5 февраля 1944, 13.30
1. (Это видение властно нашло на меня в тот момент, когда я была занята исправлениями в тетради, а конкретно – наставлением, касающимся нынешних псевдорелигий. Записываю во время видения).
Вижу столярную мастерскую изнутри. И похоже, что две из ее стен образованы поверхностью скалы, как будто природные пещеры были приспособлены для домашних помещений. А именно, северная и западная стороны тут скального происхождения, тогда как две другие, южная и восточная, – как у нас: отштукатуренные.
На северной стороне, в выемке скалы, был устроен примитивный очаг, на котором стоит горшочек то ли с лаком, то ли с клеем, не могу разобрать. Дрова, что годами жгли на этом месте, окрасили стену, так что она кажется смоленой, настолько она черна. Отверстие в стене, над которым высится нечто вроде громадной изогнутой черепицы, должно было играть роль камина, вытягивающего дым от дров. Но, видимо, плохо справлялось со своими обязанностями, поскольку остальные стены тоже здорово закоптились от дыма, и даже сейчас в комнате рассеяно дымное марево.
2. Иисус трудится у столярного верстака. Обстругивает доски и ставит их к стене позади Себя. Потом берет нечто похожее на табуретку, зажатую с двух сторон в тиски, освобождает ее от них, смотрит, точно ли подогнано изделие, оглядывает его со всех сторон, затем идет к камину, берет горшочек и помешивает внутри него палочкой или кисточкой, не знаю; мне видна только выступающая часть, которая похожа на палочку.
Иисус одет в довольно короткую темно-каштановую тунику, рукава закатаны выше локтя, а спереди что-то наподобие фартука, о который Он вытирает пальцы после прикосновения к горшочку. Он один. Работает усердно, но умиротворенно. Ни одного лишнего или торопливого движения. В Своей работе Он точен и последователен. Ничто Его не раздражает: ни сучок в древесине, мешающий строгать, ни отвертка[1] (как мне кажется), что дважды падает у Него с верстака, ни рассеянный дым, что, наверняка, попадает Ему в глаза.
Он то и дело вскидывает голову и бросает взгляд в сторону южной стены, где находится закрытая дверь, словно бы прислушиваясь. В какой-то момент Он выглядывает, открывая дверь: ту, которая в восточной стене и которая выходит на улицу. Вижу краешек пыльной улочки. Похоже, кого-то ждет. Потом Он возвращается к работе. Он не печален, но серьезен. Закрывает дверь и снова берется за работу.
3. Пока Он занят изготовлением чего-то, напоминающего мне детали колесного обода, заходит Мама. Входит Она южной дверью. Входит поспешно и торопится к Иисусу. Она одета в темно-синее и с непокрытой головой. Простая туника, перехваченная на талии поясом того же цвета. Она обеспокоенно зовет Сына и умоляющим и скорбным движением пытается опереться обеими ладонями о Его руку. Иисус гладит Ее рукой по плечу, стараясь утешить, и затем вместе с Нею выходит, мгновенно оставив работу и сняв с Себя фартук.
Думаю, Вы хотите знать, какие слова были сказаны. Со стороны Марии очень мало: «О! Иисус! Пойдем, пойдем. Ему плохо!». Это сказано дрожащими губами и со слезами, что заблестели в покрасневших усталых глазах. Иисус только произносит: «Мама!», но в этом слове заключено все.
Они входят в соседнюю комнату, всю залитую солнцем, проникающим через дверь, что распахнута в садик, заполненный светом и зеленью, где среди колышущегося развешанного на просушку белья порхает несколько голубей. Комната бедная, но опрятная. В ней низкая постель, застеленная тюфяками (говорю тюфяки, поскольку это что-то толстое и мягкое, однако это не похоже на нашу кровать). На ней, опираясь на много подушек, лежит Иосиф. Он умирает. Об этом ясно говорят мертвенно-бледное лицо, потухший взгляд, тяжело вздымающаяся грудь и общая телесная беспомощность.
