Probably, I’ve got nothing…
but it’s more, than you’ve got.
Группа «U-2», альбом «Joshua Tree»
Жирный, непроглядный мрак давил на нее. В горле стоял липкий комок ужаса. Она знала: сейчас… вот сейчас произойдет непоправимое… но остановить происходящее уже не могла. Мужчина, взгляд которого она ощущала всей спиной, увязался за ней еще у метро. Сперва она решила, что это ей только кажется… и свернула на уходящую в сторону улицу. Потом на другую… третью… Мужчина не отставал. Когда она наконец огляделась вокруг, то обнаружила, что оказалась на абсолютно незнакомой улице. Мрачный индустриальный район. Зияющие чернотой пустые окна. И только гулкие шаги за спиной… Все произошло слишком быстро для того, чтобы она успела хоть что-нибудь предпринять. Она пыталась бежать, поскользнулась, рухнула на землю. Он бросился на нее и прижал к земле всей тяжестью тела. Она пыталась кричать, но из горла вылетал лишь хриплый стон. Он засмеялся ей прямо в лицо: – Все! Ты покойница! Но сперва… Он отбросил полу плаща, и только тут, замерев от ужаса, она увидела, что…
* * *
На моем редакционном столе зазвенел телефон местной связи. Я снял трубку и сказал: «Але». – Илья Юрьевич? Это Степашин, ваш редактор. Главный редактор моей газеты Виктор Константинович Степашин начинал карьеру как комсомольский работник. С тех пор у него сохранилась манера говорить о себе в третьем лице: «Это ваш редактор…», «По мнению нашего редактора…», «Давайте будем с уважением относиться к нашему редактору…» – Слушаю, Виктор Константинович. – Не могли бы вы зайти ко мне в кабинет? Нет, ничего не случилось. Минут через пять-семь, хорошо? Я положил трубку и перечитал последнее предложение: «Замерев от ужаса, она увидела…» За окнами серела осенняя Фонтанка. Тоска… День начался с того, что с утра мне, похмельному, с трудом соображающему, что к чему, позвонил приятель, спортивный обозреватель нашей газеты Алексей Осокин, который сообщил, что все – он доигрался. Обратившись в пятницу вечером в районный кожно-венерологический диспансер по поводу рези при мочеиспускании, приятель и обозреватель узнал: то, что должно было произойти, – произошло. Результаты анализов показали: в мазке Алексея присутствуют злые и коварные микробы гонококки. С диагнозом «острая гонорея, сопровождаемая хронической формой трихомоноза», он отбывал на лечение в городскую больницу № 6. Как минимум две недели читатели должны были черпать новости спорта со страниц других газет. Так началось сегодняшнее утро. Денек выдался утру под стать. Возможно, дело в том, что сегодня понедельник. Полдня я вылавливал в коридорах городской прокуратуры следователя, который обещал сообщить мне подробности поимки серийного убийцы с Лиговского проспекта. Ближе к обеду следователя я выловил. Но сколь-нибудь внятного рассказа от него не добился. Так что запланированное в завтрашний номер повествование под рубрикой «Ужасы ночного города» давалось теперь потом и кровью. А сейчас плюс ко всему я зачем-то понадобился редактору. Я выбрался из-за стола и в переполненной пепельнице затушил сигарету. Прежде чем идти в кабинет к Степашину, я зашел к ответственному секретарю газеты – насквозь прокуренной, сморщенной тетечке по имени Ира. Она посмотрела мне в глаза и спросила: чего надо? Если бы я решился ответить честно, то, наверное, сказал бы, что надо мне выспаться… принять душ… и, может быть, поменять образ жизни. Но отвечать честно я не стал. – Меня Степашин вызывает. А страшилку о Лиговке я где-то на треть только успел написать. – И чего? – Как со сдачей полос? Терпит ли время? – За час никак не успеешь? – Никак. Ира выдохнула струю дыма. Он был вонючий. Что за гадость она курит? – Знаешь, Стогов, а как ты посмотришь, если твою кровавую драму мы перекинем на среду? – На среду? Какого года? – Я серьезно. – Разумеется, я не против. Но чем ты будешь заполнять дырку на второй полосе? Ира покопалась в бумагах и вытащила одну, свернутую в трубочку. – С утра по сетям информацию передали… По всем прикидкам – бомба. Я прочитал распечатку компьютерного сообщения. Оказывается, история с угоном школьного автобуса в Лондоне и взрывом нескольких кораблей в порту Бирмингема, о которой орали все газеты мира месяцев семь-восемь назад, напрямую касалась отечественной внешней политики. Британская разведка МИ-6 обнародовала заявление, в котором утверждала, что на самом деле тогда, весной, в пригороде Лондона Ист-Энде была накрыта не база исламских террористов, а перевалочный пункт российских спецслужб. Чем уж там отечественные орлы занимались – то ли денежки отмывали, то ли перепродавали кокаин с целью поправить традиционно