Хэйли Вард маневрировала в толпе телевизионщиков, газетчиков и радио‑репортеров, пытаясь занять такое место, чтобы оказаться прямо перед глазами знаменитого рэппера, как только он выйдет из дверей студии звукозаписи. Она знала все о том, как добиться успеха, и делала все возможное, чтобы создать Сюжет, с большой буквы. Для этого случая она надела красную блузку, потому что это бы его любимый цвет, и губы накрасила красной помадой.
Она тратила много времени на укладку и макияж, хотя в этом не было необходимости. Красивые родители подарили ей идеальные гены. У Хэйли были пухленькие соблазнительные губы, улыбка с ямочками – на миллион долларов, ласковые карие глаза, высокие скулы и блестящие светло‑каштановые волосы до плеч, с естественным пшенично‑золотым отливом.
Хэйли была всего каких‑то сто шестьдесят сантиметров ростом, и буквально потерялась бы среди других журналистов, если бы не носила туфли на десятисантиметровом каблуке. Когда ей приходилось брать интервью у представителя сильной половины человечества, она всегда надевала что‑то подчеркивающее ее главное достоинство – талию «рюмочкой». Блузки и топики всегда оставляли на животе небольшой зазор, а юбки были достаточно короткими, чтобы открывать вид на ее ножки. Сегодня с красной блузкой она одела угольно‑черную юбку и блейзер с туфлями в цвет.
Она выглядела потрясающе, ее невозможно было не заметить. На это она и рассчитывала. В дверях показалась многочисленная свита певца, толпа журналистов пришла в движение, и Хэйли удалось пробиться вперед, оттолкнув корреспондента Entertainment Tonight, как раз в момент, когда появился сам рэппер.
Где‑то на северо‑западе Колорадо
|
|
Лагерь занимал территорию примерно в 25 га, на которых расположились приземистые красно‑кирпичные здания – жилые и учебные корпуса, а рядом более крупные строения, где размещались офисы администрации и тренировочные базы. Отдаленное расположение давало лагерю необходимую секретность, недоступность постороннему вмешательству и изучению. Но самым замечательным было расположение вблизи заповедника Веминуч, дававшего возможность практиковаться в любых природных условиях, необходимых для полноценного освоения курса полевой подготовки.
Лагерь выглядел бы, совсем как частная школа, за которую его и выдавали, если бы не беспрецедентные меры безопасности. Высокий забор с колючей поволокой окружал лагерь, повсюду были натыканы камеры наблюдения, а знак на КПП гласил: «Проход воспрещен. Вход только по предъявлении соответствующих документов».
Ночью осуществлялся патруль с неравномерными промежутками между обходами территории. В здании администрации, огромном строении, выполненном в неоготическом стиле, со странными звонницами, вызывающими в памяти образ средневекового собора, почти к каждой двери нужен был электронный ключ со сложной кодировкой. Этот комплекс служил домом для Организации Элитных Наемников, специализированной школой, которая в течение пятидесяти шести лет своего существования оставалась все такой же тайной для всего остального мира, как и при ее создании.
Монтгомери Пирс (здесь его все называли «Монти»), глава администрации ОЭН, изучал вновь поступивших учеников, возившихся на громадной игровой площадке, возле общежития младших групп. В жилах Монтгомери текла скандинавская кровь, и кожа его была такой светлой, что покрывалась красными пятнами, если он проводил слишком много времени на солнце, даже в июне. Поэтому он не снял пиджак и выбрал скамейку в тени здания.
|
|
Шестеро ребятишек, за которыми он внимательно наблюдал, три мальчика и три девочки в возрасте от четырех до шести лет, были здоровыми и удивительно одаренными детьми. Но, как показывает опыт, половина этого «нового поколения» окажется на воспитании приемных родителей или будут тайно усыновлены по достижении 12 лет, потому что не пройдут отбора, не подойдут по требованиям ОЭН. И только один из всех будет обладать исключительными навыками, необходимыми для того, чтобы он попал в число лучших выпускников школы, ЭТС, что расшифровывается как «Элитные Тактические Силы».
Дэвид Атэр, начальник управления боевой подготовки, бежал к Пирсу со стороны гимнастического зала. Он был одет в сшитую на заказ боевую форму. Как и Пирсу, Атэру было уже к шестидесяти, но он был поджар, накачен и с уставной короткой стрижкой (вот только волосы были выкрашены в ярко‑медный), и издалека его можно было принять за студента.
Хотя Пирс пытался держать вес под контролем, на его тучном теле заметно сказались годы сидячей работы, а на лице навсегда отпечатались морщины от неизменно строгого выражения.
Атэр присел рядом с ним на скамейку:
– Есть кто‑нибудь выдающийся?
