Очищение Анны и Посвящение Марии
28 августа 1944.
1. Вижу, как Иоаким и Анна, вместе с Захарией и Елизаветой, выходят из какого-то дома в Иерусалиме, наверное, принадлежащего друзьям или родственникам, и направляются в Храм для обряда Очищения[1].
На руках у Анны Девочка, вся завернутая в пеленки и, более того, закутанная в широкую шерстяную материю, хотя и легкую, но, должно быть, мягкую и теплую. Трудно описать, с какой заботой и любовью она несет Ее и поглядывает на свое Создание, то и дело приподнимая край этой тонкой и теплой ткани, чтобы посмотреть, хорошо ли Марии дышится, а затем поправляя его, чтобы защитить Ее от пронизывающего дыхания ясного, но холодного зимнего дня.
Елизавета держит в руках несколько свертков. Иоаким тащит на веревке двух больших белоснежных ягнят, уже больше похожих на баранов, чем на ягнят. У Захарии в руках ничего нет. Он красив в своем льняном облачении, которое выглядывает из-под тяжелого шерстяного плаща, тоже белого[2]. Этот Захария намного моложе того, что я видела во время рождения Крестителя[3], он в самом расцвете сил. Равно и Елизавета – зрелая женщина, но еще цветущей наружности; и всякий раз, когда Анна глядит на Девочку, она восторженно наклоняется над спящим личиком. Она тоже прекрасна в синем, ближе к темно-лиловому, одеянии и с покрывалом на голове, спадающим на плечи и на плащ, который темнее одежды.
Но Иоаким с Анной одеты не менее торжественно и празд-нично. Вопреки обычаю, он не в темно-коричневой тунике, а в длинном темно-красном одеянии, теперь бы мы сказали: «Сан-Джузеппе россо»[4], к которому пришита новая и изящная бахрома. На голове у него нечто вроде прямоугольного покрывала, схваченного кожаным обручем. Все это новое и изысканное.
Анна – о! Сегодня на ней нет ничего темного! Она одета в нежно-желтое, почти цвéта старой слоновой кости, подпоясана в талии, вокруг шеи и запястий – окантовка, которая выглядит серебряной или золотой. Голова покрыта легчайшим и как будто камчатым покрывалом, скрепленным на лбу тонкой, но дорогой металлической пластиной. На шее – изысканное ожерелье, на запястьях – браслеты. Она похожа на царицу еще и по тому достоинству, с которым она носит свою одежду, и особенно, светло-желтую накидку, окаймленную искусно вышитым в тон греческим узором.
«Мне кажется, ты выглядишь, как в день своего замужества. Я тогда была еще почти ребенком, но до сих пор помню, насколько ты была красива и счастлива», – говорит Елизавета.
«Но сейчас еще сильнее… и я решила надеть ту же самую одежду на это празднество. Я все берегла ее на этот случай… и уже не рассчитывала надеть ее по такому поводу».
2. «Господь так возлюбил тебя…», – со вздохом произносит Елизавета.
«И поэтому я дарю Ему самое любимое. Этот мой Цветок».
«Как же ты будешь отрывать Ее от себя, когда придет время?»
«Вспоминая, что у меня Ее не было, и что дал мне Ее – Бог. В тот час я стану еще счастливее. Когда узнаю, что Она в Храме, я скажу себе: „Она молится возле Скинии, молит Бога Израилева также и за свою маму“, и это меня успокоит. И еще больший мир я обрету, когда скажу: „Она полностью принадлежит Ему. Когда двух этих счастливых стариков, которым Ее подарило Небо, не станет, Он, Предвечный, снова будет Ее Отцом“. Поверь, я совершенно в этом убеждена, эта Малышка – не от нас. Я уже ничего не могла… Он поместил Ее в мое лоно, этот божественный дар, осушивший мои слезы и исполнивший наши упования и наши молитвы. Поэтому Она – от Него. Мы Ее счастливые хранители… и да будет Он благословен за это!»
Они достигают Храмовых стен.
