5 декабря 1945
Две лодки, которые они взяли, чтобы вернуться в Капернаум, скользят по необычно спокойному озеру: настоящей большой пластиной голубого кристалла, которая вновь становится сплошной гладкой пластиной сразу за кормой двух плывущих лодок. Но это не лодки Петра и Иакова, но лодки, которые они, возможно, наняли в Тиверии. И я слышу жалобу Иуды, который остался вообще без денег после этих последних издержек.
«Он заботится обо всех. Но что относительно нас? Что нам теперь делать? Я надеялся, что Хуза… Но ничего… Мы в том же положении, что и нищие попрошайки, одни из тех многих, кто молят о милостыне у паломников на дороге», - ворчит он тихим голосом Фоме.
Но Фома добродушно отвечает: «Ну и что, если это так? Я вообще не беспокоюсь».
«Конечно! Но когда приходит время есть, то ты ешь больше всех».
«Естественно! Я голоден. Я смелый даже в этом отношении. Хорошо, сегодня вместо того, чтобы просить у какого-либо человека о куске хлеба или о тарелке какой-нибудь пищи, я попрошу непосредственно у Бога».
«Сегодня! Но завтра мы будем в такой же ситуации; и послезавтра она будет такая же; а мы идем в Декаполис, где нас не знают; а они там наполовину язычники. И это не только вопрос о хлебе, но и о сандалиях, которые износились, и о бедных, которые надоедают тебе, и кто-то может заболеть…»
«И если ты продолжишь в том же духе, то ты найдешь, что я очень близок к смерти и ты должен будешь думать о моих похоронах. О! Как много беспокойств! Я… не беспокоюсь вообще. Я счастлив и спокоен в точности как новорожденный младенец.
Иисус, который, казалось, был погружен в свои мысли, сидя на носу лодки, почти на краю, оборачивается и говорит громким голосом Иуде, сидящему на корме, но говорит это как бы обращаясь ко всем: «Очень хорошо быть без гроша в кармане. Отцовство Бога будет сиять тогда более ярко даже в самых скромных вещах».
«Все хорошо для Тебя с недавних пор. Все хорошо, если мы не можем творить чудес, все хорошо, если мы не получаем пожертвований, все хорошо, если мы отдаем все, что мы имеем: короче, все хорошо… Но я чувствую себя не по себе… Ты дорогой Учитель, Святой Учитель, но поскольку дело касается материальной жизни… Ты ни к чему не пригоден», - говорит Иуда без горечи, как если бы он критиковал хорошего младшего брата, чьей недальновидной добротой он был горд.
И Иисус отвечает ему улыбаясь: «Это Мое величайшее качество – быть человеком ничего не стоящим в отношении материальной жизни… И Я вновь говорю: очень хорошо быть без гроша в кармане», - и Он широко улыбается.
Лодка трется днищем о покрытый галькой берег и останавливается. Они сходят на берег, пока другая лодка подходит к берегу и собирается причалить. Иисус идет к дому с Иудой, Фомой, Иудой и Иаковом, Филиппом и Варфоломеем.
Петр сходит на берег из другой лодки с Матфеем, сыновьям Зеведея, Симоном Зелотом и Андреем. Но пока все идут к дому, Петр остается на берегу, чтобы поговорить с лодочниками, которые доставили их туда и с которыми он, по-видимому, знаком, позже он помогает им ставить парус. Затем он надевает свою длинную тунику и поднимается по берегу к дому.
Когда он пересекал рыночную площадь, к нему подходят и останавливают его двое мужчин. Один из них говорит: «Послушай Симон Ионин».
«Я слушаю. Чего ты хочешь?»
«Ваш Учитель, только потому, что Он такой, платит или не платит две драхмы подати Храму?»
«Конечно платит! Почему бы Ему не платить?»
«Ну… потому что Он говорит, что Он Сын Божий и…»
«И Он им и является», - решительно отвечает Петр, и он уже краснеет от ярости. И он добавляет: «Но, так как Он также сын Закона, и самый лучший сын Закона, Он платит Свои драхмы как каждый израильтянин…»
«У нас нет доказательств этого. Нам сказали, что Он не платит, и мы советуем Ему делать это».
«Х’м», - бормочет Петр, который находится на грани потери самообладания. «Х’м… Мой Учитель не нуждается в ваших советах. Идите с миром и скажите тем, кто вас сюда послал, что драхмы будут уплачены при первой возможности».
«При первой возможности!... Почему не сразу? Кто может убедить нас, что Он это сделает? Он всегда повсюду бродит бесцельно!»
«Он не может уплатить сразу, потому что у Него нет ни гроща. Если бы вы перевернули Его вверх ногами, то ни гроша бы не выпало на землю. У нас у всех нет ни гроша, потому что мы ни фарисеи, ни книжники, ни саддукеи, ни богатые, ни шпионы, ни гадюки, мы отдаем все, что имеем, бедным, согласно Его учению. Вы поняли? И сейчас мы отдали все и пока Всевышний не снабдит нас, мы можем умереть от голода, или встать на перекрестке и просить милостыню. Сообщи тем, кто говорит, что Он обжора, также и об этом. До свидания!» - и он покидает их, ворча и бурля от гнева.
Он входит в дом и поднимается по лестнице на верхний этаж, где Иисус выслушивает кого-то, умоляющего Его пойти к дому на горе за Магдалой, где умирает человек.
Иисус отпускает этого человека, обещав ему пойти туда немедленно, и после того, как человек ушел, Он повернулся к Петру, который сидит в углу погруженный в мысли, и говорит ему: «Каково твое мнение, Симон? Как правило, с кого цари земные берут пошлины и подати? Со своих сыновей, или иностранцев?»
