоренцо скрестил ноги в коленях и откинулся назад.
Меня вызывали в середине переговоров, где я была приманкой, которую Гектор использовал, чтобы подсластить пилюлю. Я знала, что он никогда не испытывал ко мне иных чувств, кроме того, что я была для него предметом торга, вещью, редким сокровищем, попавшим к нему в руки, или извращенным развлечением для его отвратительных друзей. Но знание всего этого не подготовило меня к этой ситуации — быть проданной другому мужчине.
— Судя по тому, что ты видишь, да? — Гектор щелкнул пальцами, и в дверях появился Хорхе.
— Сэр?
Гектор столкнул меня со своих колен.
— Лоренцо сомневается в привлекательности Анжелики, в её огне.
— Я ничего такого не говорил.
Гектор поднял руку, резко оборвав Лоренцо.
— Так давайте устроим ему демонстрацию, — проговорил он и повернулся ко мне.
Я вскочила и сжала руки в кулаки. Нет, нет, нет.
Гектор жестом подозвал Хорхе.
— Я знаю, что было у тебя на уме с тех пор, как ты впервые увидел её.
Теперь настала очередь Хорхе почувствовать, как в животе у него все сжимается. Он покачал головой:
— Нет, босс. Я бы не стал этого делать…
— Мне все равно. Вы все были благородны и всегда уважали мой приказ не прикасаться к ней, — Гектор скользнул взглядом по мне, его темные глаза изучали меня, но никогда по-настоящему не видели. — Но теперь я хочу, чтобы ты сделал с ней то, что тебе хочется.
— Сэр? — уточнил Хорхе, склонив голову набок.
Гектор махнул рукой в мою сторону:
— Взять её. Прямо здесь. Покажи мне, что ты хочешь с ней сделать. И всё это с моего разрешения.
Слёзы обожгли мне глаза, и я попятилась к двери. Может быть, я смогла бы сбежать. Если бы я могла просто пройти мимо Хорхе, мимо охранника у входной двери и выбежать прочь из дома, я могла бы спрятаться в поместье.
Хорхе перевел взгляд на меня, в его глазах был голод. Я сделала шаг назад и наткнулась на край кожаного дивана. Еще раз взглянув на Гектора — тот кивнул и снова махнул в мою сторону — Хорхе вытащил пистолет из нагрудной кобуры и положил его на стол Гектора. Взгляд Хорхе не отрывался от меня, как у ястреба, следящего за новой добычей. Лоренцо наклонился в кресле, чтобы лучше видеть.
Хорхе снял пиджак и повесил его на спинку стула.
— Я ждал этого, Эйнжел, — проговорил он. Его издевка подтолкнула меня к действиям.
Я метнулась вдоль стены и почти добралась до двери, прежде чем его руки обхватили меня и потянули назад. Мой крик вырвался из легких огненным шлейфом.
— Тссс! — прошептал он, схватил меня за подол рубашки и дернул.
— Слезь с меня!
Я боролась и сопротивлялась, но он легко раздел меня, разорвав ткань блузки, отбрасывая её. Рывком он разорвал застежку моего лифчика, резинка отскочила, обжигая кожу болью.
Мои туфли упали, когда он оттащил меня назад и толкнул на ковер перед столом Гектора. Слезы хлынули из глаз, когда я боролась с ним за пуговицу джинсов, но я не могла остановить его. Он разорвал пуговицу и молнию, затем начал стаскивать мои джинсы вниз по бедрам.
— Хватит! — закричала я, попыталась перевернуться и уползти, но он уже полностью снял с меня джинсы и трусики, а потом перевернул на спину. — Прекрати пожалуйста!
Я ударила его в грудь, когда он просунул одно колено между моих бедер.
— Не останавливайся, маленькая сучка, — процедил он, схватив меня за горло одной рукой, а другой протянул руку между нами, и звон пряжки его ремня прозвучал как похоронный звон. Я прочертила ногтями по его лицу, царапая с обеих сторон. Он закричал и свободной рукой ударил меня так сильно, что у меня на мгновение потемнело в глазах. Вкус крови во рту вернул меня к действительности.
Хорхе снова встал между нами, и я поняла, что всё кончено. Он был слишком тяжел, слишком силен. Но я продолжала бороться, хватая его за волосы и дергая.
Он зарычал и рванулся вверх. Что-то твердое прижалось к моему бедру, и я оскалила зубы. Я сделаю всё, что смогу, чтобы причинить ему боль.
— Хорхе, — спокойный голос Гектора прервал нашу борьбу, и тот замер.
— Сэр? — переспросил он и посмотрел на меня сверху вниз с неприкрытым голодом и ненавистью в глазах.
— Этого вполне достаточно. Вставай. А ты, Анжелика, не двигайся.
— Да, сэр.
Он медленно поднялся на колени и посмотрел на меня сверху вниз, а моя грудь вздымалась, поднимаясь и опускаясь с каждым тяжелым вздохом. Мои легкие горели огнем, горло болело там, где была его рука. Я хотела прикрыться, но не осмелилась двинуться после команды Гектора.
