Сергей Каширин
СТРАХ КОММУНИЗМА
документальная трагикомедия
Отмщение, и аз воздам!
Библия(Рим.12:16-21).
Пишу «Онегина» размером…
Лермонтов
Трагикомические действующие лица:
Зюганов Геннадий, председатель ЦК КПРФ.
Никитин Владимир, председатель ЦРК КПРФ.
Рогов Александр, секретарь Псковского ОК КПРФ.
Дуля Виктор, зам. Псковского ОК КПРФ по идеологии.
Турчак Анатолий, губернатор Псковской области.
Автор.
Масса, толпа, обыватели, биомасса.
Место и время действия:
Россия. Эпоха РСДРП – КПРФ, 1917-2017.
ПРОЛОГ
Хмельной, разнузданно весёлый,
Победоносно, наповал
Взрывая храмы, строя школы,
Страх коммунизма ликовал.
Царя и Бога низвергая,
Вершил, от русской крови пьян,
Строительство земного рая
В стране рабочих и крестьян.
До онемения, до дрожи,
Казалось, испуская дух,
В тоску поверженный Страх Божий
Стонал, безмолвствовал, и вдруг…
1.
Обком пинком под зад загнали
Во Пскове городе в подвал.
В обкоме всех бы забодали,
Да Бог обкому рог не дал.
Нет, там не овцы, не бараны,
И не о стрижке шерсти речь,
А просто там свои карманы
Не удалось им уберечь.
Номенклатура. Бюрократы
Для власти клана своего,
Где плутократы партократы
Под диктатурой одного.
Бывало, в вузах заставляли
Их горлодёрство изучать,
И мне пришлось при их кагале
Над ними голову ломать..
Зубрить кошмарные цитаты
На исторической тропе,
Высокопарные тирады
Эпохи РСДРП.
Где в горлодёрском беспределе
Грызне не видели конца.
Где злее волчьих озверели
Жестокосердые сердца.
Где остолопы всей Европы, -
Меньшевики. Большевики.
Где русофобы высшей пробы
Оттачивали языки.
Втридорога, бывало, сдуру
Им русский паспорт продают,
А за жидовскую натуру,
За русофобство морду бьют.
И взбудоражил вопль стихию,
Как их кагал власть захватил:
-Громи жидов! Спасай Россию!
Народ в России возопил.
И если не по русофобским книгам
Постичь Интернационал,
Стал сионизм в России игом,
Какого мир еще не знал.
По пальцам не сочтешь чванливых
Коммунистических имен,
По их понятиям, счастливых
Террористических времен.
А тут такая вдруг немилость! -
От диктатуры - да назад
Власть сионизма закатилась
В подвал. В застенок. В каземат.
Дурней не выдумать обиду!
Но что впустую горло драть,
Когда не встала на защиту
Их инквизиторская рать?!
И ни пальбы эНКВДешной,
Ни от Лубянки палача,
Лишь издевательской усмешкой
Глумливый прищур Ильича.
На большевистском пьедестале
Превознесли его в зенит,
Он в саркофаге, как в подвале,
Для обозрения не скрыт.
От большевизма вурдалака
За кровожадные дела
Труп фанатичного маньяка
Земля – и та не приняла.
А уж с каким сусальным звоном
Струили приторный елей!
Как в Африке над фараоном
Соорудили Мавзолей.
Там и лежит как бы нетленен,
Являя миру лысый лик,
Забальзамированный Ленин,
В елей залитый большевик.
И там, хотя была охрана,
В мумифицированный лоб,
Влепил три пули из нагана
За русофобство юдофоб.
Маньяку мстительно глазея,
Я револьвером не грожу,
На труп в московском Мавзолее
Я и глазеть-то не хожу.
Под стать упертым староверам,
Стараясь время не терять,
Пишу «Онегина» размером,
Чтобы понятнее читать.
Как ненаглядную картину
Тот труп придумали хранить,
Хотя подохшую скотину
В земле торопятся зарыть.
Обычно мертвого боятся, -
Смертельно мерзок трупный яд.
