Она ахнула, прижав руки к груди, и закричала:
– Не стреляйте!
Брови Найта сошлись на переносице, но он немного отвел пистолет.
– Марта?
Нянька хватала воздух ртом.
– Как вы меня напугали, мистер Найт! Господи, у меня внутри словно петарда взорвалась!
– Извините. – Он опустил руку с пистолетом. – Что вы тут делаете? Я ожидал вас только через час.
– Я пришла пораньше, чтобы отпустить вас на работу, – ответила она, задыхаясь. – Вы мне ключ оставили. Я увидела, что коляски нет, подумала, что вы в парке, и начала убирать на кухне, а потом в детской.
– А в мою комнату зачем зашли? – спросил он.
– Извините, приспичило по-маленькому.
Обдумав ее слова и не найдя в них противоречий, Найт убрал пистолет в карман.
– Простите меня, Марта. Я сейчас на взводе, везде вижу опасность.
– Я тоже виновата, – сказала Марта, и тут у Найта зазвонил телефон.
Он выхватил сотовый, нажал кнопку и услышал в трубке истерический плач Изабел и Люка.
– Вы где? – раздраженно спросила журналистка. – Вы же обещали сразу вернуться! Ваши детки закатили истерику на мировой рекорд!
– Буду через две минуты. – Найт нажал отбой и посмотрел на взволнованную Марту.
– Знакомая, – пояснил он. – Не очень умеет обращаться с детьми.
Марта улыбнулась:
– Значит, хорошо, что я пришла пораньше?
– Очень хорошо! Но теперь надо бежать бегом.
Найт кинулся вниз, на кухню, отметил, что посуда вымыта и убрана. Схватив пакет, он побросал туда молоко, печенье и две пластиковые чашки.
Найт запер квартиру, и вместе с Мартой они побежали в парк, где Люк сидел на траве, лупя по земле лопаткой, а Изабел стояла в песочнице на коленях и плакала, пытаясь спрятать голову в песок.
Деморализованная Поуп застыла в стороне, не зная, что предпринять.
Марта с ходу вмешалась – подхватила на руки Люка и пощекотала ему животик, отчего он захихикал и закричал:
– Марта!
Когда Изабел услышала это, ее слезы мгновенно высохли. Она подняла голову, увидела Найта и расплылась в улыбке.
– Папа!
Найт подхватил дочку, отряхнул ее голову от песка и расцеловал.
– Папа пришел. И Марта тоже.
– Хочу молока! – надулась Изабел.
– Печенье в пакете, – сказал Найт, передавая дочь и молоко озабоченной няне.
Марта отвела детей за стол для пикника и начала кормить.
– Из-за чего сыр-бор? – спросил Найт у Поуп.
Обескураженная журналистка ответила:
– Честное слово, не знаю. Словно у бомбы с часовым механизмом включился обратный отсчет, а я не слышала тиканья до самого взрыва.
– Ну, такое в жизни часто бывает, – утешил ее Найт.
Поуп рассматривала Марту.
– Эта нянька у вас давно?
– Меньше недели, – ответил Найт. – Настоящее сокровище, лучшая, кто у нас…
У Поуп зазвонил сотовый. Некоторое время она слушала и вдруг заорала:
– Обойдутся! Мы сами приедем через двадцать минут!
Сложив телефон, Поуп понизила голос и напряженно сказала:
– Хулигану удалось снять отпечаток со вчерашнего пакета Кроноса. Он проверил его и хочет видеть нас в офисе «Прайвит» как можно быстрее.
ГЛАВА 68
Улыбающаяся физиономия Хулигана, обрамленная ярко-рыжей четырехдневной бородой, напомнила Найту спятившего с ума лепрекона. Ведущий судмедэксперт «Прайвит» исполнил дикую джигу, не вставая из-за рабочего стола, и сказал:
– У нас есть третье имя. Морган не поверит, скажет, уловка для отвода глаз. Мне Гаага уже два раза звонила.
– Какая еще Гаага? – не понял Найт.
