Введение
Церковная реформа и Раскол второй половины XVII века занимает особое место в отечественной истории. Начавшись с унификации церковных обрядов по греческим образцам, реформа, заложив основы единения восточных христиан, привела в итоге к расколу самой русской церкви. Его последствия на долгие годы предопределили одностороннее и однозначно негативное отношение в российской историографии к самой реформы, и личности того, под чьим именем она вошла в истории, патриарха Никона. Между тем, никоновская реформа - явление сложное и многоплановое, таящее в себе ключ к осознанию таких проблем, как государственно-церковные отношения и русское национально-религиозное самосознание, характер и пределы патриаршей и царской власти, вселенская православная экклезия и место в ней русской церкви.
Масштабность поднятых реформой проблем обусловила их историческую актуальность, как в прошлом, так и настоящем. Возвращаясь сегодня к активному участию в общественной жизни, русская православная церковь вновь поставлена перед необходимостью определения своей роли в обществе, сохраняя при этом основы вероучения, не теряя доверия верующих и государства. В связи с этим назрела необходимость в беспристрастном и целостном изучении церковной реформы XVII века и роли Раскола в истории русской церкви.
Объектом исследования (эти штуки жирым выделять надо?) диссертационной работы является история церковной реформы XVII века, рассмотренная через выяснение деятельности Алексея Михайловича и патриарха Никона в её проведении.
Предметом исследования является церковный раскол.
Хронологические и территориальные рамки исследования. Хронологические рамки диссертационной работы охватывают период с сороковых годов XVII века, когда в Москве сложился кружок «ревнителей благочестия», члены которого наметили общий ход церковной реформы и предприняли первые шаги по её осуществлению, до 1657 г., времени низложения патриарха Никона.
Территориальные рамки диссертаций охватывают все пространство Российского государства в границах, сложившихся к середине XVII века.
Основной целью работы является всестороннее и комплексное изучение церковной реформы XVII века и Раскола. В связи, с чем в диссертации делается попытка решить на основе всех имеющихся источниковых материалов ряд конкретных задач:
- рассмотреть влияние общеевропейских тенденций на позиции церкви в России;
- проанализировать объективные предпосылки церковной реформы, мотивы действий её главных участников;
- изучить ход и фактическую сторону церковной реформы и влияние личности патриарха Никона на её проведение;
- рассмотреть характер и методы проведения реформы;
- рассмотреть церковную реформу с точки зрения вселенского характера христианской церкви, взаимоотношений русской православной церкви с другими поместными церквями;
- выявить причины Раскола;
- определить роль и значение Раскола для русской православной церкви и, в частности, для института патриаршества в России.
Источниковая база исследования. В основу диссертации положены различные по характеру и ценности источники. Среди опубликованных источников можно выделить несколько групп.
Первую составляют источники государственного происхождения. Они представлены царскими указами и грамотами к воеводам к церковным иерархам и охватывают широкий круг вопросов, относящихся к духовным делам. К этой же группе относится и Соборное Уложение 1649 г., почти два столетия определявшее взаимоотношения церкви и государства в России.
Вторую группу составляют источники церковного происхождения и церковно-правовые документы. К ним относятся учительные послания церковных иерархов к духовенству и народу, грамоты к восточный патриархам по духовным делам; деяния московских соборов, на которых обсуждались и утверждались различные мероприятия церковной реформы.
Сведения о хозяйственной деятельности патриарха Никона содержатся в расходных книгах и архивах принадлежавших ему монастырей. Отдельную группу источников составляют сочинения, написанные самим патриархом Никоном. Среди них особое место занимает его «Возражение», содержащее теоретические рассуждения Никона о церкви: ее правах, организации, имуществе, церковном землевладении.
Важное место среди повествовательных источников занимают воспоминания о Никоне его современников. В первую очередь к ним относится «Известие» И. Шушерина[1].
Объективному и всестороннему освещению церковной реформы помогают сочинения раскольников, в частности, автобиография протопопа Аввакума[2]. Написанная простым языком, она точно передает настроения, царившие в русской обществе XVII века, взгляды противников церковной реформы, проведенной Никоном. Так же большое значение имеет изучение сохранившихся экземпляров трех основных антистарообрядческих изданий МПД: сборника «Скрижаль», «Жезла правления»[3] и «Увета духовного»[4].
