https://ficbook.net/readfic/3077252
Автор: Be lonely no more (https://ficbook.net/authors/173817)
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: Ким Чунмён (Сухо), Ким Минсок (Сюмин)
Пейринг или персонажи: Джунмён/Минсок
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 11 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Если это игра, он готов играть, даже если они оба пока еще не до конца осознают всех правил и тонкостей. Только незнание не освобождает от ответственности, не так ли?
Посвящение:
Taeminny. Ибо, как минимум четверть фика - ее.
Спасибо огромное за это твое "хочешь, помогу", хочу, правда:)))
Публикация на других ресурсах:
Нет.
Примечания автора:
Работа написана на Suho's AU Fest в группе https://m.vk.com/suho_slash; AU - Мир преступности.
Извиняться перед администраторами паблика, в котором проводится фестиваль, традиция давняя и неизменная. Простите, правда, ибо я ничего не знаю о мире преступности и о том, как этот самый мир писать. Задание я провалила. Тчк.
Все беды Ким Минсока оттого, что у него в заднице шило размером с бейсбольную биту, и вроде бы самое время пошутить по поводу неопределенной ориентации и таланта забивать мячи по всем воротам, только вот с этим-то как раз порядок, в отличие от общего бардака в голове и в жизни. Минсок вздыхает и усиленно шваркает ложкой по стенкам чайной кружки – чтобы корежило, так всех.
- Перестань, - шипит Кёнсу, отбирает ложку и откладывает в сторону, вне пределов досягаемости вроде бы. Впрочем, Мин не обломится приподнять задницу, наклониться вперед, выхватить ложку и пошваркать с большим усердием, так, ради профилактики.
Кёнсу смотрит из-под бровей отработанным взглядом маньяка-убийцы, но быстро теряет интерес, замечая что-то в большом угловом окне.
- Я-то думал, чего ты бесишься целый день, а дело в нем.
Минсок раздраженно дергает плечом и отпивает глоток с мерзким тянущим звуком, на который оборачивается добрая половина из оставшихся посетителей опустевшего ночного кафе. Дело в «нем» уже где-то полтора месяца, и Кёнсу прекрасно об этом знает, нет нужды напоминать, а еще в паре миллионов вон, которые следовало выложить на счет какой-то мутной конторки вот буквально позавчера. Минсок не выложил. Откуда им взяться, этим миллионам вон, у него в карманах отродясь таких денег не водилось, да и вряд ли когда заведутся - ни обеспеченных родителей, ни состоятельной аджумы, что засовывала бы ему банкноты за резинку трусов от большой человеческой любви, ни работы подходящей. Один только брат-идиот, младший – единственное оправдание, а так бы сам пристрелил, чтобы не мучался.
- Серьезно? Сделаешь это?
Минсок косит взглядом в окно – машина неприметная вроде бы, но денег стоит огромных, уж он-то знает, стоит себе у обочины, никому не мешает, а ощущается так, словно удавка на горле затягивается, дышать нечем.
- Какой у меня выбор? – огрызается вяло, но голова все тяжелеет, и в висках колотит – беги, беги, мать твою, пока можешь. А куда бежать, так и так ноги лизать придется, другое дело добровольно и только одному или по кругу и силой.
- Мин, мы можем…
- Можем, - кивает Минсок, снова отхлебывает уже остывший чай и скалится в ответ на презрительные взгляды, - меня мама не воспитывала, простите.
- Мин, - снова начинает Кёнсу, раздраженно отбивая дробь по столешнице, - что ты обменяешь на эти деньги – себя? Как ты это представляешь?
- Ну, как, - он поднимается, снимает с вешалки тонкую не по сезону куртку, влезает руками в рукава и быстро наматывает витками шарф на горло, не заботясь застегиванием молнии, все равно раздеваться. – Бухнусь на колени, расстегну ширинку и отсосу, наверное, - пожимает плечами в ответ на нечитаемый взгляд снизу вверх, - не уверен, что ему понравится, правда.
