Звуковая информация и музыка

Лирическая поэзия и песни

:

К этой форме относятся различные виды песен, кото­рые встречаются у всех народов, начиная с первобытного общества (1, с. 223). В качестве примера можно привести поэзию Сомали в Африке. В Сомали устная литература, осо­бенно поэзия, представлены различными видами песен и поэзии. Они включают песни, которые поют во время рабо­ты, песенки, которые поет молодежь, но также и песни о героическом прошлом. Эта поэзия играет исключительно важную роль в обществе, так как она является средством передачи информации с целью повлиять на общественное мнение. Информация в некоторых песнях побуждает к мес­ти за какие-либо обиды, в других призывает забыть их. При помощи этих песен по стране быстро распространяется хва­ла или осуждение. Современной чертой этого древнего обы чая является то, что политические партии Сомали исполь­зуют поэзию в своей пропаганде (95, с. 339).

Древнегреческая лирическая поэзия также сохраняет определенные исторические сведения. Так, например, све­дения о Дельфийском святилище содержатся в так называ­емых Гомеровских гимнах и в одах Пиндара (первая поло­вина V b. до н. э.), беотийского поэта, который пользовался в Дельфах большим почетом (40, с. 12— 13)⁴.

Глава 4 Прикладные знания и язык

Прикладные знания

Изучение современных примитивных народов — абори­генов Австралии, огнеземельцев, бушменов, пигмеев и др. — показывает, что первобытный человек обладал значи­тельными прикладными знаниями. Знания накапливались в результате жизненного и трудового опыта. Прежде всего это касалось различных сведений об окружающей среде. Потребность в преемственности трудовых навыков и ору­дий вела к возникновению коллективной памяти.

В охотничьих обществах благосостояние прямо зависе­ло от знания образа жизни и характера животных, от навы­ков выслеживания и овладения ими. Не менее важное зна­чение имели знания о растениях и минералах, обо всем, что человек мог использовать для поддержания своей жизни.

Научные и профессиональные знания

К научным знаниям можно отнести сведения по геомет­рии и гидродинамике для ирригации, механике (ловушки при охоте), химии (изготовление керамических изделий), минералогии, географии и астрономии. К природоведчес­ким знаниям относились зоология, в том числе анатомия животных, и ботаника. На наблюдениях за человеком и ок­ружающей природой основывались медицина, фармаколо­гия и токсикология (1, с. 182, 220, 277—278; 70, с. 254). Все эти знания накапливались тысячелетиями.

В связи с некоторой изолированностью от остального мира интерес представляют знания, которыми обладали жи­тели островов Океании. Островитяне имели значительные знания о животных и растениях сверх того, что было необ­ходимо для питания и удовлетворения других нужд. Это зна­ние было кумулятивным, т. е. им владели все жители совме­стно, а не какой-либо отдельный индивидуум.

Интерес представляет то, что островитяне имели клас­сификации животных и растений. Они отличались от клас­сификаций, принятых в мировой науке и основанных на принципах эволюции, но тем не менее определенные сис­темы классификации все же возникли, и некоторые из них весьма напоминали современные научные классификации (94, т. 1, с. 274-276).

Важнейшими для человека были знания о лечении бо­лезней. В первобытном обществе было известно значитель­ное количество лекарственных средств, главным образом растительного происхождения. В древности были выработа­ны некоторые хирургические приемы, которые сохранились в медицине последующего времени (например, кесарево се­чение). Врачебные знания с самого начала были опытными. Люди приобретали их в результате непосредственного озна­комления с окружающей средой и с собственной лечебной практикой (9, с. 33).

Профессиональные знания могли сохраняться в фоль­клоре. Так, например, у гондов — народа в Центральной Индии — имеется несколько профессиональных групп, не­кой библиографии: «Гомерические гимны» (Харьков, 1889) и «О начале историко-литературных занятий вДревней Греции» (Харьков, 1991). которые из которых считаются самостоятельными «зареги­стрированными племенами». К этой категории относятся, например, агариа. В фольклоре агариа большое место зани­мают сюжеты, связанные с их традиционными ремеслами. В сказках, легендах и песнях рассказывается о происхожде­нии и основных приемах железоплавильного и кузнечного ремесла. Помимо агариа у гондов имеются другие группы со своей профессиональной спецификой и соответствующими знаниями (46, с. 73—74).