бедственное материальное положение, – об этом МИ-6 умолчала. Однако намекала, что дела в Ист-Энде творились неблаговидные. В цивилизованном мире не принятые. В марте британские автоматчики окружили штаб-квартиру, разоружили охрану и махом накрыли всех причастных к делу лиц. Кроме одного, самого главного лица – агента-резидента. Каковой, положив на месте не менее шести британских коллег, взял в заложники целый автобус, набитый маленькими британцами и британочками, и, прихватив деньги, умудрился свалить из Лондона, добраться до Бирмингема и там, оставив дымящиеся руины нескольких доков и не менее тридцати трупов, исчез в неизвестном направлении. Теперь англичане утверждали, что это направление им известно. Путь супершпиона лежал, как они уверяли, обратно в Россию. Теперь им, англичанам, очень хотелось бы видеть супермена в английской тюрьме. По возможности обосновавшимся там навсегда. – Думаешь поставить в завтрашний номер? – А что? – Что ли, ты глупая? Ладно, если бы живыми детками прикрывались моджахеды. Так ведь речь о наших орлах… Когда в дерьмо вляпываются соотечественники, неплохо бы согласовать. – Я согласовывала. Степашин куда-то звонил, говорит, что выпускать можно. – Ну, тогда конечно. Тогда – с богом. А репортаж я в среду сдам. В первой половине дня, устроит? Ира сказала, что ее устроит. Со спокойным сердцем я постучал в дверь редакторского кабинета. – Войдите! В кабинете сидели посетители. Трое парней и рыжая, ослепительной красоты девица. Девица сидела прямо напротив двери. Не упереться взглядом в ее бюст было невозможно. – А вот и Илья Юрьевич! Знакомьтесь – ведущий специалист в области острого репортажа, так сказать, гордость нашей газеты – Ха! Ха! Ха! – господин Стогов. Никто не расскажет об интересующих вас сторонах жизни города лучше, чем он. А это, Илья Юрьевич, наши зарубежные гости из Ирландии, из города… э-э… – Из Корк-сити. – Да-да! Из Корк, так сказать, сити. Знакомьтесь! Я обвел взглядом зарубежных коллег. Рослые. Зеленоглазые. Длинноногие. Первый (небритый, длинноволосый, одетый в кожаную куртку и черные джинсы) сказал: – Брайан Хьюсон. Я сотрудник небольшой газеты «Войс оф фридом». Это студенческая газета Коркского университета. Второй (подтянутый, хмурый, с тяжелым подбородком и носом боксера) кивнул: – Мартин Клейтон. Журналист «Айриш ревью». Третий (блеклый и неброский) представился: – Шон Маллен. Я стажируюсь в «Корк дейли телеграф». Очень приятно. Рыжая девушка молчала. Мне хотелось, чтобы она сказала хоть что-нибудь, и я проговорил: – Илья Стогов. – Деирдре О’Рейли. Я не совсем журналист. Я аспирантка факультета социологии Коркского университета. Собираю материал для магистерской диссертации. Редактор смотрел на то, как мы знакомимся, с видом Деда Мороза, которому нравится, что дети сами нашли себе развлечение и, может быть, им не нужно будет дарить подарки. – Коллеги будут стажироваться при нашей газете всю неделю. А мы в свою очередь должны позаботиться, чтобы неделя прошла для них плодотворно. Вы понимаете меня, Илья Юрьевич? Чего здесь не понять? Время от времени в Петербург наезжали зарубежные журналисты, интересующиеся отечественной экзотикой. В эти дни, забывая о семьях и работе, сотрудники газеты должны были отбывать повинность гостеприимства. Связываться с зарубежными коллегами не желал в редакции никто. Однако у редактора Виктора Константиновича имелась идея. Он верил, что долг гостеприимства рано или поздно окажется платежом красен и у газеты появится возможность отправлять сотрудников для стажировки в иные страны. Никогда еще никто из моих знакомых журналистов не уезжал за счет встречающей стороны никуда дальше Выборга. Тем не менее иностранные гости бывали встречены в редакторском кабинете с неизменным гостеприимством. До сих пор я только смеялся над невезучими коллегами. Те шипели в ответ и пытались извлечь из обрушившейся напасти хоть какую-то выгоду. Кто-то гонял гостей за пивом. Кто-то одалживал у них денег, честно предупреждая, что отдавать не собирается. Симпатичных press-girls Осокин сразу приглашал в свою гостеприимно распахнутую постель… Редактор выразил надежду на то, что гостям понравится наш замечательный город, и принялся выпихивать нас из кабинета. Ирландцы поднялись, пожали ему руку и вышли в коридор. Я вышел вместе с ними, озадаченно похлопал себя по карманам и, сказав, что забыл в кабинете сигареты, вернулся обратно. – Виктор Константинович, я категорически не согласен! – С чем? – Почему я?! От моего завтрашнего материала готов только заголовок! Виктор Константинович, почему я?! – Что вы предлагаете? – Я не хочу с ними возиться! – А кто станет