«МЁРТВАЯ» НАСЛЕДНИЦА ЖИВА?
Мне пришло в голову, что кое‑кто из слуг в Норбертон‑Хаус беседовал с репортёрами, и только тут я с некоторым опозданием вспомнил, что и сам Армстронг тоже журналист. Вероятно, он охотно сообщил бы своим лондонским коллегам о личных делах, если бы надеялся таким образом облегчить поиски Луизы.
Я проигнорировал совет инспектора, действовавшего из самых лучших побуждений, и постарался выкинуть из головы его намёки на мой возраст, пусть и вполне обоснованные. Вместо этого я начал собираться с духом для своей следующей задачи – вызова вампира. Я полностью отдавал себе отчёт в том, что занятие будет не из приятных, хотя ещё предстояло выяснить, что же это такое на самом деле.
ГЛАВА 8
Войдя в квартиру на Бейкер‑стрит, я обнаружил, что меня поджидают две записки. Обе были написаны почерком нашей квартирной хозяйки, миссис Хадсон. Я взял в руки одну из них – это была запись сообщения, переданного по телефону за час до моего прибытия. Граф Кулаков (миссис Хадсон тщательно записала это имя печатными буквами) звонил, чтобы выразить мне сочувствие, и перезвонит позже. Немного поразмыслив над тем, кто же такой граф Кулаков, я мог лишь заключить, что это знакомый Шерлока Холмса, уже видевший утренние газеты.
Второе сообщение я счёл гораздо более важным. Оно тоже было передано по телефону – звонил Майкрофт, старший брат Шерлока. Это известие сразу же вытеснило все прочие мысли.
В моей памяти зазвучали слова, сказанные мне Холмсом во время нашего приключения шесть лет назад. Это был единственный раз, когда мой друг приподнял для меня завесу, скрывавшую от всего мира события, омрачившие его детство.
Холмс сказал тогда:
– Уотсон, вы должны мне поклясться честью, что никогда не станете упоминать о вампирах при моём брате Майкрофте – это сразит его… Майкрофту в детстве досталось ещё больше, чем мне: ведь он на семь лет старше и больше видел и понимал в то время… Одно лишь упоминание о вампирах уничтожит его.
Я перечитал сообщение от Майкрофта. Он просил меня как можно скорее ему позвонить. Разумеется, я тотчас же направился в гостиную, где находился телефон, чтобы выполнить просьбу брата Шерлока.
Едва я добрался до телефона, как он зазвонил.
Голос в трубке, хотя и искажённый из‑за помех на линии, принадлежал Майкрофту. Перед моим мысленным взором сразу же возник чёткий образ его самого: он был значительно выше и полнее брата, но у них было большое фамильное сходство.
Майкрофт уже видел утренние газеты с новостью об исчезновении Холмса, и, судя по его взволнованному голосу, некоторые детали этой истории приоткрыли его живому уму ужасную истину: здесь не обошлось без вампиров.
– Уотсон, скажите мне правду, что происходит?
– Мистер Холмс… – начал я.
– Уотсон, прошу вас, покончим с официальным обращением! Как давно мы знаем друг друга?
– Я…
– Я вам скажу. Почти пятнадцать лет прошло с тех пор, как мой брат познакомил нас. Это было во время «дела греческого переводчика», как вы это называете.
– Значит, уже пятнадцать лет?
– Именно. Обратитесь к своим записям, если сомневаетесь. Понимаю, вам будет трудно называть меня просто «Холмс», к тому же это может вызвать путаницу: ведь вы с Шерлоком упорно называете друг друга по фамилии. Но сейчас у нас критическая ситуация, и обращение «мистер Холмс» больше не приемлемо. Поэтому впредь я буду называть вас «Джон», и вы тоже зовите меня по имени.
– Тогда Майкрофт, – согласился я. Однако у меня мурашки забегали по телу при мысли о том, что мне придётся сказать Майкрофту.
Он в нетерпении заговорил сам:
– Значит, это правда, что Шерлок исчез?
– Боюсь, что так.
– Дела действительно в основном обстоят так, как пишут в газетах?
– Я ещё их не читал – только видел заголовки. Боюсь…
– Значит, самые поразительные подробности верны? Я имею в виду, что его унесла – как это сказано в газете? – «какая‑то таинственная сила»? После – как это у них? – «попытки общения с духами мёртвых»?
– Полагаю, сообщения в газетах главным образом верны, – признал я. – Правда, я их ещё не читал. Была сделана попытка пообщаться лишь с одним духом, – добавил я и снова умолк, не зная, что говорить дальше.
– С духом недавно скончавшейся молодой женщины, Луизы Алтамонт?
– Да. По просьбе её родителей… особенно матери.