Другую интересную группу источников составляют воспоминания иностранцев, посетивших Россию в середине XVII века и давших описания религиозного быта русских людей, их отношения к иноверцам. Среди сочинений иностранных авторов особо выделяются записки П. Алеппского. Будучи лично знаком с патриархом, он оставил важные сведения о ходе церковной реформа, деятельности Никона в период его наибольшего возвышения.
Вместе с тем следует отметить, что в период XVIII- начала XIX в., когда история русской православной церкви активно разрабатывалась, большая часть архивных документов была опубликована в составе сборников документов и в виде приложений к исследовательским трудам. Эти публикации активно привлекались нами при написании диссертации.
Таким образом, исследование имеет необходимую источниковую базу, достаточную для написания диссертационной работы.
Историография проблемы. Отечественную историографию по проблеме условно можно разделить на группы: общие исследования по реформе; исследования по внутренней политике Алексея Михайловича; исследования по личности патриарха Никона и исследования по старообрядцам и протопопу Аввакуму. И несомненно, что последние две группы представлены наибольшим количеством материала.
Начало исследования реформаторской деятельности Никона было положено ещё при его жизни. Сразу после его ухода с патриаршего престола царю Алексею Михайловичу была подана челобитная, написанная епископом Александром Вятским от лица русских архиереев[5]. В ней патриарх представлялся как еретик, который в своей деятельности руководствовался личным произволом, пренебрежением к родной старине, гордостью и высокомерием. Реформа Никона, сводимая исключительно к исправлению церковных книг и обрядов, оценивалась крайне отрицательно.
К подобной аргументации и оценке прибегали и идеологи Раскола. С первых дней его возникновения и на века в старообрядческой литературе фигура Никона ассоциировалась или с самим антихристом, или с его предтечей. Соответственно все помыслы и действия Никона рассматривались сообразно с этой апокалипсической Фигурой. Таким образом, первоначально взгляды представителей официальной церкви и расколоучителей на деятельность Никона перекликались.
Первая попытка взвешенно и беспристрастно подойти к оценке деятельности патриарха Никона была предпринята в конце XVII века монахом Сильвестром Медведевым[6]. Будучи справщиком Печатного двора, он рассмотрел вопрос о книжных исправлениях к пришел к выводу, что русские книги правились не с древних греческих и славянских рукописей, как декларировал Никон, а с печатных греческих изданий.
XVIII век стал неблагоприятным для выяснения дела Никона. В памяти еще свежи были воспоминания о конфликте между ним и царем Алексеем Михайловичем, сын которого, Петр I, не мог без гнева слышать даже имени бывшего патриарха.
В немалой степени этому способствовало и то обстоятельство, что отношение к реформаторской деятельности Никона определялось официальной церковной точкой зрения на Раскол. В последнем видели только религиозное, внутрицерковное течение, начало которому положили обрядовые реформы Никона. Отсюда неизбежно вытекали обвинения в адрес патриарха как главного виновника Раскола.
По мере расширения раскольнического движения и начала борьбы с ним, включавшей, в том числе и полемические средства, отношение к Никону меняется.
С именем С. М. Соловьева[7] связан новый этап в изучении деятельности Никона. В отличие от своих предшественников он строит изложение, опираясь на архивный материал. Однако и С. М. Соловьев не выходит за рамки ставшей уже традиционной схемы объяснения реформы Никона и его судьбы, исходя из личностных характеристик патриарха. Труд С. М. Соловьева вызвал обширные критические замечания со стороны Н. И. Субботина[8].
Н. И. Субботин, признавая, что личность Никона не всегда симпатична, тем не менее упрекал С. Н. Соловьева в односторонности и предвзятости. По его мнению, в деле Никона решался и решился вопрос о роли и месте церковной власти в России. С осуждением патриарха Никона русская церковь была окончательно поставлена в зависимое положение от царской власти.
Следует отметить, что о Никоне много писали как церковные, так и светские историки. Однако было бы необоснованно проводить между ними резкую грань. Во многом подходы к разработке церковной реформы и делавшиеся выводы перекликались и взаимодополняли друг друга.
