Crisis.
ПРОЛОГ: СКАЛЬПОВЫЙ КАПЕЛЛАН.
В ноябре 1724 года Джон Лавуэлл-II, сын рейнджера из роты капитана Бенджамина во время войны Короля Филиппа, ходатайствовал перед Генеральной ассамблеей Массачусетса вместе с Джошуа Фарнвеллом и Джонатаном Роббинсом о выделении средств для экспедиции из 40-50 добровольцев против абенаков: «чтобы убивать и уничтожать враждебных индейцев, но при условии, что им будет оказана необходимая поддержка». Ассамблея обсудила его запрос о пяти шиллингах в день, и, в конце концов, назначила два шиллинга и шесть пенсов в день в качестве зарплаты каждому, однако затем сделала предложение о выплате ста фунтов за скальп каждого индейца мужского пола, доставленного в Бостон. Их первая экспедиция вернулась со скальпами мужчины и мальчика, за что они получили двести фунтов сверх их дневного жалованья. После второй экспедиции, в феврале 1725 года. Лавуэлл и его рейнджеры с триумфом вошли в Бостон, гордо демонстрируя десять абенакских скальпов, висевших на шестах. За это они получили 1000 фунтов стерлингов из государственной казны плюс по 7 фунтов за ружья абенаков французского производства.
Власти Новой Англии утверждали, что они, должно быть, предотвратили какой-то французский заговор. «Были предотвращены некоторые покушения на границы Нью-Гэмпшира», - писал Томас Симмс в своей проповеди 1725 года. В противовес этому, в 1780- годах эквадорский хроникер Антонио де Альседо обличительно ссылался на этот инцидент: «англичане хвастаются этим пятном на человечности, и они делают нападки на жестокости испанцев в Америке, которые. Конечно, имели место, но не достигли такого уровня варварства».
Весной 1725 года Лавуэлл и небольшая группа из 47 человек, многие из которых были горожанами из Бостона, незнакомыми с военной дисциплиной, выступили против деревни абенаков Пеквокет. Отряд нарвался на засаду из сотни воинов абенаков. Лавуэлл погиб при первом же залпе, и, в итоге, всего 12 человек вернулись в Массачусетс.
Поражение охотников за скальпами нашло отражение в пограничной балладе «Песня о борьбе Лавуэлла», в которой воздавалась хвала «достойному капитану Лавуэллу и его доблестным солдатам, служивших своей стране и своему королю против мятежных индейцев». Предвосхитив последний бой Кастера, певцы переписали события, чтобы преобразовать Лавуэлла в осторожного бойца с дикой природой, который сразу вычислил индейскую засаду («этот мошенник хочет заманить нас в ловушку, я это ясно вижу»). Интересно то, что в перечислении героических охотников за скальпами участвовал священник: «Наш достойный капитан Лавуэлл погиб. Они убили лейтенанта Роббинса и ранили доброго, молодого Фрая, нашего английского капеллана: «он многих индейцев убил, и некоторых из них скальпировал, когда вокруг него летали пули».
Скальпирование было настолько распространенным явлением в приграничном обществе к 1720-м годам, что Лавуэлл носил парик, изготовленный из индейских скальпов, а капеллан роты Джонатан Фрай, выпускник Гарвардского колледжа в 1723 году, был не менее искусным, чем его светские сверстники: он был смертельно ранен после того, как скальпировал двух абенаков. Его невеста изобразила его так: «Молодой студент, мистер Фрай, умерший в пору своей цветущей юности – миловидный юноша, и такой же благочестивый». Остальные жители тоже, казалось, не заметили никакого противоречия в человеке, скальпирующего других людей: город, построенный на месте Пеквокета, получил название Фрайбург.
Годы.
Использование тактики выжженной земли и превращение в товар индейских тел, живых или мертвых, в пограничной войне, не было уникальным явлением в британских североамериканских колониях. Это была общепринятая европейская практика. На северных окраинах Новой Испании, на современном американском юго-западе, это началось во время чичимексих войн (1546-1590), когда конные войска, получающие жалованье от короля, выезжали из пресидий, совмещавших функции крепости и тюрьмы, чтобы вместе с союзными индейцами искать и уничтожать вражеские деревни. Однако в ситуации, когда жалованье не могло быть выплачено в полном объеме, прямым способом для пресидиал (солдат пресидий) увеличить свой доход, была продажа в рабство индейских пленных, или принуждение их к каторжным работам в самом пресидио. В 1587 году вице-король Маркиз де Вильяманрике определил, что торговля рабами является движущей силой чичимекских войн, когда войска из пресидий атакуют группы чичимеков, никогда не вступавшие в конфликт с Испанией или заключившие с ней мир, чтобы спровоцировать ответные действия и захватить пленных. Европейские кампании по уничтожению собственности также вела Новая Франция в ее войнах с Конфедерацией ирокезов во второй половине 17-го века, с вторжениями полка Кариньян-Сальер в Ирокезию в 1660-х годах и в последующих кампаниях в конце 1680-х и 1690-х годов. Новая Франция тоже ввела коммерческую основу в ее война в форме работорговли 18-го века, предложений оплаты скальпов, а в войнах с натчезами, по крайней мере, в одной из них, пригодные для сельского хозяйства земли и колониальные соображения были главными мотивирующими факторами.
