Долгое время они не могли ни говорить, ни даже плакать. Затем единорог ударил копытом о землю, тряхнул гривой и заговорил:
— Сир, теперь нет нужды советоваться. Ясно, что планы Обезьяна были серьезнее, чем мы думали. Без сомнения, он долгое время был в секретных сношениях с Тисроком, и, как только нашел львиную шкуру, сообщил Тисроку, что пора готовить корабли для завоевания Кэр-Паравела и всей Нарнии. Теперь нам семерым осталось только вернуться назад к Хлеву, рассказать правду и принять судьбу, которую Аслан посылает нам. И если каким-то чудом мы победим три десятка тархистанцев, пришедших с Обезьяном, мы повернем обратно и умрем в битве с огромным войском, которое вскоре придет сюда от Кэр-Паравела.
Тириан кивнул, повернулся к детям и сказал:
— Теперь, друзья, вам настало время вернуться в ваш собственный мир. Несомненно, вы сделали все, для чего были посланы.
— Но... мы не сделали ничего, — ответила Джил, дрожа, но не от страха, а потому, что все вокруг было так ужасно.
— Ну, — возразил король, — вы освободили меня, ты скользила передо мной, как змея, в лесу прошлой ночью и захватила Лопуха, а ты, Юстас, убил тархистанца. Вы слишком молоды, чтобы разделить с нами, сегодня ночью или несколько дней спустя, нашу кровавую кончину. Я умоляю вас, нет, я приказываю вернуться в ваш собственный мир. Мне будет стыдно, если я позволю таким юным воинам пасть в битве за меня.
— Нет, нет, нет, — сказала Джил (она была очень бледна, когда Тириан начал говорить, потом внезапно покраснела и снова побледнела), — мы не должны, все равно, чтобы ты ни говорил. Мы останемся с тобой, что бы ни случилось, не так ли, Юстас?
— Да, но нет нужды даже обсуждать это, — заявил Юстас, засунув руки в карманы (и забыв, как странно это выглядит, когда ты в кольчуге), — потому что, понимаете ли, у нас нет выбора. Что толку говорить о возвращении назад! Как мы вернемся? Мы не знаем магии, нужной для этого.
Это был прекрасный довод, но в тот момент Джил ненавидела Юстаса за то, что он сказал об этом. Он говорил как-то ужасно сухо, когда другие были так взволнованы.
Когда Тириан понял, что двое пришельцев не могут попасть домой (если только Аслан не перенесет их), то решил, что они должны пересечь Южные горы и пойти в Орландию, где смогут быть в безопасности. Но они не знали дороги, и некого было послать с ними. Кроме того, как сказал Поджин, раз тархистанцы захватили Нарнию, они наверняка возьмут через неделю, и Орландию. Тисрок всегда хотел владеть северными землями. Юстас и Джил так сильно умоляли короля, что в конце концов он согласился, чтобы они пошли с нимкоторую Аслан и попытали счастья, или, как он более благоразумно выразился, “приняли судьбу, посылает им”.
Первое, что пришло в голову королю — не возвращаться к Хлеву (им становилось нехорошо даже от самого этого слова), пока не стемнеет. А гном сказал, что если они придут туда днем, то, возможно, не найдут там никого, кроме тархистанского часового. Животные были слитком напуганы тем, что Хитр (и Рыжий) говорили о гневе Аслана — или Ташлана — и не решались приблизиться к этому месту до того, как их позовут на ужасную полночную встречу. А тархистанцы никогда не чувствовали себя уверенными в лесу. Поджин думал, что при дневном свете им будет легче подойти к Хлеву незамеченными. Ночью, когда Обезьян соберет зверей, а тархистанцы будут на дежурстве, это сделать сложнее. До того, как звери соберутся, Лопуха можно оставить за стеной Хлева — пока он не понадобится. Это действительно была отличная идея, возможность устроить нарнийцам сюрприз.
Все согласились с этим и пошли в новом направлении на северо-запад — к ненавистному холму. Орел иногда летел над ними, иногда садился на спину ослику. Но никто — даже король, кроме как в смертельной опасности — и не мечтал о том, чтобы ехать верхом на единороге.
Джил и Юстас шли рядом. Когда они умоляли, чтобы им разрешили остаться со всеми, они чувствовали себя очень храбрыми, но теперь их храбрость куда-то подевалась.
— Поул, — шепотом произнес Юстас, — я могу сказать тебе, что я боюсь.
— Ну, у тебя все в порядке, Вред, — сказала Джил, — ты можешь сражаться. Но я... я трясусь, как в лихорадке, если ты хочешь знать правду.
— О, лихорадка — это еще ничего, — возразил Юстас, — я чувствую себя совершенно больным.
— Ради Бога, давай не говорить об этом, — промолвила Джил, и минуту-другую они шли в молчании.
— Поул, — сказал Юстас наконец.
— Что? — спросила она.
— А что случится с нами, если нас убьют здесь?
— Ну, мы у мрем, я думаю.
