Бывший партнер Маршалла поставил скотч на стойку, стараясь казаться спокойным, но Найт заметил, что лежащая на колене рука Гилдера дрожит крупной дрожью.
– Все это заявляет убийца моего лучшего друга?
– Нет, – ответил Найт. – Он пишет, что деньги переводились на офшорные счета и в конце концов перечислялись членам комитета, выбиравшим в 2007 году место проведения следующей Олимпиады. Кронос утверждает, что ваш партнер подкупил организаторов тендера и обманом добился проведения Игр в Лондоне.
Серьезность обвинения, казалось, смутила Гилдера. Он смешался и стал вдруг осторожным, словно спохватившись, что слишком пьян для такого разговора.
– Нет, – сказал он, – это не так… Джо, пожалуйста, пусть они уйдут.
Масколо, еле сдерживаясь, раздельно произнес:
– Оставьте его до завтра. Позвоните Джеку, он вам то же самое скажет.
Не успел Найт ответить, как раздался тонкий короткий звон и звук брызнувших осколков, словно разлетелся тонкий хрустальный бокал. Пуля, выпущенная через окно, вдребезги разнесла огромное зеркало над баром, чудом не задев Гилдера.
Найт и Масколо мгновенно поняли, что произошло.
– Пригнитесь! – закричали они, выхватывая пистолеты и оглядывая окна в поисках стрелявшего.
Но они опоздали. Второй выстрел был сделан через другое стекло. Пуля вошла Гилдеру в солнечное сплетение с глухим звуком, будто взбивали подушку.
Ярко-алая кровь расцвела на белоснежной крахмальной рубашке, и руководитель хеджевого фонда рухнул ничком на бледный мрамор пола, задев ведерко с шампанским.
ГЛАВА 25
Странная тишина повисла в легендарном «Лобби-баре». Стрелок, проворная тень в черных мотоциклетных крагах и шлеме со щитком, метнулся вниз с наружного подоконника.
– Вызовите «скорую»! – закричала Поуп. – Его ранили!
Бар взорвался криками. Джо Масколо перепрыгнул через своего распростертого клиента и ринулся вперед, не обращая внимания на крики посетителей, нырявших под скатерти.
Найт на шаг отстал от своего нью-йоркского собрата, который, перемахнув стеклянный коктейльный столик, прыгнул на спинку серого плюшевого дивана у стены. Поместившись рядом с Масколо, Найт с удивлением увидел, что американец вооружен.
Законы о ношении оружия в Великобритании очень суровы. Найту пришлось два года попрыгать через обручи, прежде чем он получил разрешение на пистолет.
Не успел он толком подумать об этом, как Масколо выстрелил в окно. Звук выстрела показался пушечным грохотом в мраморно-хрустальном зале. В баре началась паника. Стрелок уже добежал до середины тупиковой Хардин-стрит. Лица не было видно, но движения выдавали женщину. Когда Масколо выстрелил, она извернулась и выстрелила в падении. Профессионал высшего класса.
Выстрел опередил Масколо и Найта. Пуля пробила ньюйоркцу горло. Мертвый Масколо тяжело рухнул с диванной спинки на кофейный столик, разлетевшийся вдребезги.
Теперь стрелявшая целилась в Найта. Молниеносно присев, он выставил пистолет над подоконником и выстрелил. Выждав секунду, он осторожно приподнялся, и тут же две пули разнесли стекло в раме чуть выше его головы.
На Найта посыпался стеклянный дождь. Вспомнив своих детей, Найт замешкался с ответным выстрелом – и услышал визг шин.
Он вскочил. Черный мотоцикл – задняя покрышка дымилась, оставляя резиновый след, – стремительно уносил убийцу прочь. В конце улицы она свернула на Кроуфорд-стрит и скрылась прежде, чем Найт успел выстрелить.
Выругавшись, он обернулся и на миг застыл при виде мертвого Масколо, но тут же в уши ворвался крик Поуп:
– Гилдер жив, Найт! Где «скорая»?
