https://ficbook.net/readfic/8251518
Направленность: Слэш
Автор: Endormi (https://ficbook.net/authors/681731)
Фэндом: EXO - K/M
Пейринг или персонажи: Сехун/Сухо
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Юмор, Повседневность, AU, Учебные заведения, Любовь/Ненависть
Размер: Мини, 24 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Двенадцать лет Сехун и Чунмён живут по соседству и бесконечно соревнуются в том, у кого лучше оценки, кем больше гордятся родители, чьи успехи круче и кто быстрее найдет себе подружку в старшей школе. Обычное детское соперничество, которое не должно было закончиться чем-то вроде влюблённости, нет, совсем не должно было...
Но именно этим оно и закончилось.
Посвящение:
Ире, которая помогла мне взглянуть на отношения Чунмёна и Сехуна другими глазами♥
И диплому, который я настолько не хочу писать, что вместо этого строчу все остальное
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
1) Сюжет навеян одним старым постом из "Подслушано", который я уже, увы, не смогу отыскать. Однако спасибо ему за подаренное вдохновение хд
2) Изначально пейринг был немного другой, но потом я заменила одного из главных героев на другого, потому что упала в жижу сехо. Старый пейринг вряд ли кто-то здесь заметит, так что просто считайте это интересным фактом о работе
Сехуну восемь, и он впервые знакомится с Чунмёном в день своего рождения. Точнее, их знакомят родители, потому что они теперь живут друг напротив друга, а соседи ведь должны дружить, так? Он не совсем уверен, но когда господин и госпожа Ким, переехавшие на их улицу неделю назад, подводят к Сехуну милого мальчишку с кроличьими ушками на голове и говорят «знакомься, это Чунмённи, и он хочет с тобой дружить», Сехун не имеет ничего против. Он протягивает ладошку новому знакомому, и тот неловко ее пожимает, но когда их родители, наумилявшись, переключают свое внимание на взрослые разговоры, этот Чунмён тихо шепчет «Вообще-то, я не собирался с тобой дружить, каланча». И поджимает губы так, словно его обидели. Сехун, конечно, в недоумении, и вообще ему неприятно (он что, настолько ужасен?), но, будучи вежливым ребенком, он спрашивает, в чем причина. Мальчишка в ответ только кривится.
— Я хотел поиграть в пиратов с Кенсу, а вместо этого меня привели к тебе. Почему ты мне должен нравиться после этого? Я хотел в гости к Кенсу, а не к тебе, это нечестно.
— Но я же тут не причем, — растерянно моргает Сехун, но Чунмён уже не реагирует на него, а идет дуться на диван. Он такой смешной в этот момент, и его так жаль, что Сехун плюет на гордость и идет за ним следом, чтобы показать свое главное сокровище, которое наверняка должно поднять Чунмёну настроение. В конце концов, это и правда обидно, когда вместо друга тебе впихивают непонятно кого и заставляют с ним общаться. Сехуну бы тоже такое не понравилось.
— Смотри, это Виви, — говорит он и протягивает Чунмёну свою плюшевую собаку, самую дорогую сердцу вещь, которую он хранит только в гостиной, чтобы не запачкать случайно шоколадом или уличной пылью, принесенной на руках после игры в футбол. — Я очень его люблю, и он всегда поднимает мне настроение, потому что Виви — лучшая собака в мире. А еще он пират. Хочешь поиграть с ним?
Чунмён смотрит на него, как на последнего идиота, но Виви все же берет и сажает себе на колени, задумчиво рассматривая со всех сторон.
— Ты что, такой высокий вымахал, а до сих пор с мягкими игрушками возишься? — насмешливо спрашивает он. Сехун не знает, почему доверил свою собаку этому противному мальчишке, но забирать обратно уже как-то неловко, поэтому он просто сжимает пальцы в кулаки, чтобы позорно не разреветься.
— Да. А ты разве нет?
— Я уже вырос из этого. Мне семь лет все-таки, — важно сообщает Чунмён и, господи, это просто смешно, потому что Сехун, оказывается, старше этого мелкого нахала. Да и что плохого в плюшевой собаке? Она, по крайней мере, никогда не портила ему настроение в день рождения.
— А мне сегодня восемь, ну и что дальше? Виви все равно мой лучший друг, — Сехун ласково поглаживает игрушку по плюшевой голове, игнорируя недоуменный взгляд Чунмёна. — Он всегда меня выслушает, неважно, что я хочу ему рассказать. Иногда в него можно даже поплакать. Я, конечно, не часто плачу, это совсем не круто, тем более мама говорит, что мальчики не должны плакать. Но если вдруг очень захочется — Виви всегда тут, и он точно никому об этом не расскажет. Ну, а еще он собачка. Я просто люблю собачек, знаешь. Они милые.
