Поздравляем Инночку с днём рождения – счастливым радостным днём. Удачи и успехов, бодрости и большой работоспособности, мудрости и всего хорошего желаем Инночке нашей.
И ещё поздравление с 50-летием плана «Багратион» по освобождению Белоруссии от гитлеровских захватчиков 23 июня – 29 августа 1944 года.
Августа в Доме офицеров на конференции по этому поводу меня попросили выступить и рассказать об инженерно – сапёрных войсках, так как я воевал в них.
Окончив Ленинградское Военно-Инженерное училище (инженерный замок Павла I), я уже в январе 1942 года был на Калининском фронте и строил со своими солдатами (ополченцами, пожилыми людьми) дерево-земляные огневые точки - ДЗОТЫ– при страшных морозах. А надо было в промёрзлой земле выкопать котлован, срубить сруб т опустить его; а сверху – в три наката брёвен сделать потолок, всё засыпать и замаскировать.
Вставка.***На фронт мы попадали неопытные 18 летние энергичные командиры. Пока привыкали, делали ошибки. Мой сапёрный взвод состоял из ополченцев, - смекалистых, отлично работающих топором, но пожилых людей.
Днём мы заготавливали брёвна и рубили срубы, а строили ДЗОТы по ночам.***
Мёрзли, голодали, так как нам не могли привозить горячую пищу – она превращалась в лёд. Везли смёрзшийся хлеб, сахар и водку.
Высокое начальство ГВЦУ вызвало меня и других с польской или еврейской фамилией с фронта и направило в Калинин, а затем – в Москву командирами - «поручиками»Польской Армии. Пока я доехал до Москвы, поляки ушли из России защищать английские колонии.
Меня отправили уже на Западный Фронт в 145 Армейский инженерный батальон.
***Вставка (записная книжка)
**145 А И Б – мне дали взвод сапёр и я работал с ними недолго. Командир собрал нас, комвзводов, и предупредил, что каждый должен ответить, гарантирует ли он, что солдат не сдастся врагу в плен.
Я честно сказал, что не знаю, какая мысль может возникнуть в голове у другого человека. И командир тут же отстранил меня от командования; отправил меня с пакетом к высшему командованию. Командир, получивший мой взвод, был очень огорчён. Но погода была солнечная и я пошёл с пакетом. Но, видимо, в рапорте ком, роты и политрук написали что- то нехорошее. И когда командующий прочёл пакет, то ничего понять не мог. Спросил меня. Сказал, что там пишут, что я пьяница, а я, оказывается, непьющий, и всё не так.
Приказал мне командир срочно возвращаться в часть и передать, что мой начальник должен сам вести работу с подчинёнными. А в такой ситуации даже преступно возвращать с передовой командующего участка взвода!
И пригрозил ещё командиру – при подобном повторении – расстрелять его – и меня заодно! Но о себе я ему при встрече не рассказал.
Мы хорошо воевали ещё три месяца, а в августе, на задании по постановке проволоки у минного поля, я был тяжело ранен в ногу пулемётной очередью. Слепое пулевое ранение.
И уж из Горьковского госпиталя, через Москву, в посёлке Эммаус, уже обстрелянный, я прибыл в 55 И С Бригаду по своей специальности – командир понтонного взвода молодых энергичных понтонёров.***
***
После ранения на Северо-Западном фронте я уже был в 55 Инженерной Сапёрной Бригаде – командиром понтонного взвода 69 Легкопереправочного парка. А когда готовилось наступление на Орловско-Курской дуге под Москвой, в Бутово, мы стали 8 Штурмовой Инженерно-Сапёрной бригадой, а я стал командиром разведвзвода Отдельной мото-инженерной разведроты.
Мы взяли Орёл, где уже я вёл разведку, и в составе 3 Армии генерала Горбатого Александра Васильевича освобождали Минск 3 июля 1944, а 4 июля нашу Армию передали 2 Белорусскому фронту. А бригада перестала быть Штурмовой и стала 10 инженерно-cаперной Волоковысской ордена Суворова бригадой. А разведка как была, так и осталась.
Июля мы освобождали Барановичи.
июля нашим стал Белосток, а 24 августа 1944 года в бою я был тяжело ранен. Немецкий «Фердинанд» выстрелил в самоходку сорокопятку, а попал в нас – разведчиков.