— Нет, я спрашиваю, что случится в нашем мире? Может быть, мы очнемся и обнаружим, что мы снова в поезде? Или исчезнем, и никто о нас больше не услышит? Или мы умрем в Англии?
— Тише. Я никогда не думала об этом.
— Вот удивятся Питер и остальные, если увидят меня машущим из окна, а затем, когда поезд подойдет, нас нигде не найдут! Или они найдут два... я имею в виду, если мы умрем там, в Англии.
— Что за ужасная мысль, — воскликнула Джил.
— Это не должно нас ужасать, — сказал Юстас. — Нас там не будет.
— Мне хотелось бы... нет... хотя...
— Что ты хотела сказать?
— Я хотела сказать, что хорошо бы мы никогда не попадали сюда. Но я так не думаю, нет, нет. Даже если мы будем убиты. Я предпочитаю погибнуть в битве за Нарнию, чем вырасти и стать старой и глупой и чтоб меня возили в кресле на колесиках и чтоб я потом все равно умерла.
— Или разбиться на Британской железной дороге!
— Почему ты сказал об этом?
— Когда мы переносились в Нарнию, и нас так сильно толкнуло, я подумал, что это железнодорожное крушение. А когда обнаружил, что мы вместо этого попали сюда, страшно обрадовался.
Пока Юстас и Джил разговаривали, другие обсуждали планы и понемногу приободрились. Теперь они думали, как действовать этой ночью, и мысли о том, что случилось с Нарнией, о том, что все ее победы и радости позади, отошли на второй план. Если бы они замолчали, мысли эти вернулись бы и они снова стали бы несчастны, но они продолжали разговаривать. Поджин на самом деле радостно предвкушал предстоящую ночную работу. Он был уверен, что кабан и медведь, а может быть и все псы будут на их стороне. И он никак не мог поверить, что все остальные гномы пойдут за Гриффлом. То, что битва будет при свете костра и среди деревьев может помочь слабой стороне. И если они победят сегодня, надо ли будет бросаться навстречу главным тархистанским силам? Почему бы не укрыться в лесах или даже на Западной Равнине, за Великим Водопадом, и не жить там изгнанниками? Постепенно они будут становиться все сильнее и сильнее, к ним присоединятся говорящие звери и жители Орландии и, наконец, они выйдут из укрытия и прогонят тархистанцев (которые будут становиться все более беззаботными) из своей страны, и Нарния возродится. А потом будет что-то похожее на то, что случилось во времена короля Мираза.
Тириан слушал других, думал о Таш и был совершенно уверен, что все это неосуществимо. Но вслух ничего не сказал.
Когда они подошли поближе к Хлеву, все притихли. Началась настоящая лесная работа. До стены Хлева они добирались в течение двух часов. Чтобы рассказать об этом пути, надо исписать много страниц. Путешествие от одного, укрытия до другого было уже отдельным приключением; им приходилось подолгу ждать, было несколько ложных тревог.
Если ты ходишь в походы и умеешь ориентироваться в лесу, ты поймешь, на что это было похоже. Перед закатом они укрылись в зарослях остролиста в пятнадцати ярдах от Хлева, пожевали бисквиты и легли.
Наступило самое тягостное — ожидание. К счастью, дети поспали пару часов, но глубокой ночью холод разбудил их.
Хуже всего было то, что они проснулись еще и от жажды, а воды достать было негде. Лопух стоял, нервно подрагивая и ничего не говоря. Тириан спал, положив голову на спину единорога, так же крепко, как в своей королевской постели в Кэр-Паравеле. Разбудили его звуки гонга. Он сел и увидел свет костра с другой стороны Хлева. И понял, что час настал.
— Поцелуй меня, Алмаз, — сказал он, — скорее всего, это наша последняя ночь на земле. И если я обидел тебя в чем-то, большом или малом, прости мне.
— Дорогой король, — ответил единорог, — мне бы хотелось иметь что простить. Прощай. Много радостей мы пережили вместе. Если бы Аслан дал мне выбор, я не выбрал бы другой жизни, чем та, которая была, и другой смерти, чем та, что впереди.
Затем они разбудили Остроглаза, он спал, положив голову под крыло (это выглядело так, будто у него совсем не было головы), и поползли вперед к Хлеву. Они оставили Лопуха позади Хлева, сказав ему на прощанье несколько добрых слов, потому что уже никто не сердился на него, и приказали не двигаться, пока кто-нибудь из них не позовет его, затем заняли позицию у стены Хлева.
Костер был зажжен недавно и только начинал разгораться. Он был всего в нескольких футах от них, а огромная толпа нарнийцев располагалась по другую сторону костра, поэтому Тириан не мог как следует разглядеть их, хотя видел десятки глаз, сверкающих в отблесках огня, подобно тому, как видны глаза кролика или кошки в свете автомобильных фар. Как только Тириан занял свою позицию, гонг перестал звучать, и откуда-то слева показались три фигуры.