А тут, чтоб им полюбоваться,
Часами в очередь стоят
Псков обалдел до онеменья:
Вчера всевластный - смех и грех,-
Без боя, без сопротивленья,
Обком в подвал, и - лапки вверх.
Такие гордые особы,
А так задали стрекача!
И ржут ехидно русофобы
По-жеребячьи гогоча.
Молчат тихохонько про это
И телеящик, и печать,
И даже «Правда» - их газета,
И та пыталась промолчать.
Вопрос вполне резонным будет:
А ты-то, впрочем, кто такой,
Чтобы о тех подвальных людях,
Базарить пушкинской строкой?
Какой-такой бумаг маратель,,
С какой-такой крутой горы?
Ну, скажем, просто обыватель
Плюралистической поры.
Пусть обыватель обывает
Незнамо ведомо на что,
Он все же что-то понимает,
Соображает кое-что.
А тут – ура! -мудрей смешного,
Была бы ручка да тетрадь,
Дана такой свободы слова,
Что можно что угодно врать.
Ну, я не тот повествователь,
Кто загремел на Колыму,
Но привередливый читатель
Сам дошурупит, что к чему.
Большевики ворчат: злословишь,
Охаиваешь большевизм,
А это, в общем-то, всего лишь
Документальный реализм.
Попытка обозначить чувства
Не ради лоска красоты,
Не как искусство для искусства,
А для доступной простоты.
Не суесловя, не злословя,
Лишь сам с собой накоротке,
Я прозябал тогда во Гдове,
Старинном русском городке.
Черкну ремаркой пасторальной,
Пусть подражаю, не беда,
Что Гдов на карте генеральной
Кружком означен не всегда.
Пусть кто сочтет его деревней,
Но замечательней всего,
Псков, как известно, город древний,
А Гдов еще древней того.
А я там жил. Копался в книгах.
Пописывал. Стихи кропал.
В бюрократических интригах
Участия не принимал.
Да и к чему, скажите, если
Не очень-то хотелось знать
Тех горлодёров, что пролезли
Из грязи в князи горло драть.
Не помня жизни изобильной,
Как весь в те дни народ честной,
Я сторонился той партийной
Надменной власти областной.
Тем паче жлобской, растаковской,
Никак народу не родной,
Коммунистической, жидовской,
Что за Кремлевскою стеной.
Да и кому она по вкусу,
Власть, что не здравому уму,
А, скажем грубо, только пузу
Служить стремилась своему.
Напомним, алчность, - беззаконность,
И кумовство, и воровство.
Лишь там, где правда, - непреклонность
И силы духа торжество.
И у меня грешки бывали,
И я там был, и мёд любил,
Но в том зажравшемся кагале
Даже усов не окропил.
Владея высшим пилотажем,
Берег бойцов крылатых честь.
Был рубежей воздушных стражем
На кой мне хрен в начальство лезть?!
Мы не из тех, кто тары-бары,
Не из паркетных шаркуны,
Мы реактивные гусары,
Сверхзвуковые летуны.
В крылатой дружбе с небесами,
Дразня созвездье Гончих Псов,
Мы сами, так сказать, с усами
И без будёновских усов.
Я большевизму не был верен,
Я сталинизмом обозлен,
Я в коммунизме разуверен
Я ель-цинизмом оскорблен.
А тут такое лихолетье,
Где из Кремля - да в грязь лицом:
Конец ХХ столетья
И большевизму стал концом.
Ничто беды не предвещало.
Очаровательно нежна,
Очаровательно сияла
Вершин коммуны вышина.
Но чем приятнее, чем шире
Распахивались небеса,
Тем вероятнее в эфире
Кошмар готовила гроза.
И вот обкому - новоселье,
Как для совхозного скота,
Протухший воздух подземелья,
И гробовая теснота.
Не страх ли Божий атеистов
Из комфортабельных палат,
Под зад коленом коммунистов
Из Эмпирея в сущий ад.
Под стать убежищам блиндажным
На случай атомной войны,
Подвал был склепом трехэтажным
Метров на сорок глубины.