Что касается самого Раскола, то основные точки зрения историков таковы: Н. И. Костомаров[9] отмечал обрядовый характер реформы, связывая это с религиозной психологией русского народа, повышенным вниманием к православному богослужению. B. О. Ключевский[10] выводил церковную реформу за рамки чисто религиозной сферы и рассматривал в контексте поворота России к западной культуре.
A. П. Щапов[11], автор известных работ с Расколе, объясняет его как явление, вызванное в первую очередь, социальными причинами и направленное как против церковной, так и государственной власти.
Итак, дореволюционная историография стала самым плодотворным этапом в разработке темы церковной реформы XVII века и деятельности Никона по её проведению. В многочисленных публикациях, имеющих прочную источниковую базу, были выработаны основные подходы к анализу данной темы, многие из которых впоследствии заимствуют и разовьют современные исследователи.
H. М. Никольский[12], автор первого научного труда по истории русской церкви в советской историографии, также считал Никона неудавшимся московским папой, который хотел реформировать церковь, но не установлением в ней соборного начала, а посредством строгого единовластия патриарха.
В советской исторической науке отсутствуют специальные исследования по данной проблеме. На это обстоятельство обращал внимание В. С. Шульгин[13], автор очерка о Никоне в Исторической энциклопедии.
После долгого перерыва, в начале шестидесятых годов, к теме церковной реформы и деятельности Никона обратились Н. В. Устюгов и Н. С. Чаев[14]. Проведение церковной реформы они связывали с внешнеполитическими и внутренними задачами русского централизованного государства.
Почти во всех исследованиях по истории РПЦ старообрядчество подвергается критике и показано с отрицательной стороны. Наиболее интересными из всех являются: Зеньковский С. А.[15], Глинчикова А.[16].
В самой диссертации, исследовано содержание известных на данный момент антистарообрядческих произведений в сопоставлении с ключевыми сочинениями авторов-старообрядцев второй половины XVII в., откликавшихся на появление обращенных против них текстов.
А так же, проанализирована информация сохранившихся экземпляров трех основных антистарообрядческих изданий МПД: сборника «Скрижаль», «Жезла правления» Симеона Полоцкого и «Увета духовного». В среднем количество сохранившихся экземпляров в каждом случае составляет 5% от тиража в 1200 экз. Сведения об экземплярах выявлены в 33 публикациях, среди неописанных или не введенных в научный оборот книг учтены экземпляры шести государственных хранилищ.
Таким образом, в отечественной историографии церковной реформы XVII века накоплен известный опыт исследований: определен круг главных источников, намечены основные подходы к анализу места и роли Раскола.
Научная новизна. В диссертации впервые комплексно и всесторонне исследуется церковная реформа XVII века и Раскол. На основе широкого круга источников, выясняются цели и задачи церковкой реформы, её инициаторы, методы и характер проведения. В исследовании подробно рассматриваются принципы взаимоотношений церкви и государства в России, особое внимание уделяется связи РПЦ с Европейской церковью и их несомненное взаимовлияние.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
Глава 1. Государство и церковь в России к середине 17 в.: проблема власти
1.1 Русский религиозный Раскол в отечественной, советской и зарубежной историографии
Раскол Русской Церкви во второй половине XVII века - один из сложнейших вопросов русской истории, последствия, которого ощущаются в жизни церкви и общества на протяжении более чем 350 лет. Реконструкция историографии полемики по ключевым проблемам истории Русской Церкви позволяет найти компромисс в оценке этих событий и выработать взаимопримиряющую объяснительную модель событий ХVII в.
Основным вопросом, волновавшим историков того времени, было соответствие церковно-государственной политики царя Алексея Михайловича и русской религиозной традиции. Главное содержание дискуссии (и в этом, по сути дела, состояло существо разногласий между патриархом Никоном и его оппонентами: с одной стороны, вождями старообрядчества, с другой, царем Алексеем Михайловичем) сводилось к осмыслению положения церкви в обществе, роли царской власти в рамках новой формирующейся модели идеологии российской государственности. Механизмы государственной и духовной власти подверглись сильной трансформации под воздействием начавшегося проникновения западных ценностных ориентиров.