Пирс указал на темноволосого мальчика на самом верху дугообразного турника:
|
|
– Вот этот. Точно. Юркий. Бесстрашный. Он из Украины, – и, указав на девочку, прыгавшую на одном из трамплинов, добавил, – и, может быть, вот она. Из стокгольмского приюта. Исключительно высокий IQ.
– Джоан будет довольна. Кстати о Джоан – вот и она.
Пирс поправил галстук и сел, выпрямив спину.
В Джоан Грант – последней из членов управляющей лагерем тройки, – сложнее всего было узнать некогда статную наемницу ЭТС. Она получила место заведующей учебной части, с тех пор изрядно прибавила в весе. Волосы ее, которые когда‑то были черны, как смоль, теперь были совсем седыми.
Только Пирс и Грант вели дела с внешним миром. У них был контакт с клиентами ОЭН, а также они поддерживали связь с кучей самых влиятельных организаций. Но когда им предстояло решить, как и когда использовать их ценнейшие кадры, Атэр играл такую же важную роль. Чтобы удостовериться в том, что элитные оперативники не подвергаются ненужному риску, как минимум двое из Правящей тройки должны были дать добро на выполнение того или иного задания. Сегодняшнее собрание было посвящено принятию такого решения.
Когда Грант подошла, Пирс и Атэр встали, а потом все вместе они направились к полосе препятствий, разговаривая на ходу.
– Это по поводу дела Гирреро? – спросил Атэр.
– Да, – подтвердил Пирс, – наш человек на Кубе связался с нами в выходные. Гирреро собрался домой, сегодня ночью он выезжает. Мы все еще пытаемся выяснить подробности.
– Этой ночью? – Грант пришлось ускорить шаг, чтобы не отставать от мужчин, – я думала, Аллегро вне доступа до четверга.
– Так и есть. И мы не можем снять ее с задания, – проговорил Пирс, – у нас две недели ушло только на то, чтобы она заняла позицию, чтобы добыть информацию для нашего клиента в Сиэтле. И теперь завтра утром все это будет потеряно?
– Мы не можем послать Марка одного поработать над Гирреро? – зачем‑то уточнил Атэр.
– Не можем. Это его первое задание, – Пирс представил себе их недавнего выпускника, Марка Джонсона Санданса, короткостриженого голубоглазого блондина.
– Особенно, учитывая, что обстановка так быстро меняется. Здесь нужен авторитетный и опытный оперативник. Поэтому, как только поступил звонок, я послал за Домино. У нас не так много времени, а в доступе одна она.
– Я ненавижу посылать наших лучших на такие рискованные задания, – сказала Грант, – особенно, когда столько неизвестных. Слишком рискованно – там везде будут копы и журналисты. Нет, должен же быть кто‑то другой.
Они проходили мимо бейсбольного поля, где занималась горстка студентов. Вдруг Грант поймала мяч левой рукой прямо перед головой Пирса, шедшего на полшага впереди нее. Если бы не ее отточенные рефлексы, мяч непременно попал бы в Пирса. Реакция Грант удивила бы кого угодно, но здесь никто и глазом не моргнул.
– Я знаю, Джоан, что Домино – твоя слабость, сказал Пирс, – но эта работа слишком важна, чтобы мы могли доверить ее кому‑то менее подготовленному, – и сегодня у нас последняя возможность. Я организую прикрытие на случай, если им понадобится.
– Ну, не знаю, – нахмурилась Грант, и замедлила шаг. Мужчины тоже остановились.
– Домино – лучший выбор. Мой голос «за», – заявил Атэр, завершая обсуждение, – Сандансу нужна значительная поддержка. Навыки у него есть, но они пока не проверены. А с Гирреро могут возникнуть непредвиденные сложности. Это напористый и непредсказуемый человек.
Нужно было лишь два голоса. Теперь все трое могли разойтись, Грант и Атэр вернулись в свои офисы, а Пирс достал сотовый, чтобы дать ход всему процессу.
Глава вторая
Пока микроавтобус стоял на светофоре, Домино накрасила губы алой помадой, а потом продолжила листать документы в папке, лежавшей у нее на коленях. Водителя по имени Рено, нелюдимого мужичину двадцати с чем‑то лет, с блестящими черными волосами, гладко зачесанными назад, Домино знала достаточно неплохо. Гораздо меньше – сидевшую рядом с ней привлекательную латиноамериканку по кличке Сталь.
– Для нас это, конечно, шанс прорыва, что он решил закончить с этим делом, прежде чем отбыть, – сказала ей Сталь. – Уже недалеко до того отеля, где он сейчас. Там все просто со входом‑выходом, это не особо оживленное или элитное место. На руку и ему, и нам.
