Режиссер – А. Иванова
Повесть Бориса Васильева была написана в 1972 году. Сегодня 2012. Как принято говорить, времена другие и обстановка совсем другая. Конечно, на первый взгляд произведение Б.Васильева пропитано советской идеологией. Однако, несмотря на привычный скептицизм современного человека по отношению ко всему советскому, зритель и читатель проникается коммунистическими идеалами и верит героям, которые хотят построить лучшую страну в мире.
Инсценировка была поставлена в Театре Юношеского Творчества (при Аничковом дворце). В нем играют только дети, они же и обслуживают спектакли. Надо сказать, в дни показа «Завтра была война» зал был переполнен, и не только родственниками. Приходят молодежь и взрослые. Конечно, игра ребят не сравнится с игрой профессионалов, они не обладают особыми «приемами». Но они чувствуют текст и не играют, а живут. Поэтому их можно, с оговоркой, назвать профессионалами.
Начну анализ с внешнего облика спектакля - с режиссерских решений. В повести отражено предвоенное время. Великая Отечественная Война «прошлась» по каждой семье и, когда мы говорим о войне, безусловно, собеседник понимает это как нельзя близко. То есть, это не просто часть истории страны – это часть любого человека. Возможно, поэтому зрители сидят не в зрительном зале, а на сцене. Предназначенные скамейки установлены в левой части сцены. Получается, что зритель смотрит на правую часть (для него это передняя). Зритель вовлечен в развитие спектакля не только в обычном понимании, когда чувства и переживания героев переносятся на сидящих в зале, но и в прямом смысле: зритель находится на сцене. Конечно, для многих это что-то новое. Поэтому перед самим спектаклем у каждого есть время, чтобы осознать, почувствовать сцену, её организм, подумать о её загадочности и «способности к трансформации» (ведь каждый спектакль – это свое время и своя история).
В самой книге автор часто, повествуя о настоящем времени, уходит назад, рассказывая предыстории. Таким образом соединяются несколько времен. Режиссер нашла путь отображения: актеры играют непосредственно на сцене, а также в зрительном зале. Действия могут происходить одновременно. Например, на сцене мы видим Искру и Сашу Стамескина, а в зрительный зал из портала врываются люди, которые увлеченно обсуждают судьбу Стамескина. По началу теряешься, на что же обратить внимание. А потом понимаешь, что нужно пытаться проследить за каждым действием. Мне кажется, такой ход не только помогает сделать «отсылки» к истории, но и отражает философский подход к жизни: каждый миг ценен, и нельзя концентрироваться только на одном.
На сцене почти нет декораций – все условно. Вообще, режиссер не придерживается принципа передачи конкретной ситуации с помощью достоверных до скрупулезности декораций. От задника (правой кулисы) идет пирс. Слева у стены стоят две кровати, а у авансцены (в привычном понимании) парта 40-ых годов. Это вовсе не означает, что пирс будет использован только как пирс – он будет чем-то непонятным во время сцены празднования дня рождения у Артема – все просто будут на него опираться и ходить по нему. В некоторых случаях декорации принимают конкретное значение, а в некоторых – условное, только как средство для самовыражения и передачи внутреннего состояния героя. Также в качестве сценического пространства задействованы и «верхи сцены». Вот это очень неожиданно. Зритель сидит, смотрит на пустую сцену, ожидая, когда же что-нибудь произойдет, и вдруг слышит топот сверху, поднимает голову и… оказывается, и наверху там что-то есть. Актеры бегают не только вперед-назад, но и вверх-вниз по лестнице для осветителей.
Следует выделить одну сцену. Она эмоционально сложна и в книге, и в спектакле. Это сцена ареста Люберецкого, которая происходит наверху сцены. На самой сцене стоят, прижавшись к стене, Зина и Юра. Люберецкого ведут по верху. Из правого портала с криками выбегает Вика. Люберецкого уводят. Через несколько явлений она остается одна на сцене и идет к кругу в ночной рубашке. Ложится на самый центр сцены. Круг вращается. Звучит современная психоделическая музыка, которая «давит» на зрителей. Одиночество дома ощущают и смотрящие. Опустошение передается за счет минимального света и минимальных действий. Потом появляются члены НКВД с бумагами и вещами и разбрасывают их на кругу, который все ещё вертится. Что-то падает и на саму Вику, но она неподвижна. Потом НКВД-шники уходят, и Вика остается одна. Затемнение. Она уходит, свет возвращается, остается пустая сцена. Музыка всё ещё идет. И около двух минут ничего не происходит, а это огромное время. Просто психоделическая музыка. Это время дается для зрителей (не зря же мы находимся на сцене), остаемся только мы, чтобы самим еще раз прочувствовать роковой момент. А потом наступает антракт – ещё 15 минут размышлений. Эта сцена довела меня до дрожи, и я уверена, не только меня.