Он мог бы нахваливать Вививечно, потому что это самая ценная его вещь в доме, но тут мелкий мальчишка вдруг приподнимает игрушку, смотрит на нее долгим взглядом и капризно говорит:
— Подари мне его. Я тоже хочу с ним дружить.
И это самое наглое, что вообще могли попросить у Сехуна в такой день, потому что, эй, сегодня его восьмилетие, сегодня он должен получать подарки и быть самым счастливым ребенком на свете, а не наоборот. Да и кто такой этот Чунмён, чтобы отдавать ему дорогого друга, которому Сехун рассказал все свои секреты (начиная с того, что микроволновка сломалась с его помощью, а не самостоятельно, как думает мама, и заканчивая тем, что ведущая новостей на телеканале, который смотрит отец, очень симпатичная, хотя и старовата для Сехуна). И вообще — такого, как Виви, больше нигде не найдешь, его Сехуну достали из автомата с игрушками еще в Америке, где он жил до переезда в Корею, и хотя обошлась собака в копейки, сейчас она бесценна. Можно оббегать весь Сеул, но тут только плюшевые панды на каждом углу, которые с Виви и рядом не стояли. В общем, Сехун его не отдаст, нет, ни за что на свете.
— Не отдам, — так и говорит он, мрачно поджимает губы и всем своим видом дает понять, что уговоры бессмысленны.– Я предложил тебе поиграть с моей собакой, а не забирать её себе.
Чунмён выглядит так, словно сейчас разревется, и его пухлые щеки краснеют, когда он крепче вцепляется ручками в плюшевое тельце и смотрит на Сехуна блестящими глазами. Маленький паршивец наверняка делает это специально, потому что знает, что с жалостливым лицом проще получить желаемое, но Сехун все равно ведется. Он понимает, что его сейчас обводят вокруг пальца, а еще что он, возможно, больше никогда не увидит Виви. Сехун все понимает, ему хоть и восемь, но он далеко не дурак. И, тем не менее, он почти не колеблется, когда кладет свою ладонь на крохотную ладошку Чунмёна и улыбается.
— Хорошо, забирай.
И сияющие глаза мелкого нахала становятся неплохой наградой за эти слова, потому что Сехун впервые в жизни так сильно кого-то осчастливил. Чунмён сплетает его пальчики со своими и говорит «ты мне все-таки немного нравишься, каланча», а потом с любопытством рассматривает новую игрушку, пока Сехун пытается прийти в себя от смущения. Мама ему говорила, что мальчики должна держаться за руки только с девочками, потому что так правильно, и сейчас Чунмен как бы заставил нарушить мамино правило. Но, с другой стороны, ничего ведь страшного не случилось, да и мама этого не видела, а значит, ничего и не было. Успокоившись, Сехун спрашивает, не хочет ли Чунмён поиграть в пиратов вместе с ним, раз уж с Кенсу не получилось. И остаток вечера они проводят на диване в гостиной (который на самом деле пиратский корабль), ругают юнгу Виви за то, что он плохо справляется со своими обязанностями, швыряют друг в друга подушками (то есть, конечно же, пушечными ядрами) и смеются так, что их родители приходят к ним из кухни, чтобы посмотреть и поумиляться.
Сехун думает, что нашел себе нового друга, и он даже лучше плюшевой собаки, а еще миленький и носит заячьи ушки. Но Сехун еще никогда так не заблуждался.
***
Сехуну двенадцать, и он точно знает, что если завалит следующий тест по математике, суровая миссис Ли обязательно пожалуется его родителям, и можно будет забыть на неделю обо всех радостях жизни. Мама не отпустит поиграть в баскетбол перед ужином, а папа не даст денег на кино про супергероев, которое они с Луханем уже давно хотят посмотреть. Не то чтобы плохая оценка так уж сильно испортит его рейтинг в школе — Сехун среди лучших учеников, сместить его с заслуженного пятого места не может даже Эмбер, хотя она, по скромному мнению самого Сехуна, гораздо умнее и трудолюбивее, чем он. Просто у нее нет тайного стимула, который заставлял бы зубрить параграфы из учебников наизусть и решать уравнения по несколько часов в день, пока не начнет рябить в глазах от противных цифр, коряво нацарапанных в тетрадке. У Эмбер нет персонального заклятого врага по имени Ким Чунмён (место номер четыре в рейтинге, кстати), на чьи успехи постоянно оглядывались бы её родители.Зато это все есть у Сехуна, и ему остается только проклинать тот день, когда семья Ким поселилась в доме напротив и притащила своего сынишку в гости на его день рождения.
