Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 30 глава




Как же объяснить это радикальное различие подходов?

Я отнюдь не игнорирую названные выше новые тенденции, однако, на мой взгляд, большинство зарубежных авторов, пишущих на эту тему (Белл, Дракер, Кэннон, Тофлер, Несбит и мн.др.[287]), по сути дела, во-первых, выделяют лишь одну из многих тенденций. Они акцентируют феномены, которые я назвал подрывом отношений подчинения труда капиталу, в сферах управления и организации, развивающиеся по мере роста значения новаторских и предпринимательских способностей служащих среднего и высшего уровней.

Во-вторых, в качестве предмета анализа они берут не факты, не действительные отношения в корпорациях, а декларации о намерениях высшего руководства кампаний и поучения из курсов менеджмента, модели управления и организации корпораций.

Наконец, в-третьих, что особенно важно (и потому я это повторяю), в качестве отношений внутри «корпорации» названные выше авторы, по сути дела, рассматривают, как правило, модели управления служащими штаб-квартиры, а не всеми звеньями гигантских транснациональных корпоративных структур. О сети же клиентов и говорить не приходится.

В результате происходит идеализация (приукрашивание) реальных внутрифирменных отношений, подобная идеализации «социалистической организации труда», свойственной для работ по теории социалистического управления.[288]

В результате бытия ТНК как административно-командной системы в миниатюре ее наемный работник превращается еще и в служащего иерархической системы со всеми свойственными для нее специфическими законами, интересами и ценностями (от карьеризма до коррупции), в принципе не свойственными для «классического» индустриального наемного рабочего. Он подчиняется капиталу еще и как «винтик» бюрократической системы. Вследствие названных причин работники, которых западная социология относит к слою «профессионалов», превращаются в слуг (если не крепостных) корпорации («матрицы » – позволим себе воспользоваться образом нашумевшего в 1999 году американского фильма). При этом они подчиняются даже не столько конкретной корпорации (хотя в условиях «пожизненного найма» или долгосрочных контрактов возможно и такое), сколько корпоративному капиталу как конкретно-всеобщему содержанию современного общества.

Более того, как «винтик» этого корпоративно организованного капитала-функции работник становится трудоголиком, склонным к самоэксплуатации не столько вследствие творческого содержания труда, сколько вследствие своего подчинения этому капиталу-функции, превращения, если так можно выразиться, в ничтожно малого «частичного капиталиста».

При соединении этого превращения с (1) возможностью социально-престижной творческой деятельности в рамках корпорации (например, работа в «Майкрософте», являвшаяся на рубеже веков априори престижной для молодежи), плюс (2) участием в собственности данной корпорации, а также (3) современными методами управления для слоя «профессионалов» (т.е. меньшей части наемных работников пирамиды ТНК) создается новая мощная система мотивации к работе на благо фирмы.

Материальным базисом массового развития такого типа работников и их административно-бюрократического подчинения капиталу становится отмеченный выше рост сферы трансакций, и, прежде всего, перемещение наиболее мощных корпоративных структур все более в сферу движения фиктивного капитала и управления им, а также других видов деятельности в сфере трансакций (от аудита до маркетинга).

Как таковая, корпоративная система воздействует на личность работника, создавая социальные, юридические, психологические, идеологические и т.п. механизмы подчинения работника иерархии. Это подчинение может осуществляться в тонких и «деликатных» формах, свойственных для системы «человеческих отношений», а может иметь вид тоталитарного по своей сущности подавления, широко использующего механизмы насилия (преимущественно в развивающихся странах).

Наконец, корпоративная система усложняет и «размывает» границу между капиталистом и наемным работником, «втягивая» последнего (как служащего управляющей иерархической системы) в частичное осуществление деятельности, свойственной для капитала-функции (понятие, введенное К.Марксом в III томе «Капитала»). Работник, осуществляющий функции управления (даже на низшем уровне), встраивается корпорацией в деятельность по подчинению труда, порождая как бы самоподчинение и самоэксплуатацию (естественно, тоже частичную).