4. Мария занимает место слева от него, берет его морщинистую ладонь с посиневшими ногтями, трет ее, гладит ее, целует; вытирает ему полотенцем пот, струйки которого блестят на впалых висках, и слезы, застывшие в уголках глаз, смачивает ему губы тканью, пропитанной какой-то жидкостью, похожей на белое вино.
Иисус занимает место справа. Ловко и бережно приподнимает осевшее тело, укладывает его прямо поверх подушек, которые поправляет вместе с Марией. Гладит лоб умирающего и пытается привести его в чувство.
Мария плачет: тихо, бесшумно, но плачет. Крупные слезы катятся по бледным щекам на темно-синее одеяние и кажутся сверкающими сапфирами.
Иосиф несколько приходит в себя и неотрывно глядит на Иисуса, дает Ему ладонь, как бы желая что-то сказать и получить от божественного прикосновения силы для последнего испытания. Иисус наклоняется к этой ладони и целует ее. Иосиф улыбается. Потом поворачивается и глазами ищет Марию, улыбается и Ей тоже. Мария становится на колени возле постели и пытается улыбнуться. Но у Нее это не выходит, и Она опускает голову. Иосиф кладет Ей на голову ладонь и целомудренно гладит, это похоже на благословение.
Слышны только порхание и воркование голубей, шелест листвы, журчание воды, а внутри комнаты – дыхание умирающего.
Иисус обходит постель вокруг, берет табуретку и усаживает Марию, опять обратившись к Ней одним словом: «Мама». Затем возвращается на Свое место и снова берет ладонь Иосифа в Свои руки. Сцена настолько реальная, что из-за страданий Марии я не могу удержаться от слез.
5. Потом Иисус, склонившись над умирающим, принимается негромко читать псалом. Знаю, что это псалом, но сразу не могу сказать, какой. Начинается так:
«Храни меня, Господи, ибо на Тебя возложил я упование…
Ради святых, что у Него на земле Он чудно исполнил все мои желания…
Благословлю Господа, вразумившего меня…
Господь всегда предо мной. Он одесную меня, чтобы мне не поколебаться.
Оттого ликует мое сердце и речь моя радостна, и сама плоть моя упокоится с надеждой.
Ибо Ты не оставишь души моей в обиталище мертвых и не попустишь, чтобы святой Твой познал тление.
Ты покажешь мне пути жизни и наполнишь меня радостью, явив лицо Свое» [2].
Иосиф весь ободряется и с прояснившимся взглядом улыбается Иисусу, пожимая Ему руку. Иисус отвечает улыбкой на улыбку и лаской на рукопожатие, и плавно продолжает, склонившись над Своим названным отцом:
«Как желанны Шатры Твои, Господи!
Томится душа моя, стремясь в обители Господни.
Даже воробей находит себе дом, а голубка – гнездо для своих птенцов.
А меня влекут алтари Твои, Господи. Блаженны обитающие в Доме Твоем… Блажен человек, если сила его – в Тебе.
Положил он на сердце своем взойти из долины слез к этому избранному месту.
Господи, услышь мою молитву…
Боже, обрати Свой взор и воззри на лицо Христа Твоего…» [3]
Иосиф, всхлипывая, глядит на Иисуса и порывается заговорить, словно, чтобы благословить Его. Но не может. Ясно, что он понимает, но не владеет словами. Тем не менее, он счастлив, и с живостью и верой глядит на своего Иисуса.
«Господи», – продолжает Иисус, – «Ты был благосклонен к земле Твоей, освободил из плена Иакова…
Яви нам, Господи, милосердие Свое и даруй нам Своего Спасителя.
Прислушаюсь к тому, что говорит во мне Господь Бог.
Уверен, Он заговорит о мире Своему народу, ради святых Своих, ради обращающих к Нему сердца.
Да, спасение Твое близко… и слава будет обитать на земле…
Благость и верность встретились, вместе сошлись правосудие и примирение. Верность взошла от земли, а правосудие внимало с Неба.