Они правда пытались дружить, и первое время у них даже получалось. А потом началось: стоило Сехуну запачкать школьную форму, как мама начала причитать, что вот Мённи всегда выглядит опрятно и аккуратно, не то что её сын, который готов прыгнуть в любую грязь вслед за приятелями. Как только Сехун получал замечание за поведение, то слышал от папы, что вот у Чунмёна никогда не бывает проблем с поведением, и нужно брать с него пример. Мистер и миссис Ким говорили Чунмёну примерно то же самое насчёт Сехуна, и вот, сидя в этот октябрьский день в библиотеке, решая примеры к тесту, Сехун думал о том, что все это несправедливо по отношению к ним двоим. Разве он виноват, что понимает математику хуже соседского мальчишки? Разве Чунмён виноват, что не провел детство в Америке и не говорит на английском в совершенстве? Ручка скрипела, выводя на бумаге решения, и этот звук казался таким раздражающим, что хотелось встать и уйти, уехать на автобусе к морю и смотреть вдаль, туда, где нет никакой математики, нет гонки за оценками, а есть только вода, соленый ветер и корабли вдалеке. Сехун не знал, есть ли в Корее пираты, но если они существовали, он бы непременно попросился к ним на борт, потому что они свободны от всего на свете, и врагов у них нет, только те, кого нужно ограбить. Сехуну грабить вовсе не хотелось, но в остальном пиратская жизнь ему нравилась гораздо больше собственной. Он вздохнул, вспоминая своего первого друга-пирата по имени Виви. Чунмён как-то обмолвился, что давным-давно выбросил собаку, но Сехун до сих пор скучал по игрушке, потому что только дружище Виви ничего от него не ждал и не требовал. В такие минуты, как сейчас, хотелось уткнуться лицом в его плюшевую морду и поплакать немножко, но мама все еще говорила, что мальчики не плачут. Так что Сехун взял себя в руки и полностью погрузился в работу, надеясь закончить побыстрее и успеть сходить к Луханю в гости. Возвращаться домой до вечера настроения не было.
— Готовишься к тесту, мистер пока_что_пятое_место_по_школе? — насмешливый голос откуда-то сбоку звучит настолько привычно, что Сехун даже не вздрагивает, когда его уединение нагло нарушается чужим присутствием. Только вздыхает.
— Смотри, чтобы твое сочинение по литературе оценили выше моего, иначе придется отдать пятое место тебе, а самому подняться повыше.
— Не волнуйся, я не уступлю, — Чунмён садится напротив, не спрашивая разрешения, и заглядывает в тетрадь Сехуна, хмыкнув себе под нос. — Вижу, у тебя тут ошибки. Как обычно.
Сехун пожимает плечами и ничего не говорит. Он и не надеялся, что все решено идеально, потому что некоторые примеры кажутся ужасно сложными, и, наверно, их придется списать у Эмбер, которая всегда готова прийти на помощь.
— Сегодня пятница, помнишь? — продолжает Чунмён. У него полно друзей, которые часто зовут гулять после уроков, но почему-то он не идет с ними, а приходит в библиотеку к Сехуну, сделав это своим почти ежедневным ритуалом. Кто знает, зачем ему это нужно. Но болтает он много, хотя говорить им особо не о чем. — Сегодня ваша очередь идти к нам на ужин. Ты готов?
— Мне вообще без разницы, я собираюсь молчать весь вечер. Но если ты спалишь моим родителям, что у меня проблемы с этим, — Сехун брезгливо указывает на исписанную тетрадку перед собой, — то я тебе отомщу, и ты потом сильно пожалеешь.
— Драться со мной будешь? Попробуй.
— Я что, дурак? Мне же потом еще больше влетит за то, что я обидел малыша Мённи, — зная, что Чунмён ненавидит, когда его так называют, Сехун наслаждается выражением отвращения на чужом лице. — Лучше я расскажу твоим крутым друзьям, что у тебя до сих пор постельное белье и носки с зайчиками, вот они посмеются. Особенно этот продавец из сэвэн-илэвэна, как его там, Хичоль. А то он даже не знает, что общается с малявкой, и думает, что тебе пятнадцать, ужас!
Прикрыв рот ладошкой в притворном ужасе, Сехун качает головой. Ему стоит больших трудов не рассмеяться, когда Чунмён смотрит на него такими огромными глазами и бледнеет в секунду. С момента их первой встречи прошло целых четыре года, а Чунмёну по-прежнему было страшно признать, что играть в игрушки, любить плюшевых щенят и спать на постели с узором из зайчиков — это совсем не по-детски, и любой человек может так делать, если ему хочется. Но в их школе за такое высмеивали, дразнили. Еще одна причина не любить это место.
— Я давно выкинул все, что связано с зайчиками, ясно тебе? — тихо бурчит Чунмён себе под нос. — Вместе с твоим дурацким Виви засунул в пакет и отнес на помойку. Мне уже не пять лет, у меня теперь обычные белые простыни, как у всех взрослых.
— Правда? Но раньше ты был помешан на всем, что связано с зайцами и кроликами, — говорит Сехун, стараясь не обращать внимание на фразу про Виви, хотя ему до сих пор очень обидно за собаку. — Я помню, как твои родители подарили тебе пижаму с морковками. И как ты плакал, потому что тебе понравилась моя рамка для фотографий в виде кролика. Да ты до сих пор на неё пялишься, когда к нам приходишь.