И наподобие барака
Гулаговских концлагерей
Для оскорбительного мрака
У стен ни окон, ни дверей.
И вдруг меня разволновали
После победы Октября
Екатериенбург. В ночном подвале
Расстрел. Кровавых слез моря.
И я на коммунизм ишачил,
И в коммунизм маршировал.
Но никого не раскулачил,
И никого не расстрелял.
И буйно русский дух бунтует,
Зовет к отмщению народ,
Закон возмездия диктует
Вершить судьбы круговорот.
Отчаянью теряя меру,
Расстрелянных боготворя,
Молва взывала мстить за веру,
За честь России. За царя.
И разнеслась в земные дали
Сенсационная волна,
Что вот и коммунизм загнали
В подвал. И амба! И хана!
Издевкой мести уязвленный,
Обкомовских лишенный благ,
Над входом траурно склоненный
Поник в тоске провисший флаг.
Нет, не дворец для новоселья,
Подвал – дурманящая тьма,
Подвал – большевикам похмелье,
Номенклатурная тюрьма.
А штат обкомовцев велик ли?! –
Идеи в битвах не штыки,
А жить в подвале не привыкли
Идейные большевики.
В досаде злобной не со зла ли,
Как Гамлет: быть или не быть?! –
Распетушились и в подвале
Борьбу за власть возобновить.
Взбурлило все в порыве этом:
И властолюбие, и страх,
И вкус к начальственным банкетам
В номенклатурных теремах.
Надменной злостью распалило
Краснозмеиные уста
Их большевистское светило –
Жидо-масонская звезда.
А что? И флаг все тот же – красный,
И тот же красный терроризм,
И большевистский самовластный
Разнузданный авантюризм.
А рожи! Боже, ну и рожи! -
Иной на Ленина похож
А в масках с извергами схожи -
С масонами мальтийских лож.
И та же ярость. Воспылали
Подстроить новый катаклизм,
Такой устроить гвалт в подвале,
Что размятежит терроризм.
Рассвирепели, загалдели,
Что делу Ленина верны
(За то, что ленинцы сумели
Поставить к стенке полстраны).
Их клан так гордо лицемерил,
Что вряд ли сыщется мудрец,
Кому бы кто-нибудь поверил,
Что Ленин – изверг и подлец.
А он не просто беспощадный,
Неподражаемый тиран,
А еще боле кровожадный,
Чем был монгольский Чингисхан.
Нет, волку и в овечьей шкуре
Не переделаться в овцу.
Простонародно балагуря,
Наплюйте в харю подлецу!
О, вакханалия воззваний,
Декретов, лозунгов, речей!
Мир обалдел от злодеяний
Власть захвативших палачей.
А тут прикинулись святыми,
Дабы за кровь не дать ответ,
Такими ангельски святыми,
Что лучше их и в мире нет.
Иванов числя дураками,
Пример явили не пахать,
Лишь после драки кулаками
Трагикомически махать.
Со зла, с отчаянья, с досады,
Не требующий лишних трат,
Расцвел в подвале культ эстрады,
Подвальный кукольный театр.
В интернациональном сброде
Изобразив кульбит борьбы:
Не позабудьте о свободе,
Восстаньте, падшие рабы!
Ну, и пошла писать контора:
Банально виртуальный жар,
Паяцы. Комики. Умора.
Хохмаческий репертуар.
Декоративные оглобли.
Дешевка. Не топор, не нож,
Марионетки. Сопли-вопли,
Без поллитровки хрен поймешь.
Восторг телячий. Бред собачий,
Самовлюбленная шпана,
Где обыватель наипаче
В упор не смыслит ни хрена.
Фальш всюду фальш. На кукиш – кукиш.
Грозишь или лукаво льстишь,
Ни в клевете не образумишь,
Ни в правоте не убедишь.
Тут кто орет, кто зубы щерит,
Надеясь, что опять народ,
Как и в семнадцатом, поверит
И большевизму власть вернет.
Там дирижером был Никитин,
Но был масштаб подвальный мал,
И он, не будь дурак, смикитил
И ловко удочки смотал.
Потом подвал возглавил Рогов.
