26 августа 1944.
1. Я вижу, как Анна выходит в сад. Она опирается на руку какой-то родственницы, похожей на нее. Она очень растолстела и выглядит переутомленной, возможно, также по причине духоты, точно такой же, какая сейчас одолевает и меня.
Несмотря на то, что сад тенистый, воздух все равно раскаленный и тяжелый. Он настолько густой, что его можно резать, как влажное теплое тесто. Безжалостное синее небо слегка тускнеет от висящей пыли. Должно быть, уже давно засуха, поскольку земля там, где ее не орошали, буквально превратилась в мельчайшую и почти белую пыль. А из белой она постепенно становится грязновато-розовой, хотя там, где ее увлажняют, возле стволов плодовых деревьев, она приобретает красно-бурый окрас. Такая же она вдоль коротких грядок, где рядами растут овощи, и вокруг кустов розы, жасмина, и других цветов и цветочков, которых особенно много перед красивой беседкой, что делит этот сад пополам, считая до того места, где начинаются уже сжатые поля. На лугу, ограничивающем участок, трава тоже редкая и выгоревшая. Только на краю его, вдоль изгороди из дикого боярышника, который уже весь усыпан рубинами маленьких плодов, трава зеленее и гуще, и там, в поисках корма и тени, расположились несколько овечек и маленький пастушок.
Среди грядок и оливковых деревьев трудится Иоаким. Двое мужчин помогают ему. Хоть он и пожилой, но работает проворно и с удовольствием. На границе с полем отворены небольшие канавки для снабжения водой жаждущих растений; и вода с журчанием прокладывает себе путь по траве и выжженной земле, расплываясь в виде колец, которые на мгновение кажутся желтоватыми кристаллами, но уже в следующий миг становятся всего лишь темными дугами влажной земли, опоясывающими побеги виноградной лозы и согнувшиеся под тяжестью плодов оливы.
|
|
Из-под тенистой беседки, под которой гудят золотистые пчелы, жадные до сахарных белых виноградин, по направлению к Иоакиму медленно выходит Анна, и он, как только видит ее, тут же торопится к ней навстречу.
«Ты добралась досюда?»
«В доме жарко как в печке».
«И ты не выдержала».
«Это единственное мучение в эти последние дни моей беременности. Мучение для всех, для людей и животных. Не перегрейся слишком, Иоаким».
«Долгожданная вода, которая все три дня казалась так близко, так и не пришла, и вот – земля выжжена. Нам еще повезло, что рядом источник, и такой изобильный. Я открыл протоки. Слабое утешение для растений, у которых листья завяли и покрыты пылью. Но этого достаточно, чтобы сохранить в них жизнь. Дождя бы!..». Иоаким с беспокойством земледельца вглядывается в небо, в то время как уставшая Анна обмахивается веером, сделанным, видимо, из сухого пальмового листа, прошитого разноцветными нитями, которые придают ему твердость.
Родственница говорит: «Вон там, из-за большого Ермона, быстро поднимаются облака. Ветер с севера. Он принесет свежесть, а может быть, и дождь»[1].
«Он поднимается так уже три дня, а потом стихает при восходе луны. Так будет и на этот раз», – Иоаким огорчен.
«Вернемся в дом. Даже здесь не дышится, и я думаю, лучше вернуться…», – предлагает Анна, лицо которой благодаря нашедшей на него бледности кажется оливковым.
2. «Тебе плохо?»
«Нет. Но я чувствую тот же всеобъемлющий покой, какой ощутила в Храме, когда на меня снизошла благодать, и еще когда поняла, что стану матерью. Это как исступление. Тело тихо засыпает, тогда как душа ликует и погружается в мир, не сравнимый с человеческим. Я полюбила тебя, Иоаким – и когда я вошла в твой дом и сказала себе: „Я жена праведника“, на меня снизошел мир, и так бывало всякий раз, когда твоя предусмотрительная любовь заботилась о своей Анне. Но этот мир – другой. Понимаешь, я думаю, что это тот же мир, какой должен был снизойти, подобно приятно умащающему елею, на душу Иакова, отца нашего, когда во сне он увидел ангелов[2]. Или, еще точнее, это похоже на радостный покой Товии и его домашних, когда им открылся Рафаил[3]. Но погрузившись в него, я наслаждаюсь им все сильнее и сильнее. Это – как если бы я возносилась в лазурные просторы неба… и, не знаю, отчего, но с тех пор, как во мне эта тихая радость, сердце мое воспевает то же, что и сердце старого Товита. Кажется, это написано об этом времени… об этой радости… о земле Израиля, что получит эту радость… о грешном и вновь прощенном Иерусалиме. Но – не смейтесь же над восторгами матери… – но когда я произношу: „Славь Господа усердно и благословляй Бога веков, чтобы воссоздал Он в тебе Свою Скинию“[4], я думаю, что тот, кто скоро родится, и будет тем, кто воссоздаст в Иерусалиме Скинию истинного Бога… И еще думаю, что уже не о святом Городе, но о судьбе моего ребенка пророчествует песнь, когда в ней говорится: „Ты воссияешь блистающим светом, перед тобой повергнутся ниц все племена земные, народы придут к тебе с дарами, Господу будут поклоняться в тебе, и землю твою будут считать святой, ибо в тебе призовут Великое Имя. В своих детях возвеселишься ты, потому что все они благословятся и соберутся вокруг Господа. Бла-женны те, кто любит тебя, и кто радуется о мире твоем!..“[5]40 И первая, кто радуется о нем, это я, его счастливая мать…»
|
|
|
|
Произнося эти слова, Анна меняется в лице и светится, от лунного сияния доходя до яркого пламени, и наоборот. По ее щекам текут счастливые слезы, но она не замечает их, улыбаясь в своей радости. В продолжение речи она двигается к дому между супругом и родственницей, которые слушают и изумленно молчат.