Вставка***
Гитлеровцы, отступая, оборудовали специальные поезда. Паровозы со специальным устройством в виде крюка. Этими крюками они ломали пополам каждую шпалу и разрушали рельсы. Целые плети были согнуты, разрушены мосты, насыпи. Их разрушали взрывчаткой. А вокруг – болота!
Чтобы продвинуть технику, требовалось прокладывать гати, вырубая просеки; наводить мосты в заболоченных местах.
Сапёры строили гати, растаскивали завалы из деревьев, разминировали местность.
Мне приходилось видеть, как английский танк «Матильда» сел на броневые щитки и не мог двигаться.
ВСТАВКА (генерал Горбатов А. В. ГОДЫИ ВОЙНЫ)
Войска 65 и 28 армий, наносившие удар, имели перед собой лесистую, заболоченную местность, которую пересекали притоки р. Припять.
Нелёгкое дело предстояло солдатам и офицерам- пройти эти гиблые места с боями, пройти стремительно. Люди готовили себя к этому подвигу. Пехотинцы невдалеке от переднего края учились плавать, преодолевать болота и речки на подручных средствах, ориентироваться в лесу.
Было изготовлено много «мокроступов» - болотных лыж; волокуши для пулемётов, миномётов и лёгкой артиллерии; построены лодки и плоты.
У танкистов – своя тренировка. Генерал Батов показал мне (ген. Горбатову) «танкодром» на болоте в армейском тылу. Часа полтора мы наблюдали, как машина за машиной лезли в топь и преодолевали её. Вместе с сапёрами танкисты снабдили каждый танк фашинами, брёвнами и специальными треугольниками для прохода через широкие рвы.
Не могу не вспомнить добрым словом наших славных сапёров, их самоотверженный труд и смекалку. Только за 20 дней июня они сняли34 тысячи вражеских мин, на направлении главного удара проделали 193 прохода для танков и пехоты, навели десятки переправ через Друть и Днепр. А сколько было построено колёсных жердевых дорог!
Начало наступления 3 Армии.
На совещании, созванном Жуковым, Горбатов предложил с плацдарма наступать только частью сил, а основными силами форсировать реку Друть у села Озеране, а 41 корпусом – левее плацдарма. Так как перед плацдармом у противника имеются сплошные минные поля, проволока в 5-6 рядов, огневые точки в стальных колпаках и бетоне; сильная войсковая и арт. Группировка, - то и ожидает противник нашего наступления с этого участка.
В ночь перед наступлением, как только сгустились сумерки, засветились фары наших автомашин, которые были окопаны у первой траншеи на плацдарме за рекой. Бросая лучи света к востоку, они обозначили наш передний край. На восточном берегу Друти зажглись костры. Строй костров и фар обозначил путь нашей авиации и предохранил войска от бомбёжки своими самолётами.
Сигналом к началу артподготовки был залп гвардейских миномётов. Вслед за ним загремели выстрелы 2 тысяч арт. И миномётных стволов. Противник был так ошеломлён, что долго молчал, и лишь со 2 часа стал отвечать ответным огнём.
В долине реки Друть сапёры под гром артподготовки, несмотря на пулемётный огонь противника, приступили к постройке мостов на заранее забитых сваях и наводили штурмовые мостики из заготовленного леса.
Сигналом к атаке был повторный залп «катюш». Поскольку НП находился всего в 2 км. От противника, было отчётливо видно, как дружно выскочила из окопов наша пехота и пошла ускоренным шагом в наступление, соблюдая указанный интервал 10-12 шагов, вместо обычных 6 -8.
Вот через мосты пошли танки. Впереди шли танки с 1,5 тонными тралами, чтобы продублировать работу сапёров и проделать дополнительные проходы в минных полях и проволоке. Наступление пехоты и танков надёжно обеспечивалось артиллерией и штурмовой авиацией.
Всё внимание было сосредоточено на одном: ворвутся ли сходу наши цепи в траншеи противника, или залягут перед ними? И все люди в НП тревожно, без слов переглядывались, когда наши, хотя и нанадолго, залегали…
Но сапёры не были виновны в этих опасных заминках,- они, не щадя своей жизни, добросовестно проделали проходы для пехоты и танков, но не могли обезвредить мины перед самой траншеей противника, или на её бруствере.