Очаровательный парторг! -
Повергший труппу скоморохов,
В шизофренический восторг.
Я зря трепаться не намерен.
Я белорус. Со мной не трусь!
Я до того самоуверен,
Что даже сам себя боюсь!
Вот поднатужусь хорошенько,
(Ой, уж не Ленин ли воскрес?),
Да я… Да мы…Да с с Лукашенко….
И с ним, и без - на штурм небес!..
А с нами кто? Кому– старперы, -,
Партийных кресел сторожа,
А мы подвальные суфлёры
В инсценировке мятежа.
Меж нас любой- герой героем,-
Нам не впервой народ смешить,
Мы наш, мы новый мир построим,
А Ленин жив и будет жить!
Уж мы такие! Мы - Пскопские!
И как ты нас ни назови, –
Мы чуть живые, но живые.
Мы с революцией в крови!
Мы не хухры-мухры старпёры,
Мы что снаружи, что внутри,
Потомственные горлодеры,
Наследственные главари.
Мы внуки тех врагов народа,
Где что ни шаг, то русским враг,
Потомки ленинского сброда,
Кто без ГУЛАГа ни на шаг..
От комиссаров той эпохи,
Нас и водой не разольешь.
Для нас Карл Маркс и Энгельс – боги!
А Ленин – идеальный вождь.
Мы тоже гордо горло драли:
Азартом ленинским горя,
Шизофренической морали
Учили нас концлагеря.
Где призрак равенства неведом,
Где ужас братства для гробов,
И несовместные при этом
Мораль господ, мораль рабов.
Где комиссарам за плакаты,
Да за чекистские штыки
Кому кремлевские палаты,
Кому кремлевские пайки.
Там реки крови проливали
С сермяжной правдой не в ладу,
Трагикомедию ломали
У всей планеты на виду.
Догнать Америку решили,
Творя авральный беспредел,
И до того всех насмешили,
Что мир смеяться расхотел.
Бурду такую заварили,
Что и фашисты не могли:
Союз Советский развалили
И большевизм не сберегли.
Теперь позором обалделость
Советским правнукам грозит, -
Гордиться дедами хотелось,
А им укор, позор и стыд.
А им в Интернационале
Покомиссарить невтерпеж,
В Пскопском, да и в любом подвале
Все тот же грезится балдёж.
И те же вопли о свободе,
Ур-ря! За Лениным - вперед! -
А если нас не признаёте,
А кто не с нами, тех – в расход!
А Рогов позой полководца
Игриво скорчил смельчака,
Что он на выборах прорвется
И переплюнет Турчака.
Турчак – не важно – глуп, не глуп ли,
Да, впрочем, ум и ни при чем,
Поскольку пост во Пскове куплен
Ему папашей богачом.
А про таких в литературе
Уже давно примета есть,
Когда пахан на верхотуре,
То по отцу и сыну честь.
Там, у ворья, свои законы,
Ворью на совесть наплевать.
Там все глядят в Наполеоны,
Чтоб безоглядней воровать.
Их алчность Рогова взбесила.
Он был готов по морде дать.
Неужто ж олигархи сила,
Чтоб власть на привязи держать?!
И не было конца угрозам,
И свой фасон, и свой жаргон:
Дам по мозгам молокососам.
И все! И дух из тела вон!
Мы - за Зюгановым. Зюганов
Для горлохватов в горле кость.
Среди сегодняшних смутьянов
Вернейший ленинец насквозь.
Да только время показало,
Что их, отнюдь не дурачков,
Черт побери, не так уж мало
Не русских духом турчачков.
Зло в их делах неистощимо,
И пусть подвал не под замком,
Но обыватель – мимо, мимо:
Да на фиг мне такой обком!
А Рогов в труппе скоморохов
Всем горлодерам горлодёр,-
В кругу подвальных демагогов
И режиссер и дирижер.
То в лоб, то с тылу в ус не дует,
Марксизмом пару поддает,
Кто не форсит, кто не рискует,
Тот и шампанского не пьет!