Корпоративная структура тем самым создает объективную видимость (превращенную форму, скрывающую все описанные выше «пласты» гегемонии капитала) трансформации наемного работника в члена корпорации, связанного с другими работниками системой «контрактов» в рамках единой структуры. Так создается основа объективной видимости единства интересов, ценностей и т.п. работника-члена корпорации и капитала-корпорации. Это еще более подчиняет первого второму, тотально «растворяя» работника в корпорации и подчиняя его не столько отдельному капиталисту, сколько целому – корпоративной структуре (которая, как уже многократно отмечалось, лишь в конечном счете фактически приватизирована корпоративно-капиталистической номенклатурой, контролирующей основные пучки прав собственности).

Включая работника-профессионала высшей квалификации в иерархию корпоративной организации, капитал тем самым должен существенно видоизменять параметры воспроизводства товара рабочая сила, прежде всего – способности к труду работника-новатора, являющегося в то же время и «рабом матрицы».

Эти изменения в принципе общеизвестны, но автору важно показать, что они не просто фиксируются как эмпирически данный феномен, но выводятся из сущности реального подчинения человека корпоративному капиталу XX – XXI веков. Это логическое выведение отражает объективный процесс воспроизводства таким капиталом нового типа работника, что доказывает: приведенные выше свойства есть, прежде всего, следствие нового этапа подчинения труда, а не «доброй воли» капитала (впрочем, не будем забывать и о таком факторе, как организованная борьба антикорпоративных, антигегемонистских сил).

Каковы же эти новые качества? Такой работник (новатор и одновременно «раб матрицы») должен иметь (1) высокое образование; (2) определенную стабильность своей жизнедеятельности; вследствие этого (3) высокую продолжительность жизни и хорошее здоровье, а также (как условие воспроизводства квалификации) значительное свободное время… Перечень легко продолжить.

Если эти параметры не обеспечиваются общедоступной социальной системой, их должен воспроизводить сам работник (семья). Отсюда, в частности, прямо вытекает необходимость осуществления наемными работниками в массовых (в меру массовости «профессионалов») масштабах значительных сбережений, прямо связанных с названными параметрами воспроизводства качества человека как дорогостоящей рабочей силы и «винтика» капитала-функции. Тем самым капитал сам вызывает к жизни массовые сбережения (высших и средних слоев развитых стран) и сам же их присваивает.

Такая модель воспроизводства работника-служащего (добавим сюда также закономерности воспроизводства «общества потребления») продуцирует формирование «общества стариков», где наряду с позитивным процессом значительного роста продолжительности жизни (для меньшинства граждан Земли), наблюдается и вытеснение всех сторон вне-корпоративной жизни человека (тоже, кстати, превращенной в «досуг» потребителя-клиента) в период старости.

Суммируем: в условиях позднего капитализма человек целостно подчиняется корпоративному капиталу, одновременно воспроизводя его всей своей жизнедеятельностью. Основными каналами такого подчинения-воспроизводства становятся, во-первых, труд человека как не просто наемного работника, но и «раба матрицы» – трудоголика-профессионала, чьи новаторские качества и стремление к качественной деятельности подчинены и впитываются корпорацией, во-вторых, его бытие как клиента-потребителя и, в-третьих, аккумуляция его сбережений.

Развитие в конце ХХ века информационных технологий, гибких производственных систем, процессы миниатюризации и т.п. дали (по видимости) новый импульс для развития внекорпоративных систем организации труда (труд на дому, частичная занятость, job sharing и др.). Однако во всех этих случаях возрастает реальная зависимость труда от капитала как целого (т.е. именно тотальная зависимость), хотя происходить это может зачастую по малозаметным каналам. Среди последних:

· отсутствие существенных гарантий социального обеспечения и, что особенно важно, занятости для лиц, работающих неполный день, по временному контракту, на дому и т.п., что увеличивает не только норму эксплуатации, но и зависимость такого работника как от отдельного работодателя, так и от капиталистической системы в целом, лишая его возможностей самоорганизации;

· воспроизведение механизмов «рассеянной мануфактуры» на новом этапе, лишающих работников преимуществ обобществленного труда и не создающих коллективы (подобные фабрично-заводским), способные более эффективно, чем отдельный работник, противостоять капиталу;

· интенсификация конкуренции между наемными работниками;

· «очастнивание» не только труда, но и всех сторон социальной жизни работника, что приводит к еще большему подчинению человека тотальной власти капитала.