До этого бледные щеки Чунмёна теперь окрашиваются в нежный розовый цвет. Они похожи на спелые блестящие яблоки, и Сехун ловит себя на мысли, что будь они еще друзьями, он бы обязательно укусил Чунмёна за щеку, просто чтобы проверить, какая она на вкус. Понятно, что не сладкая и вообще не съедобная, но хотелось бы убедиться лично. Да и весело было бы потом слушать возмущенные вопли другого мальчишки и уворачиваться от его крошечных кулачков, которые в два раза меньше Сехуневских. Жаль все-таки, что они не друзья.
— Хватит уже, — ноет Чунмён и закрывает уши, но Сехун только смеется негромко (а то выгонят еще, в библиотеке сильно шуметь нельзя).
— Ты хотел поженить Виви и принцессу Зайку, пока твоя мама не сказала тебе, что собаки и зайцы не могут быть вместе. Мне пришлось отдать тебе свой носовой платок, чтобы ты перестал реветь после этого.
— Я ненавижу тебя, придурок.
Тетрадь падает на пол, когда Сехун буквально катается по столу от беззвучного смеха, а Чунмен только дуется и швыряет в него ручку, однако уходить все равно не торопится. Библиотекарь неодобрительно посматривает в их сторону за то, что нарушают тишину и спокойствие этого места, но ничего не говорит, потому что дети же, пусть радуются жизни и смеются, пока взрослая жизнь не настигла их и не стерла улыбки, заменив на усталость и печаль в уголках глаз, как это обычно бывает.
— Ладно, с меня хватит, — Сехун подбирает тетрадь с пола и засовывает в рюкзак, даже не удосужившись разгладить загнувшиеся уголки. В животе тянет от голода, а голова уже болит от долгой и нудной мыслительной деятельности, на которую он потратил не один час. На самом деле даже хорошо, что Чунмён явился и отвлек от математики, иначе Сехун бы точно потерялся во времени и просидел тут до вечера. А так еще есть минутка забежать в магазин через дорогу и купить любимую булочку с корицей. Ну, а потом он пойдет к Луханю и будет играть с ним в приставку, пока не стемнеет и мама не начнет писать ему, чтобы он скорее возвращался домой, потому что приличные мальчики из хороших семей по ночам не гуляют. Она всегда за него волновалась, потому что, в отличие от Чунмёна, Сехун не следил за часами и часто задерживался где-то, сам того не замечая.
— Эй, ты что, уже уходишь? — Чунмён окликает его, когда Сехун начинает натягивать куртку, полностью погруженный в свои мысли. — Разве у тебя все примеры уже решены?
— Даже половину не сделал, — легко отвечает Сехун и пожимает плечами. — Но мне уже лень снова этим заниматься, так что пойду. До вечера, Мённи. Увидимся у тебя дома. Не забудь спрятать всех своих зайчиков до моего прихода.
— Даже если они у меня есть, ты все равно об этом не узнаешь, потому что вход в мою комнату тебе запрещен, — Чунмён показывает ему язык (и этот ребёнок вечно говорит, что он уже взрослый, ха!) и тоже встает со стула. У него ветровка милого сиреневого цвета, совсем не мальчишеского по меркам их школы. Но Сехуну нравится, потому что Чунмён выглядит мило. Не настолько, конечно, чтобы простить ему выкинутого Виви, но вполне достаточно, чтобы взъерошить волосы на чужой макушке и рвануть к выходу под возгласы библиотекаря, что «бегать в храме науки запрещено» и «больше я вас сюда не пущу, маленькие поганцы».
Чунмён ударяет его по руке, когда они оказываются в коридоре.
— Не трогай мои волосы, дылда, а то пальцы в узлы закручу.
— А ты бегать научись, малявка, а то на физкультуре опять сдашь кросс хуже меня. Когда твои ноги уже отрастут и перестанут быть такими короткими?
Сехун, который на голову выше, сгибает ноги в коленях, чтобы стать одного с Чунмёном роста, и бормочет, что на такой высоте жить невозможно, даже воздух тут не такой чистый, как там, наверху, в мире высоких людей. На самом деле разницы вообще нет, но приятно слышать, как соперник начинает сопеть от злости и придумывать себе оправдания.
— Вот увидишь, в следующем году я перерасту тебя, и ты еще будешь просить, чтобы я тебе подал книжки с верхних полок библиотеки.
— Ты и сейчас можешь это делать, если встанешь на табуретку.
— Может я и ниже, но, по крайней мере, мои оценки выше твоих. И замечаний в дневнике меньше, — отвечает Чунмён, и вот это правда обидно, потому что он прав. Несмотря на все старания Сехуна, быть примерным учеником у него никак не выходит, и вечно он получает то за помарки в тетради, то за то, что на перемене разлил клубничное молоко в тарелку одноклассника. И если у Чунмёна еще есть шанс подрасти, то насчет своих успехов Сехун совсем не уверен. Возможно, он так и останется глупым и неуклюжим до конца своих дней.
