Я родился в 1923 году в деревне Сочнево Киясовского района УАССР. В предвоенные годы моя семья проживала в совхозе Яжбахтинский того же района. В 1938 году в Киясовской школе окончил 7 классов и начал работать в бухгалтерии совхоза. Три месяца пробыл учеником, затем стал счетоводом, а в октябре 1940 г. был направлен на шестимесячные курсы в Саратовскую школу бухгалтеров наркомсовхозов. От этой школы у меня сохранились самые наилучшие воспоминания. В 1940 г. в Саратовской области был очень большой урожай, в магазинах продавались булки, батоны, колбасы, на рынке арбузы. Однажды зашел на рынок и увидел несколько пароконных упряжек хороших лошадей с арбузами, яблоками, услышал немецкую речь. Мне пояснили, что это немцы, они живут за Волгой, в республике немцев - Поволжье. Закончил школу на отлично, приехал в совхоз, меня назначили заместителем главного бухгалтера.
В совхозе принимал активное участие в комсомольской, спортивной и общественной жизни, занимался игрой в волейбол, бегом, верховой ездой на лошадях.
Наступило лето 1941 года. Закончилась посевная компания, в райцентре Киясово готовились спортивные соревнования. Утром, 22 июня, мы на совхозной машине с группой ребят поехали на соревнования. При въезде в Киясово у здания военкомата увидели стоящие запряженные в телеги и тарантасы лошадей, играли гармошки, плакали женщины, а у военкомата ходили пьяные мужчины. В райкоме комсомола нам сказали: «Соревнований не будет, началась война. Германия напала на СССР, езжайте домой». Сообщение о войне быстро облетело все деревни, стали готовиться к призыву в Красную Армию.
Работая в бухгалтерии, я каждый день слушал по радио известия, удивлялся продвижению немецких войск в центр нашей страны. Но многие думали и надеялись, что где-то будет дан немцам сильный контрудар, но его не получалось. 3 октября нас троих из совхоза, а из района 14 человек, призвали в армию. До Агрыза скакали на лошадях. На утро следующего дня привезли нас в Казань в товарных вагонах, все с котомками-мешками выгрузились. От Казанского вокзала шли пешком, вышли за город, в лес. Нам сказали: вот здесь будете строить землянки, чтобы жить зиму. И чем быстрее их построите, тем лучше, а пока будете спать в сене.
Начали копать длинные котлованы, как хранилища для овощей, валить лес, делать опалубку стен, возводить потолочный свод, который будет являться крышей и потолком. Первые 25 дней октября спали у костров. Когда набросали землю на потолочный каркас, начали спать в землянках. Холод, грязь, истоптанная ногами глина постепенно втягивали нас в свою суровую жизнь. Наступили заморозки, выпал первый снег. Наряду со строительством землянок изучали материальную часть оружия, тактику, штыковой бой, ползанье по пластунски, ходьбу на лыжах. Вскоре в наш 270 запасной полк прибыли из училища молодые офицеры. В нашу роту пришли лейтенанты Зайцев, Усусов, Клачун, которыми я восхищаюсь до сего дня: культурные, обладающие военными знаниями, преданные и ответственные офицеры.
В запасном полку через день формировался маршевый батальон и строевым шествием под музыку его отправляли в Казань для поездки на фронт. Нас тоже стали готовить на фронт, выдали все новое обмундирование, оружие, боеприпасы. 9 января 1942 г. в Казани погрузились в эшелоны, поехали в Москву. Москва выглядела мрачно, все улицы были в противотанковых ежах, мешки с песком, окна всех домов переклеены поперечными лентами. Было ясно - едем в сторону Ленинграда. Под утро следующего дня на узловой станции Бологое нас бомбила немецкая авиация. Одна авиабомба попала в эшелон с ранеными. Здесь я впервые увидел ужасы войны, к которым в последствии привык.
Нам приказали всех оставшихся в живых раненых солдат из двух эшелонов перенести на вокзал, собрать останки погибших, по возможности выяснить их личность. На привокзальную площадь натаскали груду останков, затем на расположенной в километре от вокзала горке выкопали могилу и там сделали общее захоронение.