– И вы хотите сказать, что эта попытка проникнуть в потусторонний мир… каким‑то образом удалась? – Я чувствовал, что он с лихорадочным нетерпением ждёт моего ответа.
– Я…
Острый ум Майкрофта, которого его брат ставил выше себя в интеллектуальном отношении, очевидно, подсказал ему, что моё замешательство говорит о многом.
– Прошу вас, Джон, будьте со мной честны. Расскажите всё, что вам известно о «таинственной силе», унёсшей Шерлока.
– Эта сила была человеческого происхождения, в этом я уверен.
– Один человек?
– Так мне кажется.
– Насколько я понимаю, человек, обладающий феноменальными способностями поистине экстраординарного характера?
– Да, Майкрофт. Да.
По проводам дошёл звук, похожий на вздох отчаяния.
– Джон, сейчас я собираюсь повесить трубку. Я загляну на Бейкер‑стрит, чтобы увидеться с вами. – Это заявление было совершенно невероятным для тех, кто знал устойчивые привычки Майкрофта. – Но сначала мне нужно покончить с парой срочных дел, требующих моего внимания. Я буду у вас в течение часа.
Миссис Хадсон, которая также видела газеты, естественно, расстроилась, когда я подтвердил, что Холмс пропал. Однако она, стараясь не падать духом, заявила решительным тоном, что в прошлом мы побывали и не в таких переделках. Сейчас наши новые проблемы не помешали ей распорядиться, чтобы мне приготовили ванну, а когда я вскоре после полудня спустился в гостиную, меня ждал плотный завтрак.
Приняв ванну, побрившись, переодевшись и позавтракав, я почувствовал, что мои силы восстановились. Мне пришлось заставить себя отрешиться от тревоги за Майкрофта и от всех остальных вопросов, не связанных непосредственно с тем делом, которым мне предстояло заняться. Я сосредоточился на установлении контакта с графом Дракулой. В этом‑то и состояла цель моего возвращения в Лондон.
Я понятия не имел, где в настоящее время можно найти графа, и у меня не было оснований считать, что он в Англии. Насколько мне было известно, Холмс не поддерживал постоянного контакта с Дракулой уже в течение шести лет, прошедших с нашей первой неожиданной встречи. Однако много лет назад мой друг предусмотрительно сообщил мне, что была разработана определённая процедура вызова. Он предупредил, что ею можно воспользоваться только в случае крайней необходимости. Нужные сведения, по словам Холмса, хранились у нас дома в папке, среди его бумаг, и указателем служило кодовое слово, которое мне пришлось запомнить. Копия этих материалов находилась в хранилище Банка столицы и графств.
Майкрофт вошёл в комнату, когда приготовления были в самом разгаре.
Как однажды заметил Шерлок Холмс при аналогичных обстоятельствах, его бы меньше изумило, если бы какая‑нибудь планета покинула свою орбиту – ибо незыблемый распорядок дня Майкрофта вошёл в поговорку. Утром каждого рабочего дня он покидал свою квартиру на Пэлл‑Мэлл и отправлялся в офис в Уайтхолле (обманчиво маленький и скромный). И каждый вечер Майкрофт возвращался к себе домой. Больше он нигде не бывал, за исключением клуба «Диоген», располагавшегося напротив его дома.
Майкрофту хватило одного взгляда на предметы, которые я начал раскладывать на столе (старая книга, зеркало, свеча и перевязанный седой человеческий локон), чтобы понять, что здесь происходит.
– Итак, – пробормотал он, потирая массивный чисто выбритый подбородок широкой дрожащей рукой, – итак, снова дошло до этого.
Мой гость был человеком лет пятидесяти пяти. Теперь в его тёмных волосах сквозило гораздо больше седины, нежели пару лет назад, когда я видел его в последний раз.
Как я уже говорил, Майкрофт был гораздо выше и полнее Шерлока, однако на его лице было такое же проницательное выражение, как у брата. Взгляд его глаз очень светлого серого оттенка постоянно был отсутствующим и рассеянным, в точности такой бывал у Холмса, когда ум великого детектива работал на полную мощность.
До сих пор я, конечно, не нарушал клятву, которую дал Шерлоку: не упоминать вампиров при его брате. Однако теперь Майкрофт сам коснулся этой темы, и мой категорический отказ обсуждать её мог подействовать на него хуже, чем правда.
До 1897 года я считал вампиров (в тех редких случаях, когда это слово вообще приходило мне в голову) всего лишь тропическими летучими мышами. Что же касается иной интерпретации, то это была абсолютная чушь, годная лишь для страшных сказок и суеверий. События того года, когда отмечали бриллиантовый юбилей её величества, избавили меня от этого заблуждения, и тем не менее я и теперь, по совести говоря, не знал, что думать.