Астрономические и географические знания

Значительными были астрономические и географичес­кие знания жителей островов Океании. Знания об окружаю­щем водном пространстве и соседних островах и архипелагах были необходимы для навигации. Существовали различные методы определения направлений, как, например, наблюде­ния за волнами на поверхности океана, которые возникают в связи с наличием земли. Схемы этих отражений и пересече­ний волн были хорошо известны и фиксировались на картах, которые сохранялись и передавались в устной форме.

Есть основания предполагать, что имелись значитель­ные астрономические знания, которые позволяли ориенти­ровку по звездам. Они были утрачены, когда прекратились морские путешествия и начали использоваться современ­ные навигационные приборы.

Жители Каролинских островов (Микронезия) изобрели звездный «компас». Горизонт был отмечен 32 пунктами, ко­торые обозначали восход и закат 16 основных звезд и созвез­дий. Этот компас служил для определения островов, неза­висимо от того, где находился навигатор. Исследования показали значительные черты сходства у звездного компаса Каролинских островов с аналогичным компасом, который использовании арабы в Индийском океане (94, т. 1, с. 408— 409,415-418).

Полинезийцы во время своих длительных морских пу­тешествий (иногда на расстояния свыше тысячи километ ров) пользовались картами из палочек, стеблей, камешков и раковин, изображавших направления течений и ветров, морские пути и острова (1, с. 278).

Создание карт для фиксации географической информа­ции было характерно для многих народов. Так, эвенки мог­ли в любой момент нарисовать на земле или на бересте свое представление о местности (13, с. 182). Среди петроглифов долины Валькамоника на севере Италии, которые датиру­ются бронзовым веком, была обнаружена карта одного из проходивших здесь торговых путей из Средиземноморья в Центральную Европу (1, с. 278).

Астрономические, в первую очередь календарные, зна­ния имели значение для всех культур с сельскохозяйствен­ным профилем. Достаточно упомянуть знания древних египтян о разливе Нила. Аналогичные календарные знания имелись также у народов Америки. Календарные знания майя сохранились в одной книге, которая избежала уничто­жения при вторжении испанцев. О календарных и астроно­мических знаниях инков можно лишь строить предположе­ния (89, с. 87, 228).

Генеалогия

Знания о своем происхождении сохранялись у многих народов. Так, например, в Полинезии родословные обычно насчитывали 20 поколений, начиная со времени заселения островов. Иногда родословная была гораздо глубже: 92 по­коления от предка Ту-те-ранги-марама на о. Раратонга и 159 поколений от мифического предка Неба на Маркизских ос­тровах (1, с. 279).

Право

Правовое знание оставалось бесписьменным в основ­ном до начала государственности. Иногда обычное право (обычаи) сохранялось и после создания государства в том случае, если в нем не применялась какая-либо письмен­ность. Такое положение было, например, в государстве ин­ков (89, с. 203). Даже в настоящее время неписанное право может сохраняться у отдельных народов. Так, например, у брагуев — народе численностью около 400 тыс., который живет в основном на территории Пакистана, — до после­днего времени все стороны повседневной жизни регламен­тировал дастур — неписанный свод обычного права, фикси­рующий традиционные церемонии и другие нормы жизни и поведения.

Счет и с татистика

Для счета применялись различные бесписьменные ме­тоды: в Европе — камешки (лат. calculus — «камушек», «счетный камень» -» калькуляция); в древнейших земле­дельческих поселениях Передней Азии — глиняные шары, полусферы, конусы; в Меланезии, Америке и Африке — кучки камней, связки соломы, шнуры с нанизанными на них раковинами и узелками (1, с. 220).

Инки, а также предшествующие и окружающие их на­роды, использовали для счета кипу. Система счета была де­сятичной. Простой узел обозначал цифру «один», более длинные узлы — числа от 2 до 9. Десятки, сотни и тысячи обозначались узлами, которые находились ближе к основ­ному шнуру. Для счета применялись счеты, которые пред­ставляли собой прямоугольный блок с 20 отделениями (5 на 4), в которые помещались и в них производились манипу­ляции с зернами кукурузы или другими небольшими пред­метами (89, с. 231, 234). Кипу использовались для счета так­же у арауканцев на южном побережье Чили (83, т. 2, с. 754).