Повезли нас по железной дороге в сторону Старой Руссы. Высадились мы на маленьком полустанке, и пять дней шли по деревням к последнему прифронтовому населенному пункту. Пришли в сожженное немцами село Ромашево, две ночи ночевали в кирпичном здании школы с выбитыми окнами. Посредине села стояла церковь с разрушенной снарядами колокольней. Стояли 30 градусные морозы, было холодно. Ночью нас построили и пешей колонной мы пошли к той деревне, где были немцы. Шли лесом, затем вышли на поляну, лыжи поставили к елкам, подготовили диски, патроны, гранаты. Заместитель командира роты приказал: с поля цепью идти на деревню, а если немец побежит – продолжать преследовать. Мы с Колей Дроновым ползком приближались к огородам. Немцы открыли автоматный, пулеметный и минометный огонь. Мы пролезли через огороды, увидели немцев, стали в них стрелять, но возле нас стали разрываться мины. Моего друга, Колю Дронова, убило, я один стреляю из пулемета, держу около себя коробки с патронами. Начало светать, я увидел – слева от меня лежит тяжело раненый командир роты, ожидая санитаров. Просит: солдат, вынеси меня с линии огня. Я подполз к майору, сказал: «Держись за ремень пулемета, я буду вытаскивать тебя в лесок». Лишь со второго захода взяли мы эту деревню.
На войне у каждого солдата и офицера своя судьба, свое счастье. Во втором наступления мне дали командиром молодого парня, он находился с левой стороны расчета. В ответ на наши пулеметные очереди, немецкая мина ударила с левой стороны и мой командир погиб. На третьем наступлении мне дали старого солдата, он тоже погиб. Я остался один. Всюду огонь. Переползаю по снегу в сторону сближения с противником. Выбрал у куста удобное место, с которого хорошо был виден минометный расчет немцев. Развернул пулемет, прицелился и целую очередь выпустил в немцев. Было ясно видно, как немцы, сраженные пулями, падали на снег, миномет замолчал. Но тут же пулеметную точку засекла артиллерия противника и в мою сторону со свистом полетели снаряды. Я понял, меня засекли. Второй снаряд немного не долетел до меня – разорвался. Нас учили, если снаряд или мина рвались перед тобой и от взрыва образовалась воронка, прыгай в нее, выпущенный противником снаряд, или мина повторно, в ранее образовавшуюся воронку, больше уже не попадет. Я приготовился прыгнуть в воронку, откуда можно было бы продолжать вести огонь по противнику. Но тут с левой стороны разорвался третий снаряд, в глазах мелькнули искры и я потерял сознание. Утром по трупам ползал санитар, он меня растряс и я пришел в сознание. Махнув рукой, санитар сказал: «Ползи в низину». Там меня встретили другие санитары и привели в землянку. В землянке горела патронная коптилка, было тепло. Мне сделали повязку в местах, где сочилась кровь. Забинтовали две раны на лице, первый осколок пролетел через щеку и язык, второй по подбородку, третий осколок в предплечье левой руки, и три осколка попали в левую ногу. Разрезали голенище левого валенка, сняли его с ноги, всю ее перебинтовали. Вся затылочная часть шапки была изорвана осколками, на спине маскхалат, шинель, фуфайка были издырявлены осколками. Солдат редкостной судьбы идет в атаку, наступает на противника и остается жив. А я остался жить.
В феврале 1942 года группу солдат готовили на ночной захват языка. Был составлен список, все ознакомились с задачей и подробно проинструктированы. Вечером сержант Федоров внезапно заболел, и в список включили меня. Я подготовил автомат, патроны, гранаты. Выход оказался удачным, мы утром привели немца, а Федорова нашли у землянки убитым. Оказалось, сержант Федоров утром встал и в лесу начал варить кашу. Тут налетел немецкий самолет на дымовую завесу, сбросил две авиабомбы, осколками который Федоров и был убит.
