МОИ ЧЕЛОВЕЧКИ
-Есть только то, во что ты веришь!
Когда я был маленький, меня отвезли жить к бабушке. У бабушки над столом была полка. А на полке пароходик.
Я такого никогда не видал. Он был совсем настоящий, только маленький. У него была труба: желтая и на ней два черных пояса. И две мачты. А от мачт шли к бортам веревочные лесенки. На корме стояла будочка, как домик. Полированная, с окошечками и дверкой. А уж совсем на корме - медное рулевое колесо. Снизу под кормой - руль. И блестел перед рулем винт, как медная розочка. На носу два якоря. И непременно должна дверца в будочке отворяться.
Пароходик важно стоял на полке на лакированных подставках. Я глаз от него не мог оторвать.
Бабушка сказала:
- Дай честное слово, что не прикоснешься. Никогда! Это для меня дорогая память. А то лучше спрячу-ка от греха…
И пошла к полке.
Я чуть не заплакал и крикнул всем голосом:
- Честное-расчестное, бабушка!
Бабушка не убрала пароходика.
Я все смотрел на него. И все больше и больше он мне казался настоящим.
И, … НАВЕРНО, В НЕМ ЖИВУТ ЧЕЛОВЕЧКИ.
Появление человечков. На самом интересном месте голос бабушки:
-Борюшка, нас Серафима Федоровна в гости зовет! Пойдем.
Бабушка всюду меня с собой в гости таскала. Все к каким-то старухам. Сиди - и ничего нельзя трогать. Можно только кошку гладить. И шушукает бабушка с ними полдня!
-Боря, ну пойдем же скорее. Там есть чудная кошечка!
Боря с сожалением убегает.
Второе появление человечков, обрывающееся возвращением Бори. Он устраивается поудобнее и продолжает фантзаровать.
Они маленькие, как раз по росту пароходика. Выходило, что они должны быть чуть ниже спички. Поглядывают, наверно в окошечки. А когда дома никого нет, выходят на палубу. Лазят, наверно, по лестничкам на мачты. А чуть шум - как мыши: юрк в каюту. И притаятся. Я решил, что у них на пароходике с обеих сторон идут лавки. Во всю длину. И они днем там сидят рядком и тихонечко шепчутся. Про свои дела. А ночью, когда все-все заснут, тут у них работа.
Начинается всё героически, но когда Боря засыпает человечки переходят к уборке. Девочки заботливо укрывают Борю. Уборка заканчивается. Человечки от Бори не прячутся, ведь он их не подлавливает.
Боря просыпается счастливый.
Бабушка:
- Боря, ты проснулся? Завтрак стынет!
Боря делает знак, что сейчас вернется. Человечки кивают и ждут его. По возвращении они веселятся ПОЧТИ вместе. И тут Боре приходит мысль:
ВОТ БЫИХ УВИДЕТЬ!!!
Это вызывает недоумение у человечков. И при поворотах Бори они вынуждены прятаться.
Вдруг Боря быстро раздевается и залезает под одеяло.
Бабушка:
- Что это? То тебя силком в кровать не загонишь, а тут этакую рань и спать просишься.
И вот, когда улеглись, бабушка погасила свет. И не видно пароходика. Я ворочался нарочно, так что кровать скрипела.
Бабушка:
- Чего ты все ворочаешься?
- А я без света спать боюсь. Дома всегда ночник зажигают.
Это я наврал: дома ночью темно.
Бабушка ругалась, однако встала. Долго ковырялась и устроила ночник. Но все же было видно, как блестел пароходик на полке.
Я закрылся одеялом с головой, сделал себе домик и маленькую дырочку. И из дырочки глядел не шевелясь. Скоро я так присмотрелся, что на пароходике мне все стало отлично видно. Я долго глядел. В комнате было совсем тихо. Только часы тикали. Вдруг что-то тихонько зашуршало. Я насторожился - шорох этот на пароходике. И вот будто дверка приоткрылась. У меня дыхание сперло. Я чуть двинулся вперед. Проклятая кровать скрипнула. Я спугнул человечков!
Теперь уж нечего было ждать, и я заснул. Я с горя заснул.
Человечки у маленькой лампы изучают карту…
На другой день я вот что придумал. Человечки, наверно же, едят что-нибудь. Если дать им конфету, так это для них целый воз. Надо отломить от леденца кусок и положить на пароходик, около будочки. Около самых дверей. Но такой кусок, чтоб сразу в ихние дверцы не пролез. Вот они ночью двери откроют, выглянут в щелочку. Ух ты! Конфетища! Для них это - как ящик целый. Сейчас выскочат, скорей конфетину к себе тащить. Они ее в двери, а она не лезет! Сейчас сбегают, принесут топорики - маленькие-маленькие, но совсем всамделишные - и начнут этими топориками тюкать: тюк-тюк! тюк-тюк! тюк-тюк! И скорей пропирать конфетину в дверь. Они хитрые, им лишь бы все вертко. Чтоб не поймали. Вот они завозятся с конфетиной. Тут, если я и скрипну, все равно им не поспеть: конфетина в дверях застрянет - ни туда ни сюда. Пусть убегут, а все равно видно будет, как они конфетину тащили. А может быть, кто-нибудь с перепугу топорик упустит. Где уж им будет подбирать! И я найду на пароходе на палубе малюсенький настоящий топорик, остренький-преостренький.