Один из пришедших был тархан Ришда, тархистанский капитан, другой Обезьян. Ришда сжимал его лапу и тащил за собой, а Обезьян жалобно скулил: “Не так быстро, ну, пожалуйста, не так быстро. Мне совсем плохо. О, моя бедная голова! Эти полуночные встречи дорого мне обойдутся. Обезьяны не приспособлены к тому, чтобы бодрствовать ночью. Я не крыса и не летучая мышь. О, моя бедная голова!” С другой стороны от Обезьяна медленно, степенно и важно, подняв хвост вверх, вышагивал кот Рыжий. Они подошли к костру и остановились так близко от Тириана, что могли бы увидеть его, если бы посмотрели в ту сторону. Но, к счастью, они туда не смотрели. Тириан слышал, как Ришда сказал Рыжему, понижая голос:
— Теперь, кот, твоя очередь — смотри, хорошо играй свою роль.
— Мяу, мяу, рассчитывай на меня! — ответил Рыжий, шагнул прочь от костра и сел в первом ряду собравшихся животных, среди зрителей, если можно так сказать.
Ибо, действительно, как часто случается в жизни, это было похоже на театр. Толпа нарнийцев напоминала зрителей, занявших свои места, маленькая, заросшая травой полянка перед Хлевом, где горел костер и откуда Обезьян и Ришда разговаривали с толпой — сцену, сам Хлев походил на декорации, Тириан и его друзья как бы выглядывали из-за кулис. Это была отличная позиция. Если бы кто-нибудь из них шагнул вперед в свет костра, все глаза моментально устремились бы на него, но пока они стояли в тени Хлева был один шанс из ста, что их заметят. Тархан Ришда подтащил Обезьяна ближе к огню, они оба повернулись лицом к толпе и, конечно, тем самым, спиной к Тириану и его друзьям.
— А теперь, обезьяна, — сказал тархан Ришда низким голосом, — скажи те слова, которые более мудрые головы вложили тебе в уста. И держись прямо. — Говоря это, он легонько тыкал Обезьяна пальцем в спину.
— Оставь меня одного, — прохныкал Хитр, но сел прямее и начал более громким голосом:
— Теперь слушайте, все вы. Случилась ужасная вещь. Злейшая и худшая из того, что происходило в Нарнии. И Аслан...
— Ташлан, дурак, — прошептал тархан Ришда.
— Ташлан, я имею в виду, конечно, — сказал Обезьян, — очень сердит по этому поводу.
В напряженном молчании звери ждали, какие новые неприятности обрушатся на них. Маленькая компания за стеной Хлева тоже затаила дыхание. Что произойдет теперь?
— Да, — сказал Обезьян, — в тот самый момент, когда Сам Ужасный среди нас — здесь, в Хлеву, позади меня — одно злое животное решило сделать, что бы вы думали—то, что никто бы не осмелился сделать даже будь он в тысяче миль отсюда. Это животное оделось в львиную шкуру и бродило по лесам, выдавая себя за Аслана.
Джил удивилась на минуту, не сошел ли Обезьян с ума. Почему он говорит правду? Рев ужаса и ярости прокатился над толпой зверей. “Г-р-р-р, — раздалось рычание. — Кто он? Где он? Дайте мне испробовать на нем зубы!”
— Его видели прошлой ночью, — закричал Обезьян, — но он ушел. Это ослик! Самый обыкновенный несчастный осел. Если кто-нибудь увидит осла...
— Г-р-р-р, — зарычали звери. — Мы увидим его, мы увидим его. Пусть он лучше не попадается на нашем пути.
Джил взглянула на короля. Рот его был открыт. Лицо выражало ужас; тогда она поняла дьявольскую уловку врагов.
Примешивая немного правды, они делали ложь правдоподобной. Что пользы говорить теперь животным, что осла одели как льва, чтобы обмануть их? Обезьяну останется сказать: “Это то, что я вам говорил”. Как теперь показывать ослика в львиной шкуре? Звери просто растерзают его на клочки,
— Мы в безвыходном положении, — прошептал Юстас.
— У нас выбили почву из-под ног, — отозвался Тириан.
— Умно закручено, умно! — сказал Поджин. — Я готов поклясться, что эту новую ложь придумал Рыжий!
КТО ВОЙДЕТ В ХЛЕВ?
Джил почувствовала, как что-то щекочет ей ухо. Это был Алмаз, единорог, который шептал ей прямо в ухо со всей силой своего лошадиного рта. Как только она разобрала, что он говорит, то кивнула и на цыпочках побежала назад, туда, где остался Лопух. Быстро и тихо она обрезала последние веревки, которые удерживали львиную шкуру. Несладко пришлось бы ослику, если бы его поймали в ней после того, что сказал Обезьян! Она хотела отнести шкуру куда-нибудь подальше, но та была слишком тяжела. Лучшее из того, что она могла сделать, это засунуть ее в густой кустарник. Затем Джил подала ослику знак следовать за ней, и они присоединились к остальным.
Обезьян заговорил снова:
— И после такого ужасного дела Аслан-Ташлан рассердился еще больше. Он сказал, что был слишком добр к вам, приходя каждую ночь, чтобы вы могли увидеть его, поняли! Ну, и он не придет больше.