Тем не менее я счёл необходимым изложить Майкрофту факты, постаравшись трактовать их как можно оптимистичнее. Он встревожился, хотя ничуть не удивился и, к моему великому облегчению, не думал падать в обморок. Хотя голос его слегка дрожал, когда он говорил мне, что если чеснок иногда бывает действенным средством от вампиров, то распятие и святая вода тут не помогают.
– Я это знаю, Майкрофт, – ответил я, терпеливо выждав, пока он закончит.
– В самом деле? – Он вытер лоб платком. – Рад это слышать.
Под влиянием порыва мой гость кратко изложил историю семьи Холмсов и рассказал о влиянии на неё вампиров. (Даже сейчас мне трудно об этом писать, поэтому я быстро покончу с этим вопросом.) Главная проблема заключалась в вампиризме, который обнаружился у матери Майкрофта и Шерлока после рождения сыновей.
Вполне понятно, что, повествуя об этом, Майкрофт был сильно взволнован. Он попросил разрешения откланяться, пока здесь не появится Дракула, даже если это маловероятно. У меня сложилось впечатление, что Майкрофт не удивился бы, явись его дальний родственник при ослепительной вспышке и в клубах дыма, как Мефистофель в некоторых театральных постановках.
После ухода Майкрофта я без колебаний вернулся к своим прерванным занятиям. Поиски нужных материалов и сведений в личных архивах моего друга были делом нескольких минут, поскольку, к счастью, я помнил кодовое слово. А вот воспользоваться этими материалами и сведениями надлежащим образом оказалось труднее.
Холмс не сделал ни малейшего намёка, в чём заключается особая процедура, с помощью которой он связывался с графом Дракулой, а я не пытался это выяснить, поскольку не питал особого интереса. Я почувствовал некоторое облегчение, обнаружив, что детали этой процедуры не так уж страшны: чтобы вызвать Дракулу, нужно было прочитать вслух латинские стихи из старой книги, одновременно сжигая человеческий локон перед зеркалом. Это действие, сильно отдающее магией, было чуждо моей натуре. Однако я не колебался, поскольку дело зашло слишком далеко и нельзя было больше медлить. На рабочем столе Холмса, где он проделывал химические эксперименты, нашлась маленькая спиртовка, которая была мне нужна.
Заперев изнутри дверь гостиной, я приступил к выполнению своей задачи. Это занятие так претило здравому смыслу и так не вязалось с летним солнечным светом и с будничными уличными звуками за окном, что раза три‑четыре мне хотелось оставить эту затею и поискать другое средство связаться с тем, кто был мне нужен.
Только уверенность в том, что я следую инструкциям Холмса, которые он дал мне вполне серьёзно, а также в том, что у меня нет иного способа вызвать Дракулу, заставила меня упорно продолжать мои занятия.
Вскоре я закончил, но не видно было никаких результатов. Обдумывая ситуацию и сомневаясь, всё ли сделал правильно, я уснул в кресле от изнеможения. Когда я проснулся в семь часов вечера, летнее небо было затянуто тучами. Шея у меня онемела и ноги затекли, так что я не сразу вспомнил, почему нахожусь в этой комнате, а не дома с женой, в недавно купленной квартире на улице Королевы Анны.
Но вскоре в голове прояснилось. Я снова взглянул на часы, неумолимо тикавшие на камине. С момента исчезновения Холмса прошло примерно девятнадцать часов, и о нём ничего не было слышно. Дракула не отозвался на мой вызов. Уж не допустил ли я какую‑нибудь ошибку в ритуале?
Над Лондоном прогрохотал гром, и я только что закрыл окно, в которое уже начали стучать первые капли дождя, когда раздался стук в запертую дверь. Я не наделён богатым воображением, но мне всё же пришлось собрать всё своё мужество, чтобы подойти к двери и отпереть её.
Меня ждало разочарование, и я попытался его скрыть. На пороге стояли Мартин Армстронг и Ребекка Алтамонт.
– Уотсон, рад вас снова видеть. Полагаю, здесь нет мистера Холмса? – Армстронг в волнении огляделся. Судя по внешнему виду молодого человека – он был измучен, растрёпан и небрит, – ему так и не удалось отдохнуть с тех пор, как я расстался с ним в Эмберли.
– Конечно нет, – ответил я. – Я не получал от него никаких известий. Вы прямо из Норбертон‑Хаус? Что там нового?
Американец и мисс Алтамонт заговорили разом.
Самым важным, что они сообщили, была печальная, но вполне ожидаемая новость, что Абрахам Керкалди скончался от своего ранения.
– Теперь это уже дело об убийстве, – мрачно резюмировал Армстронг.