Однако ничто не может сравниться с тем, как англо-американцы усовершенствовали этот военный метод. Широкомасштабные войны на полное искоренение, депопуляцию и этнические чистки сочетались с массовым переселением и крупномасштабными спекулятивными сделками по покупке земли. Процесс кросс-культурной торговли рабами и скальпами был впервые введен на северо-востоке Северной Америки в течение войн британских и голландских колонистов против местных индейцев: Война Пекотов (1636-1638); Война Кифта (1640-1645); и Война Короля Филиппа (1675-1676).
В то время как в Войне Пекотов против пекотов совместно действовали силы колонистов, наррангасеттов и мохеган, только колонисты Новой Англии стремились к полному геноциду пекотов и искоренению самого их имени. В начале 1630-х годов монополия пекотов на голландские торговые товары всё больше и больше оспаривалась наррангасеттами – второй силой региона с точки зрения богатства и власти. Мохеганы, как данники пекотов, а также голландцы, тоже стремились разрушить торговую монополию пекотов и добиться свободной торговли. Со временем отношения между пекотами и голландцами становились всё более враждебными, и, наконец, голландцы похитили великого сахема пекотов Татобема, а затем отдали его труп соплеменникам после уплаты выкупа. После этого пекоты немедленно развернулись в сторону Новой Англии. В 1633 году индейские соседи обвинили пекотов в убийстве двух торговых английских контрабандистов, капитанов Джона Стоуна и Джона Нортона, и их семерых людей, и те в 1634 году выплатили англичанам щедрые компенсации в виде вампума, мехов и земельных владений в долине реки Коннектикут в обмен на посредничество Новой Англии в деле восстановления мира с мохеганами и наррангасеттами.
Примечание: На самом деле группу Стоуна уничтожили ниантики, данники пекотов, которые мстили, якобы, за убийство голландцами сахема пекотов Татобема. Возможно, ниантики перепутали англичан с голландцами.
Однако перспектива расширения новой колонии Коннектикут за счет пекотов вытеснила все соображения относительно торговли и сосуществования. Формальный повод к развязыванию войны появился в июле 1636 года, когда восточные ниантики с Блок-Айленда уничтожили партию торговца с сомнительной репутацией Джона Олдхема и разграбили его корабль. Наррангасетты поняли, что у них появилась возможность расстроить торговые отношения колонистов с пекотами. Миантаномо, их влиятельный сахем, сообщил англичанам, что пекоты предложили убежище убийцам. Власти колонии отправили из Бостона войска под командованием Джона Эндекотта и Джона Андерхилла, чтобы отомстить ниантикам и выдвинуть требования к пекотам. После убийства пятнадцати человек, преданию огню вигвамов и разграбления амбаров и кукурузных полей на Блок-Айленде, капитаны Эндекотт и Андерхилл привели свои войска к укрепленному поселению Пекот и предъявили следующие требования: контрибуция в виде тысячи саженей вампума, дети-заложники и выдача убийц Стоуна и Нортона. Насколько честными были эти требования – вопрос открытый. В 1639 году голландский мореплаватель Давид Де Фриз спросил у индейского воина из племени ниантиков возле устья реки Коннектикут, как он добыл свою ярко-красную накидку? Индеец ответил, что «какое-то время назад он убил некоего капитана Стоуна с его людьми в барке, и он снял с него эту одежду». Большинство пекотов бежало в лес, а остальные в это время контратаковали англичан. В итоге Эндекотт сжег деревню на побережье и посевы, и отплыл домой.