Вой и мяуканье, крики и рев были ответом на его слова.
Внезапно среди воя послышался громкий смешок:
— Вы только послушайте, что эта обезьяна говорит. Мы знаем, почему он не выводит своего драгоценного Аслана. Я скажу вам, почему. Потому, что его нет. У него никогда не было ничего, кроме старого осла с львиной шкурой на спине. Теперь он потерял и это, и не знает, что делать.
Тириан не мог сквозь костер ясно разглядеть лицо говорящего, но угадал, что это Гриффл, главный гном. И полностью уверился в этом, когда секундой позже все гномы присоединились к Гриффлу со своим припевом: “Не знает, что делать! Не знает, что делать! Не знает, что де-е-елать!”
— Молчать, дети грязи! Слушайте меня, вы, нарнийцы, а не то я дам команду моим воинам зарубить вас ятаганами! Лорд Хитр рассказал об этом проклятом осле. Вы думаете, это потому, что в Хлеве не было настоящего Ташлана! Так вы думаете? Остерегайтесь! Остерегайтесь!
— Нет, нет, — закричало большинство зверей, но гномы сказали:
— Правильно, Темнолицый. Пойдем, обезьяна, покажи нам, что внутри Хлева. Увидим, тогда поверим.
Воспользовавшись минутной тишиной Обезьян сказал:
— Вы, гномы, и вправду думаете, что очень умны? Но не спешите. Я никогда не говорил, что вы не сможете увидеть Ташлана. Каждый, кто хочет, может увидеть его.
Все собрание замолчало. Минуту спустя медведь начал медленным, неуверенным голосом:
— Я не совсем понимаю все это, — проворчал он, — я думаю, вы сказали...
— Ты думаешь, — повторил Обезьян, — кто же назовет то, что происходит в твоей голове думаньем? Слушайте, вы, все. Каждый может увидеть Ташлана. Но он не будет больше выходить. Вы сами войдете и увидите его.
— О, спасибо тебе, спасибо тебе, — раздались голоса. — Это все, чего мы хотели! Пойдем и увидим его лицом к лицу. Он добр, и все будет так, как должно быть.
Птицы болтали, псы возбужденно лаяли. Внезапно все зашевелились, и зашумели, как шумит множество созданий, поднимающихся на ноги. Через секунду большинство из них ринулись вперед, и они попытались ворваться в Хлев все вместе. Но Обезьян закричал:
— Назад! Тише! Не так быстро.
Звери остановились, многие застыли с лапой, поднятой в воздух, хвосты виляли, и все головы были повернуты в одну сторону.
— Я думал, ты сказал... — начал медведь, но Хитр прервал его.
— Каждый может войти, — сказал он, — но по одному. Кто пойдет первым? Он не обещал, что будет добр. Он облизывается с тех пор, как прошлой ночью проглотил проклятого короля. Утром он рычал. Сегодня мне самому неохота идти в Хлев. Но если вы хотите, пожалуйста. Кто войдет первым? Не обвиняйте меня, если он проглотит вас целиком или превратит в пепел одним ужасным взглядом своих глаз. Это ваше дело. Ну, кто первый? Кто-нибудь из гномов?
— Так вот и решиться пойти, чтобы быть убитым, — усмехнулся Гриффл. — Откуда мы знаем, что у тебя там?
— Хо-хо, — закричал Обезьян, — теперь вы думаете, что там что-то есть. Все вы, звери, так шумели минуту назад. Что заставило вас замолчать? Кто пойдет первым?
Но звери стояли, поглядывая друг на друга, а потом начали постепенно пятиться назад. Почти все хвосты были опущены. Обезьян прохаживался взад и вперед, подзадоривая их:
— Хо-хо-хо, — хихикал он, — я думаю, вы будете в восторге, взглянув на Ташлана лицом к лицу! Давайте, попытайтесь!
Тириан наклонил голову, чтобы услышать то, что Джил пыталась прошептать ему.
— Как ты думаешь, что на самом деле внутри Хлева? — спросила она.
— Кто знает? — сказал Тириан. — Возможно, там два тархистанца с обнаженными ятаганами по обеим сторонам двери.
— А ты не думаешь, — сказала Джил, — что это может быть... ну, ты знаешь... эта ужасная штука, которую мы видели?
— Сама Таш? — прошептал Тириан. — Не знаю. Мужайся, дитя, мы все между лапами истинного Аслана.
А потом случилось самое удивительное. Кот Рыжий проговорил без тени волнения в голосе:
— Я войду, с вашего позволения.
Все повернулись и уставились на него.
— Заметьте хитрость, сир, — сказал Поджин королю. — Этот проклятый кот в самом центре заговора. Что бы там ни было в Хлеву, оно не тронет его, я уверен. Рыжий выйдет и скажет, что видел чудо.
Но у Тириана не было времени на ответ. Обезьян подал знак коту выйти вперед.