Найт соскочил с дивана и пробился сквозь кричащую толпу к скорчившемуся Ричарду Гилдеру. Поуп стояла возле него на коленях в луже шампанского, крови, льда и стеклянных осколков.
Финансист хватал воздух ртом и прижимал руку к подреберью. Пятно крови на рубашке стало темнее и больше.
Секунду Найту казалось – дежа-вю, пятно крови, расплывающееся по простыне, но он отогнал видение и присел рядом с Поуп.
– Сказали, «скорая» уже едет. – В голосе журналистки звучало отчаяние. – Я не знаю, что делать! Здесь никто не знает…
Найт сорвал свой пиджак, оттолкнул руки Гилдера и прижал свернутый пиджак к его груди. Партнер Маршалла смотрел на Найта, словно тот был последним человеком, кого он видит в жизни, и пытался что-то сказать.
– Потерпите, мистер Гилдер, – остановил его Найт. – Помощь сейчас будет.
– Нет, – тихо промолвил Гилдер. – Слушайте…
Найт нагнулся к самому лицу финансиста и выслушал тайну, пересказанную хриплым шепотом до того, как в бар вбежали врачи. Когда Гилдер договорил, у него будто иссякли силы.
Кровь потекла у него изо рта, глаза остановились, и он весь стал вялым, как рука спящей женщины, соскользнувшая с края кровати.
ГЛАВА 26
Найт стоял на улице. Хорошо одетые люди обходили его, спеша в рестораны и театры, а он все смотрел на удалявшуюся «скорую» с включенной сиреной, увозящую Гилдера и Масколо в ближайшую больницу.
Почти три года назад Найт так же стоял на тротуаре поздней ночью, глядя, как уносится прочь другая «скорая», и сирена постепенно затихает вдали, крича на весь мир о несчастье, с которым он до сих пор не смирился.
– Найт! – окликнула его Поуп, подойдя сзади.
Он моргнул, заметил резко тормозящие даблдекеры, сигналящие такси и множество людей, спешащих домой, и почувствовал себя одиноким среди толпы, почти так же, как той давней ночью.
«А Лондон живет себе, будто ничего не случилось», – подумал Найт без тени осуждения. Лондон всегда будет жить по заведенному порядку, который не пошатнут трагедии и смерти, кто бы ни стал их жертвой: коррумпированный руководитель хеджевого фонда, телохранитель или молодая женщина.
Кто-то щелкнул пальцами прямо у него перед носом. Он вздрогнул. Поуп раздраженно смотрела на него.
– Земля вызывает Найта, прием?
– В чем дело? – взорвался он.
– Я спросила, как вы считаете, Гилдер выживет?
Найт покачал головой:
– Нет. Я почувствовал, как отлетела его душа.
Журналистка скептически посмотрела на него.
– Что значит – почувствовали?
Найт провел языком по нижней губе изнутри.
– Второй раз в жизни у меня на руках умер человек, Поуп. В первый раз я тоже это почувствовал. «Скорая» может не торопиться – Гилдер мертв, как Масколо.
Журналистка сникла. После неловкой паузы она сказала:
– Я, пожалуй, поеду в редакцию. Мне к девяти статью сдавать.
– Знаете что? Упомяните, что Гилдер перед смертью признался в валютных махинациях.
– Признался? – переспросила Поуп, роясь в кармане в поисках записной книжки. – Что он сказал, дословно?
– Сказал, что аферу организовал он один, и деньги шли не Олимпийскому комитету, от которого зависел выбор земельного участка, а на его собственные офшорные счета. Сэр Маршалл был невиновен. Он пал жертвой мошеннических схем Гилдера.
Поуп перестала записывать и скептически произнесла:
– Не верю. Он прикрывает Маршалла.
– Это были его последние слова! – отрезал Найт. – Я верю ему!
– Вы лицо заинтересованное – это обеляет жениха вашей матери.
– В общем, Гилдер так сказал, и прошу вас упомянуть об этом в статье.