«Вы ступайте пока к вратам Никанора[5], а я пойду и предупрежу священника. А после тоже подойду», – говорит Захария. И исчезает в арке, ведущей во внутренний двор, окруженный галереями.
Компания продолжает двигаться по ступеням террас. Так как, не знаю, говорила ли я об этом, Храмовая ограда стоит не на ровной земле, а возвышается уступами, все выше и выше. На каждый уступ надо подниматься по широким лестницам, и на этих уступах есть дворики и галереи, и входы, богато отделанные мрамором, бронзой и золотом.
Прежде чем добраться до назначенного места, они останавливаются, чтобы вынуть из свертков их содержимое, а именно: несколько лепешек, как мне кажется, больших и тонких, и очень масляных, немного белой муки, двух голубей в клетке из ивняка и несколько огромных серебряных монет. Хорошо, что тогда не было карманов, а то эти тяжелые монеты просто прорвали бы их.
Вот и прекрасные врата Никанора, полностью отделанные массивной бронзой и покрытые сверху серебром. Захария уже там, рядом со священником, очень важным в своем льняном облачении.
Анну окропляют водой – предполагаю, что святой – и призывают подняться к жертвенному алтарю. На руках у нее уже нет Девочки. Ее взяла Елизавета, оставшаяся по эту сторону ворот.
Иоаким, напротив, входит вслед за супругой, таща за собой несчастного блеющего ягненка. И я… делаю то же, что и при очищении Марии: закрываю глаза, чтобы не смотреть на такого рода заклание.
Теперь Анна очищена.
4. Захария тихо говорит какие-то слова своему собрату, который, улыбаясь, кивает. А после присоединяется ко вновь собравшейся компании и, поздравляя мать и отца с их радостью и с их верностью своему обещанию, берет второго ягненка, а также муку и лепешки.
«Что ж, эта Дочь посвящена Господу? Да пребудет на Ней и на вас Его благословение. Вот к нам подходит Анна. Она будет одной из Ее наставниц. Анна, дочь Фануила[6], из рода Асира. Иди сюда, женщина. Эту Малышку посвятили Храму в жертву хвалы. Ты будешь Ей наставницей, и под твоим руководством Она вырастет святой».
Уже совсем поседевшая Анна Фануилова ласкает Девочку, которая проснулась и глядит Своими невинными и удивленными глазами на всю ту белизну и все то золото, что засияли на солнце.
Церемония, судя по всему, завершена. Я не увидела особенного обряда посвящения Марии. Возможно, достаточно было, находясь в священном месте, объявить об этом священнику, но главным образом, Богу.
5. «Мне хотелось бы сделать пожертвование Храму и сходить туда, где в прошлом году я увидела свет», – говорит Анна.
И они идут в сопровождении Анны, дочери Фануила. Они не входят в собственно Храм; это понятно, ведь речь идет о женщинах и маленькой девочке, не доходят они и до того места, куда потом пришла Мария, чтобы посвятить Сына. Однако, находясь рядом с распахнутыми вратами, они заглядывают внутрь, в полумрак, откуда доносится сладкозвучное пение девочек и мерцают роскошные светильники, проливая золотое свечение на два ряда головок, укутанных в белое, две настоящих грядки с лилиями.
«Через три года и Ты будешь там, моя Лилия», – обещает Анна Марии, которая как зачарованная смотрит внутрь и улыбается неторопливому пению.
«Кажется, Она поняла», – говорит Анна, дочь Фануила, – «Славная Девочка! Она будет дорога мне, как моя собственная. Обещаю тебе, о мать. Если только возраст мне позволит».
«Все получится, женщина», – уверяет Захария, – «Ты увидишь Ее среди святых дев. Я тоже там буду. В тот день я хочу быть рядом, чтобы попросить Ее молиться за нас с первой минуты…». И он смотрит на жену, которая согласно вздыхает.
Церемония закончена, и Анна, дочь Фануила, удаляется, в то время как остальные выходят из Храма, разговаривая между собой.