В результате формируется (этот тезис развивается в рамках концепции двойственной экономики – dual economy) разделение трудящихся не только в мире в целом, но и внутри развитых стран на «элиту» постоянно (а подчас и гарантированно) занятых служащих, сращенных с капиталом-корпорацией, и остальных наемных рабочих, попадающих (в силу отсутствия социальной защиты) в полурабскую зависимость от капитала.

Система названных каналов подчинения человека капиталу, мультиплицированная развитием «общества профессионалов» (как, повторю, одной из превращенных форм генезиса креатосферы), приводит к разрушению «общества двух третей», размыванию «среднего класса». Образуется не только социальный слой («прото-класс»), персонифицирующий гегемонию корпоративного капитала («корпоративная номенклатура» – новое качество капитала-собственности), но и социальный слой («прото-класс»), непосредственно осуществляющий (прежде всего в превратном секторе) эту гегемонию («профессионалы» – новое качество капитала-функции)[289].

В целом эти два подразделения новой корпоративной буржуазии вкупе с интегрированными в эту систему интеллектуалами, превращенными в «человеческий капитал» и непосредственно обслуживающими гегемонию капитала в духовном производстве, плюс средняя и преуспевающая часть мелкой буржуазии образуют новую «высшую 1/3» (а где-то и меньше) общества развитых стран. Социальный статус, доходы и власть этой 1/3 активно растет на протяжении последних 20-30 лет.

В противоположность этому собственно наемные работники (потенциальные субъекты массовой общедоступной творческой деятельности – учителя, инженеры, социальные работники) все более отстают от этой высшей части; динамика их социального положения (отсутствие существенных положительных сдвигов на протяжении последних 30 – 40 лет при росте интенсивности труда) ближе к положению низшей трети населения развитых стран.

В результате можно предположить, что при сохранении этих тенденций в недалеком будущем развитые страны станут «обществами одной трети (четверти…)», выкинув большинство своих граждан за порог «прогресса».

В результате в мире в целом складывается аморфный, но постоянно растущий массовый слой «исключенных» – прекариат. Они, с одной стороны, выключены из непосредственного воспроизводства корпоративного капитала (безработные, бездомные, люмпены, не имеющие прав мигранты и разного рода меньшинства) и составляют «отходы» его функционирования. С другой стороны, «исключенные» не менее, чем все остальные члены общества, подчинены глобальному капиталу и являются объектами манипулирования. Последней цели служит сложная система методов – от доступного ныне даже голодному безработному телевидения, которое уводит его в виртуальный мир MTV, SPORT-TV, «мыльных опер» и т.п., до наркотиков и организованной преступности – этих неизбежных сателлитов современного корпоративного капитала.

Завершая характеристику системы отношений тотальной гегемонии современного корпоративного капитала, автор хотел бы указать на еще один, пятый «пласт» этих отношений – систему неэкономических средств и методов гегемонии капитала, делающих ее тотальной и «по вертикали» общественной структуры. Я уже раскрыл отчасти эти механизмы в завершающих разделах I части и ниже еще вернусь к этой теме, а пока лишь несколько штрихов для полноты картины.

Во-первых, современный корпоративный капитал доводит до совершенства систему отношений прямого насилия как средств подчинения мира своей власти. Опыт войн ХХ века – двух мировых и «локальных» (унесших столько же жизней, сколько мировые); тотальный силовой контроль над современным мировым сообществом со стороны НАТО; контроль корпоративного капитала развитых стран (при их конкуренции между собой) за оружием массового уничтожения; его же монополия на общемировые секретные службы и мн.др.