- Ты идиот или да?
Главное не показывать, как ему страшно. Кёнсу ведь не нужно знать, правда? И что колени дрожат, и ладони - мерзкие влажные, и в голове непроницаемый туман, и слезы – глупые, бабские какие-то, стыдно, ей-богу. А так все нормально. Нужно только до машины дойти, распахнуть дверцу, нырнуть в пропитанную дорогим парфюмом тьму и позволить Ким Джунмёну все, чего он потребует в обмен на деньги. Не так уж и сложно стать личной шлюхой, когда на кону чья-то жизнь.
- Да все в порядке, посмеется надо мной и на хуй пошлет, я уверен. Мало у него таких, - Минсок обрывает себя на полуслове, отмахивается и натягивает шапку на макушку, - я пошел.
Ночной ветер бьет по лицу наотмашь, проникает под расстегнутую куртку и вымораживает разом до костей, было бы мясо, не сдался бы так сразу, а у него кости, странно, что кожу не вспарывает по всей поверхности, за порченый товар и платить меньше придется, разве нет? А вообще, Кёнсу прав, можно развернуться в противоположную сторону и дать дёру. Пара кварталов, узкие проулки, и хрен вы его найдете, даже если всех ищеек с цепей спустите, следы запрятать, не велика сложность. Уйти на дно – район, город, страна, если придется, назваться новым именем, документы вычистить до белоснежного блеска, и не было в этой реальности никого по имени Ким Минсок, вот серьезно. А Тао – Мин запихивает покрасневшие ладони в карманы и прячет нос в шарф – Тао пора научиться справляться самому.
Телефон вздрагивает в кармане, и Минсок закрывает глаза, слабо улыбаясь, у братца нюх, как пить дать.
- Мин, - голос на том конце провода чуть дрожит, но у Минсока с жалостью вообще не очень, особенно, учитывая, на что он собирается пойти ради этой суки малолетней. – Мин, пожалуйста.
Он любит брата таким, каков он есть, это само собой разумеется и не подвергается сомнениям, но, черт возьми, ненавидеть его так же легко, как и любить.
- Я все решу, - он вытаскивает свободной рукой мятую пачку сигарет, - не высовывайся пока, понял? Ты понял? – Минсок повышает голос, чувствуя, как глотку дерет раздражением, кажется, он сегодня превысил все свои лимиты – никотина в крови, алкоголя на голодный желудок, смелости и братской любви. Тао всхлипывает чуть слышно и бормочет невнятное согласие. Мин отключается, заталкивает сигареты обратно в карман и быстро прикуривает, отворачиваясь от ветра. Небо хмурится тяжелыми облаками, и вот только дождя для полного счастья и не хватало, он закидывает голову вверх, обтирая затылком грязную кирпичную кладку стены, и нет, это не слезы, что вы, просто холодно, ну. Изнутри.
Минсок вытягивает руку вперед, мол, притормози, подружка, и весело подмигивает засмущавшейся девчонке за рулем, он точно знает, что как минимум один человек отслеживает каждое совершенное им движение, и улыбается так ярко, что будь у девочки солнечная батарея вместо бензинового двигателя, катиться ей на этом заряде километров двадцать, если не дальше. Пальцы не слушаются, и ухватиться за ручку удается едва ли не с третьей попытки, но это мелочи, главное, не думать, склонить голову, плюхнуться на прогретое кожаное сиденье и мягко захлопнуть за собой дверцу, отгораживая их обоих от звуков улицы.
Джунмён не курит. А Минсок настолько провонял табаком, что вроде бы отодвинься, ну, или скривись хотя бы, противно же, но тот только смотрит внимательно, с интересом, и молчит, сука. Правильно, он бы тоже молчал, если бы ему позвонил в час ночи, кто-нибудь настолько же ебнутый, и сказал, что готов абсолютно на все за бабло. Даже на секс. Даже с ним. Кажется, там было слишком много этих «даже», но решительность, если ее оценивать в литраже, скакнула к отметке – запредельно, как и промилле в крови одного отдельно взятого Ким Минсока.