Да, Господь явит Свое расположение, и земля наша принесет плод свой. Правосудие будет шествовать перед Ним и оставит на пути следы свои» [4].
«Ты увидел этот час, отец, и ради него ты истощил себя. Ты содействовал наступлению этого часа, и Господь за это воздаст тебе. Я тебе это говорю», – прибавляет Иисус, вытирая счастливую слезу, которая неторопливо скатывалась по щеке Иосифа.
Потом Он возобновляет чтение:
«Господи, вспомни Давида и всю кротость его.
Как он клялся Господу: не войду под кров дома моего, не лягу на ложе свое отдыхать, не позволю заснуть глазам моим и сомкнуться моим векам, и успокоиться вискам моим, пока не найду места Господу, жилища для Бога Иакова…
Восстань, Господи, и приди к месту Твоего покоя, Ты и Ковчег Твоей святыни (Мария понимает и разражается слезами).
Да облачатся священники Твои в праведность, и да возвеселятся святые Твои.
Ради любви Давида, раба Твоего, не отврати от нас лик Своего Христа.
Господь клялся Давиду и сдержит Свое обещание: „Возведу на престол твой потомка из лона твоего“.
Избрал его Господь жилищем Себе…
Наращу мощь Давида, приготовив пылающий светильник для Моего Христа» [5].
6. «Спасибо, отец Мой, за Себя и за Мать. Ты был Мне праведным отцом, и Предвечный поставил тебя хранителем Своего Помазанника и Своего Ковчега. Ты был светильником, пылающим для Него, а внутри ты был полон любви к Происшедшему из святого чрева. Иди с миром, отец. Твоя Вдова не останется без помощи. Господь предопределил Ей не быть одной. Я тебе говорю: ты безмятежно пойдешь к месту своего покоя».
Мария плачет, наклонив голову над покрывалами (похожими на плащи), разложенными на теле Иосифа, который холодеет. Иисус торопится с напутствием, потому как дыхание становится все более тяжелым, а взгляд начинает мутнеть.
«Блажен человек, боящийся Господа и всю отраду находящий в Его заповедях…
Праведность его пребудет во веки веков.
Как свет во тьме, воссияет среди справедливых милосердие, щедрость и праведность…
Праведника будут помнить навеки… Праведность его вечна, могущество его вознесется во славе…» [6]
«Ты обретешь эту славу, отец. Скоро Я приду, чтобы привести тебя вместе с Патриархами, предшествовавшими тебе, к той славе, что тебя ожидает. Пусть дух твой возрадуется Моему слову».
«Опирающийся на помощь Всевышнего живет под защитой Бога Небесного».
«Это про тебя, отец Мой».
«Он избавит меня от западни охотника и от дурного слова.
Покроет тебя крыльями Своими и под Его оперением найдешь прибежище.
Истина Его заслонит тебя словно щит, не испугаешься ночных страхов…
Не приблизится к тебе зло… ибо ангелам Своим наказал Он хранить тебя во всех путях твоих.
На руках своих понесут тебя, чтобы не преткнулась о камни твоя нога.
Наступишь на змею и на василиска, и будешь попирать дракона и льва.
За то, что ты надеялся на Господа, отец, Он говорит тебе, что избавит и защитит тебя.
За то, что ты взывал к Нему, Он послушает тебя, будет с тобой в этой последней напасти, прославит тебя после кончины, показав тебе уже в этой жизни Свое Спасение»[7], и позволит войти в будущую благодаря этому Спасению, которое сейчас тебя напутствует и которое скоро – о, скоро! – придет, повторю тебе, заключить тебя в божественные объятия и перенести тебя, с Собою вместе, к главе всех Патриархов, туда, где приготовлена обитель Божьему Праведнику, что был Мне благословенным отцом.
Пойди вперед Меня и скажи Патриархам, что Спасение уже в мире, и Царство Небесное вскоре для них откроется. Ступай, отец. Да сопутствует тебе Мое благословение».