Взбешённый тем, что так и не организованы поиски Луизы – он считал, что власти упорно отказываются смотреть фактам в лицо, – Армстронг сел на поезд и отправился в Лондон. Он хотел посоветоваться со мной лично, предпочитая не обсуждать это дело по телефону. Ребекка Алтамонт, обеспокоенная отчаянием человека, который должен был стать мужем её сестры, настояла на том, чтобы отправиться вместе с ним. Она молча молила меня о помощи, и я попытался успокоить её взглядом.
Армстронг, буквально падавший от усталости и обезумевший от страха за Луизу, так ещё и не спал. Каким‑то образом он удержался и не вздремнул в поезде, вместо этого он то беседовал с Ребеккой, то пытался сочинять статью о событиях прошлой ночи для своей американской газеты.
– Даже мои друзья на Флит‑стрит, Уотсон, – к примеру, один мой знакомый редактор – даже они не могут понять. Он теперь жалуется, что я передал ему по телефону якобы ничем не подтверждённые сведения. Он не верит, что Лу жива. Все твердят, что мне нужно отдохнуть. Но как я могу отдохнуть, Уотсон? Как?..
– По крайней мере, вы можете сесть, – посоветовал я. – Вам нужно беречь силы, ведь они ещё понадобятся.
– Да, это верно, совершенно верно. Позвольте мне в таком случае отдохнуть – всего несколько минут. – Передвигаясь неуверенно, как старик, он опустился на диван. – Что‑нибудь слышно от мистера Холмса?
Я терпеливо повторил, что нет никаких известий. Между тем Армстронг, позволив себе сесть, тотчас же растянулся на диване во весь рост, словно его заставила принять горизонтальное положение неодолимая сила притяжения. Через несколько минут он уже крепко спал.
Склонившись к своему гостю, теперь ставшему моим пациентом, я расстегнул ему воротник, измерил пульс и провёл беглый осмотр. Мои действия не разбудили молодого человека. Очевидно, у него было полное истощение и моральных, и физических сил.
– Пусть он поспит, – шёпотом попросила его белокурая спутница.
Я выпрямился и кивнул:
– Конечно. Но нет необходимости говорить шёпотом. Его нелегко разбудить, даже если бы мы очень постарались. – Затем, взглянув на молодую леди профессиональным взглядом, я добавил, что у неё тоже измученный вид.
Мисс Алтамонт устало опустилась в кресло, отреагировав на моё замечание взмахом руки.
– Доктор Уотсон, что на самом деле случилось с моей сестрой? Вы знаете?
Я увильнул от прямого ответа:
– А я надеялся, что вы просветите меня на этот предмет.
– Я не могу это сделать, – печально ответила Ребекка. Потом посмотрела на спящего Армстронга, и в этом взгляде к жалости примешивалось какое‑то более сильное чувство. Она покачала головой. – Мартин уверен, что именно Луиза пришла к нам в библиотеку вчера ночью, но я сомневаюсь даже в этом. Пока мы ехали в поезде, он… на него было так жалко смотреть, что я притворилась, будто разделяю его мысли.
Откашлявшись, я сделал попытку, возможно, довольно неловкую, сменить тему.
– Скажите, мисс Алтамонт, а ваши родители не возражали против того, чтобы вы ехали в Лондон подобным образом?
Словно вернувшись откуда‑то издалека, она удивлённо взглянула на меня:
– С какой стати они бы стали возражать, доктор Уотсон?
– Я имею в виду, что вам предстояло совершить такую дальнюю поездку в сопровождении молодого человека, который не является вашим близким родственником.
Она не сразу поняла, о чём идёт речь, затем отмахнулась от моих викторианских предрассудков, – у меня сложилось впечатление, что этот жест стал привычным для Ребекки Алтамонт. Что касается моральных соображений, по которым я или её родители могли счесть нежелательной поездку без компаньонки, она дала мне понять, что мы живём в двадцатом веке и больше нет необходимости беспокоиться о таких вещах.
Думаю, именно в ту минуту я впервые действительно почувствовал себя старым.
Тем временем моя юная гостья вновь вернулась к теме, от которой я старался её отвлечь:
– Я не знаю, доктор Уотсон, кто приходил в наш дом прошлой ночью – была ли то моя сестра или нет. Несомненно, это не привидение, хотя так считают мои родители. Но если это в самом деле была Луиза, то с ней что‑то случилось. Она самым кошмарным образом изменилась.
Девушка ждала от меня ответа.
– Изменилась? Как именно?
– Я не знаю! В том‑то и ужас. – И Ребекка разразилась слезами. Я забеспокоился, что она и сама может свалиться от усталости и переживаний.
Затем, уняв рыдания и как будто пересилив что‑то внутри себя, она твёрдо заявила:
– Всё было бессмысленно с того самого дня, как утонула Луиза. – Девушка с вызовом заглянула мне в глаза, словно предвидя мою реакцию на то, что собирается сказать. Потом сделала глубокий вдох и добавила: – С того дня, когда я увидела, как из воды показались бледные руки, которые опрокинули лодку.