Оригинальный статистический метод учета населения существовал в Дагомее. Перед началом военного похода ежегодно производился организованный сбор сведений по Деревням о количестве мужчин и женщин в каждой дерев­не, числе мальчиков и девочек, рожденных за год, т. е. в про межуток времени между двумя походами, о числе умерших за тот же период (отдельно — умерших естественной смер­тью, отдельно — погибших в боях), о количестве пленников, захваченных в предыдущем походе, и рабов, живущих в до-мохозяйствах. Подсчеты производились при помощи ка­мешков, которые складывались в мешки с символами, обозначающими «графы» этой «переписи». Затем мешки, собранные со всего царства, свозились в царский дворец. Церемония возведения в должность каждого дагомейского царя включала в себя посещение хранилища, где будущий правитель получал представление о количестве и составе населения в предыдущие царствования (37, с. 168).

Язык как вид информации

Основная функция языка — коммуникация. Он вклю­чает то, что представляет интерес для обмена информацией между отдельными людьми и внутри языкового коллектива. Поэтому языковая информация отражает жизненные реа­лии. Она является инструментом закрепления коллективно­го опыта и передачи традиций (50, с. 16). В языке также вы­ражаются различные культурные изменения, что ведет к пополнению лексического состава языка (77, с. 122).

Жизненная целесообразность лексики языка хорошо видна на примере языков аборигенов Австралии. В них име­ется тяготение к конкретным детализированным обозначе­ниям при отсутствии общих понятий. Так, например, отсут­ствовали понятия «растение», «животное», но при этом имелось большое число слов для обозначения конкретных растений и животных. Лексика низших охотников могла включать свыше 10 тыс. слов (1, с. 181; 70, с. 253).

То же можно сказать о языках народов Океании. Жите­ли островов различали и имели слова для обозначения раз­нообразных растений и животных, многие из которых они совершенно не использовали. Например, среди народа ндумба (восточное высокогорье Новой Гвинеи) каждый взрослый знал названия и мог определить от 825 до 897 ви­дов растений (94, т. 1, с. 275).

Словарь определяется условиями существования внутри различных культур. Так, например, в языке народа мунда (Центральная Индия) имеется множество слов, обозначаю­щих различные стадии созревания риса, его многочисленные сорта, способы его посева и обработки (46, с. 65).

Состав словаря определяется также профессиональным знанием. Так, словарь якутского шамана существовал в двух версиях: поэтический словарь включал около 12 тыс. слов, а в повседневной речи, общей со всеми остальными членами общества, использовались только 4 тыс. (80, с. 77).

Лексика сакральных текстов отличается от общеприня­той. Например, из такого огромного по объему памятника как «Ригведа», часто бывает невозможно узнать простую бытовую лексику, которая описывает повседневную жизнь ария (22, с. 509).

Глава 5 Изоинформация, музыка и танцы

Изоинформация

Изоинформация, которая может переходить в изобра­зительное искусство, возникла практически во всех перво­бытных обществах на достаточно раннем этапе их развития. Первоначально, до возникновения искусства целью изоин-формации было сохранение социально значимых сведений «вне тела» (6, с. 50—51). При этом важно не какое-либо эс­тетическое удовольствие, а контроль за сохранением ин­формации без изменений (103, с. 70).

В эпоху палеолита охотничье бытие порождало также охотничью изоинформацию. На стенах прославленных пе­щер изображены трофеи палеолитических охотников. Пре­дельная тематическая узость верхнепалеолитического ис­кусства — анимизм, дополненный образом женщины — выражает строжайшую ограниченность деятельности рам ками традиционного общественного опыта, который пере­давался из поколения в поколение. Только в конце мадлена возникают робкие попытки выхода за рамки общих кано­нов¹ (64, с. 105—106). Эта особенность сохранялась, в том числе в изобразительном искусстве австралийских абориге­нов, которое стремится к выявлению главных, существен­ных особенностей в окружающем мире. Австралийский ху­дожник берет из многообразной действительности то, что жизненно важно для него, для прошлых и грядущих поко­лений (33, с. 308).