показывать им город? – Социальщики целым отделом ни хрена не делают. Им и отдайте. Они еще и спасибо скажут. – Социальщики заняты. Они освещают работу нового городского правительства. – Ну почему я, а? – Я думал было их Осокину передать, но мне тут сообщили… В общем, кроме вас, заняться ими некому. – А я не могу! – Илья Юрьевич! Вы знаете, что наше издание – член Европейской газетной федерации. А это не только права, но и обязанности. Когда в прошлом году федерация поставила нам два новых сканера и компьютер, вы, между прочим, громче всех радовались. Гости пробудут здесь всего неделю. От ежедневных обзоров я вас освобождаю. На летучки можете не ходить. Больше, извините, помочь ничем не могу. Черт бы побрал всех редакторов на свете. Выходя из кабинета, я хлопнул дверью. Ирландцы все еще стояли в коридоре. Не глядя на них, я вытащил пачку «Lucky Strike» и воткнул одну сигарету себе в зубы. Длинный небритый парень в кожаной куртке (Брайан?) поднес мне зажигалку. – Thank you. – Можешь говорить по-русски. Мы все учили ваш язык. – А что именно я должен говорить? Парни промолчали. Я затянулся сигаретой. – Значит, вы из Ирландии. – Да. Мы из Ирландии. – А к нам, значит, приехали на неделю? – Да. На неделю. – Да-а, блин. – Нет, не Dublin. Мы из Cork-city. Дублин – это столица, а Корк – второй по величине город Ирландии. Как у вас – есть Москва и есть Петербург. Я сделал вид, что мне интересно все это узнать. – И давно вы приехали? – Сегодня с утра. В восемь тридцать. Я выбросил докуренную сигарету и вытащил из пачки новую. – А где остановились? – В гостинице для иностранцев. У станции метро… э-э… у станции метро «Площадь Мужества». Она называется гостиница «Студенческая». Мы опять помолчали. Оглядев их еще раз, я глубоко затянулся и спросил: – Хотите пива? – Вообще-то да. Вообще-то неплохо бы. Куда пойдем? Могло бы быть и хуже. Редактор мог подсунуть мне старых зануд, ни слова не понимающих по-русски… По крайней мере, теперь у меня всегда будет уважительная причина отвертеться от газетной текучки. Мы спустились в буфет, купили по пиву и сели за столик. – У вас журналисты много пьют? – Порядочно. – У нас тоже. В Ирландии журналисты – самая пьющая категория населения. – Приятно слышать, что мы не одиноки. – В прошлом году в Корке был устроен beer-maraphon. В смысле марафон по пиву. Команды разных профессий бежали через весь город и в каждом баре выпивали по кружке «Гиннесса». До финиша добежали только портовые докеры и журналисты. Но журналисты были все-таки первыми. – Я горжусь вами. – У вас очень светлое пиво. Темных сортов, таких как «Гиннесс» или «Финн», нет. – А вы неплохо говорите по-русски. – У нас в Cork state university есть кафедра славистики. Я учился там факультативно. Меня очень интересовали труды ваших революционеров. Мне хотелось выучить язык. Мартин учил русский в колледже, Шон тоже. А Деирдре вообще по образованию славист. Готовится стать большим знатоком вашей страны. Да, Дебби? Брайан задрал брови, и все трое парней загоготали. – Странное имя Деирдре. – Ты можешь звать меня Дебби. У нее была странная манера не произносить, а цедить слова буква за буквой. Получалось ничего. – За знакомство! Мы допили «Балтику», и Брайан сходил купить еще по одной. – Что именно вы хотели бы посмотреть в нашем замечательном городе? Что вас здесь интересует? Ребята переглянулись и принялись чесать подбородки. – Политика? Музеи с театрами? Русская душа в естественном интерьере? – Наверное, нет. Ничего из этого. – Тогда что? – За Деирдре я тебе говорить не буду. Она сама скажет, зачем приехала (новый взрыв хохота). А нам хотелось бы просто пожить здесь так, как живут простые люди. Как ты, например. – Я не думаю, что вам будет со мной интересно. – Почему? – Мой день состоит из того, что с самого утра я сажусь работать… – А вечером? – А вечером вам бы со мной тоже не понравилось. – Ты работаешь целый день? – С утра до вечера. – У вас в городе есть night life? – Есть. С найт-лайфом в городе все в порядке. – Может быть, ты покажешь в общих чертах, в чем она заключается? Что-нибудь такое, что не лежит на поверхности. Понимаешь, вся ваша странная внутренняя политика… матрешки, перестройка, Чечня… В зубах навязло. Ничего, что я так говорю? – Ничего… – Хотелось бы посмотреть на что-нибудь такое… Что-то спешиал. Не знаю… Может быть, можно будет побеседовать с какими-то странными людьми… С оккультистами или, например, сатанистами. Брайан очень интересуется маргинальными политическими партиями – троцкистами, синдикалистами, левыми радикалами… Понимаешь? – Не очень. Я даже не знаю, есть ли в Петербурге все эти троцкисты и