– Прокурор особого трибунала, который судит за военные преступления на Балканах, – ответил Хулиган. В кабинет быстро вошел, почти вбежал бледный, осунувшийся Джек Морган. – Отпечаток принадлежит женщине, разыскиваемой по обвинению в геноциде.
Найт не знал, что и думать. Деринг и Фаррел в конце войны побывали на Балканах, но чтобы военные преступления? Геноцид?!
– Расскажи подробно, – попросил Джек.
Хулиган повернул к себе ноутбук, что-то напечатал, и на большом экране на стене лаборатории появилась зернистая черно-белая фотография черноволосой девочки-подростка, стриженной «под горшок», в белой блузке с отложным воротником. Черты лица получились размытыми из-за сильного увеличения.
– Зовут Анжела Бразлик, – говорил Хулиган. – Снимок сделан приблизительно семнадцать лет назад, стало быть, сейчас девице чуть за тридцать.
– А что она натворила? – спросил Найт, пытаясь увязать бледное полудетское лицо с обвинением в геноциде.
Хулиган дал компьютеру новую команду, и на экране появился снимок трех девочек в белых блузках и черных юбках. Головы стоявших за ними мужчины и женщины были срезаны краем. Найт узнал стрижку «под горшок» и понял: он только что смотрел на девочку с этого снимка. Сильная засветка делала неразличимыми черты двух других девушек, повыше, с длинными волосами. На вид им было лет четырнадцать-пятнадцать.
Хулиган кашлянул и продолжил:
– Анжела и две ее сестры, Сенка, старшая, и Нада, средняя, обвиняются в актах геноцида в городе Сребренице и его окрестностях в конце девяносто четвертого – начале девяносто пятого, незадолго до окончания гражданской войны на территории бывшей Югославии. Предположительно сестры состояли в одном из отрядов убийц Ратко Младича. Его бойцы отправили на тот свет около восьми тысяч боснийских мусульман.
– Боже! – вырвалось у Поуп. – Что же заставило девочек вступить в отряд убийц?
– Групповое изнасилование и гибель близких, – отозвался Хулиган. – По словам прокурора, вскоре после того как в апреле девяносто четвертого была сделана эта фотография, члены боснийской милиции трое суток насиловали Анжелу и ее сестер, а родителей пытали и в конце концов убили на глазах девочек.
– Тогда понятно, – сказал Морган.
Хулиган мрачно кивнул.
– Сестры обвиняются в убийстве свыше ста боснийских мусульман. Некоторые были застрелены, но у большинства раскроен череп и уже у мертвых отрублены гениталии. Девочки действовали мотыгой, какой убили их мать и отца. По словам немногочисленных свидетелей, сестры получали от убийств садистское наслаждение. Тела их жертв находили настолько изуродованными, что матери Сребреницы дали сестрам соответствующее прозвище.
– Какое? – спросил Найт.
– Фурии.
– Господи! – воскликнул Морган. – Это они. – После короткой напряженной паузы руководитель «Прайвит» обратился к журналистке: – Карен, извините, вы не оставите нас на минуту? Нам надо обсудить кое-что, не относящееся к делу.
Поуп кивнула:
– Конечно.
Когда она вышла, Джек посмотрел на Найта и Хулигана:
– Плохие новости.
– Нас выгнали из состава организаций, обеспечивающих безопасность на Олимпиаде?
Джек покачал головой:
– Хуже. Я только что говорил с детективами из отдела расследования воздушных катастроф, которые занимаются нашим упавшим в море самолетом…
– И?.. – спросил Хулиган.
Джек проглотил комок в горле.
– Они пришли к выводу, что на борту произошел взрыв. Дело не в отказе техники. Дэн, Кирсти, Вэнди, Сьюзи – все они были убиты.
ГЛАВА 69
– Нечего сказать, хорошо придумано! – раздраженно бросила Элайн Поттерсфилд. – Я в таком безумном напряжении, меньше всего мне нужны салонные разговоры за обедом…
– Сейчас все в напряжении, – перебил ее Найт. – У меня к тебе разговор. Питаться иногда тоже все-таки надо, отчего же не убить двух зайцев, встретившись в ресторане?