Изображения выполняли одновременно мнемоничес­
кую и символическую функции. Эти цели возникали в глу­
бокой древности и продолжали сохраняться в традицион­
ных обществах. Таковы, например, изображения, которые
запечатлевают события общегосударственного значения,
например военные победы. Одним из древнейших памятни­
ков этого рода является древнеегипетская палетка Нармера,
которая датируется не позже начала 1 династии, и которая
прославляет победу над Нижним Египтом, одержанную ца­
рем, чье имя условно читается «Нармер» (16, с.!54—155).
Сакральный символизм был характерен также для афри­
канского изобразительного искусства. В эпоху возникно­
вения государств в Африке развилось дворцовое искусство.
В центре внимания придворных художников была фигура
священного царя, который изображался исключительно в
сакральном аспекте. Среди нескольких сот бронзовых пла­
кеток ама нельзя найти ни одной, которая изображала бы
царя Бенина в быту и в кругу семьи (37, с. 170).

В сакральной практике изображенное было равно жи­вому. Культовая статуя обозначала конкретное присутствие божества. Таким образом, изоинформация была священной. С этим связаны сложные процедуры изготовления новых и обновления обветшавших изваяний. Все работы производи­лись по инициативе бога, по каноническим образцам, под руководством бога и при его непосредственном участии, а также под наблюдением и при участии царя, который выс­тупал как «первый мастер». Мастер, который выполнял ра­боту, был отмечен уже тем, что божество уделяло ему от сво­ей мудрости (6, с. 73). В результате священное изображение передавало людям ту же информацию о божествах, как если бы они лично присутствовали.

Первые образцы палеолитического искусства были най­дены в пещерах Франции в 40-х гг. XIX в. В 1864 г. в пещере Ля-Мадлен было обнаружено изображение мамонта на кос­тяной пластинке. Спустя 11 лет, в 1875 г. были неожиданно открыты поразившие исследователей росписи в пещерах Альтамиры (Испания), а за ними и многие другие. В Афри­ке наскальные росписи, которые дошли до нашего времени, были ненамного старше нашей эры, но, по мнению иссле­дователей, они, вероятно, принадлежат к живописной тра­диции, которая восходит к началу позднего каменного века (ок. 5500 г. до н. э.). Аргументация применялась следую­щая. Если наскальное искусство не сложилось раньше, чем появились известные экземпляры, то следует предполо­жить, что оно сразу же достигло высокого совершенства, а это едва ли возможно (44, с. 35). Таким образом, изоин­формация сопровождает человечество уже длительное вре­мя, и лишь постепенно чисто информационная фунция изображений дополнилась художественной, эстетической. При этом информационная функция всегда сохранялась в изобразительном искусстве, так как все артефакты вплоть до современности доносят до нас различную информацию о своем времени.

Для осмысления вопроса о переходе от бесписьменного общества к письменному важной является проблема пик­тографии, т. е. рисуночного письма, нанесение примитив­ных изображений для запоминания и передачи мысли. Время, когда рисунки стали использовать для коммуника­тивных и мемориальных целей, т. е. для передачи сообще­ний (в дополнение к устному рассказу) или для закрепления их во времени (в памяти рассказчика и его слушателей), яв ляется датой начала пиктографии. Периодом окончательно­го сформирования пиктографии является время, когда ри­сунки начинают использовать для самостоятельной переда­чи сообщений, в частности для передачи их адресатам, отсутствующим в момент создания пиктограмм, отдален­ным от их создателя большим расстоянием или временем (31, с. 62). Элементы пиктографии имели уже при верхнем палеолите, но большое развитие она получила в мезолите и затем в эпоху неолита (VIII—VI тысячелетия до н.э.). Даль­нейшая эволюция пиктографии привела к возникновению различных систем письма (шумерская, египетская, китайс­кая и др.). Все эти вопросы детально рассмотрены в моногра­фии В.А. Истрина «Возникновение и развитие письма» (31). В.А. Истрин обращает внимание на то, что пиктографи­ческое письмо сохраняет свою ценность до настоящего вре­мени. Это — изображения товаров на вывесках магазинов и мастерских, дорожные знаки (например, знак стрелы или руки с вытянутым указательным пальцем как знак направ­ления). Элементы пиктографии используются в рекламе, плакатах и других изоматериалах (31, с. 79).

С информационной точки зрения интерес представля­ли рассказы в картинках, которые были распространены в традиционных обществах. Существовали целые пиктогра­фические хроники. Так, например, знаменитая «Валам охум» («Красная запись») северо-американских индейцев— делаваров изображала в виде 184 рисунков на древесной коре все исторические предания этого народа от начала ми­роздания до появления европейцев (1, с. 222).