Во-вторых, современный корпоративный капитал фактически контролирует при помощи политических технологий (последнее понятие весьма характерно: оно показывает превращение демократии, где гражданин по идее является субъектом свободной сознательной деятельности, в процесс производства из такого пассивного объекта, как «электорат», такого заведомо спланированного продукта, как отданные за нужного кандидата голоса) и манипулирования политическую жизнь современных развитых стран[290], а истэблишмент «большой семерки» в основном контролирует мировую геополитику.

В-третьих, этот капитал обеспечивает свою гегемонию в духовной жизни, что особенно важно в период заката экономической формации и генезиса мира, в котором будет доминировать креатосфера. В духовной жизни капитал властвует, манипулируя сознанием масс[291], контролируя процесс воспроизводства интеллигенции и постоянно «впитывая» ее лучшие силы; поистине тотально подчиняя остальное население стандартам массовой культуры (поддерживающим и интенсифицирующим неомаркетизацию и тотальное омещанивание) при помощи mass media – адекватных механизмов такой власти, используя массу других средств и каналов.

Человек и «человеческий капитал»: различие теоретических трактовок прямо связано с различием стратегических установок развития экономики (вместо заключения)

 

Теоретические дебаты о природе и роли Человека в рыночной экономике можно было бы считать чисто академическим спором о словах, если бы не некоторые весьма важные обстоятельства.

Во-первых, трактовка человека как особого вида «капитала» обусловливает и соответствующее отношение к его развитию. В рамках данной парадигмы Человек определяется как (1) частная собственность (то ли самого работника, то ли фирмы, инвестировавшей в развитие данного «капитала»; здесь, следовательно, возникает целый круг хорошо известных теоретических и практических проблем: кто и почему может и должен получать доход от инвестиций в образование и как обеспечить использование новых знаний, полученных работником за счет фирмы исключительно в интересах фирмы; еще шаг – и будет введено «контрактное крепостное право»[292]). Если человеческие качества (напомним: это не только рабочая сила, но прежде всего творческий потенциал, т.е. личностные качества человека) определены как частная собственность и, более того, капитал, то они (2) становятся отчуждаемы. Следовательно (3), их можно продать (будь Пушкин сторонником теории «человеческого капитала», он бы, наверное, написал оду в честь продажного вдохновенья… Не нравится? Но ведь теория человеческого капитала прямо утверждает, что гений и продажность – две вещи… совместные, более того, органично единые для современного человека).

Во-вторых, легко выводится еще одно следствие: если человеческие качества есть капитал, находящийся в частной собственности, то его развитие и приумножение является частным делом каждого отдельного собственника. Задача государства состоит всего лишь в создании «благоприятного инвестиционного климата». В результате приватизация образования и здравоохранения, культуры и спорта становится теоретически вполне обоснованной. И напротив, трактовка человеческих качеств как неотчуждаемых свойств личности служит одним из теоретических оснований для обоснования необходимости развития культуры, образования, здравоохранения и т.п. как общедоступных сфер.

В-третьих, трактовка человека как «капитала» прямо обусловливает и то, что мерой его развития и эффективности становится денежный доход, получаемый посредством рыночных трансакций с данным «капиталом». Отсюда несколько следствий. Первое: «качество» человека с экономической точки зрения равно рыночной цене его «человеческого капитала» (отсюда еще одно любопытное следствие: человеческие качества учителя из российской глубинки в сотни тысяч раз ниже, чем у успешного финансового спекулянта, а у миллиарда беднейших жителей человечества они вообще близки к нулю…). Второе: образование и другие формы «инвестиций в человеческий капитал» должны быть нацелены на формирование максимальной рыночной ценности этого «капитала», следовательно, ориентироваться прежде всего на конъюнктуру рынка (отсюда практическое следствие: качество образования и вуза, его давшего, определяется зарплатой выпускника…), а не на свободное и гармоничное развитие личности. Эту цепочку следствий легко продолжить.