3. Они торопятся, поскольку облака, подгоняемые поднявшимся ветром, растут и несутся по небу, а равнина становится темной и вздрагивает от предчувствия непогоды. Когда они достигают порога дома, небо прорезает первая яркая молния, и первый гул грома кажется ударом по большому барабану, смешиваясь с арпеджио первых капель по сухим листьям.
Все входят, и Анна исчезает внутри, тогда как Иоаким разговаривает у дверей с собравшимися работниками об этом, столь долгожданном ливне, который для истомленной жаждой земли – настоящая благодать. Но радость сменяется тревогой, поскольку разыгрывается неистовый ураган с грозой и градовыми тучами. «Если эту тучу прорвет, то виноградники и оливки истолчет, как в жерновах. Горе нам!»
Еще одно беспокойство доставляет Иоакиму то, что его жене пришло время произвести дитя на свет. Родственница уверяет его, что Анна совершенно не страдает. Однако он в волнении, и всякий раз, когда эта или другие женщины, среди которых и мама Алфея, выходят из комнаты Анны, чтобы вскоре вернуться туда с тазами теплой воды и простынями, высушенными на огне, что весело горит в главном очаге просторной кухни, он подходит и спрашивает, но их уверения никак его не успокаивают. Его заботит даже отсутствие криков со стороны Анны. Он говорит: «Я мужчина, и мне не приходилось видеть, как рожают. Но я, помню, слышал, что отсутствие схваток гибельно…»
Из-за буйства жесточайшего урагана становится темно раньше обычного. Проливной дождь, ветер, сполохи молний, – все, кроме града, который прошел где-то в другом месте.
Один из работников[6], видя это ненастье, замечает: «Похоже, будто Сатана со своими демонами вылез из Геенны[7]. Смотри, какие черные тучи! И запах серы в воздухе, и свисты, и шипения, и воющие и проклинающие голоса. Если это он, то он разъярен в этот вечер!»
Другой усмехается и отвечает: «Наверно, он упустил большую добычу, или же Михаил[8] снова поразил его Божьей молнией, и ему обрубило рога и подпалило хвост».
Мимо пробегает женщина и кричит: «Иоаким! Вот-вот родит! И все проходит быстро и замечательно!», – и она исчезает с небольшим сосудом в руках.
4. Ураган резко стихает, но последний удар молнии – такой силы, что он отбрасывает троих мужчин к стене; и перед домом, на земле в саду, в память о нем остается черная и дымящаяся яма. И в то самое время, когда младенческий крик, похожий на плач голубки, которая в первый раз уже не пищит, а воркует, доносится из-за двери Анны, огромный пояс радуги простирается дугой на всю ширину неба. Радуга поднимается – или, во всяком случае, так кажется, – от вершины Ермона, который от прикосновения солнца засиял белизной с примесью нежнейшего розового цвета. Она устремляется в прозрачное сентябрьское небо[9] и, перемахнув через оченный от пятен туч простор, пролетает над холмами Галилеи и над равниной, что открывается меж двух смоковниц, к югу, а после еще над какой-то горой; и упирается словно бы в самый горизонт, туда, где суровая горная гряда закрывает уже всякую видимость.
«Никогда такого не видел!»
«Смотрите, смотрите!»
«Похоже, что она заключает в кольцо все землю Израиля. А вон, посмотрите, солнце еще не зашло, а уже появилась звезда[10]. И какая звезда! Сверкает как огромный бриллиант!..»
«И луна, вон там, совсем полная, хотя еще три дня до полнолуния. Поглядите же, как она сияет!»