оккультисты. – Есть, есть! Адреса некоторых я даже взял с собой. – Тогда легче. Тогда найдем. – А еще я хотел бы встретиться с вашими диггерами. Я читал, что у вас много диггеров – парней, которые живут в подземных ходах и туннелях. Может быть, можно договориться, чтобы они взяли нас полазать по катакомбам? – С этим сложнее. – Почему? – Понимаешь, в Петербурге нет катакомб. – В каждом городе есть катакомбы. – А вот в Петербурге нет. В Одессе есть и в Москве есть, а у нас нет. – Серьезно? – Во-первых, Петербург – очень молодой город. Моложе Нью-Йорка. Здесь просто не успели ничего такого накопать. А во-вторых, город стоит на болоте. Под нами, на глубине десяти метров, уже вода. Диггерам тут делать нечего. Мартин залпом допил свое пиво, сходил к стойке и принес всем еще по бутылке. – Жаль. Я уже пообещал своему редактору. Это точно, что ты говоришь? – Точно. – А метро? – Что метро? – Ну, можно нам спуститься в ваше ночное метро? – В каком смысле «ночное»? – В смысле, когда там никого нет, все закрыто и не ездят поезда. – Зачем тебе именно ночное метро? Поезжай днем, выглядит оно точно так же. – Нет, днем неинтересно. Я читал, что в вашем метро ночью творятся странные вещи. Мутируют крысы, исчезают люди… – Плюнь, ничего там не происходит. Если хочешь, я, конечно, попробую договориться, чтобы вас пустили, но уверяю – ничего необычного там нет. Шахта как шахта. – Серьезно? Сможешь договориться? Кивнул я не задумываясь. Какие проблемы? Если бы вместо пива мы пили водку, то, возможно, я бы пообещал ирландцам, что договорюсь о проходе для них в спальню президента страны. – Значит, поедем в метро? – Хорошо. Поедем. – Сегодня? – Сегодня? Не знаю. Ты хочешь именно сегодня? – Why not? Я попытался вытряхнуть часы, застрявшие в манжете. Полпятого. В принципе пресс-отдел ГУВД должен работать до шести, но кто там будет сидеть в такое время? Аккредитация журналистов, желающих сунуть нос туда, куда его не следует совать, находилась именно в их ведении. Если все разошлись, то экскурсии сегодня не выйдет. – Знаете что? Вы тут допивайте, а я позвоню. Допьете – поднимайтесь. Мой кабинет на четвертом этаже. Номер 428. Там на двери написано «Стогов». Парни сказали «о’кей», а я пошел звонить в пресс-отдел. Если бы я знал, чем эта история закончится, то предпочел бы поскользнуться на лестнице, упасть и сломать ногу – лишь бы никогда не дойти до телефона. Однако ничего этого в ту минуту я еще не знал.
Звонки заняли у меня почти час. Ирландцы успели допить свое пиво, подняться ко мне в кабинет и снова спуститься обратно, а я все сидел и накручивал телефонный диск. Дурацкая ситуация. Я не хотел звонить… я хотел сидеть ниже этажом и пить холодное пиво… вместо этого я сидел и накручивал диск. Обычно ко всему, что затевали масс-медиа, окружающие относились без особого удивления. Можете преподнести им любой, какой угодно бред, они проглотят это без лишних вопросов: газетчикам виднее. На этот раз дела продвигались туго. Добиться для четверых ирландцев, пусть даже и журналистов, пропуска в столь режимное заведение, как метрополитен, оказалось задачей почти невыполнимой. Если бы я не застал на месте знакомого гувэдэшника, которому до этого несколько раз оказывал мелкие услуги, думаю, ничего из этой затеи не вышло бы. Однако знакомый оказался на месте. – Тебе это нужно? – Очень! Зачем я соврал? – Хорошо. Попробую. Перезвони. Вернее, я сам перезвоню. – Скоро? – Минут через десять. Офицер перезвонил через тридцать пять минут, когда я уже решил, что он плюнул и уехал домой. Сказав, что вопрос улажен, он дал телефон некоего капитана Тихорецкого. – Это тоже ГУВД? – Нет, это из офэпэшников. – Из кого? – КЗОФП – Комитеты защиты объектов федерального подчинения. – Что за комитет такой? – Из новых. Занимаются охраной особо важных объектов по всей стране. А может, даже и за границей – не знаю. Очень серьезная контора. Метро – это их епархия. Капитан Тихорецкий был в курсе дела. Попросил продиктовать имена и фамилии ирландцев и сказал, что в полвторого ночи будет ждать нас у входа на станцию метро «Сенная площадь». Я смог наконец спуститься обратно в буфет. – Ну как? – Все о’кей. – Идем в ночную подземку? – Едем. Я кивнул и пододвинул себе кресло. Часов до десяти мы сидели в лениздатовском буфете. Потом переместились в «Баскет-бар» на другой стороне Фонтанки. Когда в полночь он закрылся, мы отправились в кафе «Аквариум» у Пяти углов. Там Брайан предложил выпить не пива, а водки… по чуть-чуть. Когда в полвторого ночи мы подъехали на Сенную площадь, то тихоню Шона заметно шатало, а улыбка Дебби казалась мне ослепительнее любого из уличных