Мин стягивает шапку, практически растекается по сиденью и смотрит куда угодно: на шоколадную обивку сиденья, и сомневаться не нужно – мягкая, нежная; в тонированные окна, за которыми нервная, словно пульсирующая ночная улица; на чужие, вычищенные до зеркального блеска ботинки. Молчание затягивается и все, что хоть как-то дробит напряжение на куски – едва слышная мелодия, льющаяся из динамиков.
- Знаешь, что мне интересно?
Минсок вздрагивает, выпрямляется и даже краснеет вроде бы, хорошо в полумраке салона не видно. В горле пересыхает, и он с трудом сглатывает, ведет распухшим языком по губам, пытаясь хоть чуть-чуть смочить подсохшие корки на мелких ранках, только нечем – будто в центрифуге выжало. Приливной волной накатывает бессилие, и расплакаться бы, Тао же можно, почему ему нет?
- Что?
- Ты мог попросить работу. Любую, - Джунмён улыбается едва заметно и заводит мотор, - не пришлось бы трахаться за деньги.
Машина плавно трогается с места, набирает скорость, и вот теперь все, правда? Тот самый шаг, за черту, обратно нельзя – стена, не перепрыгнуть, только Ким Минсок трусом никогда не был, плюс существенный, что ни говорите. Он стягивает куртку, отбрасывает на заднее сиденье, следом шарф, и задорно лохматит и без того растрепанные волосы:
- Зато честно.
Джунмён кивает, честно, да.
- Хочешь сделать это прямо сейчас? Здесь? – Минсок не трус, и все его проблемы оттого, что в заднице шило размером с бейсбольную биту. А еще чертовски необычно смотреть в глаза человеку, который в него вроде бы влюблен и не скрывает этого.
- Не обесценивай свою жертву, - отмахивается Джунмён, - здесь и сейчас тебе не понравится, поверь мне.
Это может понравиться? Минсок горько усмехается, чувствуя, как не то от напряжения, не то от обилия алкоголя ведет голову – последние две стопки были явно лишними.
- У тебя есть выпивка?
Джунмён кивает, поднимает широкий подлокотник и выуживает бутылку, наполовину заполненную янтарной жидкостью. Бокалов нет, но Минсоку и не нужно, он отвинчивает крышку и делает большой глоток. Алкоголь обжигает глотку, хочется распахнуть рот выброшенной на берег рыбой, и подышать, чтобы хоть как-то успокоить разом вскипевшие внутренности.
- Не умеешь, не берись, - фыркает Джунмён и отбирает бутылку. Минсоку больше и не нужно, по телу разливается тепло, и даже ноги наконец-то начинают чувствоваться частью тела, а не чужеродными элементами, присоединенными случайным образом, без особенной надобности. Голова, наоборот, тяжелеет до состояния арбуза, и хочется побиться виском о стекло исключительно, чтобы проверить: расколется, нет?
- Поспи, - шепчет Джунмён, притормаживает у обочины и быстро перегибается назад, накрывая так опрометчиво скинутой курткой и, кажется, по волосам гладит, - идиот малолетний.
Эй, думает Минсок, стекая ниже по сиденью и сдаваясь закрывающимся глазам, ему двадцать один, достаточно взрослый для всего предстоящего. На идиота возражений не находится.
Минсок выныривает из сна резко, как будто легкие дерет на куски от нехватки воздуха, больно же, ну. Распахивает глаза, дергается вперед и тут же назад, натыкаясь на внимательный взгляд. Джунмён сидит на корточках перед распахнутой дверью и гладит его колено, настолько ненавязчиво, что даже желания зарядить этим самым коленом куда-нибудь в лоб не обнаруживается.