5. Неожиданно появляются ликующие женщины с розовой малюткой, завернутой в белые пелены.
Это Мария, это Мама! Крошечная Мария, что могла бы заснуть на руках у ребенка, Мария ростом – самое большее – с человеческую руку, с головкой цвета слегка розоватой слоновой кости и алыми губками, которые уже не плачут, а делают непроизвольные сосательные движения, такими крохотными, что непонятно, как они могут взять сосок, и с тонким носиком между круглых щечек. А когда, пощекотав носик, Ее заставляют открыть глазки, то посреди тонких и таких светлых ресниц, что они кажутся розоватыми, появляются два кусочка неба, две невинных голубых точечки, которые глядят, но еще не видят. Волосы на круглой головке тоже имеют светло-розовый оттенок, напоминающий белые сорта меда. А ушки – две розовые и прозрачные безукоризненные ракушечки.
А ладошки… что это такое там размахивает в воздухе, а потом успокаивается возле ротика? Когда они закрыты, как сейчас, это два бутона бархатной розы, которые распахнули зелень чашелистиков, чтобы показать свой бледно-розовый шелк. А когда, как теперь, открыты, – это две поделки из чуть розоватой слоновой кости или алебастра с пятью бледными гранатами на ноготочках. Как эти ручки смогут вытереть столько слез?
А ножки? Где они? Пока они только болтали, спрятанные в простынях. Но вот родственница садится и раскрывает Ее… О!
Ноженьки! Ступни сантиметра четыре в длину, подошвы их – коралловые раковины, а подъем – белоснежные раковины в голубых прожилках. Пальчики – шедевры миниатюрной скульптуры, вдобавок увенчанные чешуйками бледного граната. Да где они найдут такие сандалеты, чтобы пришлись впору этим кукольным ножкам, когда они будут делать первые шаги? И как эти ножки преодолеют такой суровый путь и выдержат такую боль у подножия креста?
Но об этом пока никто не знает, и все улыбаются и потешаются над тем, как Она машет ручками и сучит Своими прекрасными точеными ножками, над такими пухленькими складочками на миниатюрных бедрах, над животиком, перевернутой чашей, и маленькой совершенной грудкой, под белым шелком которой заметны дыхательные движения и, конечно, будет слышно – если приложиться губами для поцелуя, как это сейчас делает счастливый отец, – биение сердца… Маленького сердца, единственного непорочного человеческого сердца, самого прекрасного сердца на земле во веки вечные.
А спина? Вот Ее переворачивают, и становится виден изгиб поясницы, а потом толстенькие плечи и розовая шея, такая крепкая, что головка сама поднимается над аркой позвонков, напоминая головку птички, что оглядывает новый мир, который она увидала. Вот Она кричит, протестуя против того, что Ее, Чистую и Невинную, рассматривает столько глаз, Ее, которую никакой мужчина больше никогда не увидит обнаженной, Приснодеву, Святую и Непорочную. Закройте, закройте этот Бутон лилии, который никогда больше не раскроется на земле и который, оставаясь бутоном, произведет свой Цветок, еще более прекрасный, чем Она. Только на Небесах Лилия Пресвятой Троицы раскроет все Свои лепестки. Потому что там, в вышине небесной, нет бренности греха, который мог бы нечаянно осквернить эту белизну. Потому что там, на виду у всего Рая, надлежит встретить Троического Бога, Который вскоре, через несколько лет, сокрытый в непорочном сердце, окажется в Ней: Отец, Сын, Супруг.
Вот Она снова в простынях и в объятиях земного отца, на которого Она похожа. Не сейчас. Сейчас Она всего лишь младенец. Я имею в виду, что будет похожа, когда станет взрослой. От матери в Ней не будет ничего. Отцовский цвет кожи и глаз и, конечно, цвет волос, которые у него, хотя теперь и седые, но в молодости были, несомненно, светлыми, о чем говорят его брови. От отца у Нее и черты лица, ставшие более совершенными и мягкими, поскольку Она женщина, и какая Женщина. От отца – улыбка и взгляд, манера двигаться и рост. Представляя Иисуса, каким я Его вижу, я нахожу, что Анна передала Внуку свой рост и цвет кожи, цвет темной слоновой кости. Тогда как Мария не обладала внушительностью Анны, высокой и гибкой, как пальма, зато унаследовала изящество отца.
6. Женщины также обсуждают ураган и необычайные явления луны, звезды и необъятной радуги, входя вместе с Иоакимом к счастливой матери, чтобы вручить ей это Созданьице.
Анна улыбается, вспоминая о своем намерении назвать Дочь Звездой, и говорит: «Ее знамения – на небе. Мария, радуга мира! Мария, моя звезда! Мария, ясная луна! Мария, наша жемчужина!»