фонарей. Площадь была пуста, а стеклянная коробка станции метро чернела неосвещенными стеклами. Моросил дождь. На ступенях виднелась фигура встречающего. – Вы Стогов? – Я. – Я – Тихорецкий. Пойдемте. Капитан стукнул в запертую изнутри стеклянную дверь, и с той стороны тут же возник постовой милиционер. Мы юркнули внутрь и прошли в ярко освещенный пикет милиции. За столом сидело несколько хмурых милиционеров. Когда Дебби вошла в помещение, они оживленно заерзали. Раскрасневшаяся белозубая Дебби в мокрой куртке была хороша. Перехватив их взгляды, капитан тут же принял начальственный вид и попросил милиционеров подождать снаружи. – Промокли? Раздевайтесь. Одежду оставим здесь, сумки тоже. Не волнуйтесь, здесь ничего не пропадет. Мы скинули куртки. Дебби стряхнула брызги с рыжей гривы. – Давайте знакомиться. Зовут меня Игорь Николаевич Тихорецкий. Я капитан Комитета по защите объектов федерального подчинения. Курирую городское метро. Можете называть меня по званию, а можете – по имени-отчеству. Как вам удобнее. Ирландцы назвали себя и издания, в которых они работали. Капитан улыбнулся Дебби и пожал руки парням. Невысокий, спортивный, загорелый и сероглазый. Типичный спецслужбист. Герой модного action. Под пиджаком катаются бицепсы, белозубая улыбка, шрамик на скуле. У эскалатора капитан распорядился, чтобы один из милиционеров запустил двигатель, и мы медленно поехали вниз. – Собак не боитесь? А то у нас внизу овчарки бегают. – Нет. Не боюсь. А зачем овчарки? – Бомбы ищем. – Часто находите? – Ни разу пока не находили. Эскалатор остановился, мы прошли немного вперед и оказались в безлюдном и оттого выглядящем страшновато ночном петербургском метро. – Давайте, прежде чем мы пойдем дальше, я проведу маленький инструктаж. Все посмотрели на него. – Сперва я покажу вам саму станцию и объясню, что к чему. После этого мы пройдем по техническим помещениям: вентиляционная система, водоотводы, блоки безопасности. После этого, если захотите, можем пешком пройти до станции «Гостиный двор». Прямо по туннелю. Предупреждаю сразу: метрополитен у нас в стране – объект до сих пор закрытый. Фотографировать здесь, к сожалению, нельзя. Записывать и зарисовывать – пожалуйста. Вопросы будут? – Сколько времени все это займет? – Станцию мы можем осматривать, сколько вам захочется. А по туннелю до «Гостиного двора» здесь идти минут двадцать. С двух до четырех ток там отключают, так что четыре тридцать – это крайний срок. В тишине было слышно, как борется с одолевающей икотой Шон. – Готовы? – Готовы. Вообще-то всем петербуржцам с пеленок известно, что подземные джунгли города во много раз обширнее его надземной части, что в лабиринтах метрополитена как-то раз бесследно исчезла целая дивизия МВД, брошенная туда на поимку маньяка-убийцы, и то, наконец, что в подземной дренажной системе водятся трехметровые крысы-мутанты, шестилапые крокодилы, а также гибрид угря и рыбы пираньи, имеющий обыкновение атаковать своих жертв броском из унитаза в самый неподходящий для жертвы момент. Однако мало кому из жителей города доводилось увидеть реальную подземную жизнь своими глазами. Своим ключом капитан отпер почти неразличимую на фоне облицованной гранитом стены дверь. Мы прошли внутрь. Технические блоки станции потрясали. Капитан что-то рассказывал о технических характеристиках агрегатов и иногда советовал ирландцам записать цифры. Те послушно записывали. Время от времени на пути попадались рабочие или охранники в форменных черных комбинезонах. Рабочие кивали капитану, а охранники молча отступали к стене, пропуская нашу компанию. – Ну что, насмотрелись? Пойдемте, теперь я покажу вам наши туннели. А то не успеем. Все еще раз поплутали по тесным разноуровневым коридорам. Капитан по-джентльменски подавал руку Дебби, когда она спускалась по гулко грохочущим железным лестницам. Потом мы непонятным образом снова вышли в главный вестибюль станции. «Сюда, пожалуйста», – кивнул капитан. Мы прошагали в дальний конец платформы, спустились по металлической лесенке и вышли в туннель. Выкрашенные в черное стены. Тусклые прожектора далеко впереди. Толстые, толщиной с ногу, кабели, протянутые вдоль стен. Капитан взглянул на часы. – Хочу сразу предупредить. Через… э-э… через семнадцать минут в туннеле погаснет свет. Пугаться не надо. Это технический перерыв. Раз в сутки на каждом перегоне метро на одну минуту отключают электричество. Всего на минуту – перезарядка аккумуляторов на подстанциях. Впечатления обещаю сильные. Мы двинулись вперед по туннелю. Сперва все шли молча и озираясь по сторонам. Шаги гулко разносились по туннелю. Черные тени метались из стороны в