Враждебной классовой отравой
Настропалён – не перебьёшь,
Ему что левой и что правой –
Попустозвонить невтерпёж
Да что о нем… А Виктор Дуля?
А тот… – О, Господи прости! -
Готов хоть Богу черта в стуле,
Хоть другу дулю поднести.
В лучах подвальной славы нежась,
В пример районным главарям,
Горазд лапшу на уши вешать,
Провинциальным скобарям.
Он как на равных конкуренту
С плеча, наотмашь, под замах
Форсил то в письмах президенту,
То в горлодёровых стихах.
А Рогов – тот перестарался,
С отчетами впросак попал,
Да так, скромняга, расстрадался,
Что от инфаркта дуба дал.
Достроить личную берлогу,
На кошт партийный не успел,
До срока отдал душу Богу,
И Дуля сдуру захирел.
Так эти роговы и дули
В плену маразма своего
Пожар в подвале не раздули,
И не надули никого.
И чем отважней услаждались
Фразеологией своей,
Тем веселей перерождались
В капеэсэсовских бомжей..
И в толк не взял никто в подвале,
Как и при Ленине в Кремле,
Зачем семь шкур с народа драли
На раскулаченной земле.
На росстанях пути земного
Родится все, чтоб умирать.
А что вы сделали такого,
Чтобы про вас не забывать?
Ну, заседали. Ну, болтали
Перепевали ленинизм.
Не протрезвели и в подвале,
Куда загнали коммунизм.
Чтоб не вздыхали безутешно,
Что вас не спас рабочий класс,
Моя печальная надежда
Мой подражательный рассказ.
Я вам ни мстить, ни льстить не буду.
Да и за что? Да и на что?
Да только если подзабуду,
Вдруг и не вспомнит вас никто.
А вы ведь тоже жили-были,
Считая цель свою верней,
И обстоятельно служили,
Партийной линии своей.
Не олигархи, не злодеи,
Вы не склонили головы,
И в чем-то были в самом деле
Теоретически правы.
Порой спесивы, но не лживы
В коммунистической тщете,
А очень даже справедливы
Помочь мечтая нищете.
И не с того ли откровенно
Ведя грабительство свое,
Капитализм плевал надменно
На горлодёрское жлобьё.
Народ безмолвствовал, как будто
Недоработал агитпункт,
И он не вспомнил почему-то
Про беспощадный русский бунт.
При пролетарском эгоизме
Свой у него всему предел, -
Листал книжонки о марксизме,
Но бунтовать не захотел.
Я сам в надежде на удачу,
Да на себя на самого,
Предполагал, что что-то значу
А оказалось – не того.
До обалдения балдея,
Страшнее Страшного Суда,
Высоколобая идея
И ни туда, и ни сюда.
Понятие эгоистично
В любой читающей толпе:
Материя – она первична,
А дух – вторичен. И т.п.
А что Зюганов? А Зюганов
Непререкаемый герой! -
Догматик большевистских планов
В грызне коварной мировой.
С пеленок в Ленина влюбленный,
И сединою убелен,
Он как внучонок неуемный
В дедушку Ленина влюблен.
Осмысленно идейнопленный
Мудрец. Философ. Патриот,
В КПРФ вожак бессменный
Уж и не счесть который год.
В Госдуме депутат законный,
Не абы как фракционер, -
Отменно оппозиционный
Борец. Р-революционер!
.
Не из каких-то там Кащеев
Непопулярных в наши дни,
А истинно Угрюм-Бурчеев,
Что Жириновскому сродни.
В любых – больших ли, малых залах,-
Как самый преданный партнер,
С ним на любых телеканалах
Неутомимый горлодёр.
Нет, он ему не подражает,
Не разжигает геноцид,
Он эрудицией сражает,
И даже мимикой разит.
И свой у каждого эпитет,
И каждый так друг к другу крут,
И так друг друга ненавидят,
Что друг про друга круто врут.
На том, на межпартийном фронте,
Где надо класс вести на класс,
Есть лозунг: вы меня не троньте,
И я взамен не трону вас.
Зюганов, мрачно хмуря брови,
- Причем Интернационал,
Когда по духу, и по крови
Я русский, – сам себе воздал.