«Ты назвала ее Марией?»
«Да. Мария, звезда, и жемчужина, и свет, и мир…»
«Но это значит еще и горечь… Ты не боишься навлечь на нее несчастье?»
«С Нею Бог. Она принадлежит Ему до рождения. Он поведет Ее Своими путями, и всякую горечь переменит на райскую сладость. Пока же побудь маминой Дочерью… хотя бы недолго, прежде чем стать Божьей…»
И видение заканчивается первым сном матери Анны и младенца Марии.
27 августа 1944.
7. Иисус говорит:
«Восстань и поспеши, Мой маленький друг. У Меня есть горячее стремление взять тебя с собой, в райскую лазурь созерцания Девственности Марии. Ты выйдешь оттуда с обновленной душой, как будто ты только что была сотворена Отцом, маленькая Ева, что еще не познала плоти. Ты выйдешь оттуда с духом, наполненным светом, поскольку окунешься в созерцание наивысшего творения Божия. Ты выйдешь оттуда, насытившись любовью всем своим существом, потому что узнаешь, как умеет любить Бог. Рассуждать о зачатии Непорочной Марии – значит погрузиться в лазурь, в сияние, в любовь.
8. Возьми и прочти славословия о Ней в Книге Предка [11]:
„Я была у Бога началом трудов Его, издревле, прежде сотворения мира. От вечности Я произошла, изначально, прежде нежели была образована земля, еще до появления бездн, а Я уже возникла. Еще не забурлили источники вод и не были воздвигнуты ни нагромождения гор, ни цепи холмов, как Я родилась. Бог еще не сотворил земли, рек и оснований вселенной, а Я уже была. Когда Он уготовлял небеса, Я присутствовала при этом; когда непреложным законом заключал в свод бездну, когда утверждал в вышине небесный свод и подвесил источники водные, когда назначал морю его пределы, когда давал водам закон, чтобы не выходили из своих берегов, когда закладывал основания земли, Я была при Нем для устроения всего. Всегда Я веселилась перед лицом Его, непрестанно ликуя обо всем…“. Вы прикладываете эти слова к Премудрости, но они сказаны о Ней: о прекрасной Матери, святой Матери, Деве-Матери той Премудрости, которая есть Я, говорящий с тобой.
9. Я пожелал, чтобы ты записала первую строку этого гимна в качестве эпиграфа к повествованию о Ней с тем, чтобы Она была признана и прославлена как утешение и отрада Божья; как причина постоянной, совершенной, глубокой радости триединого Бога, который поддерживает и любит вас, и которому человек давал столько поводов для огорчения; причина, по которой до сих пор существует человеческий род, хотя при первом же испытании он заслужил уничтожение[12]; причина прощения, которое вы получили.
Приобрести Марию, которая бы любила Его. О! Стоило создавать человека, и позволить ему жить, и решиться простить его, чтобы обрести прекрасную Деву, святую Деву, непорочную Деву, любящую Деву, любимую Дочь, чистейшую Мать, возлюбленную Супругу! Так много дал вам Бог, и дал бы еще более того, дабы получить Создание по сердцу Своему, Свет от Его света, Цветок Его сада. И сколько Он еще дарует вам ради Нее, по Ее просьбе, чтобы обрадовать Ее, поскольку Ее радость перетекает в радость Божью и умножает блеск сияния, составляющего свет, великий свет Рая. И каждый отблеск – это благодать для вселенной, для рода человеческого, для блаженных душ, что отвечают сверкающим возгласом „аллилуйя“ на каждое божественное чудо, сотворенное желанием Бога-Троицы видеть сияющую улыбку радости Приснодевы.
10. Бог захотел поставить царя над вселенной, которую Он сотворил из ничего. Царя, который по своей материальной природе был бы первым их всех созданий, сотворенных с помощью материи и наделенных ею. Царя, который по своей духовной природе был бы немногим меньше божества, насквозь пронизанный Благодатью, каким он и был в свой первый день невинности. Но верховный Разум, которому ведомы все события самых далеких столетий, взор которого беспрестанно видит все, что было, есть и будет; и который, созерцая прошлое и наблюдая настоящее, – вот он устремляет взгляд в отдаленное будущее и не отказывается увидеть, какой будет кончина последнего человека. Не смущаясь и не расстраиваясь, Он никогда не переставал знать, что царь, сотворенный Им, чтобы пребывать полубогом рядом с Ним на Небе и быть наследником Отца, достигнув зрелости в своем Царстве, пожив в доме своей матери – земли, из которой был создан, – во время своего детства, будучи чадом Предвечного, в течение своей земной жизни, совершит против самого себя грех убийства, убив в себе Благодать, и грех воровства, похитив у себя Небо.