Домино взглянула на цветную фотографию цели. Официально Хуан Карлос Гирреро был министром культуры и информации Кубы и имел посольскую неприкосновенность, однако ОЭНовцам был известен как главная шишка кубинской наркоторговли. Ничего удивительного, что его приказали ликвидировать: Гирреро пекся только о своих интересах и слыл бесчестным диктатором, готовым заставить своих оппонентов замолчать. Он убивал и сажал без колебаний. Большая удача, что его самонадеянность дала ОЭНовцам возможность перехватить его с меньшим риском, чем в международном аэропорту Майами.
В течение пяти дней Гирреро за чуть ли не крепостной стеной особняка в Майами, принадлежащего его сестре, вел свои кокаиновые дела, лежа у бассейна, перед глазами своей одиннадцатилетней племянницы, но недосягаемый для пытливых взоров и любых помех. И то, что он решился устроить окончательную сделку в отеле, говорило о его запредельной жадности и чувстве неуязвимости.
– Санданс уже на месте, но ему приказано дождаться тебя, – сказала Сталь, когда Домино стала рассматривать кое‑как набросанный план этажа, отложив в сторону фото Гирреро и досье на него.
– Они в холле. Здесь четыре входа и выхода, лифты и вот здесь лестницы… – Сталь указала кончиком изысканно наманикюренного ноготка, – по ним можно попасть на все этажи и подземную парковку. Сюда – к главному вестибюлю и рецепции… а сюда – к запасным пожарным выходам и на улицу.
– Скоро будем на месте, – предупредил Рено.
Домино установила себе в правое ухо малюсенькое беспроводное устройство (приемник и передатчик в одном), проверила, чтобы оно прилегало поплотнее, и поправила свои длинные светлые волосы, чтобы закрыть ухо.
Сталь протянула ей небольшую черную сумочку, довершавшую образ.
– Гирреро привезли в черном Мерседесе. Машина сейчас на подземной стоянке. Из двух, сопровождающих Гирреро людей, водитель – тот, что пониже.
– Там камеры есть? – спросила Домино.
– Да, – ответила Сталь. – Над каждым выходом, в вестибюле и на парковке.
– Мы на месте, – объявил Рено, и остановил минивэн.
Пока они ехали, на город опустилась тьма, а они были в неосвещенном безлюдном переулке, вдали от потока машин. Домино вышла из микроавтобуса и, подождав, пока он отъедет на приличное расстояние, направилась к ближайшей стоянке такси. Отель был в паре кварталов оттуда, и она рассчитывала оказаться в вестибюле через десять минут.
Обстановку внутри и всех посетителей Домино оценила за считанные секунды.
Как она и ожидала, свет был приглушен, зал был оформлен в темных тонах в Карибском стиле. Казалось, в Майами такой интерьер – в баре каждого придорожного отеля: под вздымающимися к потолку пальмами в кадках стояли тут и там круглые столы, черные и приземистые, в окружении пухлых табуретов и темно‑бордовых диванчиков, под цвет ковра. Притаившийся в углу рояль своим скромным видом намекал на то, что по выходным здесь была живая музыка. У зеркальной задней стены протянулись отраженные четыре ряда подсвеченных сверху бутылок с разноцветным содержимым.
Это было ничем не примечательное место, напрасно притязавшее на стиль и вкус, но здесь было по‑своему уютно, а тихая латиноамериканская музыка создавала приятную атмосферу, в которой бизнесмены могли спокойно обговорить дела, а туристы – отдохнуть со стаканчиком какого‑нибудь фруктового или кокосового коктейля. Вечер еще только начинался, и заняты были лишь немногие столики.
Гирреро был сзади и слева от нее, он сидел напротив своего партнера, а по бокам от него расположились охранник и водитель. Четверо мужчин в деловых костюмах, говорящие достаточно тихо, чтобы их невозможно было подслушать. Домино знала, что охранник будет следить за всеми вновь вошедшими, поэтому она позволила своему цепкому взгляду лишь скользнуть по Гирреро и его спутникам, избегая прямого визуального контакта.
Недалеко от них расположилась парочка латиносов, – единственные местные в зале, – они были слишком заняты друг другом, чтобы заметить что‑либо вокруг. За другими двумя столиками сидел туристы – молодая японская пара справа от Домино и, чуть подальше, утомленная пара средних лет с красными обожженными лицами – похоже, они слишком беспечно отнеслись к южному солнцу Флориды, жаркому даже в апреле.
Санданс сидел за столиком возле одинокого рояля, теребил кружку пива и листал спортивную газету. Он выглядел именно так, как на фотографии, которую ей показывали, – голубоглазый блондин, вот только изрядно загореть успел. Одетый во что‑то неприметно‑повседневное, он был похож на студента во время весенних каникул, которому нечем заняться, пока не пришли друзья.