ГЛАВА 9
Стены нашей гостиной на Бейкер‑стрит, 221‑b слышали много странных историй, но все они не шли ни в какое сравнение с тем, что поведала мне мисс Ребекка Алтамонт о том дне, когда её сестра была так трагически вырвана из лона семьи.
– До сей минуты, доктор Уотсон, я скрывала одну вещь, которую, как мне кажется, видела в тот день. Потому что сомневалась, в здравом ли я уме, и боялась, что остальные тоже в этом усомнятся. Но теперь, когда одни всерьёз верят, что спиритические сеансы откроют нам истину, а другие убеждены, что Луиза, которую мы считали мёртвой, всего лишь загипнотизирована – о, я не могу больше этого вынести, – я должна кому‑нибудь рассказать!
Я погладил руку своей гостьи, пытаясь успокоить.
– Если вы хотите мне что‑то открыть, надеюсь, вы это сделаете. Быть может, вопреки ожиданиям, вы найдёте во мне не такого уж предубеждённого слушателя. Более того, вы можете помочь нам в расследовании.
Девушка вздохнула и откинулась на спинку кресла.
– Вы слышали заявления, которые я и Мартин сделали на дознании. Они не совсем верны. Вы видели Шейд, доктор. Эта речка всегда спокойная, а ширина её не более двадцати‑тридцати ярдов. Мы взяли с собой корзину для пикника, и она почти опустела, поскольку мы всё время угощались. А ещё мы пели: Луиза захватила своё банджо. Конечно, грёб в основном Мартин, а мы иногда ненадолго садились на вёсла. Было так хорошо и спокойно… а потом случилось это. – Тут мисс Алтамонт умолкла, её голубые глаза подёрнулись пеленой слёз.
– Продолжайте, – подбодрил я её.
– Вы не вызовете санитаров и не отправите меня в сумасшедший дом?
– Ни в коем случае.
– Вы произнесли это очень убедительно. Ну что же, вызывайте их в случае необходимости, и всё же мне нужно выговориться.
Мы с Лу сидели на корме и смотрели вперёд, на нос. И тут, как мне кажется, я увидела… это промелькнуло передо мной, и много дней я убеждала себя, что ошиблась…
– Да‑да, продолжайте, – снова сказал я: ей явно требовалась поддержка.
Девушка ещё немного поколебалась, но в конце концов решилась.
– Мне показалось, что я увидела… сначала руки. Большие руки, которые высунулись из воды и схватили лодку спереди, с обеих сторон – вот так. – Ребекка продемонстрировала своими маленькими ручками, как это было. – А потом я ясно увидела, как из воды, слева от лодки, поднимаются голова и тело мужчины.
– Мужчины? Кого именно?
– Я не знаю. Ведь это было всего мгновение, если только мне не померещилось. Однако я не помню, чтобы видела его прежде. Передо мной промелькнули рыжие волосы и борода. Губы у него были приоткрыты, а зубы были белые и острые. Его глаза… они были зелёные, и когда я вспоминаю, всегда приходит образ дохлой рыбы…
Мисс Алтамонт спрятала лицо в ладонях. Когда она опустила руки, я спросил её очень мягко:
– Не заметили ли вы в нём чего‑нибудь ещё?
– Только то, что он, по‑видимому, был совсем голый, и кожа была очень бледной. Впрочем, не исключено, что всё это я лишь вообразила. Вы понимаете?
– Понимаю.
– Думаю, что Луиза тоже его увидела, так как она тихонько вскрикнула. Правда, это могло быть оттого, что лодка начала переворачиваться. Мне никак не избавиться от мысли, что этот мужчина действительно опрокинул лодку. Но это невероятно.
– Любой человек мог опрокинуть лодку, – заметил я с полувопросительной интонацией.
Мисс Алтамонт промокнула глаза платочком:
– Да, обычный человек мог бы это сделать, но постепенно, навалившись всем своим весом на один борт, чтобы один планшир ушёл под воду. Но было совсем по‑другому. Мы находились в центре речки, в глубоком месте, и я не понимаю, как мог этот мужчина встать там на дно. И тем не менее он чуть‑чуть подтолкнул тяжёлую лодку, словно детскую игрушку.
Я ободряюще кивнул:
– Вы думаете, Мартин тоже мог увидеть этого мужчину?
– Да, мог, – ответила девушка. – Но он ничего не сказал мне об этом. Правда, сначала Мартин смотрел в противоположную сторону, но, быть может, он его увидел, когда лодка начала опрокидываться… Доктор Уотсон, – обратилась ко мне Ребекка изменившимся голосом, – неужели вы мне правда верите?