– Ладно, пусть говорят факты, – пожала плечами журналистка, – включая те, которые, как вы утверждаете, вам рассказал Гилдер. – Поуп взглянула на часы: – Все, я побежала.
– Не получится, придется задержаться, – сказал Найт, вдруг ощутив страшную усталость. – Скотленд-Ярд захочет с нами поговорить, тем более стрельба была… Я пока позвоню Джеку, расскажу, что случилось, и звякну няньке.
– Няньке? – изумилась Поуп. – У вас что, дети?
– Близнецы. Мальчик и девочка.
Поуп бросила взгляд на его левую руку и шутливо сказала:
– А колечка нет. Когда развелись? Довели жену, и она бросила вас с сопляками?
Найт смотрел на нее, вчуже забавляясь ее бестактностью.
– Я вдовец, Поуп. Жена умерла родами. Истекла кровью на моих руках два года, одиннадцать месяцев и две недели назад. Ее увезли на «скорой» под сиреной – так же, как сейчас Гилдера.
У Поуп отвисла челюсть, лицо выразило ужас.
– Питер, простите меня, я не знала…
Но Найт повернулся к ней спиной и зашагал к подъехавшей инспектрисе Скотленд-Ярда Элайн Поттерсфилд.
ГЛАВА 27
На Лондон опустилась тьма. Моя старая подруга-ненависть зашевелилась при мысли, что вся жизнь была прелюдией к этому предсказанному мигу. Итак, до церемонии открытия самого лицемерного события на Земле осталось двадцать четыре часа.
От этого у меня нестерпимо пекло внутри. Я повернулся к сестрам. Мы собрались у меня – впервые за много дней нам надо было поговорить лично. Я не спеша рассматривал Фурий.
Элегантная блондинка Тиган сняла шарф, шляпу и солнечные очки, в которых сидела за рулем такси. Марта, с черными как ночь волосами, расчетливая, холодная, положила мотоциклетный шлем на пол рядом с пистолетом и, расстегнув молнии, стягивала краги. Белокожая Петра, младшая и самая привлекательная, была лучшей актрисой и самой импульсивной из сестер. Она оглядывала себя в зеркало на дверце шкафа, оценивая, как сидит за ней шикарное серое коктейльное платье и не нужно ли поправить тщательно уложенные короткие рыжие волосы.
При виде таких знакомых сестер даже не верилось, что мы не всегда были вместе, а жили своей жизнью, ничем не выдавая нашей связи.
Почему же они по-прежнему со мной, спустя семнадцать лет? В 1997 году Гаагский трибунал заочно вынес им обвинение за убийство более шестидесяти боснийцев. После ареста в прошлом году Ратко Младича, генерала, командовавшего отрядами сербов-убийц в Боснии, охота за моими Фуриями стала еще интенсивнее.
Я знаю. Я слежу за этим. От этого зависит моя мечта.
Сестры так давно живут под угрозой разоблачения, что она проникла в их ДНК, но от этого постоянного, на клеточном уровне ощущения опасности их преданность мне мыслями, телом, духом и чувствами стала еще фанатичнее. Мои мечты о реванше за столько лет стали их мечтами, а желание увидеть воплощение планов таким же раскаленно-жгучим, как мое.
Все эти годы я не только защищал их, но и обучал, оплатил небольшие пластические операции, натренировал, сделав превосходными снайперами, мастерами рукопашного боя, виртуозными мошенницами и воровками. Последние два умения сторицей возместили мне все расходы, но это отдельная история. Достаточно сказать, что они не только знают то, что знаю я, но и превзошли в запрещенных играх всех, кроме меня.
Искушенные спросят, не новый ли я Чарльз Мэнсон, безумный пророк семидесятых, который подбирал женщин с трудной судьбой и говорил им, что они апостолы, посланные на Землю с миссией убивать и приблизить Армагеддон. Но сравнивать меня с Мэнсоном, а моих Фурий с бестолковыми девицами в высшей степени неправильно. Это все равно что пытаться сравнить людей с небожителями. Мы куда сильнее, совершеннее и смертоноснее, чем Мэнсон видел в своих наркотических притонах.