— Чего приуныл? — Чунмён пихает его локтём в бок, видя, что собеседник полностью ушёл в себя и перестал его замечать. — Да не расстраивайся так. Ты зато умеешь играть в баскетбол и футбол. Я не очень хорош в спорте.
— Скажи это моей маме за ужином, она будет счастлива.
— Еще чего, меня тогда потом в какую-нибудь спортивную секцию отправят, чтобы я был не хуже. Оно мне надо?
— Ну да, с твоими-то короткими ногами тяжело будет…
Не прекращая спорить и пихать друг друга, Сехун и Чунмён спускаются по лестнице на первый этаж и выходят на улицу, подставляя лица прохладному осеннему ветру. Багровые листья кружат по опустевшему двору, все ученики покинули его, и Чунмёну тоже давно пора быть дома, но он все еще здесь, рядом с Сехуном, где быть не должен. Им предстоит разойтись у школьных ворот, но они проходят этот путь вместе, стараясь идти как можно медленнее. Подстраивая свой шаг под чужой, Сехун думает, что наверно они все-таки не совсем враги. Потому что с врагами наоборот хочется разойтись в разные стороны, а не идти нога в ногу, оттягивая момент расставания. А еще Чунмён все еще милый, хотя не носит больше заячьи ушки. Наверно, они все-таки не враги, просто так сложились обстоятельства.
И Сехун надеется, что у них еще получится когда-нибудь подружиться снова.
***
Сехуну шестнадцать, и на этот раз он хорошо понимает, что ничего у них не получится. Даже дышать одним воздухом с трудом выходит, потому что желание насолить друг другу перевешивает здравый смысл. И тот факт, что они все еще учатся в одной школе и собираются на совместные ужины каждую пятницу ничуть не помогает. Сехун бы многое отдал за то, чтобы Чунмён учился хотя бы в другом классе, но увы, даже тут не сложилось, несмотря на разницу в возрасте. И одна надежда была на университет, потому что ну не психи же они — выбирать одно и то же место, чтобы продолжать свою гонку и там? Хотя, наверно, их родители мечтали об этом, свято веруя в то, что их детишки — лучшие друзья с самой первой встречи. Никто не пытался их переубедить.
Но несмотря на то, что отношения с мальчиком-зайчиком были стабильной занозой в заднице вот уже много лет, жизнь все-таки не стояла на месте, и многое поменялось с тех времен, когда Сехун мечтал стать пиратом и пачкал в пыли школьную форму, гоняя с друзьями мяч на школьном дворе. Во-первых, перейдя в старшую школу, он неожиданно для всех и для себя оказался одним из самых красивых парней в округе, таким, кому приходилось каждый день выгребать из шкафчика тонны записок с признаниями и слышать девичьи писки повсюду, даже в очереди за булочками в столовой. На самом деле Сехун не видел в зеркале ничего особенного, когда рассматривал свое отражение, но Лухань (который сам выглядел как юная китайская принцесса со своим идеальным лицом) уверял, что таких широкоплечих и высоченных красавчиков с аурой холодного парня еще поискать надо. Не то чтобы Сехун верил всему, что болтает его лучший друг, но когда начал замечать, что даже парни в раздевалке посматривают на него с интересом, то убедился, что Лухань был прав. Только вот что делать с этой популярностью, он так и не понял. Ему никто не нравился, он даже не был уверен, кто его вообще привлекает — женщины, мужчины, а может вообще все сразу. Поэтому пока большая часть школы вздыхала по Сехуну, сам Сехун спал на коленях Эмбер, к которой питал исключительно братские чувства, щипал за щеки Луханя, когда тот становился чересчур милым, и игнорировал все знаки внимания от других людей. В конце концов, он не хотел встречаться с кем-то только ради того, чтобы не быть белой вороной. Все эти предрассудки никогда Сехуна не беспокоили.
А тем временем где-то неподалеку всегда существовал Чунмён, и вот он-то как раз не обделял вниманием никого вокруг, флиртуя даже с уборщицей, когда та проплывала мимо с ведром и шваброй в руках. За ним тоже бегали толпы поклонниц (но поклонников не было, видимо, флюиды Чунмёна цепляли только дам), клялись в вечной любви (хотя откуда ей взяться в старшей школе?), и Сехун, который был всегда честен с самим собой, не мог не признать: его противный сосед вырос из милого хрупкого ребенка в какого-то диснеевского принца, аристократичного и красивого настолько, что дыхание перехватывало. Да, он все еще оставался невысоким, и плечи у него были уже сехуновых раза в два, но какое это имело значение, если со своим лицом Чунмён мог говорить всем, что он ангел, упавший с небес на грешную землю, и никто бы даже не усомнился в этом. Сехун бы сам так думал, если бы не знал, что под этой прекрасной оболочкой скрывалось то еще чудище, которое якобы случайно пинало его ноги под столом во время совместных ужинов и ухмылялось каждый раз, когда тесты Сехуна набирали меньшее количество баллов, чем его собственные. Но он уже почти смирился с этим, как и с тем, что Чунмён невыносимо красив. По крайней мере, ему всегда было на что отвлечься во время скучных уроков или нудной болтовни родителей за столом по пятницам, когда Чунмён сидел напротив. Смотреть на это лицо порой было приятнее, чем на весь окружающий мир.