Петр вздрогнул и говорит: «Как Ты узнал, Господь, что я собирался сказать Тебе?»
Иисус, улыбаясь, делает жест, как бы говоря: «Не обращай внимания; затем Он говорит: «Отвечай на Мой вопрос».
«С иностранцев, Господи».
«Ну, тогда сыновья освобождаются от подати, так как это на самом деле правильно. Потому что сын той же крови и из того же дома, что и его отец и поэтому он должен платить только подать любви и повиновения своему отцу. Так Я, Сын Отца, не должен платить дани Храму, который является домом Отца. Ты дал им правильный ответ. Но так как есть разница между тобой и ими, которая состоит в том, что ты веришь, что Я Сын Божий, тогда как они и те, кто их послал, не верят, то чтобы не возмущать их, Я уплачу подать сразу, пока они еще на площади собирают деньги».
«Но как, если у нас нет ни гроша?» - спрашивает Иуда, который приблизился к ним вместе с остальными. «Ты можешь видеть, необходимо ли иметь сколько-нибудь (денег).
«Мы можем попросить хозяина одолжить нам», - говорит Филипп.
Иисус делает жест Своей рукой, призывающий к молчанию, и говорит: «Симон Ионин, иди на берег и забрось леску с большим крючком как можно дальше. И как только рыба клюнет, вытаскивай леску. Это будет большая рыба. Открой ей рот на берегу, и ты найдешь в нем статер[1]. Возьми его, пойди к тем двум мужчинам и уплати за Меня и за себя. Затем принеси рыбу сюда. Мы зажарим ее, а Фома даст нам из милосердия немного хлеба. Мы поедим, а затем отправимся к умирающему человеку. Иаков и Андрей, приготовьте лодки, мы поплывем на них в Магдалу и вернемся пешком вечером, чтобы не мешать рыбной ловле Зеведея и свояка[2] Симона».
Петр уходит и вскоре после этого видно, как он взбирается на лодку, качающуюся на воде недалеко от берега. Он забрасывает тонкую крепкую веревку, снабженную на конце маленьким камнем или свинцовым грузилом, к которому привязана настоящая рыболовная леска. Вода озера образует серебристую пыль, когда грузило погружается в нее, затем она вновь становится спокойной, когда концентрические круги на ее поверхности медленно расходятся…
Но вскоре маленькая веревка, которая свободно свисает в руках Петра туго натягивается и вибрирует… Петр выбирает веревку, которая сотрясается все более и более энергично. Вместе с последним рывком рыболовная леска всплывает на поверхность с пойманной рыбой, которая вращается над головой рыбака и падает на желтоватый песок, где она корчится, мучаясь от крючка, который разодрал ее небо и от начинающегося удушья.
Это великолепная рыба размером с камбалу весом не менее трех килограммов. Петр удаляет крючок из ее мясистых губ, засовывает свой палец в ее горло и вытаскивает оттуда большую серебряную монету. Он поднимает ее держа большим и указательным пальцами, чтобы показать ее Учителю, Который стоит у парапета террасы. Он собирает тонкую веревку, сворачивает ее кольцами, подбирает рыбу бежит к площади.
Все апостолы остолбенели… Иисус улыбается и говорит: «И мы будем таким образом устранять клевету…»
Входит Петр: «Они шли сюда. И Эли, фарисей с ними. Я старался быть добрым как молодая девушка, и я позвал их, сказав: “Эй, посланцы Казны! Возьмите это. Здесь четыре драхмы, не так ли? Две за Учителя и две за меня. Мы теперь в расчете, или нет? Я хотел бы видеть вас в Долине Иосафата[3], особенно тебя, мой дорогой друг”.
Они приняли за оскорбление мое упоминание о “Казне”. “Мы из Храма, а не из Казны”.“Вы собираете налоги как мытари. Каждый сборщик налогов, насколько я понимаю, является представителем Казны”, - ответил я.
А Эли сказал мне: “Ты нахал! Ты желаешь мне смерти?” “Нет, мой друг, никогда! Я желаю тебе приятного путешествия в Долину Иосафата. Разве ты не пойдешь в Иерусалим на Пасху? Так мы можем встретиться там, мой дорогой друг”.
“Я бы не хотел и я не хочу, чтобы ты осмеливался называть меня своим другом”. “И в самом деле, это слишком большая честь”, - ответил я, и ушел. Забавно, что половина населения Капернаума была там, и они видели, что я заплатил за Тебя и за меня. И эта старая змея теперь не сможет ничего сказать».
Апостолы не смогли удержаться от смеха, слушая эту историю и глядя на мимику Петра. Иисус хочет остаться серьезным. Но легкая улыбка соскользнула с Его губ, когда Он сказал: «Ты хуже горчицы». И Он заключает: «Готовьте рыбу и давайте поспешим. Я хочу вернуться сюда на закате».
[1] Монета достоинством в четыре драхмы.
[2] Свояк – муж сестры жены.
[3] ИОСАФАТОВА ДОЛИНА - упоминается только в книге пр. Иоиля (3:2-12). Означенная узкая долина тянется к с. и ю. между Иерусалимом и Масличною горою; через нее протекает поток Кедрский. В древние времена она служила кладбищем для низших классов народа. До настоящего времени в скалах оной находится много гробов, и Иерусалимские Иудеи погребаются в них. Об этой долине, как мы уже заметили выше, упоминает пр. Иопль в следующих словах: "Я (Иегова) соберу все народы, и приведу их в долину Иосафата и там произведу над ними суд." На основании сих слов пророка Евреи. Магометане и некоторые из Христиан полагают, что долина Иосафатова будет местом последнего Страшного Суда Божия над народами. (Архимандрит Никифор Библейская энциклопедия)