В сражении в поселении Пекот, закованные в латы английские солдаты потерпели неудачу в противостоянии с проворным и легким в движениях противником. Эндекотт утверждал, что два противника были убиты в бою в Пекоте, но капитан Джон Мейсон сообщил, что был «убит всего один индеец и были сожжены несколько вигвамов», что пробудило ярость у пекотов к англичанам. Лейтенант Лайон Гардинер, инженер и командир форта Сэйбрук в устье реки Коннектикут, считал участие союзных индейцев решающим фактором: «Жители залива не убили ни одного человека; только Кичомиким, индейский сахем в заливе, убил одного пекота. Так началась война между индейцами и нами в этих краях». Отставание в военном отношении не послужило преградой для пекотов: согласно губернатору Массачусетса Уильяму Брэдфорду, они предложили союз наррангассетам против англичан, утверждая, что те «собираются уничтожить всех индейцев, и что наррангассеты только проложат дорогу для собственного упадка, помогая им». Их предложение заключалось в развязывании партизанской войны против колонистов, - в том, чтобы «поджигать их дома, убивать их скот и вовлекать их в засады, что можно делать с небольшой опасностью для себя; англичане будут голодать и вынуждены будут покинуть страну».
Роджерс Уильямс, пуританский изгнанник, живущий среди наррангасеттов, убедил их вступить в союз с англичанами, и обе стороны начали работать над тем, как привести в соответствие английский и индейский военные методы. В 1636 году представители наррангассетов согласились в Плимуте с условиями договора об отказе в убежище любым пекотам, предании их смерти или доставке к англичанам любых индейцев, виновных в убийстве любых англичан или сбежавших английских слуг, а также в предоставлении проводников для английской экспедиции против пекотов. Один из этих проводников, воин по имени Кутшамакин, вскоре убил и скальпировал пекотского воина. «Содрав кожу с его головы», он послал ее Каноникусу, главному сахему наррангасеттов, который затем «отправил ее всем окружающим его сахемам» через наррангасеттскую сеть союзных и подчиненных сахемов. Когда скальп пекота, наконец, был доставлен в Бостон, за него было выдано специальное вознаграждение: Кутшамакин получил четыре саженя вампума (1 сажень = 1 метр 83 сантиметра). Наррангасетты были традиционными соперниками пекотов и воевали с ними в 1622 году, в результате чего потеряли часть своей территории. Таким образом, наррангасетты и мохеганы открыто встали на сторону англичан.
Пекоты пытались заставить своих союзников, и одновременно данников, ниантиков, примерно из тридцати шести различных мелких групп, присоединиться к ним, но только западные ниантики послушались их, а восточные ниантики предпочти остаться нейтральными или, как некоторые из них во главе с Уэквашем Куком, присоединились к наррангасетам, и, соответственно, к англичанам.
Отличие индейского принципа траурной войны, когда военные действия велись с целью замены погибших близких физически (захват пленных и принятие в племя) и духовно (успокоение через месть за своего убитого) от европейской тотальной войны на искоренение, хорошо показано на нескольких примерах. Когда военный отряд пекотов совершил набег на форт Сэйбрук в феврале 1637 года, то после убийства нескольких англичан, индейцы попытались вступить в переговоры с Лайоном Гардинером, чья попытка использовать неопределенные и уклончивые формулировки, должно быть, показалась пекотам неприемлемой. Гардинер писал: «Затем они (пекоты) спросили, достаточно ли я сражался? Мы ответили, что мы не знаем. Потом они спросили, убиваем ли мы женщин и детей? Мы ответили, что они это смогут увидеть в будущем. Они немного помолчали, а потом сказали, что, мы – пекоты, убили много англичан и можем убивать их, как комаров, и мы пойдем в Коннектикут и убьем мужчин, женщин и детей, заберем лошадей, коров и свиней».
Пекоты, некоторые из которых были одеты в одежду убитых ими солдат, ответили на пассивную агрессию Гардинера насмешками над гарнизоном Сэйбрука, будто они «подобны женщинам», и заявили, что «если один из их воинов убьет еще одного англичанина, он будет равен Богу – богохульная речь», - как отметил Гардинер, - «которая растревожила сердца солдат».
В апреле того же года пекоты атаковали поселения в долине реки Коннектикут и убили тридцать колонистов. Во время набега на Уэтерсфилд были убиты шестеро мужчин и три женщины, и захвачены в плен две сестры, дочери Уильяма Суэйна, которые позже были возвращены через голландских посредников Гардинеру в Сэйбруке за выкуп абсолютно невредимыми. В отличие от этого, бостонский торговец по имени Тилли, который вопреки приказу Гардинера сошел на берег, был взрослым мужчиной, и схватившие его пекоты, как позже узнал Гардинер, «привязали его к столбу и освежевали», - что означает, вероятно, что они его подвергли пыткам и в конце сожгли.