- Чего? – хрипло шепчет Минсок, отодвигаясь назад, пока в поясницу не упирается рычаг переключения передач. Чего он там такое говорил, что не трус? Врал, получается.
- Выходи, мы приехали.
Ким Джунмён образовался в жизни Минсока самым неслучайным образом, кажется, Тао тогда в очередной раз выкинул один из своих идиотских фортелей с переизбытком алкоголя и цеплянием любого мало-мальски пригодного мужика в коробке клуба. Сорвал джек-пот, как ни посмотри. Минсок не то чтобы стопроцентный натурал, и если покопаться в его не таком уж отдаленном подростковом прошлом чуть основательнее, то можно найти несколько особенно замаскированных взглядов в сторону капитана футбольной команды с глупым прозвищем «олень» и пару-тройку дрочек с его же именем на искусанных губах. Неловко, но переживаемо. И когда Джунмён посмотрел на него в первый раз – удивленно, задержал взгляд, а потом и вовсе не спускал на протяжении оставшегося вечера, Минсоку объяснять причину не потребовалось. Понял, не дурак.
Он неловко выбирается из машины, ударяясь макушкой, шипит разбуженной кошкой, трет голову, пока не натыкается на насмешливый взгляд.
- Не передумал?
Джунмён ведет его через холл, и Минсок едва удерживается от того, чтобы не начать вращать головой по сторонам, рассматривая интерьер. Надо же. В лифте зеркальные стены, и смотреть в сторону, чтобы не видеть отражения, не получается.
- Иди сюда, - приказывает Джунмён холодным властным голосом и, наверное, только поэтому Минсок не может не подчиниться. Делает крохотный шаг вперед и выдыхает только, когда остальное расстояние сокращает сам Джунмён, впиваясь пальцами в предплечья и вжимая спиной в ледяную амальгаму. И впервые на его лице проступают хоть какие-то эмоции, а не холодное безразличие, и глаза – потемневшие, страшные, это, Минсок спотыкается о собственные мысли, возбуждает? Он с трудом уворачивается от поцелуя, но никак не препятствует, когда чужие губы вжимаются в то место, где набатом колотится пульс. И колотить начинает уже по всему телу – крупной, неконтролируемой дрожью.
- Ты что, боишься?
Минсок мотает головой, ударяется затылком о зеркальную стену и даже глаза зажмуривает, чтобы не сверкало так уж откровенно.
- Мой маленький, смелый котенок, - шепчет Джунмён, касаясь губами уха, и от этого прикосновения по позвоночнику крупными густыми каплями начинает стекать расплавленная лава. Минсок тянется, куда тянут, спотыкается на пороге, едва удерживая равновесие, стаскивает кеды, наступая носком на пятку, позволяет стянуть куртку, и она падает под ноги, растекаясь лужей на паркетном полу.
- Мне нужно в душ, - бормочет он онемевшими губами, когда Джунмён проникает ледяными руками под толстовку, распластывая ладони по спине, и бьет все рекорды по скоростному бегу до ванной комнаты, когда его отпускают.
Он поворачивает кран и набирает полные ладони холодной воды. Щеки горят, ощущаются толстым непропеченным тестом, Минсок надавливает пальцами и еще несколько секунд наблюдает, как с лица в отражении сходят белые следы. Наверное, он отсюда попросту не выберется – смелости не хватит, сил, совести, или чего там еще может не хватить, чтобы выйти в коридор, где его ждет человек, планирующий заплатить огромную сумму за секс на одну ночь. Интересно, сколько способен прожить человек без пищи, благо вода и унитаз в непосредственной близости?
- Мин, - у Джунмёна за дверью глухой голос, - твой телефон.
Если это Тао – он лично разрежет брата на крохотные кусочки, разотрет в пыль и развеет по улицам города с крыши небоскреба. Он выбирается наружу, подхватывает протянутый телефон и с недоумением рассматривает имя, высветившееся на экране.