Позади Санданса торчал за стойкой бармен с детским личиком, одетый в черные брюки с белой рубашкой и жилетку. Бордовую, все того же цвета, что и ковер. Бармен наблюдал за всеми посетителями и лениво протирал бокалы.
Домино услышала в наушнике голос Стали, она знала, Санданс тоже ее слышит:
– Домино, позови официанта и закажи имбирный эль, если все в порядке.
Она прошла зал насквозь, до самого дальнего столика, где была наиболее удобная точка для наблюдения, и отметила, глянув в зеркало за стойкой, что ее вид как нельзя лучше подходит для ситуации и для задания. Простое платье темно‑синего цвета было стильным и более чем уместным, она привлекала внимание, не показывая «слишком много тела» – подол чуть‑чуть выше колена, а V‑образный вырез скромный, неглубокий. Туфли в цвет были на модном, достаточно высоком каблуке, но не слишком, – Домино смогла бы быстро на них передвигаться, если это понадобится.
Удобно устроившись на диванчике, она положила сумочку на соседний стул и подозвала бармена, довольная тем, что все шло именно так, как она себе представляла.
– Чего изволите? – спросил он.
– Имбирный эль, пожалуйста, – произнесла Домино достаточно громко, чтобы Санданс ее услышал.
В правом ухе она снова услышала голос Стали:
– Санданс, когда даме принесут ее напиток, кашляни.
Бармен с детским личиком принес заказанный эль, и, когда он поставил его напротив Домино, Санданс, как полагалось, кашлянул.
Домино повернулась к нему, незаметно подтверждая контакт. Санданса она слышала только здесь‑и‑сейчас, не через наушник. Когда их взгляды встретились, она ощутила смутное недовольство, увидев, как выражение облегчения нарисовалось на его лице. Когда‑то она и сама была салагой, и нервничала, но в большей мере переживала за то, что ей необходимо было показать себя. И именно об этом должен был думать Санданс.
– Продолжаем, согласно плану, – сказала Сталь им обоим.
Началась игра в ожидание.
Санданс снова уставился в свою газету, а Домино начала разыгрывать «я‑кое‑кого‑жду‑но‑он‑опаздывает», на случай, если ею кто‑то заинтересуется. Она взглянула на часы, поболтала эль в бокале, вела себя как скучающая дама, незаметно следя за Гирреро и его людьми.
Охранник‑кубинец был бдительным громилой. От него не ускользало ничто, и он часто кидал на Домино внимательные взгляды. Водитель Гирреро был на голову ниже, и разве что немного уже в плечах. Блондин, с которым у Гирреро была встреча, выглядел как самый обычный бизнесмен: его синий костюм был опрятен и строг, полуботинки до блеска начищены. При нем был кожаный дипломат.
Спустя двадцать минут ожидания, когда бармен подошел к ней спросить, не желает ли она чего‑нибудь еще, Домино ответила (удостоверившись, что ее слова услышат за столиком Гирреро):
– Да, конечно, повторите. И, посмотрите, пожалуйста, не придет ли мой бой‑френд, и скажите мне, если он придет. Он где‑то метр восемьдесят, короткие темные волосы, в общем, симпатичный… – она снова взглянула на часы, – если он скоро не появится, у меня будут проблемы.
Бармен засмеялся:
– Не вопрос.
Прошло еще десять минут ожидания, она достала из сумочки мобильный и сделала вид, что кому‑то звонит, выясняет, где может быть ее бой‑френд.
Еще 20 минут ожидания, и блондин, с которым вел дела Гирреро, начал собираться, а охранники попросили у бармена счет.
Боковым зрением Домино следила за тем, как Санданс поднялся, сложил газету, потом достал бумажник, чтобы заплатить чаевые. Он тянул время до момента, когда цель тоже встанет и будет готова выходить. Домино видела, как дрожат руки парня. Беспокойство ее нарастало.
Как только Гирреро и его головорезы направились к лифтам, Санданс тоже пошел туда, причем впереди них. Бизнесмен свернул в другую сторону, к вестибюлю.
Домино буквально заставляла себя оставаться на месте, наблюдая, как четверо мужчин ждут лифта. Задачей Санданса было любой ценой держаться как можно ближе к цели. Домино рассудила, что все они должны были направляться на подземную парковку, ведь она знала, что там стоит машина Гирреро, которая должна доставить его в аэропорт.
И действительно, когда пришел лифт, она заметила, что на индикаторе загорелась стрелка вниз.
Как только двери лифта закрылись, Домино встала и быстро направилась к бару, заплатила за эль.