После первого ранения, мне много мучений принесло ранение языка, с большими затруднениями жил, ел, говорил. Язык был неуправляемым, иногда вываливался из полости рта, обильно выделялась слюна. Голова была перебинтована. На первый взгляд я выглядел, как человек, не умеющий говорить, или лишенный здравого рассудка.
В феврале месяце нас привезли в товарных вагонах на неизвестную для меня железнодорожную станцию. На перроне стояли солдаты – санитары с носилками, бегали медсестры, распределяли, кого на какой транспорт помещать. Это оказался маленький городок Юрьев-Польский Ивановской области. Раненые солдаты все были грязные, закоптелые, завшивленные, в рваных шапках и шинелях.
После выздоровления второй раз прибыл на фронт 4 октября 1942 года на участок границы Белоруссии и Смоленской области, снова стал пулеметчиком. На передовой в боевом охранении пробыл до 25 мая 1943 года. Но в феврале 1943 года, когда ходили за языком, я был ранен второй раз в голень правой ноги. Ранение было легким, в тыловой госпиталь не отправили, лечился в медсанчасти.
25 мая 1943 года на нашем участке немец пошел в наступление. Я, как и другие, веду огонь по немцам. Первая атака немцев была отбита, примерно через час началась вторая атака, а в диске патронов уже не было. Я правой рукой потянулся к диску, чтобы перезарядить пулемет, в этот момент меня ударило по руке. Командир взвода сделал перевязку, и я был отправлен в медсанбат. С этим ранением я лечился в городе Кизел Пермской области. После третьего ранения я был комиссован.
Вернулся в совхоз Яжбахтинский к своим родителям. Директор совхоза, узнав о моем прибытии домой, предложил мне работать главным бухгалтером совхоза, я дал согласие, но на работу пока не выходил. В совхозе жил участковый уполномоченный милиции старший лейтенант Глухов П.Н., с которым я вскоре познакомился. Глухов имел направление выехать в освобожденные районы Украины и попросил меня на милицейской лошади отвезти его в Агрыз, чтобы уехать к месту назначения. Глухова я отвез и проводил. Вечером из Агрыза я должен был приехать в Киясово и сдать лошадь в отдел НКВД. Приехав в Киясово, я открыл ворота, а мне навстречу идет начальник отдела НКВД Воробьев. Он спрашивает, откуда я и как оказался здесь. Я сказал, что вернулся из армии по ранению. Капитан Воробьев тут же мне предложил работать участковым уполномоченным вместо Глухова. Я сослался на ранение, Воробьев сказал, что обстановка в районе сложная и мы никаких комиссий не проводим, некому работать в НКВД. И я после колебаний через три дня написал заявление и заполнил необходимые анкеты. Вот эта неожиданная встреча с начальником НКВД резко изменила мою биографию, вместо бухгалтерии я попал в милицию.
Через два дня я из Яжбахтино приехал в НКВД Киясово. Капитан Воробьев мне дал лошадь, тарантас, сбрую, седло, рассказал, какие деревни входят в мой участок и я поехал. Ни на какие курсы я не ездил, практический опыт приобретал по крупицам. Все неясные вопросы по службе, которые возникали, я записывал, а потом получал консультации у начальника или звонил ему по телефону.. Работали тогда без выходных, не считаясь со временем. В сумке участкового всегда лежали задания по розыску и задержанию дезертиров из армии и военной промышленности. Каждый день совершались кражи зерна из складов и мельниц, кражи скота, убийства в деревнях из-за хлеба. Никаких следователей не было. Вот так и началась моя жизнь в милиции, в которой я проработал более 30 лет.
В Киясово я работал участковым уполномоченным, оперуполномоченным уголовного розыска, а в июне 1946 года меня назначили заместителем начальника отдела НКВД, он же начальник милиции.