- Это брат, - произносит одними губами, благо номера забиты не под настоящими именами.
- Мин, убирайся оттуда, - в голосе Кёнсу слышен страх, и это так странно, непривычно, что Мин с трудом справляется с желанием рвануть прочь, как и было сказано. – Слышишь? Прямо сейчас.
- Что-то случилось? – он отходит в сторону, чтобы, не дай бог, не было слышно, хотя динамики выставлены на разумный минимум, усаживается на мягкий диван и даже ногу на ногу закидывает, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не происходит.
- Мы просчитались. Ты хоть знаешь, кто этот Ким Джунмён?
- Кто же?
Кёнсу хороший друг, но вот сейчас ему лучше быть как можно дальше. И знать, как можно меньше.
- Под ним половина нашего гребаного города ходит, понимаешь? Джонин говорит…
- Ты звонил Джонину? – перебивает Минсок, и тишина на том конце провода подтверждает, да, звонил. – Ты обещал, что никто не узнает.
- Мне плевать, кто узнает, если ты будешь в опасности, - злится Кёнсу, - там большие деньги, Мин, не удивлюсь, если наркота.
Минсок вскидывает глаза. Джунмён и Джунмён, все тот же, почти привычный, расслабленный, совсем не похожий на того монстра, каким его описывает лучший друг, и почему-то очень красивый сейчас. Без пиджака, с ослабленным узлом галстука и закатанными до локтей рукавами рубахи, с двумя наполненными бокалами не то виски, не то еще чего-то. А еще улыбка эта, как будто все решено и минута-другая ничего не изменят.
- Мин, мы найдем деньги как-нибудь иначе, не связывайся с ним.
Найдем, кивает Минсок, и не только деньги.
Он отключает телефон, откладывает на журнальный столик и замирает памятником, судорожно пытаясь продумать хотя бы подобие плана. Только некогда думать, когда Джунмён ставит на подлокотник бокал и усаживается в кресло напротив, и смотрит все с той же сосредоточенностью, как будто перед ним папа Римский, как минимум.
- Для чего тебе деньги?
Мин ухватывается за бокал, как за спасительную соломинку, вертит в руках, наблюдая, как в свете бра виски вспыхивает янтарем.
- Некоторым из нас приходится платить по чужим счетам, - пожимает плечами и допивает одним большим глотком. Бокал звякает о стеклянную столешницу, и это вообще не хорошо, не хватало еще и тут остаться должным, - ты не волнуйся, я отработаю каждую вону.
- Отработаешь, - кивает Джунмён и откидывается назад, - иди сюда.
Минсок сомневается единственное короткое мгновение, из головы не выходят слова Кёнсу, но в ловушку он забрался добровольно, некого винить, поэтому, морщась, соскребает себя с дивана, мысленно зажимая в кулак пульсирующее за грудиной сердце, и преодолевает разделяющие их два шага, упираясь собственными коленями в ноги Джунмёна. Это не сложно, правда ведь, и не страшно? Секс и только.
Джунмён настороженно отслеживает взглядом приближающегося Минсока и старательно рисует безразличие, не стоит пугать раньше времени, все эмоции и без того прописаны у мальчишки на лице, еще шаг и побежит в обратную сторону, да так, что пятки засверкают. Хочется успокоить – взять за руку и все в порядке, слышишь, бояться нечего, больше нечего. Но это против правил им же установленных, сам и дойдет – рано, поздно или никогда, такое тоже случается. Джунмён отпивает еще один глоток и отставляет бокал, он подскажет дорогу, если что.