Тиган налила стакан водки, сделала несколько больших глотков и сказала:
– Я не могла предположить, что тот человек оттолкнет Лансера в сторону.
– Питер Найт из лондонского «Прайвит», – сказал я и щелчком отправил по стеклянному столу фотографию из Интернета: Найт с бокалом в руке рядом со своей матерью на открытии очередной модной линии одежды.
Тиган кивнула:
– Да, он. Я хорошо его разглядела – физиономия-то по всему ветровому стеклу распласталась.
Марта взяла фотографию, нахмурилась и подняла на меня агатово-черные глаза.
– Он был в баре с Гилдером. Я уверена. Он стрелял в меня, когда я убила охранника Гилдера.
Я поднял бровь. «Прайвит»? Найт? Сегодня они дважды чуть не сорвали мои планы. Что это – судьба, совпадение или предупреждение свыше?
– Он опасен, – сказала Марта, самая дальновидная из трех. Ход ее мыслей очень часто совпадал с моим.
– Согласен, – отозвался я, взглянув на часы на стене. – Тебе пора ехать на прием, Петра, – сказал я ее рыжеволосой сестре, прихорашивавшейся перед зеркалом. – Увидимся позже. Четко следуй плану.
– Я не дура, Кронос. – Петра вскинула на меня изумрудно-зеленые глаза – цветные линзы были куплены специально для сегодняшнего вечера.
– Нет, – подтвердил я. – Но ты бываешь запальчивой, у тебя склонность к экспромтам, а сегодня твоя задача требует ответственного подхода к каждой мелочи и точного выполнения намеченного.
– Я помню план, – холодно отозвалась она и вышла.
Марта не сводила с меня взгляда.
– Как быть с Найтом? – спросила она, еще раз доказав, что безжалостность – одно из ее достоинств.
– Вы до завтрашнего вечера не задействованы. Посмотрите пока, что за птица мистер Найт.
– И что нам искать? – спросила Тиган, поставив стакан на стол.
– Его слабости, сестра, его уязвимые места. Все, что нам пригодится.
ГЛАВА 28
Почти в восемь Найт совершенно без сил добрался домой, в отреставрированный особнячок красного кирпича, который мать купила ему несколько лет назад. Он был измучен до крайности: его пытались сбить машиной, в него стреляли, ему пришлось сообщить матери о смерти любимого, не говоря уже о трех допросах, учиненных Поттерсфилд.
Старший инспектор лондонской полиции появилась на Олдвич в прескверном настроении. Ее ожидали не только два трупа – результат перестрелки, но до нее дошли слухи, что в «Сан» получили письмо от убийцы Маршалла, и Поттерсфилд негодовала, поскольку эксперты «Прайвит» работали с материалом до Скотленд-Ярда.
– Тебя надо арестовать за то, что ты препятствуешь правосудию! – рявкнула она.
Найт поднял руки.
– Это решение нашего клиента, Карен Поуп, корреспондентки «Сан».
– Где она?
Найт огляделся. Поуп уже ушла.
– У нее срок сдачи статьи подходит. Вам передадут все улики после того, как выйдет очерк.
– Ты позволил важному свидетелю покинуть место преступления?
– Я работаю в «Прайвит», а не в полиции. И Поуп мне не подчиняется, у нее своя голова на плечах.
Инспектор Скотленд-Ярда посмотрела на него в упор.
– По-моему, я уже слышала это раньше от тебя, Питер, и последствия были… смертельными.
Найт вспыхнул. В горле стало горячо.
– Мы не об этом говорим. Спрашивай о Гилдере и Масколо.
Поттерсфилд, еле сдерживаясь, распорядилась:
– Выкладывай все, что знаешь.
Найт выложил все о встречах с Дерингом и Фаррел и подробно описал, что произошло в «Лобби-баре».