Они сидели в «Хакасанс» недалеко от Тоттенхэмкорт-роуд, любимом китайском заведении Кейт и ее сестры.
– Столько народа, – простонала Поттерсфилд, нехотя присаживаясь. – Целый час ждать придется, пока…
– Я уже сделал заказ, – сказал Найт. – Любимое блюдо Кейт.
Элайн Поттерсфилд опустила глаза, на секунду став просто старшей сестрой Кейт.
– Ладно. Зачем ты меня вызвал, Питер?
Найт коротко рассказал о сестрах Бразлик с их преступным прошлым. Когда он закончил, принесли обед – говядину по-сычуаньски.
Дождавшись, пока отойдет официант, Поттерсфилд спросила:
– Когда о них в последний раз что-нибудь слышали?
– В июле девяносто пятого, незадолго до прекращения огня под нажимом НАТО. Предположительно сестер задержала боснийская полиция, когда мать двух жертв опознала девушек на местном базаре, где они пытались купить еды. По ее словам, ночью девиц отвели в отделение полиции в маленькой деревушке к юго-западу от Сребреницы, чтобы передать силам НАТО, расследовавшим случаи кровавых бесчинств.
– И что, они сбежали? – спросила Поттерсфилд.
Найт кивнул.
– Жители деревни слышали стрельбу из автомата. Дело было глухой ночью, люди побоялись выйти на улицу, и только утром в отделении нашли тела семерых застреленных боснийцев, включая двоих полицейских. Сестер Бразлик разыскивают семнадцать лет, но до сегодняшнего дня ни одна не попадала в поле зрения полиции.
– Как они выбрались из полицейского участка? – спросила Поттерсфилд. – Их же, наверное, заперли в камере?
– Загадка, – отозвался Найт. – Но есть и другая странность. Бойцы Младича стреляли в основном советскими пулями с медными гильзами. Боснийская полиция тоже вооружалась советскими автоматами – нестреляными, с русских армейских складов, с полным боекомплектом. Но семеро боснийцев были убиты 6,5-миллиметровыми пулями, а карабины такого калибра выдавали вообще-то натовским миротворцам.
Поттерсфилд задумчиво подхватывала палочками куски говядины.
– Значит, кто-то из семерых убитых имел такой натовский карабин. Сестры завладели им и пробились к выходу.
– Возможно, но если им помог кто-то из миротворцев? Я склоняюсь к этой версии.
– Доказательства?
– Во-первых, пули, – сказал Найт. – Во-вторых, Деринг и Фаррел в это время находились на Балканах в качестве консультантов НАТО. Перед Дерингом стояла задача охранять культурные ценности от разграбления, а вот чем занималась Фаррел, для меня загадка. Я только видел ее на фотографии перед натовским грузовиком с автоматом в руках.
– Загадку решим, – пообещала Поттерсфилд. – Я обращусь в НАТО с требованием предоставить информацию.
– Военный прокурор этим уже занимается.
Инспектор Скотленд-Ярда кивнула, думая о другом.
– Значит, по твоей версии, их неизвестный благодетель – Деринг или Фаррел – и есть Кронос?
– Не исключено, – ответил Найт. – Это логически вытекает при любом раскладе.
– Ну если при любом!.. – скептически бросила Поттерсфилд.
Некоторое время они ели в молчании.
– Кое-что не стыкуется в твоей теории, Питер, – заметила инспектриса.
– А именно?
– Представим, что ты прав, – прищурившись, начала Поттерсфилд и наставила на него палочки. – Допустим, Кронос был тем человеком или одним из группы людей, которые помогли сестрам сбежать и сделали из них анархисток и ненавистниц Олимпиады. Но почерк преступлений указывает на людей не только беспощадных, но и прекрасно подготовленных. Им удалось дважды обойти одну из лучших в мире систем безопасности, совершить убийства и скрыться.