7. Голос Иисуса возвысился, чтобы достичь сознания Иосифа, погружающегося в марево смерти. Конец близок. Старик дышит с трудом. Мария гладит его, Иисус садится на край постели и обхватывает, и привлекает к Себе умирающего, который обмякает и мирно испускает дух.
Картина наполнена торжественным умиротворением. Иисус осторожно укладывает Патриарха и обнимает Марию, что в последний момент в мучительном беспокойстве придвинулась к Иисусу.
8. Иисус говорит:
«Всем женам, которых мучает скорбь, Я советую подражать Марии в Ее вдовстве: соединиться со Христом.
Те, кто думает, что Мария не страдала от душевной боли, ошибаются. Моя Мать страдала. Знайте это. Страдала свято, поскольку все в Ней было свято, но горестно.
Те, кто считает, что любовь Марии к супругу была прохладной, оттого что он был Ей супругом по духу, а не по плоти, равным образом ошибаются. Мария крепко любила Своего Иосифа, которому Она посвятила тридцать лет преданной жизни. Иосиф был Ей отцом, супругом, братом, другом, покровителем.
Теперь Она почувствовала себя одинокой, как ветвь виноградной лозы, у которой отпилили ствол, за который она держалась. В Ее дом как будто попала молния, и он раскололся. Прежде он был единым целым, в котором части по очереди поддерживали друг друга. Теперь оказалось, что не хватает главной стены, и это было первым ударом, нанесенным по Семейству, признаком приближающегося ухода Ее любимого Иисуса. Воля Предвечного, что позволила Ей стать супругой и Матерью, теперь возлагала на Нее вдовство и отлучение от Ее Создания. Сквозь слезы Мария произносит одно из Своих несравненных „Да“. „Да, Господи, пусть будет со Мной по слову Твоему“.
И, чтобы обрести силы в такой час, Она приближается ко Мне. Мария – Она всегда прибегала к Богу, в самые тяжелые моменты Своей жизни. В Храме, призванная к супружеству; в Назарете, призванная к Материнству; снова в Назарете, проливая вдовьи слезы; в Назарете, в мучительном расставании с Сыном; на Лобной горе, в пытке видеть Мое умирание.
9. Урок вам, плачущим. И вам, умирающим. Урок вам, живущим, чтобы умереть. Постарайтесь быть достойными тех слов, что Я сказал Иосифу. Они будут вам успокоением в схватке со смертью. Научитесь вы, умирающие, быть достойными присутствия Иисуса рядом с вами, на ваше утешение. И если даже не окажетесь достойными, то все равно отважьтесь призвать Меня к себе. Я приду. С ладонями, полными благодати и поддержки, с сердцем, полным прощения и любви, с устами, полными слов оправдания и ободрения.
Смерть утрачивает всю свою суровость, если происходит у Меня на руках. Поверьте. Я не могу ее отменить, но делаю ее спокойной для того, кто умирает, доверившись Мне.
Христос, на Своем Кресте, за всех вас уже сказал: „Господи, Тебе предаю дух Мой“. Сказал, переживая Свою, но думая о вашей агонии, ваших страхах, ваших грехах, ваших опасениях, вашей нужде в прощении. Сказал это с сердцем, пронзенным мукой еще прежде, нежели копьем, и мукой больше душевной, чем физической, – дабы Господь смягчил агонию тем, кто умирает, думая о Нем, а их дух мог бы навеки перейти от смерти к Жизни и от печали к радости.
Таков, маленький Иоанн, сегодняшний урок. Будь хорошей и не бойся. Мой мир будет непрестанно вливаться в тебя, через слово и через созерцание. Пойдем. Ты почти как Иосиф, у которого в качестве подушки была грудь Иисуса, а в качестве сиделки – Мария. Отдыхай среди Нас, как дитя в колыбели».
[1] Это, видимо, стамеска.
[2] (Пс. 15)
[3] (Пс. 83)
[4] (Пс. 84)
[5] (Пс. 131)
[6] (Пс. 111)
[7] (Пс. 90)