Тогда зачем Он его сотворил? Конечно, многие спрашивают себя об этом. А вы предпочли бы не существовать? Разве не заслуживает этот день, просто сам по себе, того, чтобы быть прожитым, пусть он беден и нищ, и не столь приятен вследствие ваших скверных деяний; прожитым, чтобы познавать и удивляться бесконечной Красоте, которую рука Божья насадила во вселенной?
Для кого созданы эти звезды и планеты, что перемещаются так, что кажутся ленивыми, величественные в своем движении, или болиды, что носятся как молнии и стрелы, прочерчивая свод небесной тверди, светила, что дарят вам свет и времена года и, будучи вечными и неподвижными (хотя они постоянно движутся), открывают вам новую страницу неба, где можно прочесть о каждом вечере, о каждом месяце, о каждом годе? Они как будто хотят сказать вам: „Забудьте об этой темнице, отбросьте ваши газеты, наполненные мрачными, гнилыми, нечистыми, ядовитыми, лживыми, богохульными и развращающими вещами, и вознеситесь, хотя бы взглядом, в безграничную свободу небес, пусть ваша душа заглянет в небо, такое ясное, позвольте тайникам света перенестись в вашу темную тюрьму. Прочтите слова, написанные пением нашего звездного хора, более слаженного, чем гармония кафедрального органа, слова, написанные нашим сиянием, слова, написанные нашей любовью, так как мы всегда помним о Том, кто подарил нам радость бытия, и любим Его за то, что Он дал нам это существование, это сияние, это движение, это состояние свободы и красоту посреди ласкового неба, за которым мы видим еще более высокое небо, Райское. Мы исполняем и вторую часть заповеди любви, когда любим вас, наших ближних по вселенной[13], любим вас, направляя вас во тьме, давая вам свет, тепло и красоту. Прочтите то слово, о котором мы говорим, и именно на него направлено наше пение, наше сияние, наша радость: слово Бог”.
Для кого создана эта текучая синева, зеркало небес, путь к земле, улыбка вод и голос волн? Это – тоже слово, которое, присутствуя в шорохе переливающегося шелка, в смехе безмятежных девушек, в воздыханиях стариков, что со слезами предаются воспоминаниям, в неистовых ударах прибоя, вое и грохоте, постоянно проговаривается и произносится: слово „Бог”. Это море – для вас, так же, как и небо, и звезды. А вместе с морем – озера и реки, пруды и ручьи, и чистые родники, и все это служит, чтобы перевозить вас, кормить вас, утолять вашу жажду и омывать вас. И эти воды служат вам, служа Создателю, не выходя из берегов и не наводя на вас потоп, как вы того заслуживаете.
Для кого созданы все эти бесчисленные виды живых существ, и тех пестрых, что летают и поют, и тех, что подобно слугам, бегают, работают, кормят и развлекают вас, царствующих?
Для кого созданы все эти бесчисленные виды растений и цветов, что кажутся бабочками, что похожи на драгоценности или на застывших птичек, и плодов, напоминающих ожерелья или шкатулки с драгоценными камнями, коврами лежащих у ваших ног, растений, служащих вам укрытием или забавой, приносящих пользу и радость душе и телу, зрению и обонянию?
Для кого же созданы минералы в недрах земли и соли, растворенные в ледяных или кипящих источниках, серных, йодистых, бромистых, как не для того, кто пользовался бы ими, кто был бы не Богом, но сыном Божьим. И этот кто-то – человек.
Для радости Божьей, для Его нужд ничего не требовалось. Ему достаточно самого Себя. Для того чтобы испытывать блаженство, поддерживать жизнь и пребывать в покое, Ему довольно созерцать Себя. Все сотворенное ни на крупицу не увеличило бесконечность Его радости, красоты, жизни и могущества. Но все это Он создал для того тварного существа, которого захотел поставить царем над произведениями Своего творчества, для человека.
Ради того, чтобы увидеть грандиозное Божье творение и возблагодарить Его за те возможности, что вам дарованы, стоит жить. И за само свое существование вы должны быть благодарны. Вам следовало бы благодарить за это, даже если бы вы не были искуплены прежде конца времен, поскольку – несмотря на то, что, существуя еще в Прародителях и до сей поры живя по отдельности, вы оказались законопреступниками, гордецами, похотливыми, убийцами, – Бог позволяет вам наслаждаться красотою вселенной, ее благами, и обращается с вами, словно вы добрые, хорошие дети, которым все дозволено и все дано в научение, чтобы сделать их жизнь еще более приятной и здравой. То, что вы знаете, вы знаете благодаря Божьему свету. То, что открываете, вы открываете благодаря Божьей подсказке. Это то, что во Благо. Иные знания и открытия, несущие признаки зла, приходят от наивысшего Зла: от Сатаны.