сторону в такт шагам. Потом мне надоело шагать, и я спросил у капитана, можно ли курить? – Ни в коем случае. Строжайшая техника безопасности. Двумя уровнями ниже идут трубы с газом. Рванет так, что от половины Невского проспекта только сизый дымок останется. Идти в туннеле всем вместе было тесно. Мы разделились на пары. Капитан шел первым вместе с Брайаном, который что-то у него спрашивал и показывал пальцем в глубь туннеля. Сзади молча шагали Шон и Мартин. Справа от меня шла Дебби. – Ты говорила, что где-то учишься? Дебби улыбнулась: – Да, я аспирант… Аспирантка. – Что изучаешь? – Социологию. – Приехала в Петербург собирать материалы для диссертации? – Ага. – И какая у тебя тема диссертации? – «Феномен эротической преамбулы в сексуальном поведении русских мужчин конца 90-х годов». – Феномен чего? – Эротической преамбулы. Я собираюсь изучать то, как мужчины в вашей стране уговаривают девушек заняться сексом. – Ты будешь писать диссертацию о том, как русские занимаются сексом? – Да. – Я не понимаю. Ты сказала, что занимаешься социологией. При чем здесь секс? – Социология – это наука об обществе. А секс – важная сторона жизни общества. – Зачем? – Тебе действительно это интересно? Она сдула со лба челку и: – Понимаешь, Илья, очень многие вещи в окружающем нас мире нужно изучать прямо сегодня. Потому что завтра они будут потеряны для науки. Историки слишком доверяют книгам, но не обо всем можно прочесть в пыльных фолиантах. Некоторые вещи могут НИКОГДА не попасть в книги. – Например, то, как русские затаскивают девушек в постель? – В книгах люди чаще всего пишут о том, какими они хотели бы себя видеть. А не о том, каковы они на самом деле. В древнеегипетских папирусах есть рассказы о военных победах фараонов, но ни слова не сказано о том, чем древние египтяне вытирали задницу. Ты когда-нибудь думал об этом? – Не доводилось. – Это историческая загадка! Подумай сам. Туалетной бумаги у них, разумеется, не было. Египет – это практически одна большая пустыня, значит, вытирать задницу листьями растений египтяне не могли. Не могли они мыть ее водой – вода вдали от Нила ценится дороже золота. Как же они обходились, а? – Странный вопрос. Кому сегодня могут быть интересны древнеегипетские задницы? – Настоящий ученый всегда найдет повод подумать над загадками истории. – И это ты называешь загадками? – Таких загадок очень много. Ты когда-нибудь видел доспех самурая? В таком доспехе человек замурован, как в консервной банке. Чтобы освободиться, самураю требовалось не менее получаса и как минимум два помощника. А в древнеяпонских хрониках постоянно пишут, что, врываясь в захваченные города, самураи бросались насиловать женщин. Как же они их насиловали, а? – Просили женщин подождать полчасика и звали своих помощников? – Голландский исследователь Йозеф ван Риббен изучил эту тему и опубликовал монографию, в которой доказывал, что самураи не насиловали женщин в прямом смысле, а доводили их до оргазма петтингом. Петтинг в Японии считался унизительным. Женщина, которая испытала оргазм от рук мужчины, была обесчещена навсегда. – Я думал, такими темами, кроме тебя, никто в мире больше не интересуется. – Историческая сексология – это очень бурно развивающаяся наука. Ей почти пятьдесят лет. Американец Хьюго Вейзерман впервые получил грант на исследование в области исторической сексологии сразу после Второй мировой. Мичиганский университет выдал ему восемь тысяч баксов. Тогда это были очень большие деньги. – На эти деньги он построил приют для женщин, обесчещенных самураями? – Он отправился в Бомбей и два с половиной года каждый день ходил в публичные дома, покупал проституток, а иногда и просто знакомился с девушками на улицах. Тема его исследования была «Oral sex in modern India». Он изучал… э-э… как по-русски будет blow-job? Я ответил на вопрос. В туннеле было темно. Я надеялся, что Дебби не заметит, как я покраснел. – Исследования Хьюго Вейзермана произвели сенсацию. За эту книгу ему дали Прендергастовскую премию, и он снова поехал в Индию собирать материалы для второго тома. – Собрал? – Не успел. Погиб при невыясненных обстоятельствах. «Сутенеры зарезали, – решил я про себя. – Не знали, болваны, что человек серьезной наукой занимается». Я оглянулся. Тихоня Шон что-то доказывал Мартину, толкая себя в руку чуть повыше локтя. Слава богу, кажется, им не было слышно, о чем мы разговариваем. Я спросил у девушки, как именно она планирует собирать материал для своей диссертации? Я надеялся, что на самом деле Дебби имеет в виду совсем не то, о чем я подумал. – Я собираюсь провести несколько полевых исследований. – То есть ты