Я закрыла глаза и уплыла сознанием в другой мир. Лучше представить себя где-нибудь в безопасном месте. Теплая ночь под деревом с мальчиком, который никогда бы не причинил мне такой боли. Последнее прикосновение, самое доброе, которое я когда-либо чувствовала. Дэвид. Он больше не приходил за мной, никогда не пытался узнать, что случилось той ночью, когда я исчезла. Боже, я столько раз снова и снова мечтала о том, как он ворвется в мою комнату с оружием в руках, чтобы спасти меня. Этого так и не произошло, как бы страстно я этого ни желала. Но сейчас это не имело значения. Мне было наплевать, что он так легко меня отпустил. Мне необходимы были воспоминания о той прекрасной ночи, ощущения от его прикосновений, его нежное сердце, скрытое под слоем твердой брони, которую для меня было блаженством так легко сломать. Мне нужен был этот единственный кусочек счастья. Это держало меня целой, как клей, даже сейчас, когда мир был погружен во тьму и разрушен.
— Видишь, Лоренцо? — раздался голос Гектора рядом, и я почувствовала, как он опустился на колени рядом со мной.
Я дернулась, когда его пальцы коснулись моих волос, но попыталась остаться в своем пузыре. Я представила. Пальцы Дэвида в моих волосах. Голос Дэвида в моих ушах.
— У неё душа бойца, тело порнозвезды и киска чистая, как самый белый Колумбийский порошок.
Гектор снова погладил меня, заставляя выйти из моего укрытия.
Я открыла глаза. Лоренцо смотрел на меня сверху вниз, его взгляд был полон того же голода, что и у Хорхе, он пожирал мое тело каждым движением своих крысиных глаз. Что-то защекотало мне ухо, и я поняла, что плачу, слезы катились по моим вискам.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Лоренцо и провел ладонью по моей промежности.
Деваться было некуда. Моя мимолетная мысль о побеге исчезла под тяжестью тела Хорхе, а мечты о Дэвиде рассыпались в прах. Это была моя жизнь, то немногое, что от неё осталось. Раздетая, избитая и выставленная напоказ с какой-то жестокой целью, которую имел в виду Гектор. Кукла для него, чтобы играть с ней, ругаться и хвастаться перед друзьями.
Гектор наклонился и прошептал мне на ухо:
— С этого момента одевайся соответственно, Анжелика, или в следующий раз я позволю Хорхе засунуть свой член тебе в горло, так что дышать не сможешь. Ты меня поняла?
Я молча кивнула.
— Посмотри мне в глаза и скажи это вслух, девочка, — он откинулся на спинку стула и, прищурившись, посмотрел на меня. — Я хочу это услышать, а потом можешь идти к себе. А теперь скажи мне, ты поняла?
Я с трудом сглотнула, чувствуя кислый привкус на языке, и дала ему единственный ответ, который был для него приемлем:
— Да, папа.
Глава 10
Дэвид
Дождь барабанил по ветровому стеклу, пока Питер вез нас по шоссе к поместью Генуя в модном пригороде Глэдвин. Я никогда здесь не был. В то время, когда однажды Серж Генуя отдавал мне приказы, то передавал только через посредника, по телефону или на грязной улице в моем старом районе. Но теперь всё изменилось. Меня приняли во внутренний круг вместе с Питером.
— Дом просто огромен. Скорее всего, мы войдем через парадный вход. Охрана у входа внутри и снаружи. Потом в фойе. Мы повернем направо, пройдем по коридору, там еще один охранник, и снова свернем направо, в кабинет Сержа. Обычно у него тут околачивается его помощник.
— Кто?
— Винс Стэнтон.
— Стэнтон? По-моему, это не похоже на итальянскую фамилию.
— На итальянскую нет, — ответил он, свернув на Глэдвинский съезд. — Он чужой, вроде бродячего пса, но Серж уже давно пригрел его.
— Готовит чужака на своё место? — спросил я. Это было что-то новенькое для меня. — А как же сынок Сержа, малыш Берти? — уточнил я, по привычке назвав сына малышом, хоть тот и был на десять лет старше меня.
Питер пожал плечами:
— Ну да, я в том смысле, что он его родной, наследник, но ходят слухи, что он полный мудак. Наркоман и бабник, дурь, разврат и жесткий секс за деньги, что угодно, это всё он попробовал. Серж, конечно, вводит его в курс дел, но Берти не вникает, просто не способен вести бизнес, как Винс.
— Значит, Винс — правая рука, ходит в помощниках, пока Серж не постареет настолько, чтобы передать ему своё наследство в обход родного сына.
Ни один босс не работал так много всю свою жизнь и не думал бы о будущем. Серж строил империю ради славы семьи Генуя, и никакой другой. И если Винс этого не понимает, значит, он идиот и заслуживает того, чтобы ему свернули шею сапогом Берти.
— Хорошо, думаю ты прав.