В рамках дооктябрьского этапа развития историографии изучаемой нами проблемы мы выделяем несколько периодов.
Период зарождения историографической традиции рассматриваемого нами направления мы датируем второй половиной XVII - началом XVIII вв. В это время публикуются первые полемические работы официальных церковных деятелей против староверов (Симеона Полоцкого, Феофилакта Лопатинского, митрополита Платона, П.И. Богдановича и др. (нужно ли это в сноски добавлять?)) и появляются рукописные сочинения первых идеологов старообрядчества (Семена и Андрея Денисовых; Иоанна Филиппова, старца Серапиона, инока Авраамия и др.).
Следует отличать апологию старообрядчества, содержащуюся в этих работах, от деятельности, собственно, т.н. «расколоучителей» (протопопа Аввакума, дьякона Феодора и др.). Последние - собственно, действующие лица трагедии Раскола. Поэтому, в соответствии с нашей схемой, именно возникновение апологии трудов вождей Раскола и относится к этапу зарождения историографии раскола Русской Церкви в части старообрядческой литературы.
В XVIII в. крупные светские историки, как В. Н. Татищев[17], М. М. Щербатов[18], которые, в целом, сочувственно относились к допетровской Руси, тем не менее, давали резко негативную оценку деятельности патриарха Никона.
Так, В. Н. Татищев писал, что «беспутный и государству вредный правления порядок»[19] был поправлен посредством усиления монаршей власти в период правления царя Алексея Михайловича. Основное препятствие к исправлению беспорядков В. Н. Татищев видел в деятельности патриарха Никона. Мотивацию действий иерарха историк усматривал в его непомерном властолюбии.
Н. М. Карамзин считал, что угроза для государственности заключалась в самом институте патриаршества[20]. Этот институт, по мнению Н. М. Карамзина, был, с одной стороны, бесполезен для церкви, и, с другой, вреден для государства, подрывая в нем принцип единовластия. Уроками, извлеченными из борьбы царской и патриаршей власти, он объяснял синодальную реформу Петра I.
Важным этапом в развитии научного взгляда на проблему явился выход в свет «Истории Русской церкви» архиепископа Черниговского Филарета (Гумилевского)[21]. В противовес сложившимся историографическим стереотипам, владыка Филарет утверждал, что «время Никона было самым блистательным временем царствования Алексея Михайловича». Согласно его интерпретации, в основе конфликта патриарха с царем лежал боярский заговор, направленный против патриарха. Другой причиной нарушения единства церкви и государства явилось, по мнению архиепископа Филарета, учреждение в 1649г. Монастырского приказа. Филарет обвинял боярство в смешении функции покровительства государя вере и церкви с зависимостью духовных лиц от светской власти. Критике иерарха подверглось распространение подсудности гражданскому суду на служителей культа. Скудость источниковой базы не позволила архиепископу Филарету решить весь круг поднятых вопросов. Однако его работа открыла новые перспективы в изучении церковно-государственных отношений и русского религиозного раскола Русской Церкви в XVII в.
С середины ХIX в. мы начинаем отсчет второго периода развития дооктябрьского этапа историографии рассматриваемого вопроса. Среди выполненных в то время исследований особого внимания заслуживает труд ректора С. Петербургской духовной академии владыки Макария[22]. Преосвященный Макарий по-новому видел задачи своей работы. С одной стороны, он стремился определить объективные причины Раскола, признавая существующую объяснительную модель научно неудовлетворительной. По мнению владыки Макария, Раскол - это сложный многоуровневый процесс длительного по времени рассечения российского общества. Раскол, считал он, «по самому существу своему есть уже противление власти церковной, а вместе и гражданской, действующей заодно с церковной»[23].
Другую историческую интерпретацию церковного раскола предложил А. П. Щапов[24]. Основной идеей А. П. Щапова стало понимание Раскола, как порождения процесса разрушения старого земского строя Московского царства и формирования новой государственной системы. Автор оценивал Раскол не столько как церковное, сколько как гражданско-социальное явление. По его мнению, Раскол представлял собой внутрицерковную форму русской анархической стихии. Расколоучители выражали свой социальный протест в религиозных символах.