В Киясовском районе за 10 месяцев работы было раскрыто 4 убийства, 4 кражи скота, 5 групповых хищений зерна. В июне 1947 года в селе Тимсово из хозяйства семьи погибшего на войне солдата, была украдена корова. По приезду в этой хозяйство меня встретил плач детей. Осмотр места кражи ничего не дал. Я спросил у селян, где у села брод через реку Иж. Мне его показали, я его перешел в сапогах. Идя по лугу, увидел летающих мух. Тщательный осмотр кустарника указал на место забоя коровы, отыскал закопанное в землю мясо. Затем устроил ночную засаду и обеспечил задержание двух скотокрадов.
В сентябре 1949 года меня перевели на работу в Можгу. Здесь я столкнулся с огромными трудностями. Низкая дисциплина среди личного состава, одна лошадь на весь райотдел. За 4 года работы в Можге были изъяты 33 краденые лошади, арестованы 4 группы цыган. В милиции появились 7 лошадей, сбруя, тарантасы, тогда никто не мог и мечтать о машинах или мотоциклах. А потом пошел Ижевск. Сарапул… За 9 лет работы в Сарапуле я приобрел огромный опыт работы в борьбе с преступностью.
Милиционеры здесь работали самозабвенно, сутками. Видимо это и позволило преодолевать трудности. Все переживали вместе, радости и горечи, удачи и неудачи, разочарования и успехи. Работали иногда до полного иссякания оперативной находчивости и фантазии. Но все это сочеталось с осторожностью, осмотрительностью и определенным риском. В первые месяцы работы в Сарапуле я постоянно удивлялся и едва привык к огромной по своей численности и разнообразию преступлений. Малочисленный аппарат, с низкой заработной платой, едва справлялся с ними. Но здесь работал костяк преданных милиции товарищей – Калика, Сегал, Ушаков, Семенов, Мухин, Власов, Могилевский, которых и по сей день помню и уважаю. Было своеобразное соревнование, кто будет иметь более ценную оперативную информацию, которая бы давала возможность раскрывать преступления. Развивали личный сыск, чутье и смекалку.
В феврале 1962 года милиционер Мерзляков шел по Сарапульскому району и встретил незнакомого парня. Увидев милиционера, парень побежал прочь. Мерзляков устремившись за ним, задержал его и привел ко мне в кабинет. Я у задержанного произвел личный обыск, ничего не обнаружил, документов нет, фамилии и имени не называет. Но я обратил внимание, что вся одежда на нем новая, не ношеная, новые ботинки, шапка. Я тут же задержанному сказал: «Ты сбежал из лагеря заключенных». Дежурный написал протокол задержания, я лично отвел его в КПЗ. Во второй половине дня ко мне заходят четыре человека украинцев из Сумского лагеря. Они рассказали, что из лагеря сбежали двое заключенных – Устюжанин и Клоков. Побег совершили путем тарана, пробив въездные ворота самосвалом. Я рассказал им о задержанном. Пошли в КПЗ, прибывшие опознали в нем Клокова. На второй день был задержан и Устюжанин. Произведенным обыском в их притоне было обнаружено много промтоваров, а в Сарапуле у них был найден целый склад ворованного. Тогда было раскрыто 7 магазинных краж в Завьяловском, Мало-Пургинском, Агрызском районах.
В работе милиции невозможно использовать какие-то стандартные приемы или правила. Один процесс раскрытия преступления не похож на другой и даже порой при успешном раскрытии сложных преступлений обнаруживаются промахи и ошибки. Постоянно помогал в моей работе прокурорский надзор за соблюдением милицейской законности.
Сарапул. 1956 год. Июнь месяц. Вечером в дежурную часть горотдела обратился гражданин «М» и сообщил, что сегодня с работы домой не пришла его жена. Она работала продавщицей в магазине пригородной овощной фермы, расположенной в двух километрах от городской черты. Семья жила в частном доме, в низах у реки Сарапулки. В дежурной части приняли заявление и направили оперативную группу, прочесали склон возвышенности, заросший сосновым лесом. Сам муж тоже утром следующего дня тоже собрал 6 человек родственников и прочесал пригородный лес. Эта группа обнаружила в лесу его жену мертвой, в позе изнасилованной женщины. Об обнаруженной убитой женщине сообщили в горотдел, был организован осмотр места происшествия и трупа убитой женщины. Ни судебно-медицинское вскрытие, ни осмотр места происшествия каких либо данных, говорящих о личности преступника, не дали. Было разработано 6 версий, отработка которых положительных результатов не дала.