Наконец, и это очевидно, трактовка человека как носителя «человеческого капитала» в применении к наемному работнику «окончательно» снимает проблему эксплуатации: становится «очевидно», что в современной экономике происходит не более чем взаимодействие (конкуренция, социальное партнерство) двух видов капитала[293]. Все разговоры о противоположности интересов (стратегических, долгосрочных) труда и капитала в этом контексте становятся «пережитком прошлого». Но вот что-то этот пережиток не хочет уходить из практической жизни…[294].

Сказанное, однако, не следует понимать как отрицание термина «человеческий капитал». Напротив. Авторы стремились показать, что это закономерно появившееся в рамках mainstream’а понятие, отражающее те превратные формы бытия человеческих качеств (прежде всего – креативного личностного потенциала), которые становятся особенно значимы с переходом к знаниеинтенсивной экономике и которые создает общая атмосфера тотальной маркетизации. В этой обстановке господства рыночного фундаментализма (используем вновь термин Дж.Сороса) вышедшие на первый план креативные свойства человека будут объективно превращаться в частную собственность, которую корпоративный капитал будет стремится присвоить (или хотя бы использовать), надевая на творческую личность маску «капитала» и отрицая все формы неотчужденного развития человеческих качеств[295]. Между тем от широты развития именно этих неотчужденных форм, от возможно более широкого развития творческого потенциала всех людей, независимо от их способности «инвестировать в самих себя», во все большей и большей мере зависит не только прогресс современного общества – в том числе и экономический, – но и сама его способность к прогрессу, а то и к выживанию.


 

3.7. Экономические кризисы: марксистская теория и практика первого мирового кризиса XXI века[296]

Осень 2008 года ознаменовалась многими различными событиями. Но два из них кажутся авторам этого текста не просто тесно взаимосвязанными, но символичными: в мире разразился по-настоящему глубокий экономический кризис, и при этом резко возрос интерес к работам Маркса.

Вообще-то иные из марксистов уже так долго говорят о кризисе капитализма, что подавляющее большинство аналитиков перестало воспринимать их всерьез. Эти разговоры ведутся вот уже более полувека и стали напоминать известную притчу о пастухе, который все время кричал: «Волк! Волк!», а волка все не было и не было. Но однажды волк пришел…

Между тем серьезные марксисты в отличие от парт-полит-пропагандистов заговорили об угрозе мирового финансового кризиса и потенциальной возможности превращения его в мировой экономический кризис лишь относительно недавно – на рубеже веков[297]. Именно тогда стало очевидным: отрыв фиктивного финансового капитала от нужд производства материальных благ и человеческих качеств достиг опасной черты.

Так, авторы данного текста уже в 2004 г., подводя итоги анализа природы виртуального фиктивного финансового капитала XXI века, сделали вывод о том, что «вполне вероятный в обозримом будущем кризис мировой финансовой системы может оказаться детонатором серии глобальных катаклизмов »[298]. В другом тексте, посвященном анализу макроэкономической динамики в нашем Отечестве, также был сделан вывод, что в этих условиях в России результатом продолжения установившегося в 2000-х годах государственно-олигархического капитализма, приводящего к фактическому отказу от приоритетного развития социальных отраслей и вложений в развитие Человека при продолжающемся доминировании топливно-сырьевых и финансовых олигархических групп, станет «нарастание экономических трудностей, неизбежное в районе 2008-2010 гг.»[299].

И авторы были не одиноки в этом прогнозе. К сожалению, он сбылся. «Волк» пришел. Мировой кризис стал реальностью.

