Никки поблагодарила священника и вернулась к разговору об отце Графе.
– Поскольку повседневными делами епархии занимаетесь вы, мне бы хотелось услышать ваше мнение о нем как о приходском священнике. Было ли вам известно о каких-либо проблемах в приходе?
– А именно?
– Например, о проблемах с финансами прихода? Конфликтах с прихожанами или другими людьми? Неподобающем поведении…
– Можете произнести это вслух, детектив. Вы имеете в виду сексуальные домогательства?
– Да. – Никки взглянула архиепископу прямо в глаза.
– Насколько я знаю, ничего такого не было. – Он отвел глаза и, сняв очки в металлической оправе, потер переносицу большим и указательным пальцами. – У Роланда бухгалтерские книги прихода. Есть там какие-нибудь несоответствия?
– Нет, ничего такого. – И мистер Джексон похлопал по папкам, лежавшим у него на коленях. – Баланс везде сходится, прихожане любили отца Графа, и он не был замешан ни в каких скандалах.
– А как насчет случая со священником, которого вы перевели оттуда, – того, который якобы приставал к мальчикам?
На лбу у монсеньора выступили капельки пота, и мужчины обменялись быстрыми взглядами.
– Отец Ши, – подсказал Роланд Джексон, хотя в этом не было никакой необходимости.
– Подобные случаи – бич нашей церкви. Как вы заметили, мы немедленно перевели священника в другое место, и сейчас он участвует в программе психологической помощи, не связанной с приходами и уж тем более с детьми. – И монсеньор Линч добавил: – Скорее всего, он будет привлечен к уголовной ответственности – как это и должно быть.
– Говорят, что отец одного из мальчиков угрожал отцу Графу, обвиняя его в соучастии, – сказала Никки.
– Вы имеете в виду мистера Хейса. – Священник снова надел очки. – Можете хотя бы приблизительно представить себе боль родителей, узнавших о совращении их невинного дитя?
– Это невозможно, – ответила Никки. – Я хотела выяснить, известно ли вам о каких-то конкретных угрозах мистера Хейса в адрес отца Графа.
Джексон, пошуршав своими бумагами, вытащил распечатку электронного письма.
– Примерно шесть недель назад отец Джерри получил вот это.
Он протянул бумагу Никки: целая страница угроз и обвинений была набрана через один интервал. Последние несколько строк гласили: «Вы когда-нибудь слышали о Тикритской разминке?[79] А я слышал, падре. Испытывая невыносимую боль, вы начинаете молить о смерти, но вам причиняют боль снова и снова. Самая интересная часть – это когда вы обращаетесь к Богу за милосердием, а Он смотрит на вас сверху и плюет на мусорный мешок, заменяющий вам душу».
– Монсеньор Линч, – заговорила Хит, – это не только прямая и весьма красочная угроза; описание очень напоминает обстоятельства его смерти. Неужели вы не восприняли это письмо всерьез?
– Разумеется, детектив, к угрозам нельзя относиться легкомысленно. Однако мистер Хейс находился в состоянии вполне естественного возбуждения. К тому же не только отец Граф получал подобные послания, и поэтому у нас не было причин выделять именно его.
– Отец Ши, естественно, тоже получил нечто подобное, – поддержал архиепископа Роланд Джексон.
– Даже мне пришло похожее письмо, – заметил монсеньор.
– А почему вы не сообщили об этом в полицию? – спросила она.
– Мы надеялись решить этот вопрос внутри нашей организации.
– И как вы теперь себя чувствуете? – поинтересовалась Хит.
Монсеньор устало взглянул на нее, словно признавая свое поражение.
– Поверьте, не вы единственная высказывали подобную точку зрения, детектив Хит. И сейчас, задним числом, я… – Он опустил глаза, затем снова посмотрел на нее в упор. – Понимаете ли вы, что значит любить свою организацию, как собственную семью? Как и во всякой семье, у нас, конечно, имеются недостатки, причиняющие нам боль, но тем не менее мы терпим их, потому что верим в нее.
– Мне кажется, я понимаю, о чем вы, – ответила Хит.