Что касается самих актеров, определенно нужно выделить следующих героев: Искра, Зиночка, Вика, Жорка Ландыс, Люберецкий и Ромахин. Поразительно, что 16-17-летние дети могут с такой тонкостью передать сложные чувства и атмосферу эпохи. Не зная ее, но, видимо, по рассказам режиссера и родственников, они восстановили картину для себя. Наблюдая за развитием действий, полностью веришь Искре, которая пусть и говорит советскими лозунгами фактически, из её уст они звучат совершенно по-иному, искренне (как и описал Васильев Искру). Интересно следить и за её взрослением, как её принципы вдруг начинают меняться, как она влюбляется и даже про себя отрицает это. Зиночка – сама интуиция и сплошное чувство, которое все ее переполняет и по которому она и живет. Конечно, надо уделить особое внимание Вике, у неё было много психологически сложных сцен, но она тонко это делает. Сцена ареста и позже сцена обыска в пустынном доме, об этом уже говорилось раньше, приковали зрителей к сцене – невозможно было отвести глаз. И все зрители потом ходили с таким ощущением, как будто это их любимых отцов только что оклеветали и увезли на черной машине. В течение всего спектакля Жорка Ландыс не особо выделялся. Была очень трогательная сцена первого и последнего поцелуя с Викой, но больше всего на меня произвела впечатление сцена, когда Жорка узнает о возвращении Люберецкого, когда он понимает, что Вика умерла зря. С ним происходит настоящая истерика: он рыдает, кусает кулаки, неистово бьет парту…
Роли взрослых играли взрослые люди, актеры, тютовцы. И Люберецкий, и Ромахин суть приятные персонажи. Их характеры обрисованы до точности. Особенно запомнилась сцена, когда Люберецкий, уже по возвращении, неподвижно сидит на стуле, не обращая ни на что внимания. Из него просто сочится смесь чувств, которые он может испытывать. А жизнь внутреннего духа Ромахина можно проследить от начала и до конца: как он поет с ребятами песни под инструмент и как он затем меняется, как он тоже переживает трагедию Вики.
Есть также автор-рассказчик, который неожиданно появляется из зрительного зала. Он одет примерно как мы, поэтому его не выделишь на фоне остальных. Первая мысль, когда видишь его – кто-то вдруг решил поделиться своими мыслями на счет происходящего, потому что спектакль давно уже должен был начаться. Все фразы, которые произносит Автор, не просто фразы. Да, это простые предложения, но за каждым из них стоят тысячи воспоминаний прошлого и будущего одноклассников. Поэтому они не могут произноситься спокойно. Прохожя по коридорам ТЮТа после спектакля, я услышала, как актер, исполняющий эту роль, кому-то сказал: «Я не могу говорить это не плача. Меня всего трясет от бури эмоций».
Подводя итог, стоит сказать о названии повести. «Завтра была война»…Я не буду вдаваться в рассуждения, как это неправильно с точки зрения грамматики русского языка, но как точно с точки зрения смысла. Наверное, главное, что передает название – это ощущение скорой войны, ощущение чего-то очень важного, страшного, что перевернет жизни учащихся 9 «Б». Да и произошедшие события итак переломили ребят, и они простились с детством. Когда ещё Вика была жива и ребята пришли к ней в гости, Зина, чтобы утешить всех сидящих, произнесла одну фразу: «Я предчувствую, что все будет хорошо!» Хотя и предчувствовала, что все будет плохо.
Говорят, если фильм или книга очень понравились, лучше подождать день-другой, когда чувство ослабнет, и вы сможете трезво оценить произведение. Прошел достаточный промежуток времени, но я как вспомню хоть один момент из спектакля, одну фразу автора про фотографию 7 «Б», и тело обрастает мурашками.
Ксения Невмержицкая, факультет журналистики, 2 курс, 6 группа