В мае представители от различных городов долины реки Коннектикут встретились в Хартфорде, где на совете решили передать командование над ополченцами Джону Мейсону. Мейсон с отрядом из девяноста ополченцев и семидесяти воинов мохеган Ункаса выступил в путь с приказом атаковать пекотов в их поселениях. В форте Сэйбрук к Мейсону присоединился Джон Андерхилл с отрядом из двадцати человек. Затем Мейсон и Андерхилл отплыли из форта Сэйбрук в бухту Наррангасетт. С помощью этого маневра англичане хотели ввести в заблуждение пекотских шпионов, пристально наблюдающих за побережьем, чтобы они не заподозрили об их истинных намерениях. На берегу к Мейсону и Андерхиллу присоединились двести воинов наррангасеттов с Миантаномо и восточных ниантиков с Уэквашем Куком, и объединенные силы англичан и индейцев отправились к укрепленному поселению пекотов Мистик, которое находилось примерно в двадцати милях от места высадки.
Бойня в Мистике началась в предрассветные часы 26 мая 1637 года, когда силы колонистов под командованием Джона Мейсона и Джона Андерхилла вместе с их индейскими союзниками окружили эту, одну из двух основных укрепленных деревень пекотов, в которой в основном находились женщины с детьми и пожилые люди. Палисад, окружавший деревню, имел всего два выхода. Когда англичане атаковали, то встретили жесткое сопротивлением и вынуждены были отступить. Затем Мейсон отдал приказ поджечь деревню и перекрыть два выхода, тем самым, заперев пекотов внутри. Тех, кто пытался перелезть через частокол, англичане расстреливали, прорвавшихся убивали их индейские союзники. Джон Андерхилл описал сцену уничтожения: «Капитан Мейсон вступил в вигвам с факелом. После того, как он многих ранил в дом, он поджег западную сторону в месте, где он вошел, я поджег южную оконечность. Это привело к тому, что в центре форта заполыхало самых ужасным образом, и всё сгорело в течение полутора часов. Многие отважные молодые люди не хотели выходить и отчаянно сражались через палисад. Поскольку они были обожжены сильным пламенем и не имели своего оружия, потому что огонь сжег их тетивы, они доблестно погибали: милость, которую они заслужили за свою доблесть, мы могли бы даровать им, имей мы такую возможность, но многие сгорели в форте – мужчины, женщины и дети, остальные были вытеснены и бежали толпами по двадцать и тридцать человек, а наши солдаты принимали их и насаживали на острие меча. Те мужчины, женщины и дети, которые ускользнули от нас, попали в руки индейцев, которые находились в нашем тылу. По их словам, в этом форте было около четырехсот душ, и не более пяти из них вырвалось из наших рук». Позже Мейсон заявил, что нападение на пекотов «было деянием Бога, который посмеялся над своими врагами и врагами своего народа, превратив Пекот в огненную печь. Таким образом, Господь осудил язычников». Примерно из пятисот пекотов, находившихся в поселении, только семеро были взяты в плен, еще семеро бежали в лес. Индейские союзники англичан были в шоке от таких методов борьбы. Наррангасетты попытались уйти домой, но путь им перерезали пекоты из деревни Вайнсхаукс, после чего они неохотно возвратились к колонистам и в дальнейшем были использованы для перевозки раненых и поклажи, освободив солдат для отражения многочисленных нападений во время отхода, в которых пекоты потеряли много воинов дополнительно к тем соплеменникам, которые погибли в Мистике.
Нападение англо-индейских сил на пекотский Мистик.
К негодованию каждой из союзных сторон, были выявлены резкие различия между европейскими и индейскими концепциями законного насилия. После того, как пуритане и их союзники наррангасетты и мохегане окружили Мистик и уничтожили его, часто цитируемая индейская оценка действий пуритан по поджогу укрепленного поселения и убийству всех, кто избежал огня – «это было слишком свирепо и привело к гибели большого числа людей» - отразила не только шок от масштаба убийства, но и страх за последствия их соучастия в нем: резня могла привести к бесконечным циклам возмездия со стороны пекотов. Англичане объяснили свои действия необходимой самозащитой. Филипп Винсент сослался на нападение поухатанов на Джеймстаун в 1622 году и утверждал, что индейцы понимают только силу: «долготерпение и слишком мягкое отношение англичан к «вирджинским спасителям» чуть не привели к уничтожению колонии, поскольку эти варвары (всегда вероломные) злоупотребляют добротой тех, кто снисходительно относится к их грубости и несовершенству. Жители Новой Англии обеспечили для себя мир через уничтожение варваров, то есть, пекотов. Это лучше, чем то, когда наши английские вирджинцы были убиты ими».