– У меня нет причин сомневаться в том, мисс Алтамонт, что события могли развиваться именно так, как вы их описываете. Мне только жаль, что вы не рассказали нам раньше.
Её голубые глаза широко открылись. Она явно не ожидала от меня подобной реакции.
– Как странно!
– Что я вам верю? Ну что же, с годами я убедился, что на свете случается много странных вещей. Нет ли ещё каких‑нибудь деталей касательно этого бледного мужчины, которые вы можете сообщить?
Леди содрогнулась:
– Как я сказала, в следующую минуту все мы оказались в воде, и я больше никогда не видела этого… призрака, фантома. Но он преследует меня во сне, доктор. И там я вижу его омерзительное лицо, похожее на лицо мертвеца. У него рыжие волосы, потемневшие, оттого что намокли, спутавшиеся на лбу. И он злобно смотрит – нет, улыбается, но это ещё страшнее. Улыбается мне и моей сестре, и с таким кошмарным злорадством! А ещё во сне я вижу его тело и белые мускулистые руки, сжимающие планширы возле носа лодки. Наверно, он очень сильный… если только на самом деле существует. – И снова моя прелестная гостья задрожала. Потом она спросила: – Но кто же это был, доктор Уотсон? Как это объяснить?
– С объяснением придётся подождать. Я пока не могу его дать.
До сих пор было не понятно, удалась ли моя попытка связаться с Дракулой. Я надеялся, что смогу каким‑то образом удалить со сцены мисс Алтамонт, прежде чем он появится.
Успокоив Ребекку в меру своих сил, я принялся уговаривать её отдохнуть, попутно наводя порядок на рабочем столе Холмса. Я закрыл и убрал старую книгу и частично сгоревшую свечу, выбросил осколки маленького зеркальца.
– У вас тут что‑то стряслось? – рассеянно осведомилась гостья, наблюдая за моими действиями. Она поднялась с кресла и бродила за мной по гостиной, бездумно, как ребёнок, следующий по пятам за родителем. – Я изучала химию в школе, – добавила она с непоследовательностью, свидетельствовавшей об усталости.
Я пробормотал что‑то уклончивое. Меня всерьёз беспокоило здоровье юной леди, так как она выглядела немногим лучше Армстронга. Казалось, она в любую минуту может лишиться чувств.
Убедив её присесть, я позвонил миссис Хадсон, которая вскоре зашла в гостиную. Как я и надеялся, она гостеприимно предложила мисс Алтамонт отдохнуть в своих собственных комнатах. Она также прислала Билли, молоденького слугу, с одеялом и подушкой для Армстронга и с последними выпусками газет для меня. Хотя в них по‑прежнему уделялось большое внимание исчезновению Холмса, другие новости уже вытеснили этот материал с первых полос, и интерес к сверхъестественным аспектам данной истории поубавился.
Мартин Армстронг сладко похрапывал на диване, и Ребекка, у которой начали слипаться глаза, уступила настойчивости миссис Хадсон и согласилась немного вздремнуть в комнатах нашей хозяйки.
Как уже упоминалось, я проснулся в семь часов вечера. Тянулись долгие летние сумерки, и уже смеркалось.
Несколько часов беспокойного сна подкрепили мои силы, а после второй трапезы, приготовленной миссис Хадсон, я почувствовал прилив энергии. Сделав всё, что мог, дабы вызвать Дракулу, я принял решение незамедлительно вернуться в Эмберли и подключиться к поискам Холмса. Можно было успеть на поздний поезд, отправлявшийся до полуночи.
В Эмберли я намеревался, вопреки предостережению Эмброуза Алтамонта, повидаться с Сарой Керкалди наедине и хорошенько расспросить её. Перед отъездом в Лондон я узнал, что она находится не в местном полицейском участке, а сидит под домашним арестом в своей комнате у Алтамонтов.
Вспомнив, что в Норбертон‑Хаус есть телефон, я позвонил туда: мне хотелось узнать, не слышно ли чего‑нибудь нового о Холмсе.
Эмброуз Алтамонт, снявший трубку, говорил со мной довольно прохладно. Он выразил мне сочувствие по поводу случившегося с моим другом. Наш бывший клиент всё ещё был одержим идеей возвращения своей дочери из потустороннего мира с помощью спиритической материализации.
– Теперь я понимаю, доктор Уотсон, что в небесах и на земле существуют поистине великие силы, о которых я даже не подозревал.
– В самом деле? – резко произнёс я. – Вам было представлено новое доказательство этого?
В трубке послышался треск из‑за помех на линии.
– Конечно, я имею в виду появление моей дочери на спиритическом сеансе. Вы там присутствовали и видели это собственными глазами. А вы о чём подумали?
– Простите, – пробормотал я. – Быть может, я не совсем расслышал. Что вы сказали?