– И если он все‑таки тут появится, – сказала она дерзко, – передай ему, что может катиться к черту, ладно?
Пока Домино спускалась по лестнице, голос, звучавший в ее ухе, проговорил с тревожным повышением: «Домино, они его, кажется, раскусили».
Глава третья
Санданс изо всех сил пытался собраться, оставаться сконцентрированным на том, чему его учили. Но он вспотел и, это не осталось незамеченным для охранника.
Внезапная перемена плана выводила его из себя, и, хотя это было куда лучше, чем выходить на первое задание в аэропорту Майами, где он хотя бы помнил, что где расположено. В отеле же слишком многое было неизвестным. И он уж никак не ожидал, что придется ехать в лифте с тем, кого он собирался убить, и головорезами, которым приказано сделать все, чтобы этого не допустить.
До нынешнего момента все шло хорошо.
Он прошел спокойно до лифта, нажал кнопку вызова, нажал «вниз», будучи уверенным, что и Гирреро тоже туда. Чтобы соответствовать заданной легенде, он демонстративно посомневался, какую кнопку нажать, и, прежде чем ткнуть белую, круглую, с буквой «P» – «парковка», он даже спросил у троих вошедших в лифт:
– Какой этаж?
И тут последовал первый намек на то, что его раскрыли.
Охранник внимательно его оглядел, потом кинул долгий взгляд на панель управления и протянул:
– Мы хорошие.
Ситуация развивалась дальше, когда телохранитель встал позади Санданса и, когда тот оглянулся, намеренно отвернул полу пиджака, демонстрируя внушительный ствол.
Охранник был огромным и угрожающим.
– Que pasa, дружище, какие проблемы? – спросил он с вызовом.
Пот бежал у Санданса между лопаток.
– Да никаких, – сказал он, едва подобрав самые нейтральные слова для такой ситуации.
Лифт остановился, и на какое‑то мгновение оперативник засомневался, дать ли Гирреро и его мордоворотам выйти первыми и направиться к машине. К его ужасу, телохранитель положил ладонь на рукоять пистолета, оттопырив полу пиджака. Угроза.
Чтобы еще больше все запутать, эти трое не повернули, как Санданс ожидал, налево, где их ждал Мерседес, а пошли прямо, вдоль центрального парковочного ряда. Выбора не оставалось. Он должен был следовать за ними, но делать это так скрытно, как ему бы хотелось, он не мог.
Да пошло оно все, подумал он, и вышел вслед за ними из лифта.
Домино бесшумно открыла дверь, ведущую на парковку, надев тончайшие латексные перчатки, которые только что на бегу достала из сумки. Прислушалась. Приглушенные голоса, разговор на испанском, шаги, – все эти звуки удалялись от нее, поэтому Домино, прячась за колоннами, стала пробираться вслед за ними, чтобы выяснить обстановку.
Гирреро и его люди шли вдоль центрального парковочного ряда, Санданс шел за ними, где‑то в пяти метрах. Самое время стрелять.
Домино двигалась в том же направлении, стараясь не отставать и прятаться за рядом машин. Мысленно она твердила Сандансу:
– Давай, стреляй! У тебя такого шанса больше не будет.
Но она видела, сколь сильно его сомнение, и чувствовала, что они вот‑вот упустят возможность… Вместо мерса‑внедорожника трое кубинцев направились к черному седану. Вот сейчас они сядут в него и направятся к аэропорту.
Санданс держал руку на рукоятке своего пистолета, но не вынимал его. Гирреро был в паре метров от машины. А Домино на позиции, идеальной для выстрела.
Она достала Глок 33, полуавтомат с магазином на девять зарядов, из кобуры на бедре и тихо проговорила тем, кто слушал ее через микроприемник:
– Он не справится, а я на расстоянии выстрела. Скажите ему, чтобы пригнулся.
Она подняла руку, чтобы стрелять, сконцентрировалась на цели, а голос Стали передал ее предупреждение:
– Санданс, пригнись!
Ее первый выстрел пришелся в висок Гирреро. Мужчина скорчился, падая.
Оба охранника развернулись, одновременно доставая оружие. Санданс же двигался слишком медленно, и, конечно, мордовороты подумали, что это он стрелял, в то время как Домино укрылась за одной из машин. Вторым выстрелом она сняла водителя, но в этот момент телохранитель схватил Санданса за лацканы и прикрылся им, как живым щитом.
Он заметил Домино, но было слишком поздно, она уже спустила курок в третий раз. Пуля хищно вгрызлась в висок мордоворота, и он упал, как его босс.
Домино поспешила к своей цели и всадила Гирреро еще одну пулю, в голову, хотя лужа крови, расползшаяся под ним и означала, что это было лишним.