11. Верховный Разум, от которого ничто не скрыто, еще прежде бытия человека знал, что человек сам для себя станет вором и убийцей. И поскольку вечное Благо не ограничено в Своей доброте, Оно еще до совершения Греха придумало средство для уничтожения Греха. Это средство – Я. А инструмент для того, чтобы сделать это средство действенным – Мария. И в высочайшем Замысле Божьем была сотворена Дева.
12. Все было сотворено ради Меня, Сына, возлюбленного Отцом. Мне, как Царю, должны были бы подстелить ковры и бросить под ноги драгоценности, каких не видывало ни одно царство, и окружить Меня пением и голосами, и слугами, и министрами, каких не имел ни один монарх, цветами и камеями, всем наилучшим, величественным, изящным и искусным, что только возможно извлечь из Божьего Воображения.
Однако Я должен был стать не только Духом, но и Плотью. Плотью, чтобы спасти плоть. Плотью, чтобы возвысить плоть, взяв ее на Небо на много веков раньше срока. Поскольку плоть, одушевленная духом, – это высшее творение Бога, и ради нее было создано Небо. Чтобы быть Плотью, Мне нужна была Мать. Чтобы быть Богом, было нужно, чтобы Отцом был Бог.
Вот тогда Бог создает Себе Супругу и говорит Ей: „Приди и будь рядом со Мной. И Ты увидишь, сколько Я всего сделаю для Нашего Сына. Смотри и ликуй, предвечная Дева, вечная Отроковица, и пусть Твой смех наполнит это блаженное небо и станет первой нотой для ангельского пения, научив Рай божественной гармонии. Я смотрю на Тебя. И вижу, какой Ты будешь, о непорочная Женщина, что пока только дух: дух, в котором Мое радование. Я созерцаю Тебя, и синеву Твоего взгляда Я подарю морю и небесной тверди, цвет Твоих волос – святому хлебу, цвет Твоей шелковистой кожи – лилиям и розам. Твои изящные зубы Я повторю в жемчугах, глядя на Твои губы, создам сладкие земляничные ягоды, соловьям подарю звуки Тво-его голоса, а горлицам – звуки Твоего плача. И, читая Твои будущие мысли, слыша биения Твоего сердца, Я обретаю ведущую мелодию для творения. Приди, Моя Радость, прими в обладание миры, играя ими, пока Ты будешь танцующим светом Моего Замысла, миры для Твоей улыбки. Возьми венки звезд и ожерелья светил, помести луну у Своих милых ног, опояшься звездной перевязью Млечного Пути. Эти звезды и планеты – для Тебя. Приди и наслаждайся видением цветов, что будут отрадой для Твоего Ребенка и подушкой для Сына Твоего чрева. Приди посмотреть, как творятся овцы и агнцы, орлы и голубки. Будь рядом, пока Я создаю чаши морей и русла рек, поднимаю горы и покрываю их снегами и лесами, пока засеваю злаки, и деревья, и виноградную лозу. Для тебя Я создаю оливу, Моя Кроткая, и виноград, Моя Лоза, на которой созреет евхаристическая Гроздь. Беги, лети, веселись, о Моя Прекрасная, и пусть целый мир, что творится час за часом, научится у Тебя, Возлюбленная, любить Меня, и пусть он сделается еще прекраснее от Твоей улыбки, Мать Моего Сына, Царица Моего Рая, Любовь Твоего Бога”. И опять говорит, видя Грех и любуясь Безгрешной: „Приди ко Мне, Ты, уничтожающая горечь человеческого непослушания, человеческого прелюбодеяния с Сатаной и человеческой неблагодарности. Тобою Я принесу Сатане возмездие”.
13. Бог, Отец Создатель, сотворил мужчину и женщину по закону любви, настолько совершенному, что вы даже не можете себе представить его совершенств. И вы теряетесь в догадках, рассуждая, каким мог бы стать человеческий род, если бы человек не подвергся влиянию Сатаны.
Посмотрите на растения, с их плодами и семенами. Приобретают ли они семена или плоды посредством прелюбодеяния, посредством одного оплодотворения на сотню соитий? Нет. Из мужских цветков выходит пыльца и, направляемая совокупностью атмосферных и магнитных законов, поступает к яйцеклетке женских цветков. Та открывается, принимает ее и завязывает плод. Растение не бесчестит себя, отказываясь от завязи, как поступаете вы – с тем, чтобы на следующий день испытать то же самое ощущение. Оно плодоносит, и до нового сезона уже не зацветает, а когда зацветает – то лишь для воспроизводства.