Австралийские аборигены использовали рисунки на коре во время обрядов инициации. Иногда рисунки уста­навливали на специальных подставках в ряд и проводили вдоль него посвящаемого, рассказывая ему о значении каж­дого изображения (5, с. 340). Устное пояснение рисунков не­обходимо, даже если они имеют реалистический характер. Без художника или людей, которые знали, что хотел изобра­зить художник, значение рисунка нельзя понять. Во многих местах Австралии, где сохранились рисунки, полностью по нять их значение уже невозможно, так как все аборигены вымерли или не осталось никого, кто обладал бы информа­цией о первоначальном значении изображений (5, с. 328).

В степных областях Северной Америки уже после появ­ления европейцев возникла потребность закреплять собы­тия в памяти. Для этого покрышки типи (жилища) вождей разрисовывались сценами их подвигов. Также существова­ло своеобразное пиктографическое летописание, когда каж­дый год «записывался» рисунками наиболее значительных событий (11, с. 172).

Уникальными историческими документами являются многоцветные глиняные барельефы, вделанные в стены дворцовых построек дагомейских царей. Они сделаны по заказу правителей Дагомеи с целью сохранить в памяти по­томков их подвиги. Все барельефы реалистичны по манере исполнения и символичны по смыслу. Например, барельеф, который изображает черную рыбу на крючке, является об­разной записью известного высказывания царя Гезо: «Рыбу, которая хватает приманку, легко вытащить из воды на сушу». Крючок изображал царя Гезо, а рыба — воина наго (йоруба). Барельеф в целом был аллегорическим выражени­ем стремления Гезо освободиться от даннических обяза­тельств перед йоруба (37, с. 159—160).

Инки и предшествующая им культура моче использова­ли для представления информации бобы, которые раскра­шивались особым образом. Для их декодировки нужны были специалисты. Процесс передачи информации и ее расшифровки представлен в росписи на сосудах, которые дошли до нашего времени (89, с. 80—81).

Особую роль играли раскрашенные гальки из пещеры Мас-д'Азиль (мезолитическая культура во Франции) и чу-ринги австралийских аборигенов. Рисунки на гальках из Мас-д'Азиля уцелели потому, что гальки лежали в совершен­но сухом слое пыли. Эти гальки имели серый или беловатый фон и были разрисованы смешанной с жиром красной крас­кой различных оттенков. Иногда гальки предварительно окрашивали в светло-розовый цвет и затем уже наносили на них более темный рисунок. Рисунки на гальках имеют вид овальных пятен, поперечных полос и различных схематичес­ких фигур, в том числе крестов, зигзагов, решеток, звезд и, по-видимому, солнца. Лишь в немногих случаях эти рисун­ки напоминают стилизованные фигуры людей и животных. Назначение галек неизвестно, но их толкованию могут по­мочь чуринги австралийских аборигенов (16, с. 97—98).

Чуринги представляли собой плоские каменные или де­ревянные пластины либо овальной формы, либо продолго­ватые и округленные на концах, либо круглые, на которых вырезали сложные рисунки: волнистые линии, спирали, концентрические окружности, точки, следы зверей и птиц и т. п. Каждая ч урин га уникальна. На них изображены дея­ния мифических героев и тотемических предков. Каждый тотем имеет свои собственные символы и их сочетания. Каждая чуринга представляет определенное событие или сцену из определенного мифологического повествования. Чуринги хранили в тайниках и показывали лишь юношам, которые прошли обряды посвящения. Их утрата рассматри­валась как величайшее несчастье (5, с. 345; 33, с. 315).

В Панаме у племени куна для церемонии половой зре­лости у девочек готовили как мнемонические средства де­ревянные планки, на которых были нарисованы стадии це­ремонии (83, т. 4, с. 262—263).

Изоинформация была представлена на печатях. Это ха­рактерно для многих стран и времен. В древнем Иране пе­чати из мягкого камня были покрыты разным геометричес­ким узором, иногда довольно сложным и тонким по исполнению. Оттиски печатей были обнаружены на кусках глины, которыми когда-то были закрыты отверстия глиня­ных сосудов в хранилищах. Каждая такая печать обладает определенными индивидуальными чертами, которые пока­зывают, что она принадлежит конкретному владельцу или конкретной семье (16, с. 124). Такой же владельческий ха­рактер имели тамги — знаки собственности. Царские тамги сохранились на многих старинных изделиях бенинских ма­стеров из металла и кости (37, с. 164). У эвенков с развитием торговли появились расписные «долговые расписки». На палочки наносились одинаковые знаки. Затем их ломали на две части. Одна половина храни­лась у торговца, другая оставалась у должника. При встрече обе половины складывали и по изображениям насчитывали долг (13, с. 192-193).