Найт понял, куда клонит Поттерсфилд.
– То есть, просчитав и предусмотрев все до мелочей, они совершают глупые ошибки, слюня конверт или хватаясь за пакет с письмом?
Поттерсфилд кивнула.
– Волос, клетки кожи, а теперь еще и отпечаток пальца.
– И парик, – подсказал Найт. – На нем что-нибудь нашли?
– Пока нет, но, возможно, новая версия о военных преступницах получит доказательства, если, конечно, у Бразлик брали образцы ДНК.
Найт проглотил еще пару кусков.
– Остается вопрос, были ли у Фаррел и Деринга средства и возможности подготовить теракты на Олимпиаде. Это стоит денег, и немалых.
– Я об этом тоже думала, – отозвалась Поттерсфилд. – Сегодня утром мы проверили банковские счета Деринга и выписки по кредиткам. Телешоу сделало его богатым человеком, но со счета в последнее время несколько раз снимали крупные суммы. Профессор Фаррел живет скромнее. За исключением неуемных покупок в модных бутиках в Лондоне и Париже и укладки волос в элитных салонах она ведет довольно аскетическую жизнь.
Найт вспомнил содержимое ящиков трюмо и дорогую одежду в спальне профессорши и снова попытался представить ее неухоженной, безвкусно одетой женщиной из Кингс-колледжа. Может, она прихорашивалась перед свиданиями с Дерингом? Между ними что-то было?
Он взглянул на часы.
– Слушай, я, пожалуй, расплачусь и пойду. Моя новая нянька уже работает сверхурочно.
Поттерсфилд отвернулась, когда он положил салфетку на стол и поднял руку, подзывая официанта.
– Как дети? – спросила она.
– Хорошо, – ответил Найт и посмотрел на свояченицу: – Они будут рады познакомиться с тетей Элайн. Ты не считаешь, что они заслуживают общения с сестрой своей мамы?
Элайн Поттерсфилд вмиг облачилась в невидимые доспехи и сухо ответила:
– Пока я к этому не готова. Не знаю, выдержу ли.
– Через неделю им исполнится три года.
– Думаешь, я могу забыть день их появления на свет? – бросила Поттерсфилд, вставая из-за стола.
– Нет, – ответил Найт. – Я тоже ничего не забыл. Но у меня есть надежда, что когда-нибудь я смогу простить себе тот день. И ты тоже.
– За обед платишь ты? – нетерпеливо спросила Элайн.
Найт кивнул.
– Элайн, я, наверное, устрою им день рождения, праздник какой-нибудь. Может, придешь?
Поттерсфилд бросила через плечо, едва повернув голову:
– Ты слышал, Питер: к этому я еще не готова!..
ГЛАВА 70
В такси по дороге домой Найт гадал, простит ли его когда-нибудь Элайн. Важно ли это? Да, важно. У него падало сердце при мысли, что дети так и не узнают единственную родственницу своей мамы.
Не желая поддаваться тоске, он стал обдумывать версии, возникшие за ленчем.
Неужели Селена Фаррел – подпольная модница?
Это не давало ему покоя, и в конце концов Найт позвонил Поуп. Она все еще дулась: в лаборатории Хулигана разгорелся спор, как быть с информацией о военных преступницах. Журналистка рвалась публиковать материал немедленно, а Найт и Джек Морган утверждали, что надо дождаться результатов независимой экспертизы из Гааги и от Скотленд-Ярда. Им не хотелось, чтобы газета ссылалась на «Прайвит».
– Ну что, подтвердила ваша свояченица совпадение отпечатка? – спросила Поуп.
– В лучшем случае это будет не раньше завтрашнего дня, – ответил Найт.
– Великолепно! – возмутилась журналистка. – А прокурор из Гааги не отвечает на мои звонки. Стало быть, для завтрашней статьи у меня ничего нет.
– Можете заняться кое-чем другим, – предложил Найт. Такси остановилось перед его домом. Заплатив водителю, Найт вышел, рассказывая Поуп о содержимом ящиков трельяжа и шкафов в доме Селены Фаррел.