— Хо-хо, — сказал Хитр, — так ты, нахальная киска, собираешься поглядеть на него лицом к лицу. Входи! Я открою тебе дверь. Но не вини меня, если он обдерет тебе усы. Это твое дело.
Кот поднялся и вышел из толпы. Он прошел чинно и изящно, подняв хвост и ни один волосок его гладкой шерсти не шелохнулся. Он прошел мимо костра, так близко от Тириана, стоявшего за углом Хлева, что тот мог взглянуть ему прямо в лицо. Большие зеленые глаза кота не сверкали.
(“Холоден, как огурец, — пробормотал Юстас, — он знает, что там нет ничего страшного”.) Обезьян, хихикая и гримасничая, шел за котом. Он протянул лапу, отодвинул засов и открыл дверь. Тириану показалось, что кот мурлычет, входя в темный дверной проем.
— Оу-у-у!.. — это был самый жуткий кошачий крик на свете. И он заставил всех подпрыгнуть на месте. Если вы просыпались среди ночи от того, что кошки на крыше дерутся или ухаживают, вы слышали этот звук.
Это было ужасно. Рыжий выскочил из Хлева с огромной скоростью, пятками задев Обезьяна. Если бы вы не знали, что это кошка, то могли бы подумать, что это рыжая вспышка молнии. Он проскочил открытое пространство и врезался в толпу. Никому не хотелось иметь дело с кошкой в таком состоянии. Звери бросились врассыпную. Кот вскочил на дерево, крутанулся и повис вниз головой. Хвост его топорщился и был так же толст, как все тело. Глаза походили на блюдца зеленого огня. Каждый волосок на спине стоял дыбом.
— Я бы отдал свою бороду, — прошептал Поджин, — чтобы узнать, притворство ли это, или что-то действительно так его испугало.
— Тише, друг, — сказал Тириан, потому что капитан и Хитр зашептались, и он хотел услышать, о чем они говорят.
Но это ему не удалось. Единственное, что он услышал, как Обезьян захныкал: “Моя голова, моя голова”, и решил, что они так же удивлены поведением кота, как и он сам.
— Ну, Рыжий, — сказал капитан, — хватит шуметь. Скажи нам, что ты там видел.
— Ау-ау-у, — завыл кот.
— Разве тебя не называют говорящим зверем? — сказал капитан. — Прекрати этот дьявольский шум и расскажи нам.
То, что последовало за этим было страшнее всего. Тириан и все остальные совершенно ясно почувствовали, что кот пытается сказать что-то, но из его рта не вылетало ничего, кроме обычных пронзительных кошачьих криков, которые можно услышать от любого сердитого или испуганного кота на каком-нибудь заднем дворе в Англии. И чем дольше он кричал, тем меньше был похож на говорящее животное.
Жалобный вой и пронзительный визг раздались среди зверей.
— Смотрите, смотрите! — это был голос кабана. — Он не может говорить. Он забыл, как разговаривают! Он снова превратился в немого зверя. Посмотрите на его морду.
И все увидели, что это правда. Несказанный ужас охватил нарнийцев, ибо каждый, еще щенком или птенцом, выучил, как Аслан в начале мира обратил зверей Нарнии в говорящих и предупредил их, что если они не будут добры, то могут однажды снова стать бедными бессловесными тварями, которые встречаются в других странах. “И теперь это случится с нами”, — застонали все.
— Милосердия! Милосердия! — завыли звери. — Пощади нас, лорд Хитр, стань между нами и Асланом. Всегда говори с ним вместо нас. Мы не осмеливаемся. Мы не осмеливаемся.
Рыжий скрылся за деревом, и никто его больше не видел.
Тириан стоял, положив руку на рукоять меча и опустив голову. Он был изумлен кошмарами этой ночи. Временами он думал, что самое лучшее было бы вытащить меч и напасть на тархистанцев, а потом он думал, что лучше подождать и посмотреть, как дальше повернутся события. И поворот действительно произошел.
— Мой отец, — раздался ясный певучий голос слева. Тириан знал, что говорит тархистанец, ибо в армии Тисрока солдаты называли офицеров “мой господин”, а офицеры обращались к старшим — “мой отец”. Джил и Юстас этого не знали, но вглядевшись, увидели говорившего, потому что пламя костра не загораживало тех, кто стоял по краям толпы. Он был молод и высок, строен и прекрасен в ярком, наглом тархистанском стиле.
— Мой отец, — сказал он капитану, — я прошу разрешения войти.
— Замолчи, Эмет, — ответил капитан. — Кто позвал тебя на совет? С каких пор мальчишки разговаривают?
— Мой отец, — возразил Эмет, — я действительно моложе, чем ты, но во мне, как и в тебе, течет кровь тарханов, и я тоже слуга Таш. Поэтому...
— Молчи, — приказал тархан Ришда, — разве я не твой капитан? Нет для тебя ничего в этом Хлеву. Это только для нарнийцев.
— Но, мой отец, — удивился Эмет, — разве, не ты сказал, что их Аслан и наша Таш — одно и то же? И если это правда, разве там не сама Таш? И почему ты говоришь, что мне там нечего делать, ведь я буду счастлив умереть тысячью смертей, если смогу взглянуть в лицо Таш?
