Необычайно доброе и кроткое существо был наш институтский батюшка.
Девочки боготворили его все без исключения. Его уроки готовились дружно
всем классом; если ленивые отставали, - прилежные подгоняли их, помогая
заниматься. И отец Филимон ценил рвение институток. Чисто отеческою лаской
платил он девочкам за их отношение к нему. Вызывал он не иначе как
прибавляя уменьшительное, а часто и ласкательное имя к фамилии институтки:
Дуняша Муравьева, Раечка Зот, Милочка Корбина и т.д. Случалось ли какое
горе в классе, наказывалась ли девочка, - батюшка долго расспрашивал о
"несчастье" и, если наказанная страдала невинно, шел к начальнице и
"выгораживал" пострадавшую. Если же девочка была виновата, отец Филимон
уговаривал ее принести чистосердечно повинную и загладить поступок. Во
время своих уроков батюшка никогда не сидел на кафедре, а ходил в
промежутках между скамейками, поясняя заданное к следующему дню, то и дело
останавливаясь около той или другой девочки и поглаживая ту или другую
склоненную перед ним головку. Добрый священник знал, что в этих холодных
казенных стенах вряд ли найдется хоть одна душа, могущая понять чуткие души
девочек, вырванных судьбою из-под родных кровель с самого раннего
детства... И он старался заменить им лаской хоть отчасти тех, кого они
оставляли дома, поступая в строго дисциплинированное учебное заведение.
- Ну, девоньки, - обратился он к нам после молитвы, которую при начале
его класса всегда прочитывала дежурная воспитанница, - а херувимскую
концертную вы мне выучили к воскресенью?
- Выучили, батюшка, выучили! - радостно ответили несколько молодых,
сочных голосов.
- Ну спасибо вам! - ласково улыбнулся батюшка. - Нелегкая задача -
петь на клиросе... Справитесь ли, Варюша? - обратился он к Чикуниной, на
что та ответила своим сильным, звучным голосом:
- Постараемся, батюшка.
- Бог в помощь, деточки! А вот псаломщика у нас нет!
И батюшка внимательным взором обвел класс, как бы не решаясь, на ком
остановиться.
"Псаломщиком" называлась та воспитанница, которая читала за дьячка всю
церковную службу в институтской церкви. Быть "псаломщиком" было далеко не
легко. От "псаломщика" требовалось знание славянского языка, звучный голос
и крепкое здоровье, чтобы не уставать в продолжение долгих церковных служб.
После шумных рассуждений была выбрана Таня Петровская, отчасти за ее
благочестие, отчасти за ее здоровье и выносливость.
- Батюшка, а у нас в 17-м номере появилась черная женщина! -
неожиданно выпалила сидевшая на последней скамейке Иванова.
- Что вы, Манюша, Бог с вами! - произнес батюшка и, сдвинув на лоб
очки, пристально посмотрел на говорившую.
- Иванова, глупая, молчи! Ведь это "тайна", - дернула ее за рукав
сидевшая поблизости Кира.
Но было уже поздно. Батюшка услышал "тайну".
- Что вы, девочки, - прозвучал его ласковый, голос, - никакой черной
женщины не может быть в музыкальной комнате! Ведь незнакомых не допускают в
институт, а всех ваших дам вы знаете в лицо.
- Да это была не дама, батюшка, это было "оно"... - начала робко
Бельская.
- Что? - не понял батюшка.
- "Оно"... привидение... - подхватила Миля Корбина, и зрачки ее
расширились от страха.
- Галочка, пусти, пусти меня! - послышалось со всех сторон...
- Да Господь же с вами, девоньки, чего только не выдумаете! - ласково
усмехнулся отец Филимон... - Ничего тайного, сверхъестественного не может
быть на земле. Есть таинства, а не тайны: таинства обрядов, таинство смерти
и другие.
- Ах, батюшка, - прошептала Миля, - а как же мертвецы встают из
гробов... и являются к живым людям?
- Все это неправда, девочка... Либо неуместная шутка досужих людей,
либо просто выдумка... Тело подлежит тлению после смерти, как же оно
явится?.. А душа, насколько вы знаете, не может воплощаться, - пояснил
батюшка. - Да и кто видел из вас черную женщину?
Мы невольно оглянулись на Вольскую. Она сидела бледная и спокойная, по
своему обыкновению, и на вопрос священника отвечала твердо:
- Я ее видела, батюшка.
- Вы, Анночка? - удивился тот. - Но, деточка, вы, наверное, ошиблись,
приняв кого-нибудь из музыкальных дам, делавших обход нумеров, за
привидение... Успокойтесь, дети, - обратился он ко всем нам, - знайте, что
все усопшие спокойно спят в своих могилах и что привидений не существует на
земле!.. Анна, грешно и нехорошо верить в них.
Анна молчала, только легкая судорога подергивала ее губы. Вольская
славилась между нами своим авторитетом. Ей верили больше всего класса, ее
уважали и даже чуточку боялись. И в правдоподобии ее рассказа о черной
женщине никто не усомнился ни на минуту.
Объяснение батюшки сорвало покров таинственности с происшествия
Вольской, и мы сидели теперь разочарованные и огорченные тем, что "оно"
оказывалось только музыкальной дамой. Какое прозаическое и обыкновенное
пояснение! Какая жалость!