– Одежда из бутиков? – изумилась журналистка. – У нее?!
– Вот и я точно так же отреагировал. А это многое значит. Получается, у нее были источники доходов, помимо колледжа. Значит, она вела тайную жизнь. Раскопайте информацию, и вы отыщете Фаррел.
– Легко вам говорить… – начала Поуп.
Боже, как она его раздражает!
– Больше ничем помочь не могу! – отрезал Найт. – Все, мне сейчас надо детей укладывать, я завтра позвоню вам.
Он нажал отбой. Ему казалось, что расследование поглощает его, как мифологический Кронос своих детей, и от этого Найт чувствовал себя несчастным. Не будь Олимпиады, он занимался бы поиском убийц четырех коллег. Скорее бы кончились Игры, а там он не остановится, пока не выяснит, кто их убил и почему.
Войдя, он пошел на второй этаж. Наверху дверь проехалась по ковру, и послышались тихие шаги – Марта выходила из детской. При виде Найта она приложила палец к губам.
– Можно пожелать им спокойной ночи? – шепотом попросил он.
– Они уже спят, – сказала Марта.
Найт изумленно взглянул на часы. Было только восемь.
– Как вам это удается? У меня они до десяти не засыпают.
– Старый эстонский способ.
– Научите меня, когда время будет, – попросил Найт. – Восемь часов, вот это да!
Она кивнула:
– Научу.
Замявшись, нянька обошла Найта и спустилась по лестнице. Найт следовал за ней, думая, что сейчас выпьет пива и ляжет спать пораньше.
Марта надела пальто и пошла к дверям, но обернулась:
– Поймали преступников?
– Нет, – ответил Найт. – Но подобрались к ним вплотную.
– Это хорошо, – сказала Марта. – Очень, очень хорошо.
ГЛАВА 71
Вечером, сидя за своим столом в отделе «Сан» и рассеянно просматривая наиболее яркие моменты финала соккера, закончившегося победой Англии над Ганой, Поуп все еще раздраженно думала о том, что пока нельзя писать о связи Кроноса и Фурий с военными преступлениями на Балканах.
Редактору Финчу сенсация очень понравилась, но сейчас писать просто не о чем – прокурор Гаагского трибунала снизойдет до официального интервью дня через два-три.
Три дня, беззвучно простонала Поуп. Суббота. Такую статью в субботнем номере не опубликуют, значит, ждать до воскресенья. Четыре дня!
Все репортеры в Лондоне писали о деле Кроноса, и все старались обогнать Поуп, написать не хуже, а то и лучше. До сегодняшнего дня она оставалась впереди. Сейчас Поуп боялась, что сведения о военных преступлениях просочатся в печать раньше, чем выйдет сенсационная статья.
И что ей делать? Сидеть сложа руки? Ждать, пока позвонит военный прокурор или Скотленд-Ярд проверит отпечаток по своей базе и на весь мир подтвердит совпадение?
Бездействие сводило ее с ума. Поуп хотелось отдохнуть, но нервировало то, что Кронос знает, где она живет. Поуп боялась ехать домой. Сидя в отделе, она размышляла, как воздействовать на ситуацию, чтобы ускорить дело.
Наконец она задумалась над советом Найта обратить внимание на Селену Фаррел. Прошло четыре дня после того, как обнаружили совпадение ДНК профессорши с волоском из письма Кроноса и три дня после объявления ее в розыск, однако никаких следов пока не нашли. Селена Фаррел как в воду канула.
«Кто я такая, чтобы пробовать свои силы там, где потерпели неудачу профессиональные сыщики?» – думала Поуп, однако в ней тут же вспыхнул азарт: а почему бы и не попытаться?
Покусывая губу, журналистка обдумывала слова Найта о том, что Фаррел следила за модой. У нее же есть опись найденного у профессорши при обыске! Поуп просматривала список, ища доказательства антиолимпийских настроений, конспекты речей, угрозы Играм и записи мелодии свирели, но не читала перечень одежды. Посмотреть сейчас?