Когда он закончил, инспектор спросила:
– Ты поверил Гилдеру?
– Перед смертью вроде не лгут, – пожал плечами Найт.
Поднимаясь сейчас к своей входной двери, Найт снова думал о признании Гилдера. Ему вспомнились Деринг и Фаррел – неужели они причастны к убийствам? Кто поручится, что Деринг не маньяк, тайная пружина происходящего, вбивавший себе в голову сорвать Олимпийские игры? И кто уверенно поручится, что убийцей в черной коже и мотоциклетном шлеме была не Селена Фаррел? На старой фотографии она с автоматом.
Может, инстинкт натолкнул Поуп на верную догадку, и Деринг – это Кронос или его сообщник? Куратор музея проговорился, что знал Фаррел в «другой жизни» – на Балканах в девяностые.
Новый голос в голове Найта потребовал, чтобы он меньше думал о злодеях и больше о жертвах. Как там его мать? От нее целый день не было вестей.
Сейчас он дойдет до телефона и сразу позвонит ей. Но не успел Найт вставить ключ в замок, как услышал душераздирающий крик своей дочери Изабел:
– Нет! Нет!
ГЛАВА 29
Когда Найт открыл дверь и вбежал в холл, крик Изабел сменился пронзительным визгом:
– Нет, Люки, нет!
Сверху донесся безумный визгливый смех и топот маленьких ног. В гостиной все выглядело так, словно по дому промчался снежный торнадо – в воздухе висела белая пыль, мебель покрывал тонкий белый налет. Трехлетняя Изабел тоже стояла обсыпанная чем-то с головы до ног. При виде отца она расплакалась:
– Папа, Люки, он… он…
Хрупкая Изабел с ревом побежала к отцу, который нагнулся, чтобы взять ее на руки. Заскрежетав зубами от боли в левом боку, Найт все же подхватил дочку на руки. От детской присыпки свербело в носу. От слез на щечках и ресницах Изабел образовалась белая кашица, но даже такой она была прелестна, как ее покойная мать, со светло-каштановыми кудряшками и большими темно-синими глазами, которые пронзали отцовское сердце, даже когда не были влажными от слез.
– Все в порядке, милая, – утешающе сказал Найт. – Папа дома.
Плач перешел в икоту.
– Люки… Он высыпал на меня пудру для попы.
– Это я вижу, Белла, – кивнул Найт. – А зачем?
– Он считает, пудра для попы смешная.
Найт посадил дочь на здоровую руку и пошел через кухню по лестнице на второй этаж, слыша, как наверху кудахчущим смехом заходится его сын.
На верхней площадке, у самой двери в детскую, Найт услышал женский крик:
– Ай-й-й! Ах ты, паршивец маленький!
Сынишка Найта выбежал из детской в подгузниках, с ног до головы покрытый тальком. Он держал в руках большую коробку детской присыпки и смеялся от радости, пока не увидел отца, прищурившись смотревшего на него.
Люк замер на месте и попятился, замахав ручонками на Найта, словно перед ним возник призрак, который можно разогнать.
– Нет, папа!
– Люк! – крикнул Найт.
Усыпанная тальком Пегги, нянька, появилась в дверях за спиной малыша, преградив ему путь. Она крепко держалась за запястье, а ее лицо исказила боль.
– Я ухожу! – выплюнула она, как ядовитую слюну. – Это сумасшедшие, а не дети. – Трясущейся рукой она показала на Люка: – А этот гадящий в штаны, кусачий нехристь! Я его на унитаз сажаю, а он меня укусил! Кожу прокусил до крови! Я ухожу, а вы будьте любезны оплатить счет от врача!
ГЛАВА 30
– Но вы не можете уйти, – протестовал Найт.
– Еще как могу! – бросила Пегги, с опаской обходя Люка. Отодвинув Найта, она затопала вниз по ступенькам. – Дети накормлены, но не вымыты, а Люк обкакал памперс в третий раз за день. Удачи вам, Питер.