Развернутое рассмотрение церковно-государственных отношений и религиозного раскола ХVII в. в духе такого историографического подхода было осуществлено С. М. Соловьевым[25]. Глубинную причину церковного раскола С. М. Соловьев видел в социально-политической трансформации общества во второй половине ХVII в., определяемой сменой ориентиров развития России с Востока на Запад. Болезненные формы Раскола связывались им с объективной задачей ломки традиций старины, сближением с цивилизованными народами, «у которых надо было учиться, которым надобно было подражать».
Вторая половина ХIХ в. характеризуется расширением источниковой базы, ростом исторических знаний, развитием и углублением концептуальных подходов к исследованиям русского религиозного раскола. Появляются работы, специализированные на отдельных аспектах этой проблематики. Особое значение имели публикации Н. И. Субботина, посвященные всестороннему рассмотрению проблем истории религиозного раскола, в частности, Московского Собора 1666-1667 гг[26]. Проведя широкий источниковедческий анализ, исследователь утверждал, что дело патриарха Никона было сфальсифицировано. На патриаршем судебном процессе, по мнению Н. И. Субботина, «решался и решился коренным образом вопрос о сравнительном превосходстве властей церковной и гражданской». Основную негативную роль в этом сыграл Паисий Лигарид, в действиях которого, полагал исследователь, прослеживалась скрытая политическая линия Рима.
В критике соловьевской концепции с Н. И. Субботиным солидаризировался H. A. Гиббенет[27]. Исходной точкой исследования H. A. Гиббенета, как и монографии Н. И. Субботина, явилась критика XI тома «Истории России» С. М. Соловьева и мнения последнего о патриархе Никоне. Исследователь обвинял С. М. Соловьева в предвзятости, ставя ему в вину, что из материалов о патриархе он выбрал только те, которые могли служить обличением Никона.
Взглядам Н. И. Субботина на проблему Раскола последовал и П. С. Смирнов[28]. В его работах Раскол характеризовался как явление исключительно религиозного свойства, возникшего «без всякой примеси каких-либо сторонних элементов чуждых области веры и церкви».
Иная оценка Раскола была представлена Н. И. Костомаровым[29]. С его точки зрения, Раскол в России не имел исторических корней. В русской истории, полагал он, нет никаких оснований для возникновения сильных религиозных течений. Для русского человека, считал Н. И. Костомаров, характерна «холодность к религии, религиозный индифферентизм».
Развитие историографии религиозного раскола XVII в. соотносилось с зигзагами государственной политики в отношении старообрядчества. В диссертации прослеживается прямая связь научной разработки проблемы с законодательными изменениями по отношению к «раскольникам и сектантам». 3 мая 1883г. был издан закон, впервые определивший вероисповедное положение старообрядцев. В 1887 и 1891 гг. состоялись миссионерские съезды, посвященные проблемам Раскола. В 1886-1888 гг. во всех духовных семинариях РПЦ открываются штатные кафедры по истории Раскола. Началась активная публикация архивных документов и материалов, проливающих свет на историю старообрядческого движения. Совокупность данных обстоятельств вызвала появление целой волны исторической литературы, отражающей историю Раскола, причины его возникновения, оценку действий противоборствующих сторон, эсхатологические воззрения старообрядцев (А. Гейден, Е. Голубинский, И. Громогласов, В. Г. Дружинин, Н. И. Ивановский, B. C. Иконников, М. Лилеев, H. Левицкий, С. Марков, П. Н. Милюков, И. Ф. Нильский, В. Н. Перетц, A. C. Пругавин, Н. С. Суворов, И. Сырцов, В. М. Ундольский и др.). Исследователи обращаются к новым сюжетам. Появляются работы, специализированные на реконструкции биографий ряда знаковых представителей эпохи Раскола: Чирецкий А. воссоздает образ патриарха Никона[30], Мякотин В. А. и Бороздин А. К. - протопопа Аввакума[31], Прозоровский A. A. - Сильвестра Медведева[32], Белокуров С. А. - Арсения Суханова[33] и т.д.