Прошло три недели. Потерпевший муж ходил по всем властным учреждениям, жаловался на нас за то, что жену убили, а милиция убийцу найти не может. Опрос родственников и знакомых говорил о нормальных семейных отношениях. На праздничных вечерах, на глазах родственников «М» представлялся любимым мужем. Но оперативники уголовного розыска установили любопытный момент. Полеводы – женщины в день убийства окучивали помидоры и видели эту продавщицу, идущую в город. Они обратили внимание на то, что она вдруг почему то резко изменила направление и пошла на лесную возвышенность и скрылась в лесу. Женщины высказали предположение, что кто-то из знакомых окликнул ее и пригласил к себе. Было принято решение задержать мужа «М» в КПЗ. Срок содержания в КПЗ строго ограничен – 3 суток. Были проведены все необходимые подготовительные оперативные мероприятия. Первые три дня допросов ничего не дали. Уличающих материалов против задержанного добыто не было, он подлежал немедленному освобождению. Мне позвонил прокурор: - Григорий Иванович, задержанного освобождай и готовься держать ответ за глупый поступок.
Действительно, все это выглядело глупо. Я оказался на грани серьезного административного наказания. Что делать? Я решил допросить задержанного сам. Обдумал методику допроса. После некоторых запирательств задержанный «М» признался в совершенном убийстве жены. Рассказал, что после демобилизации из армии, невесту ему нашла его властная мать, сделала свадьбу, женила его, а он через полтора года жену возненавидел. Долгое время готовил убийство, до мелочей все продумал и создал себе алиби.
Я пригласил прокурора и следователя, выехали на место обнаружения трупа. Задержанный сам показал место, где он прятал труп, а также место, где лежали деньги, выручка магазина, в третьем месте лежали туфли с ног жертвы. Мы получили неопровержимые уличающие материалы. Заработал механизм расследования. Работники прокуратуры, участвовавшие в раскрытии этого преступления, получили персональные вознаграждения от генерального прокурора СССР. А преступник получил высшую меру наказания. Был и другой случай.
В феврале 1963 года директор Октябрьского лесхоза Владыкин на вороном рысаке подъехал к конторе леспромхоза, привязал его к коновязи. Лошадь, санки и вся упряжка выглядели очень привлекательно. Час спустя после разговоров в помещении конторы, директор вышел на улицу и лошади не обнаружил. Серьезно озабоченный исчезновением ее, директор обзвонил все структуры – милицию, райком, исполком. Осмотр места происшествия ничего не дал, но в доверительных разговорах, люди, которые могли что-то видеть, высказали подозрение на рабочего татарской национальности, который вышел из конторы и затем исчез. Подозреваемый проживал в поселке Симониха. В его хозяйстве сотрудники милиции произвели обыск, но ничего не обнаружили. Шайдулина задержали в КПЗ. Я послал с повторным обыском и предложил перекопать весь снег в огороде задержанного. Во время перекапывания снега нашли лошадиную голову, привезли ее в милицию, положили на стол кабинета, где должен был допрашиваться Шайдулин. При конвоировании в кабинет, когда задержанный увидел лошадиную голову, он признался в содеянном, как он украл лошадь, за ночь ее зарезал, мясо и шкуру спрятал в снегу у берега Камы, кошевую разобрал, все металлические предметы утопил в проруби Камы и утром явился на работу.
В 1960 году по инициативе Н.С.Хрущева был запущен в дело новый механизм борьбы с преступностью – передача задержанных и изобличенных преступников на поруки коллективов предприятий для перевоспитания. Тогда уже сразу было видно, что это огромная ошибка и это привело к резкой вспышке преступности.