Подхватив свои вещи, она вышла, хлопнув дверью.
Изабел снова начала всхлипывать.
– Пегги ушла из-за Люка!
Не выдержав, Найт посмотрел на сына и закричал в бессильной ярости:
– Четвертая за год, Люк! Четвертая! Всего три недели выдержала!
У Люка сморщилось лицо, и он заплакал.
– Люки больше не будет! Больше не будет!
За секунду его сын из неукротимой стихии, способной ураганом мчаться по квартире, превратился в маленького мальчика, такого жалкого, что у Найта стиснуло горло. Снова вздрогнув от боли в боку, он нагнулся и протянул руку сыну. Малыш побежал к нему и обхватил отца ручонками так сильно, что Найт едва не вскрикнул.
– Папа, Люки тебя любит, – заявил мальчик.
Чувствуя запах обгаженных подгузников, Найт сдул тальк со щек сына и расцеловал его.
– Папа тоже любит тебя.
Дочку он поцеловал в щеку так крепко, что она засмеялась.
– Люку приказ – переодеться и помыться. Изабел, ты тоже иди под душ.
Через несколько минут дети брызгались и играли в большой душевой кабине Найта. Люк поднял губку и шлепнул сестру по голове.
– Папа! – воскликнула Изабел.
– Дай сдачи, – посоветовал Найт.
Он взглянул на часы. Девятый час. Ни одно из агентств, откуда он приглашал нянь, уже не работает. Найт набрал номер матери.
Она ответила на третьем звонке, и по голосу он понял, что Аманда измучена до крайности.
– Питер, скажи, что этот кошмар мне приснился и скоро я проснусь!
– Мне очень жаль, Аманда.
Она несколько секунд рыдала, зажимая рот, но справилась с собой и сказала:
– Мне сейчас хуже, чем когда умер твой отец. Наверное, тебе пришлось так же, когда не стало Кейт.
У Найта в груди стало пусто и страшно.
– До сих пор так, мам.
Высморкавшись, Аманда попросила:
– Расскажи, что ты узнал. Что удалось выяснить?
Найт понимал, что мать не успокоится, пока не вытянет из него все, поэтому наскоро, в общих чертах рассказал ей о событиях дня. Аманда ахнула и начала бурно протестовать, когда он упомянул о письме Кроноса, обвиняющего Дентона Маршалла, и всхлипнула, услышав о предсмертном признании Гилдера, свидетельствовавшем о невиновности ее покойного жениха.
– Я знал, что это неправда, – сказал Найт. – Дентон был честным, прекрасным человеком с золотым сердцем.
– Да!.. – Аманда захлебывалась от рыданий.
– Везде, где я сегодня побывал, люди говорили о его щедрости и кристальной честности.
– Расскажи, – потребовала Аманда. – Пожалуйста, Питер, мне необходимо это послушать.
Найт рассказал, в какое отчаяние пришел Майкл Лансер, узнав о смерти сэра Маршалла, о том, как он назвал финансиста своим другом, наставником и одним из стратегических лидеров Лондонской олимпиады.
– Даже Джеймс Деринг из Британского музея, помнишь его телепередачу, – продолжал Найт, – сказал, что без поддержки Дентона не состоялись бы ни шоу, ни новая экспозиция на тему античных Олимпиад. Он обещал выразить благодарность Дентону на открытии выставки.
– Джеймс Деринг так сказал?
– Да, – ответил Найт.
И тут Аманда взорвалась:
– Наглый лжец!
– Что?
– Дентон действительно дал Дерингу часть денег на запуск телепроекта, – сказала Аманда, – но категорически возражал против выставки. У них даже ссора произошла по этому поводу. Дентон говорил мне, что экспозиция нарочито подчеркивает превосходство древних Олимпиад над современными.
– Верно, – подтвердил Найт. – Мне тоже так показалось.
– Дентон отказался дать Дерингу еще хотя бы пенни, и они расстались… нехорошо.