— Йо, чувак, о чем задумался? — Лухань нарисовывается словно из ниоткуда и садится перед Сехуном, с грохотом опуская свой поднос на стол. Его появление заставляет Сехуна вздрогнуть и оглядеться по сторонам, после чего он, наконец, вспоминает, что находится в столовой, сейчас время ланча, и сэндвич, который он держит в руках, уже начал крошиться от такой крепкой хватки. Спохватившись, Сехун начинает торопливо есть, пока взгляд Луханя прожигает дырку в районе его лба.
— Ты какой-то потерянный, — замечает друг, пододвигая ближе к Сехуну банку с колой. — Я отдам её тебе, если ты скажешь, что у тебя там стряслось.
— Да ничего, просто по ходу не выспался, — и это чистая правда. Почти всю ночь Сехуну пришлось провести над проектом по химии, потому что он ни черта в ней не понимал, но ему нужно было уделать Чунмёна и закрыть плохие оценки за лабораторные работы. — Эмбер сказала, что я уснул на литературе лицом в учебник, когда мы читали сонеты Шекспира.
— Романтично, — кивает Лухань. — А меня, прикинь, однажды стошнило на репетиции «Ромео и Джульетты» в драмкружке. Думаю, поэтому они не дали мне главную роль…
— Или потому что ты больше похож на Джульетту, чем на Ромео, — Эмбер усаживается по левую сторону от Сехуна и начинает увлеченно жевать картошку фри, словно не замечая, как лицо Луханя начинает дергаться то ли от ярости, то ли от нервного тика. — Ну ладно, я же шучу, расслабься, — она хохочет, и Сехун следует её примеру, зная, что хоть Лухань и пыхтит как бешеный носорог, опасности от него можно ждать не больше, чем от маленького котенка.
— Вы отвратительны, — наконец говорит он и тоже начинает смеяться, поддавшись общему настроению своих друзей. — Но все-таки обидно, что роль дали не мне! Я бы сыграл не хуже Чунмёна, они ни черта не смыслят, эти идиоты из драмкружка.
— Да брось, Чунмён очень талантливый. Не думаю, что в нашей школе его мог бы кто-то переплюнуть в актерской игре, — замечает Эмбер, когда смех стихает. — Он может даже в мюзиклах играть, с его-то голосом.
Сехун замирает. Чунмен умеет петь? Он никогда даже не слышал об этом, и его брови невольно ползут вверх от удивления. Он не думал, что может чего-то не знать о своем недосопернике, потому что иногда проводит с ним даже больше времени, чем с друзьями.
— Этот умник ещё и поёт? — вторит его мыслям недовольный голос Луханя, который яростно машет палочками перед своим носом. — Я негодую, зачем одному человеку дано столько талантов, где справедливость?!
— Ну, может он там мир спас в прошлой жизни, или в параллельной вселенной не дал потонуть Титанику, — Эмбер пожимает плечами. — Хотя я склоняюсь к тому, что жизнь — это чёртова лотерея, и Чунмён просто выиграл в нее еще до рождения.
Пока Лухань грустно скулит в свою чашку, а Эмбер подкалывает его на правах лучшей подруги («Главное, что мы тебя любим, ты только не плачь, Ханни, детка»), Сехун пользуется моментом и поворачивает голову к соседнему столу, где сразу же находит взглядом знакомую узкую спину, обтянутую форменным пиджаком. Чунмён сидит в окружении многочисленных друзей, и даже не видя его лица, Сехун точно может сказать, что он смеется. Наверно Чанёль опять что-нибудь сморозил, или Исин в очередной раз перепутал корейские слова и сказал «пенис» вместо «перца», как это уже было с ним однажды. Сехун внимательно вглядывается в чунменовский затылок, пока вдруг не понимает, что тот болтает вовсе не со своими старыми приятелями, а с милой брюнеткой, чья ярко-красная помада буквально бросает вызов всем школьным правилам и устоям. Девушка что-то оживленно рассказывает, улыбаясь от уха до уха, а Чунмён уже почти лежит на столе, сгибаясь от непрекращающегося хохота. Его правый локоть грозит оказаться в тарелке с салатом, хотя он этого не замечает, и в этот момент у Сехуна внутри шевелится странное чувство. Он никогда раньше не видел, чтобы Чунмён так смеялся. Он даже не знал, что тот может быть таким эмоциональным. И ему…завидно? Сехуну никогда не удавалось увидеть Чунмёна в хорошем расположении духа. У них все с самой первой встречи как-то не заладилось, еще и родители со своим вечным соревнованием подливали масла в огонь, не давая им даже шанса нормально пообщаться. А тут непонятная девица, наверняка знающая Чунмёна не больше недели, заставляет его задыхаться от смеха, забывать о приличиях и лезть локтями в тарелки, чего за правильным мальчиком-зайчиком никогда раньше не наблюдалось. Возмутительно.