В Перу в районе Наска на поверхности земли имеются линии и рисунки, которые можно увидеть только сверху и смысл которых не разгадан до сих пор. Особенность терри­тории, на которой сделаны эти рисунки размером около 200 метров, заключается в том, что там никогда не бывает дож­дей и все может сохраняться в неизменном виде в течение тысячелетий. Поскольку рисунки можно видеть только с воздуха с какого-либо летательного аппарата, то исследова­тели предполагают, что они предназначались для божеств. Какого-либо более точного толкования их назначения пока не сделано (89, с. 88-89).

Музыка

Различные формы музыки характерны для всех народов. При этом, как отмечают исследователи, вокальная (песен­ная) форма обычно предшествует инструментальной. В ка­честве примера можно привести огнеземельцев. Они имели несложные охотничьи и другие песни, но им не были извес­тны какие-либо музыкальные инструменты. В целом, одна­ко, музыкальные инструменты появились достаточно рано. Это были ударные приспособления из двух кусков дерева или натянутого куска кожи, простейшие щипковые инстру­менты, прототипом которых могла быть тетива лука, раз­личные трещотки, гуделки, свистелки, трубы, флейты (36, с. 105; 70, с. 258).

Музыка сопровождала ритуалы и церемонии. Она была частью исполнения сакральных текстов. Иногда это была своего рода «протомузыка», т. е. различные звуки. Так, на­пример, во время ритуалов в Меланезии ударные и трубо подобные инструменты служили для воспроизведения голо­са первичного чудовища — людоеда. В северной Новой Гви­нее священные флейты, играющие в паре, представляют близнецов-победителей гиганта, тогда как топанье или би­тье по барабанам в том же районе представляет праматерь. Эти звуки считаются голосами самого чудовища или боже­ства (6, с. 59-60).

У древних греков эпические произведения, для которых применялся урегулированный стихотворный размер — гек­заметр, исполнялись аэдами под аккомпанемент лиры. Ме­лодия как бы приподнимала песню над уровнем повседнев­ного существования слушателей (24, с. 399). У всех народов Северного Кавказа музыка также была связана с поэтичес­ким творчеством. Наряду с певцами большой популярнос­тью пользовались и народные музыканты, искусство кото­рых передавалось из поколения в поколение (41, с. 305).

Р.И. Грубер во «Всеобщей истории музыки» отмечает одинаковое мелодическое мышление у племен в разных концах земного шара, что исключает возможность заим­ствования. Сравнивались мелодии ведда (Цейлон) и обита­телей Огненной Земли. Напевы огнеземельцев оказались примерно такого же характера, как и у ведда. Тот же огра­ниченный диапазон и обрамление основного опорного тона вспомогательными; то же неизменное повторение мельчай­ших мелодических ячеек определенного высотного уровня; те же намечающиеся симметрично повторяемые концовки. Налицо и вариационные повторы, и чуть заметные элемен­ты мелодического развития. Напевы не зависят от текста. Песня о рыбе-пиле мало чем отличается от напева о «сером наезднике», а этот последний — от напева, который сопро­вождает врачевание (20, с. 12—13). было идей, которые порождали действия, но были действия, порождавшие идеи. Религия дикарей не столько выдумыва­ется, сколько вытанцовывается (73, с. 39).

Разница между священными и несвященными танцами может заключаться в том, что позы в священных танцах мо­гут иметь тайное символическое значение. Нередко симво­лическое значение танцев непонятно. Никто не может их вразумительно объяснить, но тем не менее они сохраняют­ся (5, с. 297, 301).

Несвященные танцы — это имитация, часто с помощью масок, сцен охоты, рыболовства, собирательства, брачных отношений, военных действий и т. п. Танцы соединяются с поэтическим и музыкальным творчеством и могут пре­вращаться в примитивные драматические представления (70, с. 258).

СОХРАНЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ

Глава 6 Хранение информации

Хранение информации как основа эволюции

Сохранение информации включает три основных про­цесса: хранение, собирание и фиксирование информации. Хранение является принципиально важным элементом не только культуры и ее эволюции, но также природы в целом. Это, например, нашло отражение в фундаментальной мо­нографии Хорста Фёльца «Руководство по хранению ин­формации», первый том которой имеет подзаголовок «Ос­новы и применение в природе, жизни и обществе» (104). Он включает главы по хранению в космосе и на Земле, хране­нию генетической и эготропной информации, в гормональ­ной и нервной системах и, наконец, два вида памяти: инди­видуальная и коллективная.

Хранение необходимо, с одной стороны, для последую­щего длительного использования информации. С другой стороны, оно ведет к накоплению данных, что является ос­новой эволюции как в природе, так и в обществе, в том чис­ле в инфосфере. Накопление информации создает одну из основ для постоянного увеличения цивилизационного про­странства. Достижения человечества во всех сферах деятель­ности не пропадают, хотя иногда могут уходить на задний план, в сферу долговременного хранения. Так работает па­мять как отдельного человека, так и общества в целом.

Накопление информации как результат ее хранения ве­дет к синтезу, который является основой эволюции. В оп­ределенном смысле этот процесс подобен цепной реакции. Пока масса недостаточна, цепная реакция невозможна. Когда достигается критическая масса, реакция неизбежна. Это подтверждается также историей науки и изобретатель ства. Когда накоплена необходимая информация, открытие или изобретение становится неизбежным.

Это подтверждается и тем, что великие открытия и изобретения возникают одновременно. Так, например, по крайней мере, четыре человека независимо друг от друга от­крыли пятна на солнце в 1611 г., а изобретение динамо-ма­шины в период между 1863—1867 гг. считали своим шесть изобретателей. Известна тяжба о приоритете в изобретении телефона. От этого зависело монопольное право на его про­изводство. В этом плане гений не может возникнуть, если человечество не накопило необходимой информации для его открытий (105, с. 206, 208—210). Поэтому анализ накоп­ленной информации в определенной степени позволяет предвидеть ход эволюции.

После изобретения письменности основными храните­лями информации стали книги, а затем все виды изданий, библиотеки и архивы. В бесписьменном обществе такие способы хранения еще не были возможными. Тем не менее информация сохранялась, и постепенно возникали формы, которые были предшественниками книг, библиотек и архи­вов. Во всяком случае, в бесписьменном состоянии они их заменяли. Поэтому изучение методов хранения информа­ции в бесписьменном обществе необходимо для того, что­бы понять, как оно могло существовать и развиваться, как и почему возникла потребность в изобретении письменности.

Память и знание

В бесписьменном обществе память является важней­шим средством хранения информации. Как показала после­дующая эволюция, весь характер цивилизации зависел от ее основного типа памяти: устная, рукописная, полиграфичес­кая, компьютерная (техногенная). Однако та же эволюция показала, что новое не отменяет прежнего. В настоящее вре­мя все типы памяти сосуществуют. Особенно это касается хранения информации. Информация, отраженная на носителях, которые затем перестали массово использовать для закрепления новой информации, продолжает храниться на тех носителях, на которых она была первоначально отраже­на. Нередко эти материалы становятся музейными экспона­тами, как, например, древние папирусы и глиняные таблич­ки, но в определенном смысле эти памятники выполнили ту задачу, для которой они были первоначально предназначе­ны: они сохранили и донесли не только для людей своей культуры, но и до нашего времени, ту информацию, кото­рая была занесена на них для сохранения.

В древности, даже после изобретения письменности, устная традиция хранения информации была широко рас­пространена. Классической страной в этом плане была и остается Индия. Ее древнейший памятник «Ригведа» хра­нился в устной форме в течение столетий. До сих пор в Ин­дии в разных местах сохранились продолжатели этой тради­ции. Брахманы, принадлежащие к определенным школам, рецитируют наизусть в соответствии с правилами своей школы свои веды (22, с. 478).

Общество сохраняло знания о своей истории. В этом плане представляет интерес мнение Конфуция, представ­ленное в его основном произведении «Лунь юй» («Сужде­ния и беседы»):

«Цзы Чжин спросил:

— Можно ли знать, что будет через десять поколений?
Учитель ответил:

— [Династия] Инь наследовала Правила [династии] Ся.
То, что она отбросила, и то, что добавила, — можно знать.
[Династия] Чжоу наследовала Правила [династии] Инь.
То, что она отбросила, и то, что добавила, — можно знать.
Поэтому можно знать и о тех, кто сменит [династию]
Чжоу, хотя и пройдет сто поколений»¹ (Лунь юй II, 23) (51,
с. 316).