«Деринг говорил мне совсем другое», – подумал Найт и спросил:
– Когда это было?
– Два, может, три месяца назад, сразу после нашего возвращения с Крита… – У Аманды задрожал голос. – Мы не знали, но поездка на Крит стала нашим медовым месяцем, Питер. Я всегда так считала. – И она разрыдалась.
– Мама, с тобой кто-нибудь есть?
– Нет, – ответила она. – Питер, ты можешь приехать?
Найт готов был провалиться сквозь землю.
– Аманда, я очень хочу приехать, но от нас только что ушла очередная нянька.
– Что, опять? – не поверила мать.
– Собралась и ушла полчаса назад. Мне предстоит работать с утра до ночи всю Олимпиаду, я не знаю, что делать. Обращался уже во все агентства города и боюсь, они больше никого не пришлют.
Аманда надолго замолчала.
– Мама?
– Я слушаю, – сказала Аманда почти спокойно – впервые после смерти Дентона Маршалла. – Давай-ка я этим займусь.
– Нет, ты не в том состоянии…
– Я рада отвлечься. Мне надо чем-то заняться, помимо работы и переживаний, Питер, или я сойду с ума, запью или наглотаюсь снотворного, а мне претит любой из этих вариантов.
ГЛАВА 31
В это время в Британском музее, в холле на втором этаже, откуда арка вела к экспозиции, посвященной Олимпиадам древности, доктор Джеймс Деринг готов был пуститься в пляс, не веря своей удаче. Торжествующий, сияющий, он вышел к гостям – лондонской элите, сильным мира сего, удостоившим своим посещением открытие выставки.
Вечер складывался поразительно хорошо. Да что там, блестяще!
В самом деле, на куратора музея так и сыпались похвалы. Критики назвали выставку дерзкой и убедительной, новым прочтением древних Олимпиад и злободневным комментарием к состоянию современных Игр.
Более того, самые восторженные из богатых посетителей заявили, что хотят спонсировать телешоу Деринга и купить рекламное время в «Секретах прошлого».
Что понимал этот покойный дурак Маршалл, язвительно подумал Деринг. Ничего абсолютно.
Чувствуя себя оправданным, наслаждаясь сознанием хорошо проделанной работы, которая оказалась успешнее, чем он ожидал, Деринг пошел к бару и заказал еще водку-мартини, чтобы отпраздновать выставку – и остальное.
Ему было что отпраздновать, помимо выставки.
За коктейлем, обмениваясь сочувственными фразами об ужасной смерти сэра Маршалла с одним из крупных меценатов, покровительствовавших музею, Деринг нетерпеливо вглядывался в толпу многочисленных гостей церемонии.
Ну где же она?
Вскоре телеведущий заметил пикантную кошечку с медными волосами, не касавшимися обнаженных бледных плеч. Великолепное серое коктейльное платье подчеркивало яркость неистовых зеленых глаз. У Деринга была слабость к рыжим и зеленоглазым.
Она чем-то напоминала его сестру – манерой наклонять голову набок, когда ей что-то нравилось, вот как сейчас, когда она держит бокал шампанского с длинной ножкой и флиртует с мужчиной намного старше себя. Мужчина показался Дерингу смутно знакомым. Кто он?
Ничего, подумал Деринг, снова взглянув на Петру. Она кокетливая, дерзкая, сумасбродная. Его тело сводила сладкая судорога. Посмотрите, как умело она обращается с этим типом, как явно отрепетированные движения удаются ей без усилий, кажутся спонтанными. Кокетливыми. Дерзкими. Сумасбродными.
Словно подслушав его мысли, Петра отвернулась от собеседника, нашла Деринга в толпе и состроила мину, выражавшую такой голод и обещание, что он затрепетал в ожидании новых наслаждений. Помучив его еще мгновение, Петра похлопала ресницами и начала флиртовать с другим. Вскоре она положила руку ему на грудь, засмеялась и, извинившись, удалилась.