Раздраженный непонятно на что, Сехун отворачивается и мрачно смотрит в стену, чувствуя себя совершенно нелепым и почему-то лишним здесь, в этой шумной и оживленной столовой. Наверно, стоит признать, что для кого-то уровня Чунмёна он просто слишком скучный и глупый, поэтому над его шутками Чунмён никогда не засмеётся, максимум одарит насмешливым взглядом, мол, ты пытался. Не то чтобы Сехуну вообще было дело до того, как можно рассмешить мальчика-зайчика. Просто размышления, ничего личного.
— Сехун, ты уснул? — Эмбер пихает его в бок, заставляя выйти из транса обратно в реальный мир. — Молчишь и не моргаешь уже минут пять.
— Он выглядел прямо как моя бабушка, когда цыгане пытались её загипнотизировать и забрать деньги. Такой же пустой взгляд, жуть, — вставляет свои пять копеек Лухань и невинно хлопает ресницами, глядя на вытянувшиеся лица друзей. — А я вам не рассказывал эту историю? Да ладно! Она очень веселая. Короче, дело было так…
— Потом расскажешь, — жесткий голос Эмбер заставляет Луханя обиженно заткнуться, но возражать он не пытается. — Сехун, у тебя точно все в порядке? Выглядишь неважно. Может тебе там водички дать или сразу медсестру позвать, пока ты в обморок не грохнулся? Я не помню, как оказывать первую помощь, чувак, не рискуй.
Сехуну не нужна медицинская помощь, ему бы просто заткнуть уши, чтобы не слышать смех из-за соседнего стола — и жизнь стала бы немного проще. Но объяснять все это друзьям слишком долго и сложно, поэтому он просто указывает на брюнетку рядом с Чунмёном и небрежно интересуется, кто она такая. Просто так интересуется, конечно же, а не потому что ему так уж нужно знать, с кем там общается его вечный враг номер один.
— О, да это же Сонён, — говорит Лухань, когда прослеживает взглядом направление Сехуновского пальца. — Ну, Пак Сонён, она с тобой в одной параллели, не в курсе что ли? Её же все знают.
— А что, она чем-то знаменита? — рассеянно спрашивает Сехун, тут же сжимаясь под недоуменными взглядами друзей. — Чё надо? Я просто спросил.
— Вот это я понимаю уровень антисоциальности! — Хань восторженно стучит кулаком по столу, чем привлекает к себе внимание всех, кто сидит поблизости. — Ты прям как страус. Засунул голову в песок и вообще нихрена не видишь. Пак Сонён — одна из самых красивых девушек в этой школе. А еще она тоже в драмкружке, и ей всегда отдают главные роли. Помнишь постановку по мотивам «Спящей красавицы»? Вот, Сонён там играла.
— Что-то я не запомнил её лица в той пьесе, — признается Сехун, немного подумав.
— Конечно, она же в кровати валялась всю пьесу, чего ты хотел, — Лухань только пожимает плечами. — А ты чего спросил про неё? Интерес к девушкам проснулся? Ох, моя детка совсем выросла…
Он хватает салфетку и прикладывает ее к абсолютно сухим глазам, делая вид, что вот-вот заплачет, пока Сехун в конце концов не пинает его под столом, вызывая у Луханя уже неподдельные слезы. Эмбер смотрит на них так, как будто ей стыдно находиться с ними в одном помещении и дышать одним воздухом (скорее всего, так и есть), и её грозный взгляд заставляет обоих парней мгновенно успокоиться. У Эмбер тяжелый кулак, и попасть под него не хочется никому.
— Ты спросил про Сонён только потому, что она болтает с Чунмёном, правда? — невзначай спрашивает Эмбер секундой позже, и Сехун закашливается от неожиданного вопроса. Нет, конечно, нет. Что за вздор. Как вообще можно было так подумать, ну в самом деле. — Ты ведь раньше не видел их вместе?
— Да причем тут Чунмён? Пффф. Мне вообще фиолетово, с кем он там общается и кому…
— Они начали встречаться недавно, — перебивают его на полуслове. — Ты знаешь?
За столом повисает тишина. Эмбер меланхолично ковыряется в своей тарелке, а Лухань скучающе барабанит пальцами по столешнице. Ничего не изменилось, но в то же время Сехуну кажется, что вокруг него вдруг резко убавили звук и уменьшили яркость изображения. И он ошарашенно оборачивается, чтобы в очередной раз взглянуть на заклятого врага номер один.