Когда Никки вышла из вращающейся двери на 1-ю авеню, ей в лицо ударил порыв холодного ветра; ветер был таким сильным, что Хит пришлось отвернуться к темной мраморной стене, чтобы различить сквозь помехи голос заместителя комиссара Ярборо.
– Я не вовремя, Никки?
– Нет, я просто на улице, здесь сильный ветер.
– Ну что ж, если верить слухам, вам недолго осталось разгуливать по улицам в рабочее время. Сегодня утром после экзамена у нас только о вас и говорят. У меня такое чувство, что скоро вам предстоит решать более важные проблемы, вместо того чтобы портить шпильки на льду.
Мимо с оглушительным ревом и пронзительным воем промчалась пожарная машина. Никки, заткнув одно ухо, прижалась к стене. Когда машина скрылась, Хит сказала:
– Чудесно. Должна признать, мне показалось, что все прошло нормально.
– Излишняя скромность, – рассмеялась Филлис Ярборо. – Я вам скажу, что я обо всем этом думаю. Вы не только получите свой шеврон; сейчас, когда так внезапно освободилось место начальника вашего участка, ходят разговоры о том, чтобы присвоить вам звание капитана вне очереди. Тогда вы сможете занять должность Монтроза. Ничего еще не решено, но предупреждаю – не слишком глубоко закапывайтесь в работу. Вам могут позвонить в любое время; как считаете, справитесь? – Никки не ответила, чувствуя, как трепещет сердце, и заместитель комиссара продолжила: – Не волнуйтесь, Никки. Мы с вами знаем, что вы подходите для этой работы.
В «Портовой таверне» – кафе, ближайшем к офису судмедэкспертизы, как раз начинался обеденный час пик, так что Никки Хит и Лорен Пэрри не стали ждать столика и заняли табуреты у бара. Несмотря на название, еда здесь была на удивление неплохой и всегда оригинальной. Они заказали блюда из сегодняшнего меню: Никки взяла луковый суп с портером, а ее подруга расхрабрилась и сказала, что попробует гамбургер с лосятиной.
Когда Хит поделилась последними новостями о результатах экзаменов и звонке Филлис Ярборо, Лорен ее поздравила, однако мысли ее явно были заняты чем-то другим. Она сказала, что, несмотря на хорошие новости, ее по-прежнему беспокоит безопасность Никки. Детектив посмотрела в окно, на 2-ю авеню, где была припаркована сине-белая машина Цербера, и заверила Лорен, что с ней все будет в порядке.
– А после обеда я отправляюсь в самое безопасное место на всем Манхэттене. У Монтроза не осталось никаких родственников, поэтому я еду в штаб-квартиру, чтобы помочь в организации похорон.
Принесли еду. Судмедэксперт разрезала свой гамбургер с лосятиной на две части и переспросила:
– Никаких родственников? У них не было детей?
– Собака была у них вместо ребенка.
– А что за порода?
– Длинношерстная мини-такса, такая же, как у тебя. – Хит подняла ложку, за которой тянулась длинная нитка расплавленного сыра, и заметила, как у подруги загорелись глаза. – Доктор Пэрри, надеюсь, вы не считаете, что Лоле нужна старшая сестра, потому что сейчас Пенни живет у соседки капитана, желающей оставить собаку.
– Пенни… – протянула Лорен. – Только не говори мне, что она милая.
– Замечательный веселый комочек шерсти. – Хит задумалась. – Еще один факт, противоречащий версии о самоубийстве. Кэп обожал Пенни. Что бы ни происходило на работе, он никогда бы не бросил ее.
– Хочешь опровергнуть версию о самоубийстве аргументом о любви к собаке? – возразила Лорен. – Все уже на мази. Предрасположенность к суициду практически вне сомнений.
Никки внимательно посмотрела на подругу:
– Мне кажется, или я слышу в твоем голосе неуверенные нотки?
– Я скептик по профессии. Наука не терпит самоуверенности.
– Но…
Лорен Пэрри положила на тарелку недоеденный гамбургер и вытерла губы салфеткой.
– Меня смущает траектория пули. Она находится в пределах допустимого, однако, на мой взгляд, слишком сильно отклоняется вперед и влево. К тому же выстрел произведен в подбородок. – Обеим было хорошо известно, что большинство самоубийц засовывают дуло пистолета в рот, чтобы избежать промаха, отсюда жаргонное полицейское выражение «проглотить пулю». Должно быть, Лорен угадала мысли Никки, потому что добавила: – Да, на руке есть следы пороха.