 

 

Кризис-2008: «Капитал» Карла Маркса стал наиболее востребованным экономическим сочинением

 

Явление № 1. Впервые после долгого перерыва, вопреки всем рассуждениям mainstream’а об окончательном торжестве в новом веке механизмов рыночной саморегуляции, разразился всемирный финансовый кризис, постепенно становящийся и кризисом экономическим. Причем кризис оказался на удивление «нормальным», очень похожим по всем основным параметрам на «обычный» циклический кризис, описанный в учебниках по экономической теории (политической экономии) еще в позапрошлом веке. Одновременное появление массы необеспеченных («плохих») долгов, паника на бирже и падение фондовых индексов, постепенно начинающееся сужение потребительского спроса и сокращение производства, рост безработицы, плюс – совсем уж необычное для современной экономики явление – угроза дефляции (кризисного падения цен). И все это очень похоже на классическую картину кризиса, как она была описана (точнее – выведена из анализа природы капиталистической экономической системы) Карлом Марксом полтора столетия назад.

Явление № 2, вполне понятное в интерьере описанных выше событий – невероятный, лавинообразный рост интереса к марксистской теории вообще и «Капиталу» К.Маркса, в частности: общеизвестно, что эта книга раскупается в мире с удивительной скоростью.

Итак, Маркс вновь актуален. Назад, к «Капиталу»?

Будучи марксистами не по самоназванию, а по существу, мы должны предостеречь легковерную публику и профессионалов. Здесь не все так просто. «Капитал» как таковой за эти полтора столетия существенно устарел. И это подтверждение правоты марксизма: наша методология и теория всегда требовала саморазвития и самокритики в соответствии с развитием самой жизни[300]. В ситуации с нынешним кризисом все это вполне подтверждается.

Прежде чем обратится к анализу глубинных процессов и причин кризиса, напомним общеизвестные параметры современного кризиса.

Кризис-2008: некоторые факты

 

Началось все прежде всего в США, что неслучайно: претензии этой экономической системы на роль «метрополии» в новой глобальной «империи» небезосновательны.

На рубеже веков в США развернулись меры про дерегулированию финансового сектора. Чуть позже начавшийся бум цен на недвижимость начал надувать огромный пузырь ипотечного кредитования. Параллельно с этим шло бурное развитие «теневых» (неконтролируемых непосредственно ФРС) финансовых институтов. Этот процесс надувания пузыря финансовых активов (превысившего к 2007 году мировой ВВП в 10 раз), не имевших реальных экономических основ, должен был закончиться - и он закончился. Падение цен на жилье стало спусковым крючком для всей последующей цепочки: свертывание межбанковского кредитования вследствие резкого падения доверия в отношениях между финансовыми институтами, общее обострение проблем с кредитом, крах одного за другим нескольких крупнейших финансовых институтов (оно превратилось бы в обвал банкротств, если бы не триллионные вливания государств в экономики США, ЕС и т.п.)… Кризис покатился вперед.

В настоящее время большинство экономистов признает, что перед нами экономический кризис со всеми его типичными симптомами. Коротко остановимся на основных из них.

Сокращение объемов и ужесточение условий кредитования, продолжающееся сворачивание активности в финансовом секторе, вплоть до массовых увольнений.

Резкое падение капитализации компаний. Суммарная рыночная капитализация всех компаний мировой экономики сократилась на 29822 млрд долларов, то есть почти вдвое (на 49,44%) за год[301].

Резкое (хотя и неравномерное) падение фондовых индексов. В общей сложности Индекс Доу-Джонса сократился более чем на треть, американский индекс S&Р 500 в 2008 году снизился на 38% (что стало наихудшим результатом с 1937 года), индексы РТС сократились с 2290,51 (31 декабря 2007 г.) до 654,14 (30 ноября 2008 г.), т.е. на 73,4%. Индекс ММВБ сократился за тот же период с 1888,86 до 611, 32 или на 67,6%. Совокупные чистые активы открытых ПИФов за тот же период сократились со 134,96 млрд. руб. до 49 млрд. руб. или на 63,7%[302].

Параллельно начался рост бюджетного дефицита. В октябре 2008 года в США он составил 237,2 млрд. долларов (для сравнения: в октябре 2007 он составлял 56,8 млрд.). Не менее радикально вырос и государственный долг.