Всю жизнь у каждого из них были свои друзья и своя компания, свои интересы и увлечения, практически друг с другом не пересекающиеся, но это казалось нормальным и привычным. Сехун ведь все равно знал, что находится к Чунмёну ближе, чем многие другие. Потому что их родители дружат и устраивают совместные ужины каждую пятницу. Потому что окна их комнат разделяет всего несколько метров. Потому что Сехун видел Чунмёна плачущим из-за разбитых коленок, играющим с дурацкими плюшевыми зайцами, сопящим во сне на диване в гостиной и ворующим сладости из вазочки на кухне тайком от родителей. Сехун знает о Чунмёне почти столько же, сколько о самом себе, и вдруг…девушка? Он не мог поверить в это. Было ощущение, словно его предали. Словно в их странные отношения с Чунмёном влез кто-то лишний, кого там никогда не должно было быть. Кто-то, кто теперь будет знать и хранить все тайны Чунмёна, помнить всякие дурацкие мелочи о нем и видеть его в моменты, недоступные большинству людей вокруг. Отвратительно. Почему никто никогда не говорил Сехуну, что делить своих врагов с кем-то окажется так тяжело.
Чунмён поворачивает голову именно в тот момент, когда Сехун начинает сверлить взглядом его спину, и это приводит к тому, что они просто смотрят друг другу прямо в глаза. Сонён (или как ёё там зовут) продолжает травить свои истории, кто-то за тем столиком смеется вместе с ней, но Чунмён вообще ни на что не реагирует. Они с Сехуном словно застывают во времени и пространстве. Каждый ищет во взгляде другого что-то, не поддающееся описанию, и Сехун чувствует, что вот-вот сорвется. Ему хочется подскочить к Чунмёну, схватить его за руку и вывести из-за стола, подальше от этой красивой девчонки и от всего мира. Хочется держать возле себя, как было все эти годы, смотреть на красивое лицо и видеть в недовольно сощуренных глазах только свое отражение. И ничье больше. Сехуну много чего хочется на самом деле, но все, что он делает — это молча отворачивается и встает со своего места. Коротко бросив недоумевающим друзьям отмазку про плохое самочувствие, Сехун быстро выходит из столовой и бежит на улицу, чтобы проветриться.
Он ненавидит себя за то, что умудрился привязаться к Ким Чунмёну.
Вечер в гостях у семьи Чунмёна проходит ужасно. За много лет Сехун уже привык к этим пятничным ужинам, к тому, что их родители сделали это традицией; привык к насмешливому или скучающему взгляду, которым его вечно одаривает сидящий напротив Чунмён, и к тому, что их успехи и провалы обсуждаются прямо тут же, не отходя от кассы, заставляя их чувствовать себя попеременно то королями этого мира, то ничтожествами. Всё это стало уже рутиной, он легко мог её игнорировать, но сегодня, именно сегодня, ужин пошёл не по плану.
— А я вам говорила, что у Чунмёна появилась подружка? — госпожа Ким радостно возвещает на всю столовую, заставляя сына поперхнуться. — Я так счастлива, он выбрал себе самую красивую девочку в школе, представляете?
Мама Сехуна сдержанно улыбается. Это выглядит так, словно её вот-вот стошнит прямо тут.
— Как замечательно! Мённи, ты уже такой взрослый!
— Поздравляю, я и не сомневался, что ты себе любую красотку подцепить сможешь, — отец Сехуна показывает Чунмёну большой палец с другого конца стола. Атмосфера становится максимально неловкой, но Сехун точно знает, что дальше будет хуже. Он предвидит следующий вопрос еще до того, как он произносится вслух.
— А ты, Сехун, как? Девочку еще не нашел себе? — ласково спрашивает госпожа Ким, многозначительно приподняв брови. Чунмён наконец-то отрывает голову от тарелки, чтобы понаблюдать, как Сехун едва сдерживается, чтобы не начать биться головой об стол. Должно быть, Чунмёна это очень веселит, потому что его тонкие губы расползаются в легкой улыбке.
— Кхм… — Сехун не знает, что сказать в данной ситуации. Хотелось бы правду, но он знает, что это вызовет поток шуток со стороны семьи Ким, а его родители потом насядут на него с вопросами, почему он до сих пор ни с кем не встречается и как у такого видного парня может не быть девушки. От одной мысли об этом начинает болеть голова, и впервые в жизни Сехуну хочется, чтобы за этим столом обсуждались только его оценки и заваленные тесты. По крайней мере, эти темы не заставляют его чувствовать себя таким жалким. И, по крайней мере, он знает, что делать, чтобы повысить успеваемость. А вот как начать с кем-то встречаться, если тебе никто не интересен, он понятия не имеет.
— Ну так что, Сехун? —