– Конечно, я молюсь, чтобы все мы снова увидели мистера Холмса на этом свете. Но нас не должно удивлять, если этого не случится.
Тон Алтамонта оставался весьма сдержанным, и, когда я упомянул, что подумываю о скором возвращении в Эмберли, он только хмыкнул и не пригласил меня в свой дом в качестве гостя.
Я сообщил Алтамонту, что его младшая дочь в безопасности и сейчас находится в хороших руках. Думаю, он несколько опешил, услышав это: вероятно, он не знал или совсем забыл, что Ребекка уехала в Лондон.
Не успел я закончить разговор, как появился Билли и доложил, что какой‑то таинственный посетитель настойчиво и, насколько я понял, самым хамским образом требует встречи с доктором Уотсоном. Юный слуга с негодованием сказал, что этот человек только выругался, когда его спросили, не желает ли он передать свою визитную карточку или записку.
По какой‑то причине мне на ум сразу пришло имя неведомого графа Кулакова, но при первом же взгляде на своего визитёра я отверг данное предположение. Это был бедно одетый малый, неотёсанный на вид, который поначалу улыбался и кивал, лебезя передо мной. Что‑то в его одежде напомнило мне данное Холмсом описание человека, наблюдавшего за нами через окно в «Симпсоне».
Мой посетитель вздрогнул, заметив раскинувшегося на диване Мартина Армстронга.
– Кто это? – спросил он. У этого человека был сильный иностранный акцент, который выдавал в нём выходца из Восточной Европы.
– Это вас не касается. Если у вас ко мне дело, вам бы лучше изложить его.
Посетитель злобно покосился на слугу:
– Когда мы останемся одни.
Я отослал Билли. Когда мальчик вышел из комнаты, мужчина снова заулыбался и закивал.
– Ваш друг, мистер Холмс, нуждается в вашей помощи. Он в большой опасности.
Очевидно, прочитав на моём лице явственное недоверие, незнакомец вынул и передал мне старую трубку из корня вереска, которую я сразу узнал: она принадлежала Холмсу.
Пока я задумчиво вертел трубку в руках, посланец твердил, что если я действительно хочу помочь Холмсу, то должен сейчас же отправиться с ним, ни минуты не медля.
– Так сказал сам ваш друг.
– Он не написал записку, чтобы вы передали её мне?
– Зачем вам нужна эта писанина? – Мой безымянный посетитель решительно тряхнул головой. – Он не мог писать.
– Что же помешало ему это сделать?
В ответ на мой вопрос он нахмурился:
– Говорю вам, он, быть может, умирает, и ему нужна ваша помощь. Вы не должны ни с кем говорить и оставлять записки, и вам нужно немедленно идти со мной.
Ещё раз внимательно осмотрев старую вересковую трубку с серебряным ободком вокруг чубука, я ни на минуту не усомнился, что именно её Холмс взял с собой в Эмберли. Вполне вероятно, она была у него в кармане в момент исчезновения.
Посланец бдительно наблюдал за мной, и я решил открыто пренебречь его распоряжениями.
– Что вы делаете? – спросил он, когда я взял с письменного стола ручку и бумагу.
– Оставляю сообщение, нравится вам это или нет.
Под его недовольным взглядом я набросал несколько слов для миссис Хадсон, кратко описав обстоятельства, при которых мне пришлось отлучиться, и дав ей инструкции уведомить полицию, если от меня не будет известий в течение шести часов. Я сложил и надписал записку и положил на письменный стол.
Затем, с весьма дурными предчувствиями, но не видя иного пути, я вышел на улицу вместе со странным сопровождающим. У двери поджидала извозчичья карета. Возница, лица которого было не видно из‑за надвинутой шляпы и шарфа, наклонился с облучка, чтобы негромко обменяться несколькими словами с моим провожатым. Повинуясь нетерпеливому жесту последнего, я открыл дверцу кареты и забрался в неё.
Когда я сунул голову внутрь, то, к своему удивлению, обнаружил, что одно место уже занято. Сидевший в карете человек был под стать первому: он был так же неважно одет и выглядел так же подозрительно. Первый незнакомец запрыгнул вслед за мной в карету и закрыл дверь.
Не успела захлопнуться дверца, как кэб тронулся, кренясь из стороны в сторону, и я услышал щёлканье кнута: очевидно, предполагалось ехать с большой скоростью.
Я сразу же начал расспрашивать своих спутников, сидевших лицом ко мне. Один держал правую руку в кармане, у другого она находилась под пальто – скорее всего, там они прятали оружие. Окна кареты были завешены непрозрачной материей, так что я не видел, где мы проезжаем.
– Куда мы едем? – спросил я, стараясь, чтобы голос мой звучал твёрдо. – Где Шерлок Холмс?