Поуп открыла опись и повела мышкой вниз по перечню коктейльных платьев от «Либерти оф Лондон» и блузок с юбками от «Элис бай Темперли». Дорогие наряды. Сотни фунтов, если не тысячи.
Найт считает, что Фаррел вела тайную жизнь. Возможно, он прав.
Заинтересовавшись, Поуп начала искать в записной книжке телефон помощницы профессора Нины Лангор. За последние четыре дня Поуп звонила ей несколько раз, но та постоянно повторяла, что озадачена внезапным исчезновением начальницы и понятия не имеет, каким образом ДНК Фаррел всплыло в связи с делом Кроноса.
Сейчас ассистентка держалась настороженно и была шокирована, когда Поуп рассказала о жизни Фаррел в стиле от-кутюр.
– Что? – недоверчиво протянула Лангор. – Это невозможно. Она вечно поднимала на смех моду и прически. И постоянно заматывала голову шарфами.
– А мужчины у нее были? – спросила Поуп. – Для кого наряжаться?
Лангор осторожно ответила:
– Полиция тоже спрашивала об этом, и вам я скажу то же, что и полиции: мне казалось, что она лесбиянка, но головой не поручусь. Она была закрытым человеком.
На этом ассистентка попрощалась, сославшись на неотложные дела. Поуп осталась с ощущением, что с прошлой субботы у нее какой-то нескончаемый марафон и сил уже не осталось. Сделав над собой усилие, журналистка вернулась к описи. Там не нашлось ничего интересного, и только в самом конце глаз зацепился за упоминание о разорванном розовом спичечном коробке с начальными буквами «Кэн…».
Поуп попыталась представить розовый коробок с буквами «Кэн». Что это – онкологический институт? Кажется, у движения по борьбе с раком груди розовый цвет. Или что-то еще?
Около полуночи, окончательно зайдя в тупик, она сделала последнюю попытку, прибегнув к методу, который случайно изобрела несколько лет назад, работая с разрозненными фактами.
Поуп начала печатать в строке поиска: «Розовый кэн Лондон». Ничего полезного «Гугл» не предложил. «Розовый кэн Лондон олимпиада» тоже ничем не помог.
Тогда она напечатала: «Лондон розовый кэн гей мода дизайн Либерти Элис».
«Гугл» подумал над запросом и выдал результаты.
– Оу! – улыбнулась Поуп. – Стало быть, вы лесбиянка, профессор?
ГЛАВА 72
Четверг, 2 августа 2012 года
В десять вечера Поуп шла по Карлайз-стрит.
День выдался удручающе бесплодный. Журналистка десять раз звонила военному прокурору и неизменно получала заверения приторной, отвратительно вежливой секретарши, что ей скоро перезвонят.
Между тем «Миррор» написала об интенсивном всемирном розыске Селены Фаррел и Деринга, а лондонская «Таймс» поместила отчет о первых результатах вскрытия и токсикологического анализа тел китайцев. На шеях погибших были обнаружены отверстия размером не больше следа от пчелиного жала, но умерли они не от анафилактического шока. Им ввели смертельный нейротоксин, полученный из яда черной мамбы.
Черная мамба, твердила Поуп весь день. Мировая пресса только это и обсуждала, и журналистке ужасно хотелось принять в этом участие.
Неудачи придали ей решимости. На входе в «Кэнди» она показала сумку охраннице, очень крупной полинезийке, и вошла на первый этаж. Клуб оказался неожиданно людным для четверга. Поуп стало неловко под оценивающими взглядами гламурных женщин, но она представилась и показала фотографию Селены Фаррел. Нет, такую в баре не видели. Ничем не помогли и шесть других посетительниц, к которым подходила журналистка.
Поуп присела за стойку, где лежали розовые спичечные коробки, и спросила у барменши, какой коктейль взять.
– «Карамельный сосок», – ответила та. – «Баттер-скотч шнапс» с бейлисом.