Как для англичан, так и для наррангасеттов с мохеганами, масштабы разрушений и уничтожений в пекотском Мистике, а также уверенность в возмездии пекотов, определили их дальнейшие действия летом и осенью: началось избиение деморализованных пекотов. В середине июня Джон Мейсон выступил из Сэйбрука во главе отряда из 160 англичан и сорока мохеган с Ункасом. Они настигли беженцев в Саскуа, деревне маттабесиков, располагавшейся недалеко от современного города Фэрфилд, штат Коннектикут. Колонисты увековечили эту событие, как Битва на Болотах Фэрфилда. Англичане окружили болотистую местность и позволили сдаться нескольким сотням пекотов, в основном женщинам и детям, но главный сахем Сассакус и еще восемьдесят воинов ускользнули и продолжили их бегство на запад. Все пленники позже были проданы в рабство на острова Вест-Индии и распределены среди других племен. Теперь неуклонно расширяющаяся сеть потенциальных индейских союзников англичан покупала лояльность Новой Англии через сбор пленных пекотов, а также частей их тел: скальпов, голов, рук и ног. До бойни в Мистике Роджерс Уильямс в письмах другим англичанам писал, что в обычае индейцев дарить друг другу или обмениваться частями вражеских тел в знак союза и дружбы. Во время войны он - «с сознанием долга» - передал три пекотских руки от наррангасеттов бостонским властям. Ункас выказал свои дружественные намерения, когда появился в Сэйбруке с пленным пекотом по имени Кисвас и «четырьмя или пятью головами других пекотов», что могло означать, как целые головы, так и скальпы. За всё это Гардинер дал ему 15 ярдов ткани. Вскоре после этого группа наррангасеттов вошла в Бостон с «сорока саженями вампума и рукой пекота», за что губернатор подарил им четыре плаща.
И другие индейцы занимались этим обменом из страха. Уайанданч, сахем монтауков Лонг-Айленда, посетил Сэйбрук через три дня после событий в Мистике и спросил, «рассержены ли англичане на всех индейцев?». Когда Гардинер назначил условие торговли и альянса в виде голов пекотов, просящих убежище у монтауков, и тех индейцев, которые убивали англичан, Уайанданч вскоре прислал в Сэйбрук двенадцать пекотских голов, за что Гардинер в качестве вознаграждения отправил ему одеяла. Впоследствии монтауки убили так много беженцев, что пекоты просто стали избегать Лонг-Айленда. Сассакус и его последователи стали искать убежище среди могауков, предлагая им за приют много вампума. Однако наррангасетты перебили их цену, и в августе несколько торговцев из Коннектикута привезли в Бостон «часть кожи и прядь волос Сассакуса, его брата и еще пятерых пекотских сахемов, которые пытались спастись у могауков вместе со своими женщинами, но «были застигнуты ими врасплох и убиты вместе с двадцатью их лучшими воинами».
Англичане тоже захватывали головы пекотов. Как-то Филипп Винсент похвалил «достижения» Фрэнсиса Уэйна Райта, крепкого юноши из Нью-Ипсвича и слуги некоего рыцаря Александра, который «несколько опрометчиво отправился в погоню за дикарями, израсходовал весь свой порох и дробь, а затем так поработал аркебузом в качестве тупого орудия, что вернулся с двумя их головами». В какой-то момент жители Новой Англии перестали вести подсчет. Мейсон заметил, что «пекоты стали добычей всех индейцев, и их головы почти ежедневно доставляются в Уинзор и Хартфорд». Джон Уинтроп писал, что «по-прежнему много голов и рук пекотов приносят с Лонг-Айленда и из других мест».
Выжившие пекоты подвергались безжалостному преследованию в лесах и на болотах. Некоторых пленных дарили наррангасеттам и мохеганам, но большинство было продано в рабство на Бермуды и в Вест-Индию. В июне 1638 года ополченцы Исраэля Стаутона и Уильяма Траска забрали около двухсот пленных пекотов у мохеган и наррангасеттов. Вторые, возможно, чтобы успокоить свою совесть, предложили англичанам «проявить жалость к пленным пекотам и предоставить им дома, товары и поля». Вместо этого англичане обезглавили мужчин и продали женщин и детей. Джон Мейсон, окруживший с его отрядом из сорока англичан около двухсот голодных пекотов, позже написал, что он не хотел убивать женщин и детей, «поэтому я пощадил 180 женщин и детей и казнил двадцать стариков». Условия договора в Хартфорде (сентябрь 138 года) проложили путь для дальнейшей этнической чистки. Союзники Новой Англии должны были выдать всех пекотов, которые укрылись у них, или должны были «забрать их головы». Этим выжившим пекотам было не только запрещено возвращаться в свои деревни, которые были отданы солдатам Мейсона для поджога и нового заселения, также было запрещено упоминать племенное название. Река Пекот была переименована в реку Темза, а город Пекот, столица племени, в Нью-Лондон. Эти указы были отменены в 1640 году. Уцелевшие пекоты были распределены в качестве домашних рабов в английских семьях в Коннектикуте и на побережье Массачусетского залива, некоторых других, как уже говорилось, отправили в рабство в Вест-Индию.