В Сарапуле в это время завелся насильник. Встречая женщин на улице или в укромных местах, он бил их по голове, насиловал и скрывался. В первых числах сентября из вечерней школы шла домой девушка «П». На пустыре ей встретился неизвестный, который ударил девушку кирпичом по голове, снял с руки часы, изнасиловал и скрылся. Потеряв от удара сознание, девушка лежала в траве у канавы. Рабочие электрогенераторного завода шли со второй смены и увидев окровавленную девушку сообщили в милицию и скорую помощь.
Через две недели во второй половине дня другая девушка шла по берегу реки Сарапулки к своим родителям в сторону Сарапульской МТС. По дороге ее догнал не высокий мужчина в плаще, резиновых сапогах и двухствольным ружьем. Когда перешли по переходам речку и оказались в низине, неизвестный потребовал снять белье и изнасиловал ее. После насилия девушка встала, отвернулась, а в это время неизвестный выстрелил ей в спину и побежал прочь по берегу реки в сторону Сарапула. Рабочие-плотники занятые недалеко ремонтом кровли, услышав выстрел, увидели упавшую на землю девушку и сообщили в милицию. В городе началась паника, полетели жалобы в Москву, Ижевск со справедливым возмущением. Каждый день применялись и проводились новые варианты розыскных мероприятий, но они результата не давали.
Участковый Урсеков проверяя железнодорожное общежитие обратил внимание на сожителя дежурной сотрудницы общежития и тут же вручил ему повестку: явиться в горотдел. Утром на следующий день мне доложили об этом человеке, похожим на разыскиваемого. Но из горотдела он сбежал поняв, что будет разоблачен. Я набросил пальто, быстро побежал на рынок, задержал похожего там человека. Отрекомендовавшись, спросил у задержанного фамилию, он назвался Блохиным. Я взял его за рукав, привел в дежурную часть, провел личный осмотр и отвел его в камеру. Вечером этого же дня, на допросе Блохин во всех злодеяниях признался. Кроме того, взял на себя и квартирные кражи и пять грабежей. За два дня до задержания и ареста Блохин ездил на рыбалку и охоту в Каракулинский район, возвращался домой в Сарапул, на автобус опоздал. Ночью зашел на конный двор колхоза, нашел на столбе узду, выбрал лошадь и на ней верхом приехал в Сарапул. На окраине города на лугах, в кустарнике, привязал лошадь к осине и в упор выстрелил в голову. Блохин из задней части трупа лошади вырезал мясо и унес к себе на квартиру на прокорм собак. Заявка об убитой лошади в дежурную часть была, на место выезжали работники УР, провели осмотр места происшествия, а через три дня стал известен и преступник. Блохин являлся уроженцем Курской области, там за квартирные кражи еще несовершеннолетним был арестован, осужден, наказание отбывал в Пермских лагерях. При освобождении познакомился с сарапульской девушкой, которая и привезла его к нам в Удмуртию. Суд осудил его за все эти преступления.
В должности начальника милиции в 4-х районах я проработал около 20 лет. За годы работы всегда испытывал чувство ответственности за порученное дело. Учил сотрудников работать с умом, с трудолюбием, пониманием ответственности и долга.
Три года я работал заместителем начальника ОБХСС министерства, за это время в результате тщательного изучения методов хищения государственных средств в 15 районах были арестованы и привлечены к уголовное ответственности многие заготовители конторы «Заготживсырье» «Удмуртпотребсоюза». Организованная преступность расхитителей во многих случаях своевременно вскрывалась, расследовалось. Помню был такой случай. Из механического завода на имя заместителя министра Кукушкина поступила жалоба – исчез ящик с 24 охотничьими ружьями, предназначенными на экспортную продажу в Бельгию. Расследование было поручено ОБХСС. Через сутки, после поступления письма, перед окончанием рабочего дня стало известно, что ящик с ружьями был перевезен на чердак, где ружья поделили и развезли по квартирам и гаражам. За ночь провели 12 обысков, ружья все изъяли, все участники преступления были задержаны.
Аппарат БХСС тогда был очень сильный – это Перевозчиков А.С., Обухов, Красногоров В.А., Чуданов, Стариков, Скоробогатов. Эти воспоминания о них, об их ратном труде, преданности своему народу и России.