Не прихожанин православный
С талантом правильно говеть
Ну до того мирянин славный,
Что любо-дорого глядеть!
Мозг для марксиста– биомасса,
Что потребляет кислород,
Но многолюдье – это масса
Уже с названием народ.
И чтобы Бога окаянно,
Для личных благ употребить,
Не лучше ль ныне покаянно
И черта с Богом примирить?
И в храм приятственна дорога,
И нов к религии подход:
Большевики не против Бога,
Большевики против господ.
Боясь божественного гнева
Уж если Бога возлюбил,
Кто по щеке отвесит слева,
Проси, чтоб справа не забыл.
А может, доказать готовый,
Что коммунизму черт не брат,
Зюганов культ затеял новый,
Где крестный ход - бал маскарад.
Поскольку в наше время классы
В братоубийство не втравить,
Не лучше ль Боженьке гримасы
Богоугодные кривить?
Чем для марксизма непонятней
Жизнь норовит сюжеты ткать,
Тем выгодней и тем приятней
На волю Бога уповать.
Но все тоскливей год от года
Многострадального раба –
Многострадального народа
Многострадальная судьба.
Толпа – она, допустим, дура,
То недоврет, то переврет,
Но там своя номенклатура -
Свой буржуазно жадный рот.
Поди пойми какого класса,
Какого рода кумовства
Отребье. Быдло. Биомасса.
Жлобьё не помнящих родства.
Она не то чтобы пропойца,
И в коммунизм заманчив путь,
Но ей что ленинизм, что Тройца,
Лишь на халяву бы хлебнуть.
Ей что Зюганов, что Стаханов,-
Покладист русский мужичок! -
Но чтобы водка - из стаканов,
А из фужеров - коньячок.
С самим собой в чумном разладе, -
И в бабушку, и в душу мать,
Толпа попрет бутылки ради
Сама себе хребет ломать.
От бунта русского балдея:
Кому – суму, кому - тюрьму!
Да только русская идея
Балде бесплатно ни к чему.
А если быдло не готово,
Лишь евро-доллары в чести,
О культе очень кстати слово,
Чтоб массу за нос провести.
А мы не сеем и не пашем,
Мы при свечах и без свечей
По-божьи нашим и не нашим,
А хохмачам из богачей.
Вот так, горя и не сгорая
Атеистическим огнем,
Смекнул Зюганов, что до рая
Пора брести своим путём.
А может, скучной показалась
Забольшевиченная муть,
А может, выгодней под старость
Картинно стариной тряхнуть.
Кто знает- верил ли, не верил,
Крестил кого иль не крестил,
Поверил или лицемерил,
Но шанс урвать не упустил.
За русскость русские хотели
Признать своим. А между тем,
Онн стал беспомощным на деле
В противоборстве двух систем.
Средь новых русских обожают
За пролетарский слог речей,
И если старых обижают,
Он жириновцев горячей.
И вдруг сразил дивертисментом,
О личной славе не скорбя,
Избрать в России президентом
Грудинина вместо себя.
Да только ушлый обыватель
Проведал хитрого хитрей
Что тот совхозный председатель
По горло в долларах еврей.
А тут еще такая драма,
Такой в религии глагол:
Что каждый год – два новых храма,
И тысячи закрытых школ.
В стране усиливая кризис,
Ввергая русский мир в тюрьму,
Велит еврейский катехизис
Служить лишь Яхве своему.
Тут поговорке не до граблей, -
В брехне про большевистский рай
Стал сионизм последней каплей,
Что ложь попёрла через край.
Ах, эти ленинские хохмы! –
Не возводя в закон судьбы,
Никитин верил в те же догмы,
В законы классовой борьбы.
В Госдуму избранный, надменным,
Не стал для русских чужаком,
Признав себя обыкновенным
Исконно русским мужиком.
Но гробанулась диктатура,
И спился пролетариат,
И подалась номенклатура
В приватизаторский парад..
Стал до того процесс неистов,
Что чуть не все, ни дать, ни взять,
Преобразились из марксистов
В идеотическую знать.
