Этому роялю в Белом зале прежде было не так одиноко, вокруг стояло множество других инструментов из музейной коллекции
Подлинные интерьеры
В Петербурге немало старинных особняков, сохранивших следы былой роскоши, вот только знают об их существовании немногие. В большинстве своем эти здания закрыты для посещения. Лишь иногда, проходя в темное время суток мимо старинных фасадов, замечаешь в окнах расписные и лепные плафоны, и пускай ни жильцов, ни мебели не видно, кажется, в этих комнатах все как в стародавние времена. Но хозяин не желает видеть посторонних. Музеи, подобные устраивавшимся когда-то в оставленных барских домах «музеям старого быта», большая редкость, – наверное, никакому городу ни к чему столько аналогичных учреждений. О жизни «при царях» теперь судят все больше по пригородным, воссозданным после войны дворцам, а из подлинных объектов доступен лишь Юсуповский дворец, но над ним витает тень Распутина, затмевающая блеск парадных апартаментов. С домом графа Зубова, к счастью, таких «страшных тайн» и скандальных историй не связано.
Потолок Малой гостиной словно позаимствован из флорентийского палаццо
Зато он может поведать о многом другом. Например, о культуре создания роскошных интерьеров в не столь уж отдаленную эпоху: время эклектики и ложных стилей. Прежде, при других владельцах, фасад дома на Исаакиевской площади немного напоминал особняк Кочубея, расположенный по соседству (Конногвардейский бульвар, 5). Ничего странного, ведь у этих зданий один автор, зодчий Гаральд Боссе, вся жизнь которого прошла между Петербургом и немецкими городами. В Дрездене, где Боссе умер и похоронен, им создана русская церковь, а здесь – неподалеку, на Мойке, – до неузнаваемости перестроенная в 1930-е немецкая (Большая Морская улица, 58). Говорят, что из нее в дом Зубова попали скамьи, стоящие теперь в гардеробе, но и кафедра в главном зале тоже очевидно церковного происхождения. Впрочем, основная специализация Боссе не церковные, а именно жилые интерьеры, оставленные им и в Зимнем, и в пригородных дворцах, и в иных обителях знатных столичных семейств. Решительно повернув от позднего классицизма к работе «в исторических стилях», зодчий умел достичь редкого разнообразия настроений, контрастно оформляя комнаты, как будто сотворенные в разные эпохи.
А фасады у него бывали двух видов: поскромнее, неоренессансные, или более пышные, в стиле барокко. Для дома на Исаакиевской был выбран первый вариант. Это можно объяснить близостью собора, правда тогда, в 1840-е, еще не открытого, но уже поражавшего небывалыми размерами и богатством. «Царю царствующих» – могли прочитать на западном портике хозяева строящегося дома. Словно устыдившись собственной скромной персоны, отставной генерал Арсений Закревский пожелал сделать как можно более простой фасад, с тем чтобы дать зодчему отыграться на внутреннем убранстве. Кстати, выбор места для дома не случаен. В бытность свою генерал-губернатором Финляндии и руководя созданием классического центра Хельсинки, Закревский повелел поставить дворец наместника точно таким же образом – по оси собора, немного похожего на Исаакий, и тоже напротив западных дверей. Впоследствии дом сменил нескольких владельцев, но интерьеры остались нетронутыми, а вот внешний вид поменялся кардинально. Это сделал отец создателя института, Платон Александрович Зубов. Боссе к тому времени уже уехал на родину предков, перестройкой занимался другой немец, гораздо менее заметный Карл Шульц. Видимо, к собору к тому времени уже успели привыкнуть, и поспорить с ним было даже интересно.
Разноцветные в доме не только стены парадных залов, но и украшающие их камины
Научная деятельность
Однако не балами запомнился дом и не своим выдающимся, но все же не столь редким для XIX века архитектурным убранством. А той атмосферой творческой свободы, что царила здесь при последнем владельце из рода Зубовых, при котором дворец стал Институтом истории искусств, первым в России. Все началось с покупки новейших книг по искусству, которых в России катастрофически не хватало, затем при библиотеке открылись для всех желающих курсы, переросшие в подобие свободного университета – альтернативы казенному учреждению на другом берегу Невы. Обходя бюрократические препоны, эту особенную школу удалось утвердить официально, но случилась революция, и графу пришлось иметь дело уже с новой властью, которой едва ли могла понравиться абсолютно немарксистская наука, процветавшая в стенах института. И вот когда высшее дворянство бывшей империи спешно бежало из страны или активно боролось с большевиками, графу Зубову удалось договориться с новой властью. Он сам конфискует собственный дом, отдает его государству и назначает себя директором института. Смастерив бланк с печатью, получает подпись и покровительство наркома просвещения Анатолия Луначарского, даже вступает в партию! И все это задолго до появления «красного графа» Алексея Толстого.
В подобных шкафах до сих пор хранитс1я немало книжных раритетов, приобретенных Зубовым в Германии
Правда, из партии Зубова позже исключили, а после нескольких проведенных в тюрьме месяцев ему пришлось оставить и директорское кресло, и страну. Вскоре на институт обрушился начальственный гнев, многие его сотрудники канули в тюрьмах и лагерях. Но прежде, чем это случилось, первому директору целых семь лет удавалось поддерживать институт на плаву, давая работу, стол и кров, а порой и убежище гонимым, несчастным, голодным, но необычайно талантливым и полным научных амбиций людям. На весь мир прогремели труды литературоведов формальной школы, центром деятельности которых был, впрочем, другой дом – филиал института на Галерной улице. Но и здесь, в Белом зале, случались не только концерты и чтения стихов, а постоянно проходили доклады, диспуты. Этот центр культурной жизни Петрограда спасался одними лишь ухищрениями Зубова, то продававшего на черном рынке личные вещи, то укрывавшего под видом аспирантов неблагонадежных элементов и добившегося на короткий срок полного отсутствия какого-либо контроля над институтом со стороны властей. Более того, граф постоянно расширял деятельность института – именно после революции сюда пришли музыковеды, театроведы, филологи. И в народной памяти название «Зубовский институт» сохранилось примерно как «Елисеевский магазин» – неистребимым напоминанием о прошлой жизни. Он и сейчас еще живет назло всем невзгодам, наперекор нашей жизни, где все так же приходится отстаивать необходимость формальных исследований с сонмом «бесполезных» профессий и профессоров. Стены старого дома графа Зубова помогают – и не кажутся такими черными…