Начало ХХ в. стало временем нового всплеска интереса отечественных историков к расколу Русской Церкви. В эти годы значительно возросло число исследований, расширилась их проблематика, появилась возможность более широкого использования документов и материалов архивных фондов, усилилась полемичность оценок проблем старообрядческого движения и церковно-государственных отношений (И. К. Быковский, В. П. Вальденберг, Н. Ф. Каптерев, С. П. Мелыунов, К. Плотников, П. С. Смирнов и др.).
Анализ дооктябрьского этапа развития историографии раскола Русской Церкви и церковно-государственных отношений позволяет нам сделать вывод о том, что в рамках дооктябрьского историографического этапа выделяется три периода: зарождения (конец XVII - начало XIX в.), научной актуализации (середина ХIХ в. - начало ХХ в.), широкой научной дискуссии (начало XX в. -1917 г.).
Церковный раскол нашел отражение и в историографии русского зарубежья. Трагедия массовой русской эмиграции, которую преподнесли военные и революционные катаклизмы ХХ в. создала особый интеллектуальный и культурный феномен - русское зарубежье. Попытка сотен тысяч человек жить своей жизнью, сохраняя национальную религиозную идентичность в совершенно чужеродной окружающей среде, требовала крайнего напряжения всех сил. В эмиграции оказалось огромное количество ученых, продолжавших активную работу. Отличительной чертой русской зарубежной историографии жизни государства и церкви в России второй половины XVII в. стал глубоко историософский характер анализа проблемы. В эмиграции т. н. «первой волны» (послеоктябрьской, антибольшевистской), расколотой на многочисленные группировки, в целом, сложилось «культурологическое» отношение к религии. H. A. Бердяев, П. А. Сорокин, С. Л. Франк и другие мыслители формулировали свое отношение к проблемам государства и церкви с позиций религиозно-философского их понимания.
Для их историософских размышлений было характерно построение очень длинных хронологических промежутков в причинно-следственных связях. Происхождение старообрядчества рассматривалось рядом авторов, как запоздалая реакция на Ферраро-Флорентийскую унию. Получалась своеобразная мегаисторическая модель, когда последствия «греческой измены» обнаруживались более чем через двести лет. Такой масштаб анализа позволял не обращать внимание на «частности», остававшиеся между мегаисторическими координатами. Так, например, не бралось во внимание последующее осуждение греками униатства и активное взаимодействие Русской Церкви с восточными патриархами в XV-XVII вв.
Исследуя Раскол, историки в эмиграции рассматривали порой не столько содержательную часть полемики, сколько духовную основу позиций противоборствующих сторон. М. Чернявский, к примеру, сконструировал дихотомию: «старая вера» и «новая религия». Он указывал на глубокое осознание обеими партиями кризиса морали и нравственности, наступившего на Руси в результате Смутного времени. Необходимость борьбы с этим кризисом М. Чернявский видел в качестве главной причины действий обеих сторон Раскола.
Умозрительность теоретических построений, характерная для большинства трудов эмигрантских авторов, объяснялась источниковым вакуумом. Она зачастую приводила к существенной деформации исторических оценок.
H. A. Бердяев предложил рассматривать церковный раскол как кризис мессианской идеи[34]. Вопросы обряда характеризовались им как видимое проявление произошедшего онтологического надлома. H. A. Бердяев видел Раскол, как повод для религиозно-философского осмысления жизни Русской Православной Церкви в плане развития им, H. A. Бердяевым, размышлений о «русской идее».
Особое напряжение историософской дискуссии предавалось потребностью осмыслить факт большевистской революции. Даже никоновское реформирование церкви и ее раскол рассматривались через призму поиска исторических корней большевизма.
По мнению протоирея Г. В. Флоровского, неудачи в русском духовном развитии XVII века были вызваны отступлением от святоотеческого предания, соответственно, Раскол был не причиной распада церковного и государственного всеединства, а только его следствием[35]. Единство государственной и церковной отчасти было нарушено тем, что государство приняло на себя задачи вероучения, устремилось на борьбу с ересью, подвергло бюрократизации ритуал и организацию церкви. В свою очередь, церковь заимствовала у государства приемы внешнего принуждения и карательной политики.