Все это, естественно, привело к резкому ухудшению ситуации в финансовом секторе в целом, вызвав значительные потери банков и других финансовых институтов.

Чуть позже стала очевидной рецессия в производстве.

В области занятости ситуация также остается далеко не благоприятной. К концу 2008 год безработица в США достигла рекордного за последние 16 лет уровня в 7,2%.

Массовым явлением стало замедление инфляции и даже падение цен производителя. Так, в США снижение потребительских цен стало рекордным за 61 год. Потребительские цены в этой стране в октябре 2008 года снизились на процент, что стало рекордным падением с 1947 года, когда начала фиксироваться статистика, сообщает Bloomberg. Инфляция замедлилась до 3,7 процента в годовом исчислении. В сентябре этот показатель составлял 4,9 процента. Ранее стало известно, что цены производителей в США снизились на 2,8 процента, что также является максимальным снижением с 1947 года. Причиной этого стало падение цен на нефть, которые в октябре 2008 года уменьшились почти вдвое[303].

Весьма впечатляющим является свертывание потребительских расходов (только один пример: покупки автомобилей в США – в расчете на душу населения – в конце 2008 г. опустились до уровня более чем полувековой давности и т.д.)[304].

Россия вопреки уверениям властей не стала исключением. Резкое падение индексов фондового рынка, свертывание деятельности банков, начало массовых увольнений или сокращения рабочей недели – все это становится правилом и для нашей страны.

Согласно данным, опубликованным Центральным банком России, с учётом процентов российские банки и компании должны выплатить инвесторам и кредиторам до конца 2009 года 163,2 млрд. долларов, что составляет четверть всех внеш­них обязательств РФ. За два наиболее критичных месяца (начало августа — начало октября 2008 года) капитализация российского фондового рынка снизилась на 51,7 %, в то время как капитализация фондовых рынков развивающихся стран в целом упала только на 25,4 %.

Ухудшилась и ситуация с золотовалютными резервами страны. 19 ноября Председатель ЦБ С. Игнатьев сообщил Госдуме, что за сентябрь и октябрь золотовалютные резервы снизились на 97,6 миллиарда долларов, т.е. более чем на 1/6 [305]. По данным М.Делягина в финансовом секторе России идут увольнения, реальном секторе России начался переход ряда предприятий на 4-дневную рабочую неделю с соответствующим сокращением заработной платы[306].

Однако официально наличие кризиса в России было признано только в декабре 2008 г.[307], когда Минэкономразвития официально заявил о начале рецессии (что было тут же, вопреки очевидным фактам, опровергнуто министром финансов), хотя экономисты уже давно говорили как о многочисленных признака спада, так и о «неточности» российской статистики.

Все основные параметры классического кризиса, на первый взгляд, налицо. Как и легко наблюдаемые отличия: кризис начался в финансовой сфере, с самого начала сопровождается мощными антикризисными регулирующими мерами государства и т.п.

Так встает интереснейшая проблема: почему после более чем полувекового развития без значительных спадов мировая капиталистическая экономика вновь оказалась в условиях глубокого всестороннего всемирного кризиса?

Принципиальный ответ современного марксизма на этот вопрос относительно прост: капиталистическая социально-экономическая система, пройдя по спирали «отрицания отрицания» вернулась (в новом качестве) к тому состоянию, для которого были имманентны мощные внутренние кризисы. Уточним. После падения советской системы и постепенно начавшегося демонтажа социальных ограничений и государственного регулирования капитализм стал постепенно возвращаться к состоянию, напоминающему эпоху классического монополистического капитализма конца XIX -начала XX века. В условиях снятия многих антикризисных регуляторов (один из наиболее очевидных примеров – отмеченное выше нарастание дерегулирования в финансовой сфере) вновь актуализировались «классические» причины кризиса, характерные для «свободного» рынка (классического капитализма). Кроме того, они оказались мультиплицированы новыми причинами, включая новый виток развития виртуального фиктивного финансового капитала как господствующей в условиях современного рынка экономической силы.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-10-25 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: