https://ficbook.net/readfic/7769618
Направленность: Слэш
Автор: бармалей бартоломей (https://ficbook.net/authors/3299957)
Фэндом: EXO - K/M
Пейринг или персонажи: Чанёль/Сехун, ДиО
Рейтинг: G
Жанры: AU, Мифические существа
Размер: Мини, 5 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
О том, как охотник ундине любовь искал.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
работа написана на фестиваль exo unpopular's fantastic beasts fest от https://vk.com/exo_unpopular
задание: ундина
Откуда они взялись, неизвестно даже ведунам, но раньше этих созданий тут не бывало — Чанёль точно знает. Он мимо этого озера годами ходит, в лес и обратно, с добычей и без. Но на берегу их видит от силы день пятый: сидят, красивые, что аж жуть берёт, волосы свои расчёсывают да взгляды бросают. Зазывают, мол, подойти приглашают поближе. Но разве ж Чанёль дурак?
Говорят, перед ними — ундинами этими, то бишь — никак устоять невозможно. Только сказки всё это. Что с них взять, с этих старых историй, годами на словах передававшихся да свой истинный вид потерявших? Их послушаешь, так эти создания сплошь девицы, но Чанёль разглядел: парня два там найдётся точно. Эти, впрочем, глазок не строят, сидят себе мирно — изваяния словно, даже смотрят как-то отстранённо.
— И чего им надо? — вопрошает Чанёль у Кёнсу, ведуна, какого ещё поискать по деревням. Всё он знает, однако не каждому отвечает — только тем, кто ему по духу (а их немного). У Чанёля, впрочем, подход найдётся ко всякому: лучший охотник селения он или кто? Ведуна дичь волнует мало, ему б всё зелья, но туда же и лапки, и когти, и шерсть... в общем, полный набор! Так и дружат, куски зверей на истории меняя. Чанёль их послушать любитель, лишь волю дай.
— Если верить легенде, ребёнка, — отвечает Кёнсу, даже глаз не поднимает, всё травы свои перекладывает. — Если от человека родит, то и душу получит бессмертную.
— Да чего мне твои легенды? Ты как есть расскажи, — Чанёль даже обижен: что его за тупицу держать? — Говорю ж, там и парни. Им что, тоже ребёнка надо?
— А ты слушай, не перебивай, — у ведуна голос ровный, будто мыслями он отсюда совсем далеко. — Откуда дети берутся, помнишь?
Кёнсу даже взглядом его удостаивает, а Чанёль краснеет густо, как малец какой: всякий помнит, да только не прямо же в лоб такое!..
— От любви, идиот, — ведун смеётся да взгляд отводит, — её-то они и ищут. Кроме как по любви душу никак не получишь.
— А душа им на что? — бурчит Чанёль, исподлобья смотрит. Вечно этот Кёнсу как скажет, так только стыдиться!
— Так они же духи по сути. К водоемам привязаны, — а трав в кучке всё меньше, по видам почти разложены. — Возрождаются в новых лицах, шанс уйти получают, и снова на дно, если так ничего и не вышло. Умирают да воскресают, разве это жизнь? А душа человеческая бессмертна, пусть даже тело сгниёт.
— Охренеть, — только и отвечает охотник, наблюдая, как ведун свои богатства по баночкам раскладывает. Ему этих ундин даже жаль: что за участь такая? С каждым встречным заигрывать, ища шанс не исчезнуть снова!
И забыть бы об этом на завтрашний день, стороной проходя к лесу, но цепляется взгляд — и кокетство видится печалью. Только чем он поможет? Всех сразу ведь не полюбишь, да и пугают они куда больше, чем привлекают. Любопытство, впрочем, терзает, как никогда. Как тут не остановиться, не приглядеться немножко?
Юноши среди сестёр до сих пор выделяются: безучастные, взгляды холодные — аж в дрожь бросает. Не волнует их будто, спасутся или снова под воду уйдут. То ль не верят уже, то ль и правда совсем не боятся. И Чанёль ж не дурак, он к ним лезть не собирался вовсе! Но ведь он чисто так, поболтать. Интересно — жуть!
Стоит лишь подойти, а девицы уже поднимаются. Обступают, воркуют чего-то, всё дотронуться норовят. Их, оказывается, три всего — а Чанёлю казалось, будто целая орава. Ну да леший с ними, он к озеру не за тем потащился. Вон они сидят, два паренька, не шелохнутся, только взглядами спокойными смеряют да молчат. Волосы светлые, глаза — что лёд, одежды бесформенные, а ноги так вообще босые.
— Можно вопрос задать? — Чанёль на камень присаживается да смотрит на них со всей своей дружелюбностью, краем глаза замечая, как ундины, секунду назад прилипавшие, вновь расходятся по сторонам. Обиделись, видать.
У парней на лице и мускул-то не шелохнётся, смотрят пристально да ни слова не говорят. Один, впрочем, решает отличиться, с места поднимается да уходит поближе к сестрам, Чанёля всем своим видом игнорируя.
— Гордый братец у тебя, — насмешливо фыркнув, охотник с интересом смотрит на того, кто пока не ушёл. — Вы говорить-то умеете?
— Что ты хотел узнать? — охренеть. Умеют. Чанёль аж сам дар речи от такого теряет. Голос у создания, к слову, вполне человеческий, разве только говорит отрешённо как-то. Не по-людски.
— Вот смотри, — наконец, начинает охотник, — сёстры ваши все глаза уже проглядели. На мужиков, даже на девок — всех зазвать пытаются. А вы двое что же? Без любви остаться хотите?
— А они с любовью что ли? — у ундины даже улыбка на лице появляется. Или оскал, Чанёль ещё не уверен.
— Ну у них хоть шансы есть.
— Ничего у них нет. Кто вообще полезет к ундине? — и лицо вновь становится безучастным. — Вас послушать, так мы убиваем да соблазняем. Никому нет дела, правда это иль нет.
— Спорим, есть такая, которая согласится? — говорит Чанёль. И потом лишь, конечно, думает.
И чего он влез? А спорить на кой решил? Хотя дело известное — Чанёлю скучать нельзя, сразу ищет занятие да проблемы какие. Пол-избы чуть не сжёг мальцом, заскучав у печки. А охота... да разве ж это уже веселье? Надоела — жуть. А тут хоть поможет кому.
Ундина опять молчит, но глаза-то щурит. Интересно ему, да признаться, видать, не может.
— Назначай место и время. Устрою свиданку, — заявляет Чанёль, хотя сам-то ни в чём не уверен.
— У реки за лесом. В полночь, — сдаётся. Верит! Ну а если не верит, поверит, как час придёт. Чанёль уж готов в деревню мчаться, не глядя, но, поднявшись, ещё на мгновение замирает.
— Как зовут-то тебя?
— Сехун.
— Меня, ежели что, Чанёль. Будет в полночь тебе невеста, — и уходит искать.
Только девки-то дуры. Лишь пальцем у виска крутят, а иные так вовсе к самому Чанёлю и липнут. Тут соврать бы чего, чтоб не знали, кому свиданка, так сбегут, как увидят — не помощь, а чёрт-те что.
Обойдя все дворы, Чанёль к вечеру лишь вздыхает. Ни одной не нашёл. Даже вдовы, и те не рады. И чего тут поделать? Обещал же, дурья башка. Только вот признавать, что ошибся, не очень-то хочется.
Ровно в полночь Чанёль стоит у реки сам. Даже держит букет ромашек для пущей романтичности. Замысел прост, как топор: притвориться, будто днём говорил про себя, ну а там не срастётся любовь, не его ж вина. Он-то сам супротив парней ничего не имеет, но ундине небось лишь девчонок и подавай.
— Так и знал, что это будешь ты, — звучит за спиной, и Чанёль аж вздрагивает, оборачиваясь. Знал он, ишь! Сам Чанёль-то не знал, а этот знал! Скажет тоже.
У ундины опять улыбка, теперь уж точно, и парню от этого радостно почему-то. Не спасёт, конечно, зато хоть надежду даст да порадует — пусть немного. Уже за счастье. И чего его этот дух вообще так волнует? Пятый сон бы мог уже видеть, а он тут... с ромашками.
— Не невеста, конечно, но ты уж прости, приврал, — заявляет охотник, вручая букет Сехуну.
— А так даже лучше, — у ундины в глазах смешинки. И на это не заглядеться грех, между прочим, страшный.
Уходить от воды Сехуну нельзя, лишь у разных водоемов воплощаться, потому всю ночь от реки не уходят, всё болтают о чём-то, как приятели давние. У ундины историй ворох — о людях, о сёстрах — столько видел, что охотник себя даже маленьким чувствует.
— Ты не спал. Людям нужно спать. Я когда-то слышал, — говорит Сехун, когда небо по капле светлеет.
— Да не страшно, — а сам зевает, глаза слипаются. Ещё пара часов — и уснёт прямо там, где стоит. Но ундину слушать хочется бесконечно, а в постель холостяцкую лечь завсегда успеется.
— Иди. Я здесь останусь. Вернёшься, как сможешь.
И Чанёль уже точно знает: вернётся, как миленький. То есть, он не влюбился, конечно, ещё чего! Но в деревне и поболтать-то, кроме Кёнсу, давно уж не с кем, а с ундиной время проходит одним мгновением.
Так и ходит туда, меж охотой, едой да сном, и чем чаще ходит, тем сильнее остаться хочет. У Сехуна ведь пальцы тонкие — загляденье, он венки ими плетёт, будто ворожит. И смеётся странно, не так, как другие люди, но красиво. И вообще сам красивый, куда его сёстрам.
Только всё сильнее мрачнеет, грустит тихонько. На вопросы молчит, лишь смотрит за горизонт. Но в один из дней, когда солнце уже садится, вдруг совсем бледнеет — а ведь, казалось, куда ещё?
— Завтра наше время закончится, — как отрезает. Вновь старается быть холодным, как прежде — какой там! Губы дрожат, в глазах вместо льда тоска. А Чанёлю от этой картины зачем-то больно.
Он совсем не влюбился. Дудки всё это, ясно? Успокоить просто хотел и лучше способа не нашёл. Но, когда Чанёль тянется губами к губам ундины, тот, отпрянув, лишь головой качает да руками в грудь упирается, останавливая.
— Ты знаешь, откуда берётся душа у ундин, которых полюбили? — у Сехуна голос непривычно тихий, а взгляд внимательный, в самую душу смотрит. — Она забирается у любящего человека. Не рискуй.
Чанёль замирает, ушам не верит. Вот жеж! Так девицы всё-таки жертв приманить пытаются?! И чего с этим делать — лишь чёрту лысому ясно. А Сехун поднимается, вновь будто изваяние, только бледность не спрятать, как и тоску во взгляде. Уходит к реке, да там и исчезает, покуда охотник осмыслить новость пытается.
Ну и леший с ним. Чанёлю какое дело? Жаль ундину, конечно, но он-то чего тут изменит. И не будет он вовсе скучать по голосу Сехуна. И по взглядам. И по ромашкам в красивых пальцах...
Не будет! Он твердит себе это раз сто, шагая домой. И ещё раз тысячу, ворочаясь в попытках уснуть. Всё равно. Всё равно. Пусть уходит на дно, на здоровье. Не Чанёля вина, что у ундины такая сущность. Он бы душу ни за какие коврижки не отдал — даже любя!
Полночь близится. Сна ни в одном глазу. Даже колыбельные сверчков раздражают — жуть. Резко сев на кровати, Чанёль прямо перед собой смотрит, размышляет и чуть ли не воет от собственных мыслей.
Брехня это всё. Без Сехуна уже никак, да и не хочется. И совсем не в историях дело, что их, у Кёнсу будто мало? Какой там. Но с ундиной-то всё по-другому. Не так, как с иными. И не выразить так уж просто, чего в нём особенного, только сердце-то знает — потому и болит, как подстреленное. У Чанёля такого ещё не бывало, зуб готов дать. И что делать с этим, он тоже не знает, а потому вытворяет единственное, что приходит в дурную голову.
Наскоро одевшись, он бежит прочь из деревни. За лес, к идиотской реке, у которой весь этот бред начался. Не сиделось же дома ему, не спалось спокойно. И ведь, что всего хуже, не жалеет об этом, дурак.
— Сехун! — вопит, будто бы хочет до левого берега докричаться, и сам-то не верит, что ундина ещё здесь, но что остаётся-то? — Хрен с ней, с душой! Забирай! Ты слышишь?! Сехун!!
Уже, кажется, полночь, и под тёмным небом гладь воды практически не видна. Ничего не слышно, только ветер шумит да в лицо ударяет порывами. И какого же чёрта Чанёль такой идиот? Почему отпустил, почему сам-то ушёл? Как теперь отыскать этого упрямца водяного?
— Забираю, — звучит за спиной, а в следующий миг охотника сзади обнимают чужие руки. Тёплые, совсем как у людей, самые что ни на есть живые.
— А со мной что будет?.. — голос Чанёля звучит непривычно хрипло, но Сехун прижимается к его спине и от этого даже почти не страшно. Быть таким придурком — это и значит любить? Впрочем, если да, Чанёль всё равно не против.
— Ничего не будет, — смеётся, будто ундина, но теперь-то охотник знает, что это в прошлом. — У влюблённых всегда одна душа на двоих.
— Ну и дурень ты. Раньше что ли сказать не мог? — хотя сам же и дурень, раз не понял раньше, что влип по самую макушку.
Говорят, перед ними — ундинами этими, то бишь — никак устоять невозможно. Только сказки всё это. Устоять нельзя только перед одной-единственной. Но Чанёль ж не дурак! Перед каждой устоял! Только перед одним не смог.
Не забудьте оставить свой отзыв: https://ficbook.net/readfic/7769618