Именно патриарх Никон стал главным персонажем эмигрантской историографии церковно-государственных отношений 1920-1930-х гг. Наиболее полный обзор деятельности и политических взглядов Никона сделал Г. В. Вернадский[36]. Один из основателей евразийства, Г. В. Вернадский считал, что главным делом Никона была защита интересов церкви от вмешательства государственной власти. Свои идеи патриарх черпал из святоотеческой литературы и византийского законодательства.
Целевой установке реабилитации Никона был посвящен написанный в 1931-1938 гг. в городе Варшаве фундаментальный труд М. В. Зызыкина[37]. М. В. Зызыкин видел первопричину падения самодержавия в нарушении симфонии духовной и светской власти. Проповедуя идею теократического государства, он считал патриарха поборником идеи «симфонии государства и церкви», которую тот позаимствовал из византийского права. Проблема Никона представлялась автору не только проблемой русского прошлого, «но и русского будущего, связанная с проблемой действенной силы Православия в мире».
Представление о персональной невиновности Никона в дисгармонии церковно-государственных отношений разделялось многими исследователями. Так, профессор Йельского университета С.Г. Пушкарев[38] полагал, что конфликт царя и патриарха явился следствием наветов на последнего со стороны боярства. Недовольство бояр объяснялось как властным стилем управления, так и худородным происхождением иерарха. По мнению С. Г. Пушкарева, Никона перед царем оговорили, и возникшая вследствие этого конфликтная ситуация была не более чем недоразумением.
Тематика «Третьего Рима» занимала значительное место в исследованиях A. B. Карташева[39]. Основная проблема Никона и его сторонников, полагал историк, заключалась в том, что, осуществляя «греческую справу», они не могли объяснить народу уничтожения идеи православного «Третьего Рима». В осуждении старой веры A. B. Карташев видел не только политическую игру московской власти, но и заговор греков.
Важнейшим фактором, обусловившим интерес ученых русского зарубежья к институциональным проблемам жизни Русской церкви, стало воссоздание в 1943 г. Московской патриархии. Тезис об антихристианской сущности большевистского режима, составлявший основу идеологического арсенала эмигрантской публицистики, потерпел существенный урон. Воссоздавая патриаршество, большевики совершали шаг, на который так и не смогли пойти российские императоры. Таким образом, 1943 г. ознаменовал переход к новому этапу в развитии русской зарубежной историографии церковно-государственных отношений в России второй половины XVII в.
Второй, послевоенный, этап развития в зарубежной историографии раскола Русской Церкви и церковно-государственных отношений XVII в. имел ряд существенных особенностей. Помимо перемен в жизни Российской Православной Церкви в СССР, речь идет об особенностях положения «второй волны» русской эмиграции. Победа СССР во Второй Мировой Войне обусловила всплеск просоветских симпатий в западном обществе в конце 40-50 гг. Поэтому представители послевоенной эмиграции не были встречены на Западе столь доброжелательно, как их предшественники после октября 1917 г. Среди ученых русского зарубежья середины ХХ в. были весьма распространены антизападнические настроения.
Показательна в этом отношении книга Б. Башилова «История русского масонства», в которой Никон рассматривается, как идеологический предшественник Петра I, явный «западник». Раскол виделся Б. Башилову, как реакция на формирование в русском обществе субкультуры русского западничества[40].
Фундаментальное исследование раскола Русской Церкви предпринял С. А. Зеньковский[41]. В противоположность советской историографической традиции поиска социально-политических основ старообрядческого движения, он выдвигал на первый план проблему мировоззренческого поиска.
Фундаментальным противоречием советской историографии при освещении событий церковного раскола стала общая проблема применения формационного подхода к освещению народного движения периода феодализма. С одной стороны, подчеркивалась антимонархическая направленность Раскола, с другой, указывалось на наличие царистских иллюзий, проявлявшихся в апелляциях государю и надеждах на его вмешательство. Вместе с тем, отмечалось, что идея расколоучителей об антихристе на царском престоле не сочеталась с приписываемой старообрядцам (как представителям крестьянской эпохи в истории классовой борьбы) верой в «доброго царя». В целом раскол Русской Церкви в советской историографии расценивался как пассивное сопротивление царскому режиму.