– Цель обезврежена, – сообщила Домино в передатчик, – все лежат. И Санданс тоже. Какой кошмар тут…
Ключи от машины, на которой они должны были уехать, находились у Санданса. Домино подошла к нему, пригнувшись.
На груди у него стремительно распускался кровавый цветок, прямо у сердца. Марк заглянул ей в глаза и схватил ее за руку слабеющими пальцами:
– Не… не оставляй меня.
– Я здесь.
– Я все испортил, да? Господи, как они меня… – он хотел было сесть, но силы оставили его. Домино смотрела на него, лежащего на бетоне, в луже крови, собственной крови. Его пальцы разжались, выпуская руку Домино.
Она стиснула его кисть и прошептала:
– Ты все сделал правильно.
Его глаза застыли, а дыхание стало неглубоким.
– Домино, ты тут?
– Да, – она снова сжала его руку.
– Я устал. Холодно. Нужно… – прошептал Санданс едва слышно и замер.
Домино обыскала его карманы и достала ключи, но когда она нащупывала микропередатчик, она услышала рев мотора – на парковку с большой скоростью въехала машина. Домино спряталась за ближайшей из припаркованных легковушек, и в этот момент джип, резко тормозя с оглушительным звуком, выехал из‑за крутого стояночного поворота. Взору водителя представились три тела, преграждающие путь, и четвертое, немного в отдалении.
Передние двери джипа открылись, и показались двое – судя по виду, туристы, средних лет. Один осмотрел тела, другой, более осторожный, оглядывался вокруг в поисках учинившего все это. Женщина в салоне джипа начала визжать.
Домино никак не могла подобраться к ОЭНовской машине, не обнаружив себя. И потом, джип перекрыл единственный выезд. Домино поспешила обратно, к лестнице, пригибаясь, стараясь остаться незамеченной.
– Где тут еще один выход? – прошептала она в передатчик.
– Давай снова по лестнице. Одним этажом выше, – ответили ей в ухо, но на этот раз говорил Рено, а не Сталь.
Домино заметила камеру над дверью, ведущей на лестницу, и опустила голову, скрывая лицо. Камера была слишком высоко, чтобы с ней можно было что‑то сделать, да и времени не оставалось.
– Там решетка вентиляционной системы, на лестнице, над парковкой. Отвертка у тебя в сумочке, – сказал Рено, пока она бежала наверх, перепрыгивая через ступеньки.
Маленькая отвертка на батарейках работала быстро, но оставалось еще два болта, удерживавших решетку, когда Домино услышала стремительно приближающиеся шаги и голоса, откуда‑то сверху. Она не могла разобрать слов, была слишком взволнована. Скорее всего, это была охрана отеля.
Насколько могла быстро, она открутила оставшиеся болты и тихо пролезла в узкий проход, потом приложила на место решетку, в надежде, что в таком положении она пробудет достаточно долго, чтобы Домино успела унести ноги. Хорошо, что кто‑то предусмотрительный оборудовал вентиляционный ход скобочкой, на которой держалась съемная внешняя панель с решеткой.
Домино было слишком тесно для маневров в этой ужасной трубе, но ей случалось попадать в места и похуже. Она пробралась до более широкого участка, где трубы соединялись. Вентиляционные ходы вели отсюда вперед, влево, вправо и вверх.
– Я в вентиляции, у первой развилки, – шепотом сообщила она Рено. – Куда?
– Давай вперед, потом наверх, – ответил он, – потом еще чуть‑чуть вперед. Там будет женский туалет в мезонине. Сталь сейчас там, откручивает решетку, чтобы выпустить тебя.
Домино проползла до следующей развилки, потом в трубу, которая вела наверх. У нее не было особенно времени на переодевание, но она запихнула парик в сумочку и сняла туфли: с босыми ногами удобнее было пробираться наверх по скользкой поверхности внутри вентиляционной системы.
Домино встала враспор, согнув колени и упершись одновременно подошвами и поясницей в противоположные стенки вентиляции, и боролась за каждую пядь пути наверх. На подъем она не потратила и трех минут. Оказавшись на уровень выше, Домино добралась до уборной. Сквозь решетку она видела, что Сталь прихорашивается перед зеркалом.
Домино оставалась, где была, выжидая.
Вскоре раздался звук смыва, и молодая женщина вышла из кабинки, встала у раковин, там же, где Сталь, и стала мыть руки. Как только женщина вышла, Сталь вытащила отвертку и поспешила к решетке вентиляции.
– От главной двери налево, – прошептала Сталь, выкрутив последний шуруп и подняв решетку.
– Так. Иди.