Хранение информации сначала в устной, а затем в пись­менной форме, имело государственное значение. В древней Японии это нашло выражение в переходе от устной «истори­ческой» традиции к летописной, что видно на примере пер­вого мифологическо-летописного свода «Кодзики» (VIII в.). По тексту памятника видно, что официальная история по­нималась как история государства, которая персонифици­ровалась в истории правящего и других могущественных ро­дов. Контроль над информацией о прошлом был необходим для установления прав на власть. Поэтому информация, ко­торая сохранилась от бесписьменного времени, имела пер­востепенное значение для правящего дома (48, с. 113).

В целом для древних народов память, или сохранение информации о прошлом, составляет одну из основ суще­ствования. Подлинный грех — это забывчивость (80, с. 45— 46), т. е. хранение информации добродетельно. Ведь если информация не хранится должным образом, то знание убы­вает, как на коллективном, так и на индивидуальном уров­не. Вот как выразил эту мысль Конфуций:

«Учитель сказал:

— Ю, научить ли тебя, как определять знание? Если зна­ешь что-либо, полагай, что знаешь; а если не знаешь, пола­гай, что не знаешь. Это и есть знание» (Лунь юй II, 17) (51, с. 313).

В бесписьменном обществе память была основой для сохранения знания. Хорошая память ценилась высоко, вы­дающаяся память — особенно высоко. X. Фёльц приводит несколько примеров такой памяти, начиная с Моцарта (106, т. 1, с. 315). Некоторые специалисты считали, что знамени­тый византийский реферативный сборник «Библиотека» Фотия был составлен по памяти (58, с. 65). Такие уникаль­ные случаи превосходной памяти могли иметь еще большее распространение в дописьменный период, когда нужда в хорошей памяти была особенно значительной.

Знание могло сохраняться не только в активной памя­ти, но и в глубине подсознания. Это то, что в психологии получило название «коллективное бессознательное». Ин формация подсознания может всплывать или в трансе, или в творчестве выдающихся людей — пророков, поэтов и ос­нователей религий. Коллективная бессознательная — это родовая память человечества, которая передается по наслед­ству и является основой индивидуальной психики. Однако получение информации из этого рода памяти требует осо­бых приемов. К. Юнг, который открыл это явление, описы­вал события, которые произошли с его дальней родственни­цей. В трансе она разговаривала на языке, которого она не знала, и детальным образом изложила концепцию гности-ков-валентиниан II в. Такие извлечения информации из ге­нетической памяти считаются контактом с коллективным бесписьменным (3, с. 63—65).

Сохранение знания в памяти было необходимо для вы­живания. С помощью знания устанавливались нормы пове­дения, возникала традиционность, которая была характер­на для большинства бесписьменных обществ (25, с. 18). Память человека бесписьменного общества — особенно коллективная — хранила множество различных знаний, но древний человек признавал свою память и свои знания ог­раниченными. Полным было лишь знание богов. Вот как эта мысль выражена в «Илиаде»:

«Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа: Вы, божества, — вездесущи и знаете все в поднебесной; Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим...»

(18, II484-486)

У древних греков богиней памяти была Мнемозина (от слова «mneme» — память). Мнемозина принадлежала к по­колению предолимпийских титанов. Она была дочерью бо­гов Урана (Небо) и Геи (Земля) и в свою очередь породила от Зевса девять муз. Мнемозина должна была напоминать людям о великих подвигах героев. Поэтому творчество по­этов считалось воспоминанием. Именно так воспринимал Гомер свое творчество (104, т. 1, с. 340).

Греки открыли также искусство памяти, или мнемотех­нику, т. е. технику запечатления в памяти неких «образов» и мест». Считается, что изобретателем мнемотехники был поэт Симонид Кеосский (ок. 556—440 г. до н. э.). Он был свидетелем гибели участников пира. Кровля обвалилась, и тела были изуродованы до неузнаваемости. Однако Симо­нид запомнил место каждого за столом и помог опознать погибших. В этом событии поэту раскрылись принципы искусства памяти. Заметив, что, удерживая в памяти места, на которых сидели гости, он смог распознать тела. Симонид помнил, что <