Надеясь в дурости на милость
Олигархических слоев,
Из коммунистов да в дебильность
Спекулятивных холуев.
В момент в марксизме разуверяясь,
Готовы выбиться из сил,
Лишь бы пороть любую ересь,
Чтоб только кто за то платил..
И потому как не бывает
Коммунистических чудес,
КПРФ в подвал линяет,
К борьбе теряя интерес..
Конец печальный очевиден.
Не возродят, как ни мудри,
Той диктатуры ни Никитин,
Ни прочие секретари.
Тоскливо жить в подвальном сраме,
Да, в общем-то, и что с того,
Что коммунизм не за горами,
Да там и не было его.
Поди отмойся от позора.
За ленинский ревтрибунал,
Где призрак красного террора
Готовит ленинский аврал.
А там и трупов гекатомбы,
Пожар всемирный впереди,
И термоядерные бомбы,
С контрреволюцией в груди.
Предполагая, очевидно,
Что сдрейфит плюрализма рать,
Капитализм глядит ехидно
И ухмыляется опять.
И все сильней страсти-мордасти,
Где ни вперед, и ни назад,
Где терроризм опять у власти
А у руля – олигархат.
Его кровавое тиранство
И над Россией верх берет.
Ему плевать на государство,
На обездоленный народ.
Религии не прекословя,
Гляжу тоскливо на господ,
Им и богатство, и здоровье,
А нищим Бог не подает.
Благодаря какой харизме,
Какой Божественнй мечте,
100 олигархов в коммунизме,
А миллионы в нищете?
Но если коммунизм – обжорство,
Где все добыто грабежом,
То он лукавое позёрство
Лезть голой грудью на рожон.
Умея яростно злословить
В народе разжигая злость,
Да только рай земной построить
Практически не удалось.
И горько в ужасе унылом
Вещает людям нищета,
Что страх и голод правят миром,
А честь и совесть– никогда.
Жизнь от рождения до гроба
Неукротимая нужда,
Ожесточение и злоба,
И кровожадная вражда.
С вершин религии неведом,
В мир не спешит являться Бог,
Ох, не подвел бы нас при этом
Экуменический подвох.
А там и Страшный Суд сурово,
Всех призовет к своим местам,
И громыхнет призывом слово:
- Отмщение! И аз воздам! –
Увы! - или не та погода,
Или исчерпан интерес,
У суеверного народа
И не прогресс, и не регресс.
Братоубийственный кровавый
Бунт Октября пошел не впрок.
И даже обойденный славой,
Расстрел в подвале - не урок.
Там гул подвальных поражений,
Там эхо схваток грозовых,
Гражданской ярости сражений,
Где свой своих страшней чужих.
Кому издевка ради смеха,
Кому лишь тишь да благодать,
Кому позор, кому потеха,
Кому и вовсе наплевать.
А там, где неизбежна догма
С партократическим лицом,
Ехидно ерничает хохма
С олигархическим концом.
Хохмит сумняшеся ничтоже
Клан новоявленных вельмож,
И зреет пламенный до дрожи,
Анекдотический балдеж.
Как бы кого ни зазывали
В олигархический кагал,
Допустим, все-таки в подвале
Марксизм идей не растерял.
И в ореоле героизма
Незнамо ведома куда
Влечет к вершинам коммунизма
Все та же красная звезда.
Азы марксизма повторяя,
Чутью народному во вред
Опять мираж земного рая
Разжег речей марксистский бред.
Эх, черт возьми, пожить, дожить бы,
Взглянуть, какой он – коммунизм?
А главнее – не позабыть бы,
Что героизм – не пессимизм.
Ведь если души растревожит
Трагикомический аврал,
Расстроить вряд ли кто-то сможет
Коммунистический финал.
И мстительно в грядущем завтра
Непобедимой прямотой
Мифологическая правда
Не повторится ли бедой?
За тот кровавый грех в подвале
После победы Октября
Когда убийцы растерзали
Семейство русского царя.
Уже отрекшись от престола,
Уже не царь и не герой,
Покорно с ролью дровокола
Смирился Николай Второй.
