1. Автор этих строк в 2000 г. высказал мнение, что подделать текст ярлыка Ахмата в XVII в. было невозможно, так как в это время в России не могла быть известна такая упоминаемая в его тексте подробность, как осада Ахматом четырех «карачей» (сановников Крымского ханства) в крепости Крым, а также обратил внимание, что помимо отсылок к событиям 1480 г. (указание на уход ордынского войска «от берега», т. е. от Угры и Оки, из-за отсутствия зимних одежд и попон для коней) и 1476 г. (упоминание о подчинении Крыма), в нем есть ряд воспоминаний о событиях 1472 г., когда Ахмат попытался совершить свой первый поход на Москву. Наиболее показательными здесь являются слова: «Меж дорог яз один город наѣхалъ, тому ся такъ и стало», явно отсылающие к взятию г. Алексина в 1472 г. (в 1480 г. ни один город, входивший в состав Московского великого княжества, не пострадал); в 1480 г., после гораздо более масштабной кампании, 2-месячного «стояния» на Угре, вспоминать этот эпизод было явно не к месту. В результате было выдвинуто предположение, что ярлык являет собой составленную на Руси компиляцию из трех посланий Ахмата Ивану III — 1472,1476 и 1480 гг., текст которых частично совпадал.
2. Нелогичные в ситуации после «стояния на Угре» отсылки в тексте ярлыка к победе над Крымским ханством 1476 г. и разорению Алексина 1472 г. можно было бы объяснить обстоятельствами написания послания, тем, что взбешенный неудачей Ахмат постарался припомнить все, что могло говорить в пользу его могущества. Однако отказаться от предположения, что первоначально существовали три послания Ахмата — 1472, 1476 и 1480 гг. — мешает одно обстоятельство.
Если в списках П, М, С и Ч ярлык Ахмата следует сразу за «Сказанием о святой горе Афонской», то в списке З ситуация иная: «Сказание» помечено номером 69, а запись об измене казанских князей — 76. Следовательно, «вольная грамота некоему русину», от которой сохранилась концовка, стояла под номером 75, «речь» Михаила Гарабурды к Мухаммед-Гирею, скорее всего, под номером 74, шертная грамота Исмаила — 73 и «ярлык» Ахмата — 72. Остаются еще два текста, вероятнее всего, располагавшиеся между «Сказанием о святой горе Афонской» и ярлыком Ахмата и помеченные номерами 70 и 71. Поскольку эти тексты находились в окружении памятников «восточной тематики», резонно предположить, что они тоже были с ней связаны. Не были ли это два более ранних послания Ахмата Ивану III (в отличие от ярлыка 1480 г., дошедшие до адресата), включенные в список З (благодаря связям его составителя с высшими светскими властями) по причине их принадлежности тому же автору, что и ярлык, привезенный в 1557 г.? Послание 1472 г. могло включать в основной части (после обязательного для ярлыков начального обращения хана к нижестоящему в иерархии правителей адресату — «Ахматово слово ко Ивану») текст: «А крепкия по лесом пути твои есмя видѣли и водския броды есмя по рекам сметили. Меж дорог яз один город наѣхол, тому ся так и стало. А Даньяра бы еси царевичя оттоле свелъ, а толко не сведешь, и яз, его ищучи, и тебе найду». В послании 1476 г. речь могла идти о победе над Крымским ханством: «Ведомо да есть: кто нам был недруг, что стал на моемъ царствѣ копытом, и азъ на его царствѣ стал всѣми четырми копыты; и того Богъ убил своим копиемъ, дѣти ся того по Ордамъ розбежали; четыре карачи в Крыму ся от меня отсидели. А вам ся есмя государи учинили от Саина царя сабелным концемъ». При составлении на основе З протографа сходных с ним сборников XVII в., в которых доныне сохранился текст ярлыка, эти короткие послания могли быть включены в текст более пространного письма 1480 г., из-за чего в данных сборниках и имеется на два текста меньше, чем было в списке З.