Поуп сморщила нос.
– Слишком сладко.
– Берите «Груди с крюшоном», – сказала сидевшая рядом с Поуп удивительно красивая миниатюрная блондинка лет сорока, подняв высокий бокал с торчащим стебельком мяты. – Всегда освежает в жаркий летний вечер.
– Прекрасно, – через силу отозвалась Поуп.
Она хотела показать фотографию Фаррел барменше, но та уже отошла готовить свои «Груди с крюшоном». Поуп положила снимок на стойку и повернулась к соседке. Та рассматривала журналистку, слегка забавляясь.
– Впервые в «Кэнди»? – спросила она.
Поуп залилась краской.
– Так заметно?
– Наметанному глазу, – ответила женщина с двусмысленной гримаской и протянула руку с прекрасным маникюром. – Я Нелл.
– Карен Поуп, – представилась журналистка. – Из газеты «Сан».
У Нелл приподнялась бровь.
– Обожаю вашу третью страницу.
Поуп нервно засмеялась.
– А я нет, к сожалению.
– Жаль. – У Нелл и в самом деле вытянулось лицо. – Совсем-совсем ничуточки?
– Боюсь, что нет, – ответила Поуп и подвинула снимок Нелл.
Та вздохнула и наклонилась к Поуп посмотреть фотографию. Фаррел снялась без макияжа, в широкой длинной «крестьянской» юбке и шарфе, намотанном на голову.
– Нет, – с презрительным жестом сказала Нелл. – Эту я здесь никогда не видела. Не наш формат. А вот вы, должна сказать, прекрасно смотритесь в этом клубе.
Поуп снова принужденно засмеялась и предложила:
– А вы попробуйте представить ее в обтягивающем коктейльном платье от «Либерти оф Лондон» или «Элис бай Темперли», с волосами, уложенными в салоне «У фей». Если вы решительно не видите ее в этом образе, у нее есть крошечная родинка в самом низу щеки.
– Бородавка с волосками? – фыркнула Нелл.
– Нет, скорее мушка, как у Элизабет Тейлор.
Чуть сведя брови, Нелл снова повернула к себе фотографию и через секунду ахнула:
– Бог мой, это же Сирена!
ГЛАВА 73
Пятница, 3 августа 2012 года
В половине восьмого утра Найт услышал топот маленьких ножек. Он с трудом открыл глаза и увидел Изабел в одеяльце с Винни-Пухом.
– Пап, – серьезно спросила она, – когда мне будет три года?
– Одиннадцатого августа, – пробормотал Найт и взглянул на фотографию беременной Кейт на фоне шотландской вересковой пустоши. – Через неделю, считая с завтрашнего дня.
– А сегодня что?
– Пятница.
Изабел подумала.
– Значит, еще одна суббота и одна пятница, а потом сразу та суббота?
Найт улыбнулся. Дочь всегда забавляла его нестандартным ходом мыслей.
– Да, – ответил он. – Поцелуй меня.
Изабел чмокнула отца и спросила, расширив глазки:
– А подарки мы получим?
– Ну конечно, Белла, это же будет ваш день рождения.
Изабел восторженно захлопала в ладошки, пританцовывая, но тут же остановилась.
– А какие подарки?
– Какие подарки? – спросил Люк с порога, зевая.
– Заранее не говорят, – отозвался Найт. – А то сюрприза не будет.
– У-у, – огорчилась Изабел.
– Люки три года? – спросил сын.
– На следующей неделе, – сказал Найт, слыша, как открылась входная дверь. Снова пораньше. Лучшая в мире нянька.
Найт натянул спортивные штаны и футболку и повел близнецов вниз. Марта улыбнулась:
– Кушать хотите?
– У меня день рождения через две пятницы и субботу, – объявила Изабел.
– И у Люки, – сказал ее брат. – Мне три.
– Будет три, – поправил Найт.
– Значит, надо устроить вечеринку, – сказала Марта, когда Найт усадил детей.