К 1642 году пророчество пекотов относительно того, что англичане после них начнут притеснять наррангасеттов, сбылось. Конфликт начался с разногласий между наррангассетами и мохеганами по воду контроля над бывшими пекотскими землями. Видя, как англичане манипулируют индейцами, Миантаномо, кто на тот момент был главным сахемом племени, выступил с речью на Лонг-Айленде в 1642 году, призвав к всеобщему индейскому восстанию против них. Он сказал, что «все индейцы должны быть как англичане – относиться друг к другу по-братски, или мы вскоре исчезнем». Миантаномо также говорил, что сигнал к войне будет традиционным для индейцев: он убьет англичанина и отправит его голову и руки индейцам Лонг-Айленда, а те и их соседи в Новых Нидерландах «сделают то же самое, тем самым, связав их вместе». Однако этому восстанию не суждено было состояться, так как конфликт с мохеганами вылился в следующем году в открытую войну. Миантономо во главе почти 1000 воинов вторгся на территорию мохеган, но потерпел поражение. Миантономо, который носил тяжелые доспехи, был стеснен в движениях и в плен. Ункас казнил перед ним несколько других пленных наррангассетов. Он предложил сахему мохеганов, Ункасу, союз против англичан, но вместо этого Ункас доставил его в Хартфорд, чтобы попросить совета относительно дальнейших своих действий у Комиссаров Объединенных колоний Новой Англии, те, не зная, что им предпринять, передали дело в бостонский комитет из пяти священнослужителей. Несмотря на то, что Миантономо вступил в войну с их согласия, они постановили, что Миантономо должен умереть, но умертвить его должны были мохегане на своей территории, дабы избежать конфликта между наррангассетами и англичанами. Затем его доставили обратно в Норвич, где Вавекуа, брат Ункаса, вероломно убил этого сахема наррангасеттов ударом томагавка.
Описывая угрозу существования крупных британских поселений для экономики алгонкинов, Миантономо отметил поведение домашнего скота, завезенного из старого света, а также их владельцев: в то время как английские фермеры косили траву и вырубали деревья, которые давали приют и корм оленям, индейкам и черным медведям, «их коровы и лошади едят траву, а их свиньи наносят вред нашим моллюскам на берегах, поэтому мы все будем голодать». В то время как коренные народы северо-востока, несомненно, управляли допустимой нагрузкой на свои ландшафты для своих животных через сезонные выжигания, цитата из Гардинера показывает, что англичане полностью отвергали алгонкинское сельское хозяйство и угрозу, которую представлял для него их домашний скот. От Чесапикского залива до Новой Англии, стада неухоженного или одичавшего скота, лошадей и свиней, бесчинствовавших на индейских кукурузных полях и в садах, покрывали несколько миль за пределами каждого английского города и поселения. Свиньи были самыми многочисленными, самыми опасными и разрушительными животными, привыкшими сами себе добывать пищу. Индейцы сказали Роджеру Уильямсу, что они видели, как однажды две беременные свиноматки прогнали волка от оленьей туши. Эти агрессивные, нашедшие себе удобную среду свиньи совершали набеги на поля, сады и места обитания моллюсков, а также безбоязненно рылись погребах и амбарах. Уильямс отметил, что северо-восточные индейцы считают свиней «самыми ненавистными» из всех английских домашних животных за их грабежи и «отвратительный нрав, и они называют их отвратительными головорезами».
По мере того, как кредиторы новой голландской колонии всё больше инвестировали в развитие поселений и сельского хозяйства в Нью-Амстердаме, то и дело вспыхивали вооруженные конфликты между поселенцами и индейцами вдоль границ голландской колонии. В 1620-е годы Нью-Амстердам поддерживал выгодные торговые отношения со своими соседями с Лонг-Айленда и пролива, многие из которых – канарси, сиванои, рокуэйи, таппаны и другие – являлись носителями родственных языков, позже известных англичанам, как делавары, или ленапе. В течение 1630 годов землевладения колонии были расширены под руководством Ваутера Ван Твиллера (1633-1638 годы) за счет покупок земли у сахемов ленапе-манси, что посеяло семена будущего конфликта, так как алгонкины считали, что они продают не саму землю, а права узуфрукта – право пользования чужой собственностью и доходами от нее без причинения ущерба. То есть, они просто сдавали свои земли в аренду.