Не террорист, не провокатор,
Не презирающий труда,
Расстрелян русский император
Без следствия и без суда.
Как свора варваров безумных,
Расстреливал бандитский круг,
Царицу и царевен юных,
А заодно и царских слуг.
Под градом пуль изрешеченный,
Ни сном, ни духом не злодей,
Недетской муке обреченный
Стонал царевич Алексей.
Больной, четырнадцатилетний,
Упал, проклятия шепча.
Был горек стон его последний
Перед ударом палача.
С размаха в грудь ему свирепо
Всадил убийца ржавый штык…
И до сих пор разносит небо
Его отчаяния крик.
С ожесточенным зверством прочно
В подвале к полу пригвожден
Добит несчастный лишь за то, что
Он был царевичем рожден.
Тут не удар одномоментный
Потряс земного шара грунт,
А бесконечно перманентный
Неотвратимый Страшный суд.
Такою кровью тренды-бренды
Марксизма озаряют путь,
И потрясает континенты
Трагедии подвальной жуть.
И нет убийцам оправданья,
Ждет справедливости народ.
И по закону мирозданья
Судьба вершит круговорот.
Круговорот воды в природе,
Круговорот добра и зла,
Круговорот беды в народе,
Кому хвала, кому хула.
И вновь раскаты грозовые,
Зигзаги молний тут и там.
- За наши беды! За Россию!
Отмщение! И аз воздам!
И вся Вселенная кругами.
Вращает сферу бытия:
Все возвращается веками
На круги вечные своя.
Все в жизни – умный или глупый,
Печатью ЗАГСа не скрепя,
Все однозначно однолюбы,
Влюбленные в самих себя.
Все изначально. Даже боги.
В круговороте всех времен
Самовлюбленные эпохи
С самовлюбленностью племён.
Позор Интернационала
В подвал упрятать не дано.
А вечности и горя мало,
Что грех, что смех – ей все равно.
Круговращенье - не прощенье,
И на божественном посту
Уже готовится отмщенье
Христа – жидам, Перун - Христу
Закон возмездия жестоко
Терзает души и сердца:
Мстить - зуб за зуб! За око –око!
И нет трагедии конца.
И предукажет кто едва ли
Где кровожадности предел,
И где, кому, в каком подвале
Очередной грядет расстрел.
А жизнь идет себе по кругу
О безысходности скорбя:
Мечтают о любви друг к другу,
\ А каждый любит лишь себя.
И во саду ли, в огороде,
Как ни таи, не утаишь:
Себе при всем честном народе
Себя любить не запретишь.
Бог тоже власти не уступит
Блаженства ради своего,
И если Он всех оптом любит,
То все должны любить Его.
Чтоб олигархи не страдали,
Земных не затевали драм,
Страх Божий заточен в подвале,
Страх Коммунизма – в Божий храм.
Враждебно сталкивает лбами
Безумство в классовой толпе
И устилает путь гробами
На исторической тропе.
Гробы до гробоперестройки
В чуме такой белиберды
На исторической помойке
Все шедевральные труды.
Но,может быть, про все про это
Ехидно свистнет рак с горы.
А может быть, и вся планета
Зафитилит в тартарары.
В плену такого оборота
Неизмеримо глубока
Печаль великого народа
Неизъяснимо велика.
Но Бог народу не поможет
В беде трагедии земной,
Ни новой Библии не сложит,
Ни даже строчки ни одной.
В трагикомедии надменной
Блажат апостолы его
Чтоб в бесконечности Вселенной
Молились только на Него.
А чтоб других не признавали,
Чтоб признан был лишь Он один,
На всю Вселенную наврали,
Что Бог единственно един.
Молва с издевкою стоусто
Гласит, что это не грешно,
И если б не было там пусто,
Все это было бы смешно.
Вплоть до эпохи гробостойки
В пыли земной билеберды
На исторической помойке
Все шедевральные труды.
Теряя веру в Божью милость,
Да в доброго царя в Кремле,
Мы все же верим в справедливость,
В победу жизни на Земле.