Хит отодвинула тарелку и, задумавшись, взглянула в окно.
Когда она протянула лейтенанту свой список, по выражению его лица сразу стало ясно, что будут проблемы.
– Понятно… хорошо. Подождите минуточку, пожалуйста.
Заведующий отделом организации похорон вернулся к своему столу в дальней части небольшого офиса и, не садясь в кресло, набрал номер. Никки рассматривала Доску почета павших героев – ряды латунных табличек с именами, тянувшиеся вдоль стен приемной. По фотографиям – от коричневых и черно-белых до цветных и затем цифровых – можно было проследить историю торжественных церемоний похорон офицеров полиции Нью-Йорка. Хит мысленно прошлась по своему списку приглашенных, включающему предполагаемых ораторов, оркестр волынщиков из «Изумрудного общества»[80] и вертолет, поскольку капитан Монтроз, прежде чем стать детективом, служил в воздушном патруле.
Лейтенант Прескотт вернулся.
– Вы не присядете?
– Какие-то проблемы?
Прескотт помрачнел.
– Детектив Хит, я очень ценю ваше стремление помочь нам в организации похорон капитана Монтроза, но в данном случае мы не планируем ничего настолько… э-э-э… грандиозного.
– Имеете в виду вертолет? Я видела вертолеты на похоронах, однако это было лишь пожелание.
– Откровенно говоря, – сказал он, сочувственно глядя на нее, – мы вообще не собирались приглашать никого из вашего списка. – И когда Никки нахмурилась, он добавил: – Ну, возможно, мы предложим кому-нибудь выступить. Вам, например, если хотите.
Кто-то вошел в офис. Обернувшись, Хит увидела Зака Хамнера в рубашке с коротким рукавом и галстуке.
– Вам следовало прежде позвонить мне, Хит, это сэкономило бы время.
– А вы почему в этом участвуете? – спросила она, глядя при этом на Прескотта.
– Я ему позвонил, – объяснил лейтенант. – В спорных случаях мы консультируемся со старшим помощником по административным вопросам.
– Не совсем поняла слово «спорный», – сказала Никки.
– Все просто, – вмешался «Хаммер». – Следует решить вопрос о том, уместна ли будет торжественная почетная церемония на похоронах офицера, который погиб не при исполнении служебных обязанностей. Цепные псы из мэрии подадут на нас в суд, если мы будем бросать деньги на ветер.
– Бросать деньги на ветер?
Хамнер замахал руками.
– Только не надо волноваться, это не я придумал. Те, кто подает в суд, так и выражаются, еще и похуже. Тем не менее факт остается фактом: торжественная церемония в честь копа-самоубийцы, не говоря уже о том, что его подозрительное поведение указывало на возможную причастность к преступлению… – Он покачал головой.
– Я ушам своим не верю! – воскликнула Никки. – Да этот человек – заслуженный сотрудник полиции, кавалер множества орденов, начальник полицейского участка. И пока еще не ясно, самоубийство это было или нет. Кстати, где вы взяли «подозрительное поведение, указывающее на причастность к преступлению»?
– Как где? От вас! Да, я читал протокол вашей сегодняшней беседы со следователями.
Хит была уничтожена. Ее собственные слова были обращены против капитана.
– Это неприемлемо. Не будет почетной церемонии? А что вы планируете, Зак, картонную коробку на тележке из супермаркета?
Вмешался Прескотт, чтобы предотвратить ссору.
– У нас имеется вполне пристойный план похорон: церемония пройдет в пригороде, в морге рядом с домом капитана Монтроза, после кортеж с несколькими мотоциклами будет сопровождать гроб на кладбище, где похоронена его жена.
– И это ваше последнее слово?
– Да, если вы сами не найдете спонсоров, – ответил Зак.
– Но это оскорбление.
– Это то, что происходит, когда ты поступаешь как трус.
– Мистер Хамнер… – предупредил его лейтенант, но Никки было уже не остановить.
– Мне все с вами ясно, – отрезала Хит. – И я знаю, как поступить. Я обращусь к общественности.