собираешься появляться в людных местах и смотреть, что предпримут русские парни, чтобы затащить тебя в постель? – Типа того. Жаль, что в этот раз мне удалось выбраться в Россию только на неделю. – Да? – Хотелось бы составить по возможности полное впечатление о ваших мужчинах. Хотелось хотя бы приблизительно очертить диапазон возможных исследований. – В смысле? – Ну, например, правда ли, что русские стесняются показываться перед женщинами обнаженными? Хорошо бы провести распределение мужчин по месту рождения и типу воспитания. Это придаст исследованию большую значимость. Говорят, что ваши мужчины, которые родились на Кавказе, предпочитают иметь с женщинами только анальный секс… Презервативов я привезла столько, что таможенники не хотели меня пропускать. – А бойфренд у тебя есть? – Раньше был. Сейчас пока нет. – Собираешься ли ты замуж? – Наверное… Не сейчас. Может быть, лет через пять-шесть. – Что ты скажешь мужу, когда он спросит, чем ты занималась после университета? – При чем здесь муж? Вот и поговорили, подумал я. Что, черт подери, творится с этим миром? Я потянулся за сигаретами, вспомнил, что курить нельзя, и расстроился окончательно. Сзади послышались шаги – нас нагонял тихоня Шон. – Илья, извините, как… э-э… зовут этого офицера? – Кого? Капитана… Игорь Николаевич. – Ыгор Ныколаывеч? Во всей группе русский Шона был самым худшим. – Он ведь офицер российских спецслужб? – Да. Капитан Комитета по… не помню, как точно это называется. Суть в том, что его ведомство охраняет наше государственное имущество. – Да? А вы видели у него… Впрочем, ладно. Говорите – Игорь Николаевич? Спасибо. Он улыбнулся и зашагал быстрее, нагоняя ушедших вперед Брайана и капитана. Я посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого. К нам с Дебби присоединился шедший до этого впереди Брайан. – Чего ты такой хмурый, Илья? – Выпить бы. – Да, неплохо бы. Выпить и познакомиться с петерб… петер… с девушками из вашего города. Да, Илья? – Я бы предпочел просто выпить. – Ну конечно. Ты же русский. Попроси Дебби, и она поставит на тебе какой-нибудь социологический эксперимент. Они с Мартином заржали. Девушка лениво посоветовала им заткнуться. Шагавшие впереди капитан и Шон остановились, поджидая нас. Шон чего-то требовал от капитана, а тот отмахивался: «We’ll talk ‘bout it later». – Уже почти полчетвертого. Через две минуты здесь везде отключат свет. По первому разу – очень впечатляет… Да! Перед тем как свет опять загорится, глаза лучше всего прикрыть – целее будут. Брайан сказал, что лично он советует всем русским, когда погаснет свет, обеими руками придерживать брюки. «Shut your mouth, – беззлобно сказала Дебби. – Shut your fuckin’ mouth». Я задрал голову и посмотрел на мерцавшие под потолком лампы. Они были большие, мощные, хотя и светили вполсилы. И вправо, и влево, насколько хватало глаз, уходили блестящие рельсы, а на стене прямо напротив висел пожарный щит, выкрашенный красной краской. На щите были развешаны огнетушитель, ведро, топор и совковая лопата. – Осталось десять секунд. Приготовьтесь, это не навсегда – только на минуту… Шесть… Пять… Свет погас моментально и везде. Гудение ламп и прочей электрической дребедени исчезло одновременно со светом. Даже в самую темную ночь на небе светят звезды – хотя бы одна. Даже в самой темной комнате всегда найдется щелочка, через которую будет пробиваться лучик света. Здесь не было ничего. Ни единого проблеска. Наверное, так чувствуют себя похороненные заживо. – Эй! Кто там вышагивает?! Не расходиться! Заблудитесь – искать не стану! Я прислушался. Слева, впереди, что-то действительно происходило. Шаги – мягкие, крадущиеся, – звяканье металла, шебуршание. Возможно, все это происходило в миллиметре от моего носа, а я ничего не видел. Когда только загорится этот чертов свет? Воздух разрезал свистящий звук. Что-то тяжелое рухнуло на землю. Я почувствовал, как маленькие волоски у меня сзади на шее встают дыбом. В тишине совсем рядом с ногами послышался мерзкий звук. – What’s that?! – Что, черт возьми, у вас там происходит? Стогов! Зажигалка есть?! Моментально вспотевшие пальцы долго не могли нащупать зажигалку в набитых всякой мелочью карманах. В тот момент, когда я наконец достал ее, в воздухе низко загудело и в туннеле зажегся свет. Я открыл глаза и выронил зажигалку из занемевшей ладони. Мартин смотрел на свои джинсы, заляпанные чем-то темным и вязким, а поперек рельсов, уткнувшись в пол лицом, лежал тихоня Шон. Из его затылка торчал всаженный по самую рукоятку топор. Тот самый, выкрашенный красной краской, с пожарного стенда. А между рельсами расплывалась лужа густой черной крови.