Н. М. Никольский первым из советских исследователей отказался от узкого понимания Раскола, отметив, что столь многогранное явление не может быть подведено «под одну старообрядческую идеологию». Историк включил в движение Раскола «различные с социальной и идеологической стороны религиозные движения, возникшие в XVII веке и связанные друг с другом лишь общностью протеста против одного и того же врага»[42].
Значительным историографическим событием стал выход в свет «Хрестоматии по древней русской литературе XI-XVII вв.» (1935 г.) и «Истории древней русской литературы» (1938 г.) Н. К. Гудзия, которые фактически стали первыми советскими учебниками по этой проблеме. В исторической схеме, предложенной Н. К. Гудзием, главной движущей силой церковной реформы выступает не столько церковная, сколько светская власть в лице самого царя Алексея Михайловича. Русское дворянское государство стремилось к упорядочению разных сфер государственной жизни, в том числе и религиозной. Отсюда - создание в 1640-х гг. кружка «ревнителей благочестия», который, на первых порах, объединял как сторонников реформы, так и позднейших ее противников.
В послевоенный период историки активно изучали письменное наследие старообрядчества. Было введено в научный оборот большое количество новых памятников старообрядческой словесности. Значительные заслуги в развитии археографии Раскола принадлежат создателю Древлехранилища Пушкинского Дома В. И. Малышеву. Им была обнаружена, в частности, четвертая, особая, редакция «Жития Аввакума».
За 1960-е - начало 1980-х гг. филологами (Д. С. Лихачев, А. Н. Робинсон, A. M. Панченко, A. C. Елеонская, А. И. Мазунин) был выпущен ряд трудов, исследующих старообрядческую литературу. Изучению творчества Аввакума, особенно его «Жития», посвящались работы В. В. Виноградова, Н. К. Гудзия, Н. С. Демковой, Е. В. Душечкиной и др. А. Н. Робинсоном исследовалась борьба двух противоборствующих литературных течений - литературы придворной и демократической - вокруг проблем возникающего феодального абсолютизма и антифеодальных движений (включая крестьянскую войну под предводительством С. Г. Разина).
В 1960-1970-е гг. обновился и инструментарий источниковедческого анализа. К. В. Чистов опубликовал одну из легенд, бытовавших в старообрядческих северных поселениях, - легенду о Беловодье. Усилиями советских филологов и археографов была создана источниковая база, с помощью которой было опровергнуто мнение синодальной историографии о Расколе как выражении низкой духовной культуры XVII века. Исследования филологов показали связь старообрядческой книжности с культурой Древней Руси, Византии, Восточной и Западной Европы. Но не изученность движения в историческом плане (формы борьбы, течения, центры и ведущие идеологи) привела к тому, что преувеличивалась роль протопопа Аввакума, а публицистика протопопа и его единомышленников принималась за идейное выражение всего движения.
Поворотным рубежом в отечественной историографии жизни Русской Православной Церкви стало празднование 1000-летия крещения Руси. Христианский обряд, приверженность которому служила прежде основанием для обвинений староверов в обскурантизме, перестал однозначно оцениваться историками, как мракобесие и суеверие. В работах М. Б. Плюхановой[43] даже обнаруживается понимание сакральной природы обрядового действия. Происхождение Раскола М. Б. Плюханова напрямую связывает с работой Печатного двора. По ее мнению, книжная справа не была тождественна тривиальной сверке.
В советской историографии перестроечного периода наметились признаки смены методологии. Высказываются соображения о необходимости рассматривать изучаемые события в контексте мировоззренческих установок их участников, некорректность отхода от принципа историзма. Так, М. Б. Плюханова попыталась реконструировать содержание учения Аввакума, исходя из специфики его метода толкования Писания. Использовался прием дешифровки современных событий через священные тексты.
Одним из инновационных для советской историографии подходов являлась идея параллельного рассмотрения событий российской и мировой истории. Высказывалась мысль о совпадении во времени событий Раскола с глобальным переломом сознания на рубеже между средневековьем и Новым временем в Европе. Конфликт «раскольников» и «никониан» проходил на фоне европейских религиозных войн, что свидетельствует о закономерности к