В 1638 году правящая клика «девятнадцати лордов» Нидерландов решила инвестировать свои средства в заселение Новой Голландии и развитие ее экономики, в частности. Сельскохозяйственного сектора. В годы правления Виллема Кифта (1638-1647), преемнике Твиллера, население Нью-Амстердама, состоявшее из свободных мигрантов, наемных белых слуг, африканских и индейских рабов, удвоилось за первые пять лет его пребывания на посту. Гарнизон тоже разросся, что создавало определенные проблемы: имея мало возможностей для законного пополнения своих доходов, многие штатные солдаты и наемники занялись контрабандной торговлей и воровством, за что получали соответствующие наказания. В военное время у них также появлялся стимул к захвату шкур и вампумов в индейских деревнях, даже в прямом нарушении приказов. Как и в английских колониях, переход от старых торговых отношений к новым аграрно-аннексионистским отношениям был пронизан противоречиями. Торговцы продолжали поиск кукурузы, шкур и вампума, в то время как фермы и сельскохозяйственные угодья Нью-Амстердама расширялись за счет индейских полей, лесов и рыболовных угодий, включая необходимых в производстве вампума моллюсков, не заявленных Массачусетсом и Коннектикутом в качестве трофеев пекотской войны. Эти противоречия были зафиксированы двумя политическими решениями 1639 года: голландская Вест-Индская компания отменила собственную монополию на торговлю мехами, тем самым, позволив ранее нелицензированным трапперам, известным, как «бош-лоперс» открыто, а не тайно, конкурировать с индейцами за оставшуюся популяцию бобров, в то время как Кифт начал требовать от индейских соседей Нью-Амстердама выплаты дани в виде вампума, кукурузы и шкур. Расширение колонии увеличивало оперативные расходы на фортификацию и выплату жалованья гарнизону из 60 человек. Кифт дал разъяснение по поводу выплаты дани, уверяя, что это необходимая мера по защите местных индейцев по защите от их северных врагов могикан и могауков. Давид Де Фриз записал недовольство сахема таппанов теми людьми, «которые приезжают жить в эту страну без приглашения ими, и теперь еще хотят заставить их отдать им всю свою кукурузу просто так, ни за что».
Первые военные действия пятилетнего конфликта, известного, как Война Кифта (1640-1645), начались после того, когда яхта Вест-Индской компании Корса Питерсена приблизилась к деревне раританов, подгруппы манси, с торговыми целями. Питерсен был обвинен в ограблении одного из раритан в 1638 году, и сигналом для захвата яхты военным отрядом раритан были действия одного из их воинов, который хлестнул Питерсену по лицу связкой беличьих шкурок. Однако нападение было предотвращено, как только голландцы навели на индейцев свое огнестрельное оружие. Вскоре раританы убили свиней – за что Давид Де Фриз, среди прочих колонистов, винил солдат гарнизона – и сожгли дом раба на Стейтен-Айленде. Кифт послал секретаря компании Корнелиуса ван Тьенховена с 70-100 солдатами и вооруженными матросами с приказом, если раританы не возместят убытки, сжечь их кукурузные поля и разграбить деревню. После убийства трех или четырех раритан люди Тинховена взяли в заложники брата сахема, который имел много долгов перед Тьенховеном. На обратном пути в Нью-Амстердам один из солдат начал пытать этого заложника тем, что «прикладывал кусок расщепленного дерева» к его гениталиям, поэтому Кифт поспешно вернул того раританам за определенный выкуп в виде вампума.
Примечание: Бейлин (Bailyn) in The Barbarous Years (Варварское время) привел другую версию событий: «…когда сборщик налогов Кифта попытался забрать запасы кукурузы в одной из деревень и погрузить их на свою яхту, его атаковал местный сахем и разрезал его лицо охотничьим ножом. Его судно было тоже атаковано, и его группа едва вернулась в Нью-Амстердам».