Петра подошла к Дерингу, ни разу не взглянув в его сторону. Она взяла еще коктейль и направилась к столу с десертами. Деринг встал сзади, изображая интерес к крем-брюле.
– Он пьян, домой поедет на такси, – промурлыкала Петра с мягким восточным акцентом, орудуя щипцами в уложенных горкой киви. – Пожалуй, нам тоже пора, не так ли, милый?
Деринг взглянул на нее. Сумасбродка с зелеными глазами! Краснея от возбуждения, он прошептал:
– Ну конечно, прощаемся и поедем.
– Не вместе, глупый гусак, – предупредила Петра, положив два ломтика фруктов себе на тарелку. – Мы же не хотим привлечь к себе внимание?
– Нет-нет, конечно, – прошептал Деринг, которому казалось, будто он тайком совершает нечто восхитительно-запретное. – Я подожду тебя у Блумсбери-сквер.
ГЛАВА 32
С начала десятого, сразу после появления статьи Карен Поуп на сайте «Сан», лондонские радиостанции начали муссировать новость, всячески подчеркивая точку зрения Кроноса и транслируя злополучную мелодию.
К десяти, вскоре после того как Найт почитал близнецам книгу, сменил Люку подгузник и уложил сына и дочку спать, по Би-би-си пошли сообщения об обвинениях сэра Маршалла, сомнительных результатах тендера на проведение Олимпийских игр и о предсмертном признании Гилдера в том, что аферу организовал он один.
Детскую присыпку Найт собрал пылесосом и тряпкой только к одиннадцати, после чего налил себе пива с виски, принял обезболивающее и лег в постель. Тут позвонил Джек, расстроенный смертью Масколо, и потребовал, чтобы Найт подробно описал перестрелку на Олдвич.
– Джо Масколо вел себя бесстрашно, – сказал Найт. – Сразу кинулся за стрелявшим.
– Такой характер, – печально заметил Джек. – В Бруклине он был одним из лучших, прежде чем я переманил его в наше нью-йоркское отделение. Он приехал в Лондон всего два дня назад.
– Жизнь жестока, – отозвался Найт.
– Сейчас еще жестче будет, – проговорил Джек на прощание. – Мне еще предстоит звонить его жене.
Найт спохватился, что не предупредил владельца «Прайвит» о сбежавшей няньке, но вскоре решил – так даже лучше. У американца и без того руки опускаются.
Он включил телевизор. В новостях и по кабельным каналам во весь экран показывали снимки из дома Маршалла и «Олдвич, 1» и трагическим тоном пространно комментировали сенсационные загадочные убийства и шокирующее обвинение в интригах, называя его пощечиной Лондону и всей Британии накануне Игр.
Хотя Гилдер перед смертью утверждал обратное, французы, как сообщалось, особенно задеты обвинением Олимпийского комитета в коррупции.
Найт выключил телевизор и теперь сидел молча. Взяв бокал с виски, он медленно пил, глядя на фотографию на комоде.
Беременная на позднем сроке и очень красивая, Кейт снялась в профиль на фоне шотландской вересковой пустоши, освещенной июньским закатным солнцем. Чуть повернув голову, она смотрела прямо на Найта, излучая радость и любовь, так жестоко отнятые у него почти три года назад.
– Ну и денек, Кэти-малышка, – прошептал Найт.
– Я весь помятый, кто-то пытается сорвать Олимпиаду, мать в отчаянии, дети выжили очередную няню, и… мне тебя не хватает. Больше, чем когда-либо.
Он ощутил на сердце знакомую свинцовую тяжесть, от которой внутри все оборвалось. Позволив этому ощущению затопить себя, Найт тонул в нем минуту или две и в конце концов сделал то, что делал всегда, горюя по Кейт в ночные часы.
Он собрал постель и пошел в детскую, где прилег на кушетку, глядя на две кроватки, вдыхая запахи своих малышей, пока не заснул, успокоенный ровным детским дыханием.
ГЛАВА 33
Пятница, 27 июля 2012 года