Слышу, как Иоаким восклицает: «Не только двух лучших, но всех моих ягнят отдал бы я за эту радость и во славу Божию!»
Больше я ничего не вижу.
6. Иисус говорит:
«Соломон устами Премудрости возвещает: „Кто простодушен, пусть приходит ко мне“[7]58. И действительно, с высоты, из-за стен своего города, вечная Премудрость обратилась к вечной Девочке[8]59: „Приди ко Мне“. Она томилась без Нее. Позже Сын той Пречистой Девы скажет: „Отпустите детей прийти ко Мне, потому что Царство Небесное принадлежит им, и кто не станет подобен им, не будет участвовать в Моем Царствовании“[9]60. Эти голоса устремляются один во след другому, и если голос с Неба зовет младенца Марию: „Приди ко Мне“, то голос Человека, думающего в этот миг о Своей Матери, означает: „Приходите ко Мне, если можете быть простодушными“.
Я привожу вам Свою Мать как образец.
Вот совершенное Дитя с простым и чистым сердцем голубки, вот Та, кого годы и общение в миру не могут превратить в ожесточившееся существо с развращенной, изворотливой и лживой душой. Потому что Она не хочет этого. Приходите ко Мне, взирая на пример Марии.
7. Скажи Мне, ты, видевшая Ее: сильно ли отличается Ее детский взгляд от того, что ты видела у подножия Креста, или в ликовании Пятидесятницы, или в час, когда веки опустились на Ее невинные, как у газели, очи для последнего сна? Нет. Сначала это нерешительный и удивленный взгляд Ребенка, потом это будет удивленный и стыдливый взор в момент Благовещения, а затем – счастливые глаза Матери в Вифлееме, а потом – восхищенный взор Моей первой и несравненной Ученицы, а после – измученный взгляд Страдалицы на Голгофе, после же – лучистый взгляд Воскресения и Пятидесятницы, и наконец, взор, затуманенный восторгающим видением последнего сна. Но будь Ее глаза открыты своим первым впечатлениям, или будь они прикрыты, утомленные последним светом, повидав уже столько и радостного, и страшного, они глядят как ясный, чистый, тихий краешек Неба, всегда одинаково сияющий на лице Марии. Гнев, обман, гордыня, похоть, ненависть, праздное любопытство – никогда не загрязняют их своей дымной копотью.
Это глаза, что с любовью взирают на Бога, плачут они или смеются, которые ради Божьей любви милуют и прощают, и все терпят, которые благодаря любви к своему Богу сделались неприступными для нападений Зла, что часто использует глаза, чтобы проникать в сердце. Таким чистым, умиротворяющим, благословляющим взором обладают люди чистосердечные, святые, возлюбившие Бога.
Я сказал: „Светильник твоего тела – это око. Если око чисто, все твое тело будет освещено. Но если око мутное, весь ты будешь во мраке“[10]. Таким оком, светильником для души и спасением для тела, обладали святые, потому что, подобно Марии, всю жизнь взирали только на Бога. И, более того, они помнили о Боге.
Я объясню тебе, Мой голосок, каков смысл этих Моих слов».
[1] Такой обряд проходили все родившие женщины. Если рождалась девочка, ритуальная нечистота длилась 80 дней, так что в случае Анны день очищения приходился на декабрь.
[2] Захария, будущий отец Крестителя, принадлежит к сословию Иерусалимских священников.
[3] Видение рождества Иоанна Крестителя происходило у Марии Валторты раньше по времени.
[4] Это сорт темно-красного винограда, растущего в Италии.
[5] Врата Никанора вели из Женского двора во внутренний двор Храма, они были названы так по имени человека, пожертвовавшего их Храму в память о спасении после кораблекрушения.
[6] См. (Лк. 2:36)
[7] (Прем. 9:4), здесь и далее мы даем перевод библейских цитат, сообразуясь с текстом М. Валторты.
[8] Слово fanciulla означает и «девочка», и «простодушная».
[9] Ср. (Мк. 10:14-15)
[10] (Мф. 6:22-23), (Лк. 11:34-35)