Раритане ждали удобного момента, чтобы отомстить за это оскорбление до июня 1641 года, когда они атаковали ферму Кифта на Стейтен-Айленде, убивая четырех его слуг и сжигая кое-какое имущество. Индейский служащий Вест-Индской компании стал посредником в объявлении раританам войны, когда они отвергли свою причастность к убийству свиней в 1640 году, но не отрицали, что они убили одного колониста за каждого их человека, убитого людьми Тьенховена: «теперь голландцы придут сражаться с нами из-за их убитых людей, поскольку они плохо обращались с раританами из-за свиней». Однако наиболее оскорбительным раританы посчитали то, что «жизнь свиньи была приравнена к жизни раританца».
Предложив вознаграждение в десять саженей вампума за голову (или скальп) каждого раританца, и двадцать саженей за каждого живого пленника «из любых индейцев, которяые самым варварским способом убивали наших людей», Кифт поручил соседям раритан и их конкурентам из других групп ленапе и других алгонкинских племен региона, таких, как Конфедерация ваппингеров, разрешить конфликт с помощью традиционного индейского военного метода: образцовое убийство нескольких раритан с демонстрацией способности убить их еще больше. Летом 1641 года военный отряд с Лонг-Айленда «по доброй воле убил нескольких раритан, и в ноябре Питер Де Фриз сообщил, что Пачам, сахем ваппингеров, вошел в форт Амстердам с великим триумфом и с палкой в руке». Якобы, он именно он возглавлял нападение на Стейтен-Айленд, и Пачам заявил, что «что он отомстил за нас, потому что любит голландцев, которые являются его лучшими друзьями».
В этом случае Кифт показал понимание как военной ограниченности поселенческой колониальной системы, когда немногочисленные солдаты должны были защищать широко разбросанные поселения, так и важность индейских союзников в разрешении конфликта: «плантаторы, фермеры и другие отдаленные поселенцы, - разъяснял он свою позицию по привлечению индейских союзников, - «находятся в большой опасности относительно их жизни и имущества, что в данных обстоятельствах, из-за плотности леса и нашей немногочисленности, мы не можем предотвратить». После триумфального возвращения Пачама, нападения на колонистов прекратились, и позже, в том же году, раританы заключили мир с Новой Голландией.
Однако в дальнейшем Нью-Амстердам отказался от принципов индейского военного метода. В августе 1641 года разразился конфликт между голландцами и векуэсгиками, членами Конфедерации ваппингеров, когда пожилой колесный мастер, швейцарский иммигрант Клаас Смитс, живший на острове Манхэттен и управлявший публичным домом, который посещали и поселенцы и индейцы, был убит и «обезглавлен» - то ли буквально, то ли оскальпирован – одним из векуэсгиков. Когда у них потребовали выдачи убийцы, они отказались, ясно выразив на переговорах свою анти-голландскую направленность. Сахем векуэсгиков объяснил убийство Смитса тем, что его убийца вернул долги на неотомщенное убийство его дяди тремя голландцами 21 год назад, также он передал на словах, что сожалеет о том, «что двадцать христиан не были убиты». После этого Кифт предложил своему правящему совету «разорить всю деревню» в отместку, и большинство согласилось на это. Акция была отложена из-за жатвы и осенней торговли зерном. Кифт ждал до марта 1642 года, когда он послал 80 солдат атаковать деревню векуэсгиков ночью. Однако нападение не состоялось, так как солдаты заблудились в лесу из-за неумелого проводника. Утром, когда векуэсгики обнаружили следы солдат на снегу, они немедленно попросили о мире, но вновь отказ или непонимание принципа индейских траурных войн, помешали проведению переговоров: Тиенховен даровал мир при невозможном условии, что они либо выдадут убийцу, либо убьют его сами, на что вожди векуэсгиков, чья власть опиралась на убеждение, а не на принуждение, не могли пойти, не начав распри в собственной деревне. Позже, весной 1642 года, колонист Тэтчер, крывший крышу, был убит стрелой, пущенной воином хакенсаков (подгруппа ленапе).
Примечание: По словам Питера Де Фриза он встретил хакенсака перед убийством, когда тот, спотыкаясь, шел домой за луком и стрелами. Индеец утверждал, что голландец напоил его бренди, а затем украл его бобровую шубу. По версии Джохема Кюйтера, хакенсак был подвергнут насмешкам со стороны колониста перед роковым выстрелом из лука, что «сами индейцы порсчитали не очень разумным».
После этого хакенсаки первыми подали голос, попросив Питера Де Фриза выступить посредником в выплате 100-200 саженей вампума в качестве компенсации вдове Тэтчера. Кифт вновь выдвинул невыполнимое требование, потребовав у сахемов, чтобы они доставили убийцу в Новые Нидерланды. Это убийство 1642 года произошло вскоре после призыва Миантономо к