— Ты глупец и ничего не понимаешь, — сказал тархан Ришда, — это высшие материи.
Но лицо Эмета выражало упрямство:
— Разве неправда, что Таш и Аслан — одно и то же? — спросил он. — Разве Обезьян лгал нам?
— Конечно, одно и то же, — подтвердил Хитр.
— Поклянись в этом, Обезьян, — сказал Эмет.
— О-о-о, — захныкал Хитр, — я хочу, чтобы все это кончилось, все, что раздражает меня. У меня болит голова. Да, да, я клянусь.
— Но, мой отец, — повторил Эмет, — я действительно хочу войти.
— Глупец... — начал тархан Ришда, но тут гномы закричали:
— Позволь ему, Темнолицый. Почему ты не позволяешь ему войти? Почему ты пускаешь нарнийцев и задерживаешь своих людей? Разве внутри что-то такое, с чем твои люди не должны встречаться?
Тириан и его друзья видели только спину тархана, поэтому они никогда не узнали, что было на его лице, когда он пожал плечами и сказал:
— Свидетельствую перед всеми, что я не виновен в крови этого молодого глупца. Входи, нетерпеливый мальчишка, и соверши опрометчивый поступок.
И Эмет, как и Рыжий, подошел к открытой полоске травы между костром и Хлевом. Глаза его сверкали, лицо было торжественно, руку он держал на рукояти ятагана, голова была высоко поднята. Джил чуть не расплакалась, когда увидела его лицо. А Алмаз прошептал королю на ухо: “Клянусь Львиной Гривой, мне нравится этот молодой воин, хоть он и тархистанец. Он заслуживает лучшего бога, чем Таш”.
— Я бы хотел знать, что на самом деле там внутри, — сказал Юстас.
Эмет открыл дверь, вошел в темную пасть Хлева и закрыл за собой дверь. Через несколько мгновений (показалось, что прошло очень много времени) дверь открылась снова. Кто-то в тархистанской одежде вылетел оттуда, упал на спину и остался лежать. Дверь закрылась. Капитан бросился вперед и наклонился, всматриваясь в лицо лежащего.
Он удивился, но не подал вида, повернулся к толпе и крикнул:
— Упрямый мальчишка исполнил свое желание. Он взглянул на Таш и умер. Это урок для всех вас.
— Да, да, — отозвались бедные звери. Тириан и его друзья взглянули на мертвого тархистанца, а затем друг на друга: они были близко, и увидели то, чего не видела толпа, бывшая далеко за костром: мертвый человек был не Эмет. Он был совсем другим: старше, толще, не такой высокий, и у него была большая борода.
— Хо-хо-хо, — захихикал Обезьян. — Кто еще? Кто-нибудь еще желает войти? Ну, если вы такие робкие, я сам выберу следующего. Ты, ты, кабан! Войди. Тащите его, тархистанцы, он увидит Ташлана лицом к лицу.
— Подходите, — захрюкал кабан, тяжело поднимаясь на ноги, — испытайте мои клыки.
Когда Тириан увидел, что храбрый зверь готов биться за свою жизнь, а тархистанские солдаты приближаются к нему с кривыми ятаганами, и никто не идет на помощь, все в нем перевернулось. Он больше не думал, самый ли это удобный момент для того, чтобы вмешаться, или нет.
— Мечи наголо, — прошептал он остальным. — Стрелы на тетиву. За мной!
Остолбеневшие нарнийцы увидели, как семь фигур выскочили из-за стены Хлева, четверо из них в сверкающих кольчугах. Меч короля блеснул в свете костра, когда он взмахнул им над головой и закричал громким голосом:
— Здесь стою я, Тириан Нарнийский, во имя Аслана, чтобы доказать своей кровью, что Таш — это отвратительный демон, Обезьян — предатель, а тархистанцы заслуживают смерти. За мной, все истинные нарнийцы! Или будете ждать, пока ваши новые хозяева убьют вас одного за другим?
ТЕМП СОБЫТИЙ УСКОРЯЕТСЯ
Тархан Ришда с быстротой молнии увернулся от королевского меча. Он был не трус, и мог бы бороться голыми руками против Тириана и гнома, будь в этом нужда, но он не мог сражаться с орлом и единорогом. Он знал, что орлы налетают на человека, выклевывают глаза и ослепляют крыльями. И он слышал от своего отца (который встречался с нарнийцами в битвах), что с единорогом может сражаться лишь тот, у кого есть стрелы или длинное копье. Единорог становится на задние ноги, когда нападает, и приходится иметь дело одновременно с копытами, рогом и зубами. Поэтому Ришда отпрянул в толпу и закричал:
— Ко мне, ко мне, воины Тисрока, да живет он вечно! Ко мне, все верные нарнийцы, а не то гнев Ташлана падет на вас.