Посмотрите на животных. На всех. Вы когда-нибудь видели, чтобы самец и самка сходились для бесплодных объятий и сладострастных сношений? Нет. Близко ли, далеко ли, – они летят, ползут, скачут или бегут, спеша, когда приходит час, на брачный ритуал, и не останавливаются на наслаждении, а идут дальше, навстречу серьезным и святым последствиям в виде потомства, их единственной цели. И это единственное, что человеку – полубожеству по своему происхождению от Благодати, на которую Я не поскупился, – надлежало позаимствовать у животной природы, что стало необходимым с тех пор, как вы были понижены на ступень, приблизившись к животным.
Вы поступаете не как растения и животные. Учителем вам стал Сатана, вы захотели иметь его в качестве учителя, и продолжаете хотеть. И поступки, которые вы совершаете, достойны вашего учителя. Но если бы вы остались верны Богу, вы получили бы священную радость безболезненного деторождения, не теряя сил в непристойных и постыдных сношениях, с которыми не знакомы даже животные, животные, не имеющие разумной и божественной души.
Мужчине и женщине, развращенным Сатаной, Бог захотел противопоставить Мужчину, рожденного от Женщины, превознесенной Им до такой степени, что Она смогла родить, не познав мужа: Цветок, рождающий Цветок, не нуждаясь в семени, но единственно от того, что Солнце поцеловало нетронутую чашу Лилии-Марии.
14. Отмщение Божие!
Шипи от своей злобы, о Сатана, пока Она не родилась. Это Дитя победило тебя! Прежде, нежели ты стал Мятежником, Обманщиком, Развратителем, ты уже был побежден, и Она – твоя Победительница. Тысяча выстроенных полчищ ничего не может против твоей силы, человеческие армии разбиваются о твою чешую, о Древний, и нет такого ветра, что мог бы рассеять зловоние твоего дыхания. И однако эта детская пятка, такая розовая, что похожа на внутренность розовой камелии, такая гладкая и нежная, что даже шелк грубее в сравнении с ней, такая крохотная, что могла вы войти в чашечку тюльпана и сделать себе туфельку из этого атласа, именно она бесстрашно наступит на тебя, именно она загонит тебя в твое логово. И, однако, не что иное, как крик Новорожденной обратит тебя в бегство, тебя, не боящегося воинств, и Ее дыхание очистит мир от твоего смрада. Ты побежден. Ее имя, Ее взгляд, Ее чистота – это копье, это молния, это камень, и они пронзят тебя, опрокинут тебя, заключат тебя в твоем Адовом логове, о Проклятый, похитивший у Бога радость быть Отцом всех сотворенных людей!
Напрасно же ты совращал тех, что были сотворены невинными, познакомив их с кривым путем сластолюбивого зачатия, лишая Бога Его привилегии быть дарителем потомства для Своих любимых творений, согласно правилам, которые – будь они соблюдены – смогли бы удержать на земле равновесие между полами и расами, и это позволило бы избежать войн между народами и семейных несчастий.
Путем послушания они тоже бы познали любовь. Даже больше того, только через послушание они бы и познали ее и сумели бы ей овладеть. Полноценно и спокойно овладеть этим даром Божьим, который из преестественных высот снисходит в нижние области, чтобы даже плоть могла обретать в нем святую радость, плоть, что связана с духом и сотворена Тем же, кто сотворил дух.
А что с вашей любовью теперь, о люди, что представляет собой эта ваша любовь? Это или похотливость, замаскированная под любовь, или неизлечимый страх потерять любовь супруга из-за его или чьей-либо похоти. С тех пор как в мир пришла похоть, Вы больше никогда не можете быть уверены, что сердце супруга или супруги принадлежит вам. И вы трепещете и плачете, или теряете рассудок от ревности, порой доходя до убийства в отмщение за измену, а в других случаях отчаиваясь, опуская руки или сходя с ума.
Вот что ты сделал, Сатана, с чадами Божьими. Те, кого ты совратил, могли бы познать радость иметь детей, не испытывая боли, радость быть рожденными без страха умереть. Но теперь ты побежден в Женщине и Женщиной. Отныне тот, кто возлюбит Ее, снова станет Божьим, преодолевая твои искушения, чтобы суметь сохранить свою чистоту незапятнанной. Отныне матери, хоть и не будучи в состоянии забеременеть безболезненно, будут иметь в Ней утешение. Отныне Она будет наставницей жен и матерью умирающих, благодаря чему умирание будет легким – у Нее на груди, которая есть щит против тебя, Проклятый, и защита от Божьего суда.
Мария, Мой голосок[14], ты видела рождество[15] Сына Девы и рождение на Небесах[16] самой Девы. Следовательно, тебе известно, что Невиновным неведома боль во время родов и боль во время умирания. Но если пречистой Матери Божией была уготована полнота небесных даров, то и все те, кто в Прародителях остался бы непорочным Божьим чадом, рожали бы без болезненных схваток – поскольку это было бы справедливо, сумей они сочетаться и зачинать без похоти, – и умирали бы, не испытывая тревоги.