И вот я тайком от бабушки отрубил от леденца кусок, как раз какой хотел. Выждал минуту, когда бабушка в кухне возилась, раз-два - на стол ногами, и положил леденец у самой дверки на пароходике.
Повела бабушка меня гулять. Я боялся, что за это время человечки утянут леденец и я их не поймаю.
Человечки обозревают леденец, но заслышав людей прячутся.
Боря возвращается и не замечает никаких перемен.
Я дорогой нюнил нарочно, что мне холодно, и вернулись мы скоро. Я глянул первым делом на пароходик. Леденец, как был, - на месте. Ну да! Дураки они днем браться за такое дело!
Ночью, когда бабушка заснула, я устроился в домике из одеяла и стал глядеть. На этот раз ночник горел замечательно, и леденец блестел, как льдинка на солнце, острым огоньком. Я глядел, глядел на этот огонек и заснул, как назло! Человечки меня перехитрили.
Человечки и леденец. Налопались незаметно для человеческого глаза.
Боря начинает злиться.
Я все время думал о человечках. Я решил взять тряпочку, вроде маленького коврика, и положить около дверей. Намочить тряпочку чернилами. Они выбегут, не заметят сразу, ножки запачкают и наследят по всему пароходику. Я хоть увижу, какие у них ножки. Может быть, некоторые босиком, чтобы тише ступать.
Человечки и тряпочка.
Да нет, они страшно хитрые и только смеются над всеми моими штуками.
Я не мог больше терпеть.
И вот - я решил непременно взять пароходик и посмотреть и поймать человечков. Хоть одного. Я вскочил на стол, взял с полки пароходик. Сразу, руками понял, что он железный, совсем настоящий. Я прижал его к уху и стал слушать: не шевелятся ли? Но они, конечно, примолкли. Поняли, что я схватил их пароход. Ага! Сидите там на лавочке и примолкли, как мыши. Я слез со стола и стал трясти пароходик. Они стряхнутся, не усидят на лавках, и я услышу, как они там болтаются. Но внутри было тихо.
Я понял: они сидят на лавках, ноги поджали и руками что есть сил уцепились в сиденья. Сидят как приклеенные.
Ага! Так погодите же. Я подковырну и приподниму палубу. И вас всех там накрою. Я стал доставать из буфета столовый нож, но глаз не спускал с пароходика, чтобы не выскочили человечки. Я стал подковыривать палубу. Ух, как плотно все заделано!
Наконец удалось немножко подсунуть нож. Но мачты поднимались вместе с палубой. А мачтам не давали подниматься эти веревочные лесенки, что шли от мачт к бортам. Их надо было отрезать - иначе никак. Я на миг остановился. Всего только на миг. Но сейчас же торопливой рукой стал резать эти лесенки. Пилил их тупым ножом. Готово, все они повисли, мачты свободны. Я стал ножом приподнимать палубу. Я боялся сразу делать большую щель. Они бросятся все сразу и разбегутся. Я оставил щелку, чтобы пролезть одному. Он полезет, а я его - хлоп! - и захлопну, как жука в ладони.
Я ждал и держал руку наготове - схватить.
Не лезет ни один! Я тогда решил сразу отвернуть палубу и туда в середку рукой - прихлопнуть. Хоть один, да попадется. Только надо сразу: они уж там небось приготовились - откроешь, а человечки прыск все в стороны.
Я быстро откинул палубу и прихлопнул внутри рукой.
Боря обнаруживает, что внутри пароходика никого нет. Шок.
У меня руки дрожали, когда я прилаживал назад палубу. Все криво становилось. И лесенки никак не приделать. Они болтались как попало. Я понял, что ничего уже не исправить и от испуга запихал обломки пароходика в дырку в стене - там у меня секретное место было.
Бросился в кровать, завернулся с головой. Слышу ключ в дверях.
- Бабушка! - под одеялом шептал я. - Бабушка, миленькая, родненькая, чего я наделал-то!
А бабушка стояла уж надо мной и по голове гладила:
- Да чего ты ревешь, да плачешь-то чего? Родной ты мой, Борюшка!
Она еще не заметила, что нет пароходика…
Выросший Боря с интересом и трепетом лезет в секретное место и… находит там растерзанный кораблик, который и водружается на свое место.
Человечки возвращаются.