— О'кей, я думаю, что у меня есть план. Что-нибудь еще?
— Кроме Винса, иногда этот мелкий говнюк Нэйт околачивается поблизости.
Я был не из тех, кто закатывает глаза. Но если бы это было так, я бы сделал это прямо сейчас.
— Ты что, издеваешься надо мной?
— Нет. Он подготовил несколько налетов для Сержа, низкоуровневое дерьмо. Я думаю, что единственная причина, по которой они не всадили пулю в его голову за его длинный язык и дерзость, — это то, что он очень близкий друг Конрада.
Это привлекло мое внимание.
— Киллера?
— Да.
— Я слышал о нем.
Питер забарабанил пальцами по рулю.
— Думаю, слухи об ангеле смерти ходят повсюду, даже за решеткой.
Меня боялись до такой степени, что некоторые парни писались, когда я слишком пристально смотрел в их сторону. Но Кон тоже был таким, о нем говорили только приглушенным голосом, как будто он мог прийти, если слишком громко произнести его имя. Мы оба были убийцами, хотя он, казалось, выполнял свою работу, не применяя такого количества пыток, как нравилось мне.
— Какой он из себя?
Питер изобразил дрожь. По крайней мере, я думал, что он её изобразил.
— Я стараюсь держаться от него подальше. Единственный, кто осмеливается приблизиться к нему, — это Нэйт, и я не могу понять, почему Кон до сих пор не уложил этого придурка, — пожал плечами он. — Но зуб даю, что Нэйт предан своим друзьям. Я видел, как он влип в какую-то историю с Коном, и оба они вышли из неё без особых потерь, главным образом потому, что Нэйт отдаст свою жизнь за тех, кому доверяет.
Мои брови поползли вверх. Я никогда так не думал о Нэйте, мне казалось, что он не больше, чем просто болтливый червяк.
— Вы двое друзья?
— Я бы так не сказал, главным образом потому, что он чертовски раздражает. Но я помог ему выпутаться из одной-двух передряг, в основном из-за того, что он совал свой нос не туда, куда надо, — ответил мой брат, усмехнувшись, и в его смехе была настоящая теплота, как будто все обстоятельства, которые он вспоминал, были забавными в то время. — Но этот парень может быть настоящим придурком. Я уже сказал, что не могу понять, почему Кон терпит его.
— Может быть, Кону нравится, что он его развлекает. Противоположности притягиваются, я думаю.
Питер рассмеялся:
— Наверное, да. Посмотри на нас с тобой. Я с юмором, красивый, просто огонь в постели, а ты...
Я послал его, показав ему средний палец, и стал смотреть на дорогу.
Он подавил смешок и сказал:
— Ладно, вернемся к делу. План довольно простой. Серж не терпит дураков, и это хорошо, я буду там и говорить буду я. В последнее время он дает мне все больше и больше ответственных поручений, мы работаем вместе, ведем бухгалтерские счета.
— Тебе что, интересно копаться в цифрах?
Он пожал плечами.
— Не совсем. Но мне кажется важным то, что Винс гораздо больше погружен в дела, чем Серж или Берти. Серж, может быть, и король, но Винс, кажется, гораздо ближе к трону, чем следовало бы.
— Ты хочешь сказать, что он точит зуб на него?
— Возможно и да.
— На это стоит посмотреть. Если что-то пойдет не так, мы должны быть на правильной стороне.
Он въехал в район, где каждый дом был еще более вычурным, чем предыдущий — ухоженные сады, фонтаны, три этажа из камня или кирпича — богатые люди определенно знали, как выставить себя напоказ.
— Не волнуйся. Если что-то пойдет не так, я буду на шаг впереди.
— Хорошо.
Если бы Питер начал подозревать, что ветер меняется, нам пришлось бы тут же менять планы, держать руку на пульсе и хвататься за пистолеты. Присягнуть в верности старой гвардии и ждать, когда молодые их скинут.
Мы выбрались из машины на теплый, душный воздух. День еще не остыл от жары, даже теперь, когда солнце уже садилось и опустилось низко, касаясь крон деревьев за домом.
Охранник на крыльце пристально смотрел на меня, пока я поднимался. Я не мог за это его винить. Неважно, какой ствол был у него под пиджаком, он всё равно ни хрена не помог бы ему остановить меня. Если бы я захотел, то мог бы свернуть ему шею еще до того, как он дотянется до него.
— Питер, — кивнул он моему брату. — А это твой брат?
— Дэвид, — назвался я, но не протянул ему руку, просто смотрел на него сверху вниз.
— Точно, — сказал он и рукой потянулся к ручке двери, но с первого раза не попал.
Оказавшись внутри, мы миновали еще одного охранника, а затем встретили в коридоре перед кабинетом Сержа третьего, того, о котором Питер рассказывал мне.
—...киска была такой волосатой, что я подумал, что она делает там что-то типа прически в стиле ретро, как в семидесятых, понимаешь? Например, выращивает там зарос<