– Вечеринку! – захлопала Изабел.
Люк заухал от удовольствия, завертелся юлой и тоже закричал:
– Черинку! Черинку!
Близнецы еще не праздновали свой день рождения – по крайней мере в точную его дату. Этот день был наполнен радостью пополам с горечью, и Найт на день-другой переносил торт и мороженое, нарочно отмечая без пышности. И теперь он не знал, что ответить на предложение Марты.
Люк перестал кружиться и спросил:
– А шары?
– Мистер Найт, что вы скажете насчет шаров? – спросила Марта.
Не успел Найт ответить, как в дверь нетерпеливо позвонили несколько раз, а затем начали так стучать, словно собирались разнести ее в щепы.
– Какого там еще принесло?! – простонал Найт, направляясь к двери. – Марта, вы покормите их?
– Конечно.
Грохот возобновился снова, прежде чем он успел посмотреть в глазок. На пороге стояла разъяренная Поуп.
– Карен, – начал Найт через дверь, – у меня нет времени на…
– Так найдите! – рявкнула она. – Я совершила прорыв в расследовании!
Найт пригладил пальцами взъерошенные после сна волосы и впустил гостью.
Поуп, явно после бессонной ночи, решительно вошла в дом. Марта повела в кухню Люка и Изабел.
– Люки блины и сосиски, – сказал Люк.
– Сейчас будут и блины, и сосиски, – ответила Марта, и они скрылись в кухне.
– Какой еще прорыв? – спросил Найт, проходя в гостиную и снимая с дивана игрушки.
– Вы были правы! – выпалила журналистка. – У Селены Фаррел есть тайная жизнь.
Она рассказала Найту, что альтер эго разыскиваемой, Сирена Сен-Джеймс, заводившая романы в клубе «Кэнди», заключала в себе все, чего недоставало профессору Фаррел. В клубе Сирену знали как колоритную, эпатажную, распутную любительницу красивой жизни.
– Селену Фаррел? – удивился Найт.
– Думайте о ней как о Сирене Сен-Джеймс, – посоветовала Поуп. – Поможет.
– Как вы это узнали? – спросил он, уловив запах сосисок и слыша звяканье крышек и мисок на кухне.
– От некой Нелл, которая часто ходит в клуб «Кэнди» и несколько раз переспала с Сиреной. Она узнала ее по родинке на щеке.
Найт вспомнил мелькнувшую при встрече с Фаррел мысль, что в определенных обстоятельствах она может быть очень привлекательной. Следовало прислушаться к интуиции.
– И когда она в последний раз видела, э-э, Сирену? – спросил он.
– В пятницу, перед началом Олимпиады, – сразу ответила Поуп. – Фаррел явилась в клуб разодетая, но отказала Нелл под предлогом, что у нее уже назначено свидание. Позже Нелл видела, как Сирена ушла с незнакомкой в шляпке-таблетке с вуалью, закрывавшей верхнюю часть лица. Что, если это Анжела или другая из сестер Бразлик?
На кухне что-то хрупкое упало на пол и разлетелось на осколки.
ГЛАВА 74
Олимпийская деревня опустела: пловцы из Австралии уехали к крытому бассейну готовиться к заплыву на полтора километра, велосипедисты из Испании шли к велодрому на разминку перед соревнованиями среди мужских команд. Меня обогнали гандболисты из Молдавии и американский баскетболист, чье имя постоянно забываю.
Не важно. Какая разница, если заканчивается первая неделя Олимпиады, и каждый спортсмен в деревне пытается не думать обо мне и моих сестрах, не задаваться вопросом, не он ли будет следующей жертвой, и в результате не может думать ни о чем другом…
Как я и предвидел, после истории с китайцами у СМИ началось натуральное помешательство. На каждую слезливую телесказку о спортсмене, победившем рак или стойко пережившем потерю близкого человека после завоевания золотой медали, приходилось три сюжета о наших деяниях. Нас называли опухолью, бичом, черным пятном на непорочной белизне Олимпиады.