Домино вбежала в одну из кабинок и быстро влезла в приготовленную для нее сменную одежду. Когда она вышла через пару минут, на ней были короткие шортики, футболка и кроссовки. Все остальное было спрятано в маленьком красном нейлоновом рюкзачке, небрежно повешенном на одно плечо. Она на минутку остановилась у зеркала – расчесать каштановые волосы и стереть мокрым бумажным полотенцем румяна и красную помаду. Потом Домино вынула контактные линзы коричневого цвета. Вновь на нее смотрели из зеркала ее собственные, знакомые серо‑голубые глаза.
Она оказалась в мезонине, выходящем в вестибюль, полный людей: снующих сотрудников отеля, обеспокоенных постояльцев и копов, которые, как заведенные, шныряли к месту преступления и обратно.
Домино, как ни в чем не бывало, прошла через холл, словно она одна из постояльцев, и ей предстоит совершить в городе покупки или посмотреть достопримечательности. Выйдя из отеля, она повернула налево, и, не успела ступить и шага, как в наушнике прозвучал голос Рено:
– На углу направо, Домино. Пройдешь полквартала до переулка, где кафе «Starbucks». Мы подберем тебя там.
Глава четвертая
– Так, господин сенатор, не мешало бы поменять очки. А еще подкрасить волосы, придать им оттенок потемнее и с каким‑нибудь переливом.
Сенатор Терренс Барроус нанял имиджмейкера задолго до того, как решил баллотироваться в президенты, поэтому теперь ему необходимы были лишь кое‑какие штрихи для того, чтобы выглядеть наиболее фотогенично. Пересаженные волосы, густые, каштановые, отлично лежали; глубокий пилинг устранил следы хронических угрей на лице, а все его костюмы были пошиты на заказ.
– Сегодня утром позвони моей помощнице, – сказал он имиджмейкеру, – и пусть назначит все встречи. Спасибо, Сет.
Когда тот повесил трубку, Терренс потянулся к пульту и включил CNN. Он хотел посмотреть их сюжет об электроэнергетике, потому что давал для него интервью. И хотя все остальные сотрудники уже разошлись по домам, он все еще сидел в своем кабинете, на Капитолийском холме, заканчивая с невыясненными вопросами.
Когда CNN прервали обычное вещание срочным выпуском новостей, где говорилось об убийстве Гирреро, Терренс прибавил громкость, но не придал сюжету особого внимания.
Только когда два часа спустя ему позвонил глава ОЭН, Монтгомери Пирс, застав сенатора отмокающим в ванне, Терренс понял, в какой мере вся его дальнейшая политическая карьера зависела от «неудачи» Гирреро.
Он уже начинал расстраиваться из‑за того, как возрастали запросы ОЭН. Джоан Грант, еще один представитель руководства Организации, звонила ему на прошлой неделе, ей нужна была важная информация о предстоящем визите китайской дипломатической делегации.
– У меня пока нет информации по Китаю, – сказал он Пирсу, сразу после того, как представился, – это займет какое‑то время.
– Я, собственно, звоню по другому поводу, – ответил Пирс, – полиция Майами располагает записью с камер наблюдения из отеля, где убили Гирреро. Нам нужно чтобы ты приложил руку к ее исчезновению. Желательно сегодня, пока они не отвезли ее в лабораторию и не провели исследование. Да, и копии тоже, если таковые имеются.
– Ты рехнулся? – сенатор сел в ванне так резко, что вода плеснула через край, – ты вообще понимаешь, о чем просишь? Я не могу это сделать. И я не буду делать этого. У тебя нет людей, кто мог бы заняться такими вещами?
– Есть, конечно, – терпеливо ответил Пирс. – Такие люди, как ты.
Сенатор заставил себя удержаться от ответа, о котором он мог потом пожалеть:
– Как ты представляешь, чтобы я это сделал, не подставив себя под удар?
– Я не знаю. Мне все равно, – сказал Пирс. – Сделай это. Как можно скорее.
Связь оборвалась.
Терренс закрыл сотовый и выругался. Его безмятежность испарилась. Он вылез и ванной и накинул махровый халат цвета бургунд, да так сильно затянул пояс от раздражения, что вынужден был немедленно ослабить его. Оставляя на паласе мокрые следы, он босиком прошел через холл в спальню. Его жена Диана, шикарная блондинка, бывшая Мисс Коннектикут, читала в постели.
– У меня появились неотложные дела, дорогая. Ложись спать, не дожидайся меня, – сказал он, одарив супругу великолепной улыбкой (спасибо косметической хирургии и стоматологам).