Тут одновременно случились два события. Обезьян не мог справиться со своим ужасом так быстро, как тархан. Секунду или две он еще сидел, скрючившись позади огня и уставившись на новоприбывших. Тириан ринулся на жалкое создание, схватил его за загривок и потащил назад к Хлеву с криком: “Откройте дверь!” Поджин распахнул дверь. “Войди и выпей свое собственное зелье, Хитр”, — воскликнул Тириан и швырнул Обезьяна в темноту. Но как только гном одним ударом захлопнул дверь, слепящая зеленовато-голубая молния сверкнула из Хлева, земля покачнулась, раздался странный шум, клекот и резкий крик, как будто кричала какая-то огромная охрипшая птица. Звери застонали, заревели и закричали: “Ташлан! Спрячьте нас от него”.
Многие попадали на землю и спрятали морды в крылья и лапы. И никто, кроме орла Остроглаза, не заметил, какое лицо было у тархана Ришды. Остроглаз понял, что тархан удивлен и испуган не меньше, чем все остальные. “Так бывает со всяким, — подумал Остроглаз, — кто вызывает богов, в которых не верит. Что с ним будет, когда они действительно придут?”
И тут произошло единственное за эту ночь приятное событие: все говорящие псы (а их было около пятнадцати) подбежали с радостным лаем к королю. Это были огромные псы с широкой грудью и сильной пастью. Когда они подбегали, то напоминали огромную, разбивающуюся о морской берег волну. Она точно так же обрушивается на вас. И хотя все они были говорящими псами, но вели себя как простые собаки. Они клали передние лапы на плечи людей, лизали их лица, и все сразу говорили: “Приветствуем! Приветствуем! Мы поможем, поможем поможем. Скажите нам, как помочь. Где нужна помощь? Где, гав, где?”
Это было так трогательно, что вы бы заплакали. Именно на это все и надеялись. И когда в следующую минуту несколько мелких животных (мышей, кротов, белок) примчались, визжа от радости и крича: “Смотрите, смотрите, мы здесь”, и когда подбежали медведь и кабан, Юстас подумал, что все еще может повернуться к лучшему. Тириан же внимательно поглядел вокруг и увидел, что остальные животные не сдвинулись с места.
— Ко мне, ко мне! — закричал он. — Или вы стали трусами, и я уже не ваш король?
— Мы не осмеливаемся, — захныкали голоса. — Ташлан так сердит. Защити нас от Ташлана.
— Где говорящие кони? — спросил Тириан у кабана.
— Мы видели, мы видели, — запищала мышь. — Обезьян заставил их работать. Они привязаны внизу у подножья холма.
— Тогда вы, маленькие, — сказал Тириан, — вы, грызущие, гложущие и раскалывающие орехи, бегите стремглав, узнайте, на чьей стороне кони. Если они на нашей стороне, вонзите зубы в веревки и грызите их до тех пор, пока кони не будут свободны. Ведите их сюда.
— Будет исполнено, сир, — раздались тоненькие голоса, и взмахнув хвостами, остроглазый и острозубый народец убежал. Тириан с нежностью улыбнулся им вслед. Но надо было подумать и о другом. Тархан Ришда тоже отдавал приказы.
— Вперед, — кричал он, — возьмите их всех живыми, если сможете, и швырните в Хлев, или втащите туда. Когда они все будут внутри, мы подожжем Хлев и принесем их в жертву великой богине Таш.
— Ха! — сказал Остроглаз самому себе. — И он надеется так заслужить прощение Таш за свое неверие?
Вражеская линия, около половины сил Ришды, двигалась вперед, и у Тириана едва хватило времени, чтобы отдать приказания.
— Джил, на левую сторону, и попытайся стрелять как можно чаще, пока они доберутся до нас. Кабан и медведь рядом с ней. Поджин слева от меня, Юстас справа. Держи правый фланг, Алмаз. Стань рядом с ним, Лопух, и не забывай про свои копыта. Будь наготове и бей. Остроглаз, Вы, псы, позади нас. Нападайте на них, как только начнется бой на мечах. Да поможет нам Аслан!
Сердце Юстаса билось ужасно сильно, но он надеялся, что не струсит. Ничто так не охлаждало его кровь (хотя он видел и дракона, и Морского Змея), как вид темнолицых и яркоглазых людей. Там были пятнадцать тархистанцев, говорящий нарнийский буйвол, лис Прохвост и сатир Регл.
Тут Юстас услышал слева свист тетивы, и один тархистанец упал. Снова засвистела тетива и упал сатир. “Отлично, дочка!” — послышался голос Тириана, и тут враги обрушились на них.
Юстас не мог вспомнить, что происходило в следующие две минуты. Это было как сон (когда температура переваливает за сорок), пока он не услышал голос тархана Ришды, доносившийся издалека:
— Возвращайтесь и перестроимся.