– Ничего подобного вы не сделаете, – возразил Хамнер. – Представляете, какой ущерб вы нанесете репутации Департамента, если об этом пронюхает пресса?
– Надеюсь на это от всей души, – сказала она и вышла.
Вернувшись в отдел, Никки все еще пребывала в ярости после ссоры с Хамнером. По дороге в участок она все пересказала по телефону Руку, надеясь, что это поможет ей успокоиться, но, сообщая своим детективам об оскорблении, нанесенном Монтрозу, снова начала закипать. Еще больше масла в огонь подливали слова архиепископа о сохранении веры в семью, которой присущи недостатки.
И Никки Хит сделала то, что делала всегда, когда была расстроена: она с головой погрузилась в работу.
– Мне нужно встретиться с Лоренсом Хейсом, как только он вернется в город, – обратилась она к детективу Тарреллу. – Он написал подробное письмо с угрозами в адрес Графа, и он нужен мне немедленно. – Никки дала ему копии письма, чтобы он раздал их членам группы.
Таррелл прочитал текст.
– Ого… уже действую.
Детектив Каньеро сказал:
– У меня есть нечто такое, что поднимет тебе настроение. Я все думал, почему экономка отца Графа, миссис Борелли, молчит про нашего таинственного гостя. – И он указал на фото неизвестного человека – посетителя «Опасных связей». – Я пробил ее фамилию по базе.
– Отличная мысль, – подала голос Шерон Гинсбург, которой было поручено установить личность человека, а она даже не подумала о полицейской базе данных.
– Так вот, – продолжил Каньеро, словно не слыша Гинсбург, – там нашелся некий Пол Борелли, проживающий в Бенсонхерсте. Ничего серьезного, несколько задержаний за травку и нарушение общественного порядка. – Он протянул Хит полицейский снимок: то же лицо, что на фото из секс-клуба.
– Сын?
– Племянник.
– Все равно – достаточно для того, чтобы расстроить тетушку. Навести-ка его и поговори. – Никки прикрепила новый снимок на Доску Убийств, рядом с фотографией с камеры. – Только вежливо.
– Ага, – поддакнула детектив Гинсбург, – поняла.
Когда Никки вернулась домой и стала отпирать дверь квартиры, та приоткрылась всего лишь на несколько сантиметров и во что-то уперлась.
– Ой, – донесся голос Рука с другой стороны. – Погоди секунду.
Он распахнул дверь. В руке у него была отвертка, рядом стоял табурет-стремянка.
– Чем это ты занимаешься? – удивилась Никки.
– У меня для тебя сюрприз. – Он указал куда-то наверх; над дверью была прикреплена крошечная беспроводная камера. – Ну как? Нравится?
– Рук, это что, видеоняня?
– Не совсем, – это Никки-няня. После ухода криминалистов я подумал, что дополнительные меры безопасности тебе не помешают, и отправился в шпионский магазин на Кристофер-стрит. О, я мог бы бродить там целый день. Главным образом потому, что можно видеть себя на всех экранах сразу. – И он, глядя в зеркало, принял живописную позу. – Я ведь действительно обладаю мужественной красотой, правда?
Она обошла его и взглянула на камеру.
– Неплохая работа.
– О-о-о, чувствую себя героем порнофильма, этаким легкомысленным поденным рабочим. – Рук улыбнулся. – Но как ты знаешь, я в работе не допускаю легкомысленности.
– Нет, ты очень усерден. Ты будешь у меня номером первым в списке лучших работников месяца. – Она поцеловала его, подошла к небольшому столику и положила туда пачку писем из ящика и вечернюю газету.
– Какие пожелания насчет обеда? Закажем еду сюда или сами пойдем к ней? – Она не ответила, и он обернулся. Никки побледнела. – Что такое?
Рук поднялся и подошел к ней; на столе лежала «New York Ledger», развернутая на первой полосе. Увидев заголовок, он взглянул в лицо Никки, но не осмелился ей мешать. Она была слишком поглощена, слишком ошеломлена тем, что читала.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
КОШМАР В ПОЛИЦЕЙСКОМ УЧАСТКЕ
САМОУБИЙСТВО КОПА