– Давайте начнем с самого начала. Где каждый из вас находился в момент, когда в туннеле погас свет? Постарайтесь вспомнить поподробнее, ладно? Капитан обвел нас всех взглядом, вдавил в переполненную пепельницу окурок и взялся за авторучку. В пикете милиции мы сидели уже час. У нас сняли отпечатки пальцев, переписали номера паспортов ирландцев и моего редакционного удостоверения. Постовых милиционеров капитан опять выставил из пикета. Они стояли посреди вестибюля, а вокруг носились типы в штатском. У входа на станцию, мрачные и молчаливые, застыли двое офицеров из того же комитета, что и капитан. Само помещение пикета начинало меня раздражать. Грязный, годами не мытый пол. Жесткие и узкие скамейки, спроектированные как орудие пытки для особо несговорчивых клиентов. Вместо пепельницы – банка из-под тушенки с остатками жира на стенках. Выглядела банка омерзительно. – С кого начнем? – Давайте с меня. – Давайте. Фамилия, имя, отчество. – Стогов Илья Юрьевич… – Как далеко от убитого вы находились в момент, когда погас свет? Черт меня подери, если я запоминал, где именно находился в тот момент. Я вытащил из кармана сигареты, закурил и попытался вспомнить. Из памяти не удавалось извлечь ничего. Пива бы сейчас. – Точно сказать трудно. Кто мог подумать, что все так получится? Насколько я помню, вы с Шоном стояли чуть впереди… А я чуть сзади и справа. Ближе к правой стене туннеля. – Как далеко? – Ну, метрах в трех. – После того как погас свет, вы перемещались? – Да. То есть… В общем, когда стало ясно, что творится что-то неладное, я шагнул по направлению к вам. – Один раз шагнули? – Один или два – не помню. – Когда зажегся свет, вы стояли прямо над телом убитого. – Значит, три шага сделал. Я же говорю – не помню. Не до того было. – Хорошо. Вы видели… то есть слышали, чтобы кто-то перемещался рядом с вами? Если да, то с какой стороны? Я обвел взглядом напряженно вслушивавшихся ирландцев. – Что-то такое я, конечно, слышал. Все слышали. Рядом со щитом что-то лязгнуло. Но я ведь стоял не с той стороны, где висел щит. Так что не знаю, кто это мог быть. Любой мог пройти мимо меня… А потом я почувствовал, как убийца замахивался топором. В смысле, чувствовал движение воздуха… Короче, ничего конкретного по сути вопроса сказать не могу. Капитан дописал последнее предложение, подвинул ко мне лист и сказал: – Подпишите. Вот здесь. «С моих слов записано верно». Дата. Подпись. Я пробежал глазами текст показаний и подписал. – Идем дальше. Кто следующий? Ирландцы переглянулись. Брайан решился первым: – Давайте я. – Давайте. Фамилия, имя, отчество. – У нас нет отчества. Есть второе имя, но это не отчество. Другая система, понимаете? – Отвлекаться не будем, хорошо? Вы уверены, что не хотите воспользоваться услугами переводчика? Имеете право. – Да нет. Я все понимаю. – Как далеко вы стояли от убитого, когда погас свет? – Я стоял рядом с Ильей. Чуть левее. Но от вас с Шоном это было далеко. Метра три-четыре. – И положения не меняли? – Нет. – Слышали ли вы, как передвигались люди, стоявшие рядом с вами? – Нет. – Какие-нибудь странные звуки? – Нет. – Как давно вы были знакомы с убитым? – Недавно. Познакомился сегодня с утра. Вернее, вчера с утра. Перед отлетом в Россию. – Хорошо. Подпишите. – Я еще хотел сказать… Илья говорит, что начал двигаться в сторону Шона только после того, как лязгнул топор. Вы знаете… Мне кажется… Извини, Илья, просто мне кажется, что я перестал чувствовать, что ты стоишь рядом со мной, еще до этого. По-моему, ты начал двигаться сразу же, как погас свет. Хотя, может быть, мне это только показалось. Капитан пристально посмотрел на меня и покусал кончик авторучки. Сейчас он кивнет замершим у входа ассистентам, и те бросятся на меня. Выпить хотелось страшно. – Ладно. К этому мы еще вернемся. Подпишите вот здесь. «Я, такой-то такой-то, подтверждаю, что владею русским языком в степени, достаточной для понимания заданных мне вопросов». Дата. Подпись. Убрав исписанный лист в папку, он взглянул на Дебби: – Леди? Дебби пожала плечами: – Пожалуйста. – Вы тоже не желаете воспользоваться переводчиком? – Не желаю. Хотя считаю, что разгов<