|
|
|
|
3. С и близкий к нему Ч содержат определение русских «блужныя просяники». В этом принято видеть выражение презрения к земледельцам, но определение «блужныя» (в других текстах неизвестное, следовало бы ожидать «блудныя») в сочетании с указанием на возделывание злаков выглядит несколько странно. Однако наиболее ранние списки П и М дают чтение «плужные» (слово, встречающееся в письменности XVI—XVII вв.). В этом случае и прилагательное, и существительное являются указаниями на одно и то же — земледельческий характер занятий населения. Следует заметить, что следы такого рода определений зависимых от Чингизидов народов и их правителей — по типу хозяйства — в источниках есть. Новгородская первая летопись, передавая речь монгольских послов в Киеве в 1223 г. (перед столкновением на Калке), приводит определение ими половцев как своих «холопов и конюхов». Иван III в начале 1502 г., по утверждению князя Орды Ахматовых детей Тевекеля, зафиксированному в его письме великому князю литовскому Александру, предлагал хану Шейх-Ахмату (сыну Ахмата): «ратаи и холоп его буду». Определение подданных Ивана III в ярлыке Ахмата как «плужных просяников» является еще одним свидетельством подлинности документа. В России ни в XVI, ни в XVII столетиях никому не пришло бы в голову изобретать такое словосочетание (вторая его составная часть — «просяники» — более нигде не встречается): перед нами явно результат дословного перевода.
|
|
Поскольку в П есть явный пропуск (во фразе «а крепкия по лесомъ пути твои есмя видѣли и водския броды есмя по рекам сметили» пропущено «по рекам») и ошибочная перестановка слов («меж яз дорог один город наѣхалъ» вместо «меж дорог яз один город наѣхалъ»), он явно не был протографом для остальных списков. Очевидно, существовал список, являвшийся промежуточным звеном между З и списками XVII столетия. Далее, поскольку М и С содержат общую ошибку (цифру 2000) и при этом М имеет индивидуальные чтения, которым противостоят общие чтения С и П, ясно, что С не восходит к М, а имеет с ним общий протограф. Самый же поздний список — Ч — ближе всего к С и восходит либо непосредственно к нему, либо к идентичному списку.
4. В П о размере требуемой Ахматом «подати» сказано следующее: «60 (ѯ҃) тысяч алтын вешнюю да 60 тысяч алтын осенную». В М перед словом «вешнюю», которым начинается строка, на левом поле, с заметным отступом, приписана буква в под титлом и со знаком тысячи. В С и Ч эта цифра (2000) уже вписана в строку, и получилось чтение: «60000 алтын 2000 вешнюю да 60000 тысяч алтын осеннюю». В результате, текст стало возможным трактовать как содержащий либо требование трех выплат, либо указание сначала на общую сумму, а затем на две ее составляющих. Между тем, очевидно, что непротиворечивое чтение наиболее раннего списка П первоначально. По-видимому, в списке, к которому восходят М и С, была по ошибке дважды написана первая буква слова «вешнюю». Затем первая в была зачеркнута таким образом, что линию зачеркивания можно было принять в верхней части за титло, а в нижней — за значок, обозначающий тысячу. Писец списка М испытывал сомнения и сначала не включил эту букву в текст, но потом все же приписал ее на полях. В С, а следом и в близком к нему Ч она уже оказалась внесенной в строку. Таким образом, в первоначальном тексте речь шла о двух «податях» — весенней и осенней, каждая размером в 60 000 алтын. В сумме это 3600 рублей. Такой размер дани практически равен половине суммы ордынского «выхода», которую платили московские князья в 30-е гг. XV в. (более поздних данных нет) — 7000 рублей. Его двукратное снижение могло быть связано с событиями конца 1430-х — 1440-х гг. Тогда в Орде соперничали между собой два хана — Кичи-Мухаммед и Сеид-Ахмет. В Москве признавали верховную власть обоих: в договорной грамоте Василия II с Дмитрием Шемякой 1441—1442 гг. упоминаются «выходы» во множественном числе и послы, отправляемые к тому и другому «царю». Скорее всего, каждому из ханов отправляли половину 7-тысячной дани. В конце 1440-х гг. с Ордой Сеид-Ахмета начались столкновения, «выход» в нее выплачивать перестали, а во второй половине 1450-х гг. эта Орда распалась. Однако, как показывает текст ярлыка, дань Кичи-Мухаммеду, а позже и его сыну Ахмату, и после этого осталась на прежнем, урезанном вдвое уровне.