К Юстасу вернулась способность ощущать, и он увидел, что тархистанцы поспешно бегут, назад к своим. Но не всё: двое лежали мертвыми, один, пронзенный рогом Алмаза, другой — мечом Тириана, лис лежал мертвым у его собственных ног, и Юстас удивился, поняв, что именно он убил его. Буйвол тоже лежал со стрелой Джил в глазу и раной от клыков кабана в боку. С их стороны тоже были потери. Три пса были убиты, а четвертый ковылял сзади на трех лапах и жалобно стонал. Медведь лежал на земле. Он пробормотал пересохшим ртом, сбитый с толку всем, что произошло: “Я не... понимаю...”, положил свою большую голову на траву, тихо, как ребенок, который собирается заснуть, и больше уже не поднялся.
Действительно, первая, атака тархистанцев была неудачной, но Юстас не успел обрадоваться этому: он ужасно хотел пить, и у него болела рука.
Когда потерпевшие поражение тархистанцы вернулись назад к командиру, гномы стали насмехаться над ними:
— Ну что, достаточно, Темнолицые? — хихикали они. — Не понравилось? Почему бы вашему великому тархану не выйти самому и не сразиться, вместо того, чтобы посылать вас на смерть? Бедные Темнолицые!
— Гномы, — крикнул Тириан, — идите сюда и пустите в дело не только свои языки, но и мечи. Нарнийские гномы! Я знаю, вы отлично умеете сражаться! Станьте верными снова!
— Ха-ха-ха, — издевались гномы. — Нет уж. Вы такие же обманщики, как и другие. Мы не хотим никаких королей. Гномы для гномов!
И тут послышался барабан: на этот раз не барабан гномов, а большой, тархистанский, из буйволовой кожи. Дети с первого же момента возненавидели его звук: бум-бум-баба-бум.
Они возненавидели бы его еще сильнее, если бы поняли, что произошло. А Тириан понял. Это означало, что где-то поблизости есть другие тархистанские отряды, и тархан Ришда зовет их на помощь. Тириан и единорог грустно переглянулись. Они только-только понадеялись, что смогут победить этой ночью. Но этого не будет если враги получат подкрепление.
Тириан безнадежно огляделся. Одни нарнийцы стояли рядом с тархистанцами, потому что были предателями, или потому, что честно боялись “Ташлана”. Другие сидели, внимательно глядя, но не присоединяясь ни к одной из сторон. Теперь животных стало меньше. Толпа значительно поредела. Многие из них тихо уползли прочь от битвы.
Бум-бум-ба-ба-бум, продолжал грохотать ужасный барабан. Затем к звукам барабана применились другие звуки.
“Слушайте”, — сказал Алмаз, а чуть позже Остроглаз сказал: “Смотрите!”. Минуту спустя все поняли, что произошло. Грохот копыт, вскинутые головы, развевающиеся гривы.
Это нарнийские говорящие кони атаковали холм. Грызуны сделали свое дело.
Гном Поджин и дети открыли рты, чтобы прокричать “ура”, но “ура” не получилось. Внезапно воздух наполнился звоном натянутой тетивы и свистом летящих стрел. Это стреляли гномы, и Джил с трудом поверила своим глазам они целились в лошадей. Гномы были отличными лучниками. Конь за конем катились вниз, и никто из этих благородных созданий не добрался до короля.
— Маленькие свиньи, — взвизгнул Юстас, приплясывая от возбуждения. — Грязные, отвратительные изменники. — И даже Алмаз сказал: “Можно я подберусь к этим гномам, сир, и насажу одним ударом десяток на свой рог?”. Но Тириан с каменным лицом сказал:
— Остановись, Алмаз. Если ты обязательно должна плакать, моя радость, — это было сказано Джил, — отверни лицо, и постарайся, чтобы тетива не намокла. Тише, Юстас, не бранись, как кухонная девчонка, брань не пристала воину, его язык — учтивые слова и тяжелые удары.
Но гномы стали издеваться над Юстасом:
— Тебя это удивляет, мальчишка? Думал, мы на твоей стороне? Разве не ясно, что нам не нужны эти говорящие кони, мы не хотим, чтобы у вас было превосходство. Нас вы не заманите. Гномы для гномов!
Тархан Ришда что-то говорил своим воинам, без сомнения отдавая команды перед следующей атакой, возможно, он хотел послать в бой сразу всех. Барабан продолжал бить. И вскоре Тириан и его друзья с ужасом услышали ответный, гораздо более слабый, далекий бой барабана. Другой отряд тархистанцев услышал сигнал Ришды и шел к нему на помощь. Но вы никогда не смогли бы догадаться по лицу Тириана, что он окончательно потерял, надежду.
— Слушайте, — прошептал он бесстрастным голосом, — мы должны атаковать снова, пока эти негодяи не стали сильнее, пока к ним не подошли соратники.
— Помните, сир, — сказал Поджин, — что у нас за спиной есть отличная деревянная стена Хлева, а если мы выйдем вперед, нас могут окружить и ударить в спину.
— Но разве это не их план — засунуть нас в Хлев? — спросил Тириан. — Чем дальше мы будем от этой смертельной двери, тем лучше.
— Король прав, — заметил Остроглаз. — Во что бы то ни стало прочь от проклятого Хлева и от демона, который внутри.
— Да, прочь, — сказал Юстас, — мне н