Семья Барроусов (Терренс, его жена и двое сыновей, близнецы шести лет, Эндрю и Остин) жила в приличествующем высокопоставленному лицу особняке в тюдоровском стиле в пригороде Вирджинии. Громадина общей площадью около 650 кв. м вмещала шесть спален, пять санузлов, бассейн, сауну, тренажерный зал и прочую роскошь. Но Терренс проводил почти все свое время в одной комнате – это было просторное строго оформленное помещение на втором этаже – его личная территория, частично – офис, частично – домашний кабинет. Кроме письменного стола и книжных стеллажей он пожелал иметь там огромный плазменный телевизор, камин – для уюта, хорошо оснащенный минибар и кожаный диван, на котором он (будучи свыше 180 см ростом) мог вольготно расположиться, если нуждался в отдыхе. Огромные панорамные окна, открывали вид на его «угодья».
Щелкая по каналам, он вновь дошел до CNN, налил себе виски и стал раздумывать о том, как удовлетворить требования Пирса. Тем временем, по ТВ передавали уже в который раз дополненный сюжет о Гирреро:
– Глава полиции Майами подтверждает, что камеры наблюдения отеля зафиксировали произошедшее сегодня вечером убийство кубинского министра информации Х.К. Гирреро, – докладывал ведущий новостей. – Глава полиции Маркус Томпсон сказал, что запись перестрелки и собранные на месте происшествия улики показывают, что убийство явилось результатом точно спланированной акции, в которой принимали участие, по меньшей мере, двое – мужчина, личность которого до сих пор не установлена, и который был убит в ходе перестрелки, и женщина, которой удалось скрыться через систему вентиляции. Господин Томпсон сообщил, что стрельбу вела, скорее всего, именно она. Подозреваемый – мужчина, как сообщается, был убит людьми Гирреро. О том, будет ли запись доступна СМИ, сейчас сказать невозможно.
Терренс знал, что у Пирса всегда были отлично подготовленные женщины‑оперативники. Он должен был догадаться, что акция была проведена ОЭН.
Пирс просил Барроуса об одолжениях неоднократно, но никогда дело не касалось вещей столь рискованных. Однако эта тенденция начинала его раздражать. Организация продолжала выжимать из него все возможное, хотя по своим счетам он давно заплатил сполна.
Он пытался отделаться от них. Напряг все свои связи в ЦРУ и ФБР, в секретных службах, пытаясь откопать что‑то, чем можно было бы шантажировать Пирса. Терренс был значительной фигурой, и у него были соответствующие друзья, некоторые из которых регулярно прибегали к помощи изворотливых ОЭН. Но даже среди них немногие знали об Организации что‑либо, кроме того, что наемники способны на многое, а выследить их руководство по номеру мобильного невозможно. Сам Барроус знал только, что номер зарегистрирован где‑то в Колорадо.
Потом его осенило: звонок Пирса мог означать, что ситуация вышла из‑под контроля ОЭН, и тут их можно было «прижать».
Он медленно допил виски, просчитывая возможности. Никакого плана у него не было. И в ближайшие часы ни у кого не будет доступа к пленке, это уже точно: там везде полиция.
Пирс был прав относительно одной вещи: сенатор Терренс Барроус знал, где получить информацию и как провернуть любое, казалось бы, невозможное дело.
Когда он обратился в ОЭН, чтобы те проделали для него кое‑какую грязную работенку, он был наивен, он был еще никем. Теперь все было иначе. Сейчас у него были свои контакты кое с кем, кто мог «сделать‑что‑угодно‑с‑кем‑угодно». Джеки. Этому человеку удавалось справляться со всеми делами сенатора быстро и ловко, не требуя того, что требовали ОЭН. Терренс по памяти набрал номер, и на третий гудок подняли трубку.
– Джеки, это я, – проговорил Терренс, – у полиции Майами пленка с записью убийства Хуана Карлоса Гирреро. Добудь мне ее, пока до нее не добрались их гении от высоких технологий. И разузнай, не наделали ли они копий.
– В принципе, выполнимо. Но дорого.
– Цена меня не волнует. Сделай поскорее.
– Ясно, – и связь оборвалась.
Барроус налил себе еще виски и уставился в окно. Звездная ночь над городом.
Через час у него был план. И пленка должна будет сыграть в нем не последнюю роль.
Как минимум, эти козлы из ОЭН отвяжутся от него на какое‑то время. Им придется заметать следы. И они будут думать, что он рисковал, делал все возможное, чтобы выполнить то, что от него требовали.
А при хорошем раскладе, сработай его сценарий, все связи с ОЭН будут оборваны.
Все, что сейчас было нужно, – это помощь правильных людей. Это должен быть кто‑то… с такими же амбициями, жаждой власти, как у него, с таким же стремлением к успеху – любой ценой. Кто‑то готовый рисковать.