Высшим торжеством Бога над местью Сатаны было довести совершенство любимого творения до высшего совершенства, которое хотя бы в одной личности изгладило бы всякое воспоминание о человеческой природе, способной поддаться сатанинскому яду, и благодаря этому совершенству стало бы возможно появление Сына: не из целомудренных человеческих объятий, но из божественных объятий, что заставляют дух преображаться в пламенном восторге.
15. Целомудрие Приснодевы!..
Постарайся, поразмышляй над этим глубочайшим целомудрием, созерцая которое, можно испытать головокружение! Какова цена жалкого и вынужденного целомудрия той женщины, которую никто не взял замуж? Она меньше, чем ничего. Что за целомудрие у той, что захотела остаться девой ради Бога, но в состоянии быть ей лишь телесно, а не духовно, позволяя проникать в свою душу множеству посторонних помыслов, лелея и принимая лесть человеческих суждений? Оно лишь начинает быть тенью целомудрия. Но еще очень слабой. Каково целомудрие затворницы, что живет только Богом? Оно велико. Но все же и оно несовершенно в сравнении с целомудрием Моей Матери.
Даже в самых святых всегда оставалась некая связь, изначальная связь между духом и Грехом. Ее расторгает только Крещение. Расторгает, но, как у женщины, отделенной от мужа его смертью, не приводит к совершенной девственности, какая была у Прародителей до Грехопадения. Остается болезненный шрам, заставляющий вспоминать о себе и всегда готовый превратиться в рану, подобно некоторым заболеваниям, что периодически обостряются из-за наличия определенных вирусов. В Деве нет этого следа расторгнутой связи с Грехом. Ее душа выглядит прекрасной и нетронутой с тех самых пор, как Отец задумал Ее, собрав в Ней все благословения.
Она Приснодева. Она Единственна. Она Безукоризненна. Она Совершенна. Такой задумана. Такой рождена. Такой осталась. Такой увенчалась. И такой будет вечно. Она Дева. Она – бездна непостижимости, чистоты и благодати, что теряется в Бездне, из которой Она берет свое начало: в Боге, Который есть совершеннейшая Непостижимость, Чистота и Благодать.
Таково отмщение триединого Бога. Вместо оскверненного творения Он возносит эту Звезду совершенства. Вместо нездорового любопытства – эту Скромность, что довольствуется только Божьей любовью. Вместо познания зла – это высшее Неведение. Она не только не знакома с низменной любовью; не только незнакома с той любовью, которую Бог дал супругам. Но еще больше. Она не знакома с самими побуждениями, что проистекают из Грехопадения. В Ней присутствует только холодная мудрость и раскаленная божественная Любовь. Пламя, что ледяным панцирем одевает плоть, чтобы та была прозрачным зеркалом на алтаре, где Бог венчается с Девой, и не унижает Себя, поскольку Его Совершенство обнимает Ту, которая, как и подобает невесте, всего лишь на одну ступеньку ниже Жениха, подчиняясь Ему, ибо Она Женщина, но столь же непорочна, как и Он сам».
[1] Ермон (Хермон) – горный массив на севере Палестины, высокие пики которого видны из Назарета, хотя до них более 90 километров.
[2] (Быт. 28:12)
[3] Явление архангела Рафаила описано в кн. Товита (Тов. 12:15-21)
[4] (Тов.13:10). Здесь и далее Анна цитирует песнь Товита
[5] (Тов. 13:11-14). Приведенные цитаты хорошо соответствуют латинскому переводу книги Товита.
[6] Это Иосиф, будущий супруг Марии.
[7] Геенна – это долина Генном, к югу от Иерусалима, где часто горел огонь, так как там сжигали городской мусор. Отсюда – Геенна Огненная, символ преисподней.
[8] Имеется в виду распространенный сюжет о битве архангела Михаила с Люцифером, отраженный, например, в Откровении Иоанна (Откр. 12:7)
[9] Церковь отмечает Рождество Богородицы 8 сентября (21 нов. ст.)
[10] Астрономы утверждают, что это Юпитер.
[11] (Притчи 8: 22-31)
[12] Намек на Потоп (Быт. 6:13)
[13] Заповедь любви подразумевает, во-первых, любовь к Богу, а во-вторых, любовь к ближнему.
[14] Это обращение к Марии Валторте: Голосок, прославляющий Бога.
[15] Видения Марии Валторты происходили не хронологически, так что видение о рождении Иисуса имело место ранее.
[16] Имеется в виду Успение Богородицы.