– Вы скоро будете с ним, – впервые заговорил человек, который поджидал нас в карете. Усмехнувшись, он обнажил белые зубы, выделявшиеся на грязном и заросшем щетиной лице.
Я лишь кивнул, внутренне готовясь к бою, который казался неизбежным. Мне подумалось, что у меня было бы больше шансов, если выйти из кареты.
За пару минут до окончания нашей поездки (судя по времени, мы проехали около двух миль) звуки уличного движения стали более отдалёнными, словно мы оставили позади оживлённые улицы. Одновременно экипаж стало сильно подбрасывать и трясти – такого я не испытывал даже на самых запущенных лондонских улицах.
Экипаж ещё немного проехал, кренясь набок, и резко остановился. Один из мужчин, ехавших вместе со мной, сразу же отворил дверцу и спрыгнул на землю. Мне было велено выйти, и, очутившись на разрытой мостовой, в густой тени, я сразу же угодил ногой в глубокую лужу.
Поблизости вырисовывались тёмные заброшенные здания, и, взглянув на их неровные очертания на фоне неба, я понял, что нахожусь среди развалин. Похоже было на то, что мы заехали в какой‑то бедный район Лондона, и эти дома обречены на снос, возможно, их уже начали разрушать. По обе стороны переулка, в котором остановилась карета, тянулись полуразрушенные стены, и путь преграждали груды мусора, в которых, судя по доносившимся оттуда звукам, возились крысы. Что бы ни замышляли эти отчаянные головы, им вряд ли помешают здесь прохожие.
Второй мужчина вышел из экипажа вслед за мной, и, прежде чем повернуться ко мне, эти двое обменялись взглядами.
Я был исполнен решимости дорого продать свою жизнь:
– Я хочу знать, что вы сделали с…
Но мои провожатые, точнее, мои похитители, как я теперь осознал с ясностью отчаяния, сбросили маски. Они вовсе не собирались отвечать на мой вопрос.
– Проклятый империалист! Пришёл твой час!
– Умри, монархист! Капиталистическая свинья! – С этими словами человек, стоявший шагах в пяти от меня, вытащил пистолет. А его товарищ, находившийся на расстоянии вытянутой руки, достал из‑под пальто короткую дубинку.
Но они не успели на меня напасть, а я – сделать попытку защититься, так как подоспела помощь, откуда я её никак не ожидал. Возница, безмолвно и неподвижно сидевший на козлах, вдруг взмахнул длинным кнутом, и тот, извиваясь, как большая змея, плотно обхватил запястье человека с пистолетом. Тот вскрикнул от удивления, и оружие разрядилось, никому не причинив вреда: пуля попала в одну из полуразрушенных стен, которыми мы были окружены. Следующий удар кнута сбил его с ног.
В это мгновение человек с дубинкой поднял её, изрыгнув грязное ругательство, и я сцепился с ним – как раз вовремя, иначе он огрел бы меня со всей мочи. Неизвестно, кто из нас победил бы в этой схватке, так как в следующую минуту с козел метнулась чёрная фигура и налетела на моего противника, как какой‑то крылатый хищник.
Его вырвали из моих рук, и он повис в воздухе, болтаясь, как тряпичная кукла: высокий худой извозчик одной рукой держал его за шиворот. Сейчас возница стоял рядом со мной, и его шляпа слетела, обнажив копну чёрных волос. За его спиной на разрытой мостовой распростёрся тот негодяй, который вынул пистолет. Он лежал, не подавая признаков жизни, а рядом валялось его бесполезное оружие.
Я так и не успел вступить в бой: всё слишком быстро закончилось. Пока что я был в безопасности.
Мои последние сомнения относительно личности извозчика развеялись ещё до того, как он свободной рукой развязал шарф, скрывавший нижнюю часть его бледного чисто выбритого и поразительно молодого лица.
Я задыхался, и мне потребовалась пара минут, чтобы восстановить дыхание.
– Граф Дракула! Я уже начинал опасаться, что мой вызов не дошёл до вас.
– В высшей степени дипломатично сформулировано, доктор. – Голос Дракулы, который я хорошо помнил, был глубоким, и его английский отличался точностью и элегантностью, хотя говорил он с восточноевропейским акцентом. Одновременно он плавно опускал своего пленника на землю, пока его нош не коснулись земли. – На самом деле я прибыл как только смог. К сожалению, когда до меня дошёл ваш вызов, я был вдали от Лондона, но, по счастью, в Англии.
– Мне очень повезло.
– Примите мои извинения, доктор, за те неудобства, которые могло доставить вам моё опоздание. Но меня задержало… Да‑да, что вам угодно?
Последняя фраза относилась к его пленнику, который, слегка отдышавшись, попытался лягнуть графа. Др<