Когда Минсок оказывается в приемлемой для прикосновения близости, Джунмён сцепляет пальцы на тонком запястье и тянет на себя, с нажимом усаживая на колени. Минсок дрожит против воли – больше от напряжения, чем от страха, конечно; это потом, когда деньги окажутся на руках, можно будет попробовать забыть или вспороть себе вены вдоль, чтобы спасти не удалось. Только цену за эту ночь он выставил не маленькую, ломать комедию не имеет смысла. Мин тянет руку, касается мягких волос и замирает, перед тем как наклониться к чужим губам. Совершенно не хочется опускаться до романтических поцелуев с посиделками на чужих коленях, он и так пал слишком низко, глубже только дно, но Джунмён не дает додумать мысль до конца, запуская сухие горячие ладони под толстовку и касаясь мягкой кожи. Пальцы быстро скользят вверх к лопаткам, Джунмён давит на них, заставляя Минсока наклониться еще ниже, и целует. Не до отвращений, страх догоняет и лупит с размаху по затылку, хочется вырваться, брякнуть что-нибудь жалобное, жалкое, вроде – отпусти меня, ну, пожалуйста. Его начинает колотить мелкой дрожью, когда Джунмён не просит, приказывает поднять руки и стаскивает с него теплую ткань, отбрасывает куда-то в сторону и начинает оглаживать бока ладонями, заставляя смутиться еще сильнее. Минсоку бы выкинуть из головы все страхи, он зашел так далеко, пути назад нет, но уговорить себя сложнее, чем кого-то другого. Чужие пальцы, пробегающиеся по покрытой мурашками коже, вынуждают концентрироваться на следах-ожогах, и Джунмён снова позволяет себе надавить на худую спину, заставляя решиться.
Минсоку, возможно, то и нужно - давление, приказ, чтобы понять, что он не хозяин себе больше, и будет ли потом еще не ясно. Поцелуй получается невинным, смазанным, Джунмён не может не усмехнуться про себя, когда Минсок, углубляя поцелуй, тем не менее, держит свой язык строго в собственном рту, и это странным образом заводит еще сильнее.
- Пойдем, - Джунмён тянет его за руку, поднимая с собственных колен, и сам встает с кресла. Его взгляд лишь на долю секунды задерживается на темных сосках, которые ярко выделяются на фоне бледной кожи, и это стоит любых денег. Джунмён не выпускает чужое запястье из захвата, тянет за собой, и Минсок послушно тянется, едва ли осознавая, что все только начинается, хоть и кажется, что главный рубеж давно преодолен, если только руку выдернуть, да и бежать прямо так, босиком, зато подальше отсюда, а потом?
В комнате, куда заводит его Джунмён, мягкий полумрак, и даже кровать, на которой в конечном итоге он оказывается лежащим на спине, не пугает. Не пугает и сам Джунмён, медленно расстегивающий рубашку, и глаза такие же темные, страшные, как тогда, в лифте – каждая эмоция затекает электричеством под кожу, и это больно, да.
- Боишься? - Джунмёну нравится смотреть, как Минсок отрицательно качает головой, хотя они оба знают, что это ложь. Джунмён старается быть аккуратным настолько, насколько это вообще возможно, когда собственное возбуждение – нервное более чем физическое - стучит в голове. Он слишком давно этого хочет, с того первого вечера в клубе, когда Мин ворвался в вип-комнату маленьким рыжим вихрем, выпутал из переплетения чужих рук едва ли адекватного от обилия алкоголя и легкой наркоты брата, и даже врезал кому-то, кажется, когда не отпускали. Джунмён и после этого не отпустил, и только отмахивался от ехидных ухмылок Исина, мол, ерунда, не трогай мальчишку, да рассматривал жадно, а как на него вот такого не смотреть?
Смешно, конечно. Взрослый человек, не последнее лицо в городе, и вот так сидеть в припаркованной у обочины неприметной машине, чтобы взглянуть, как какой-то мальчишка пробегает мимо, даже взглядом не одаривая, раз и за поворот, не поедешь же следом.
- Ну, хочешь, я приведу его тебе, - фыркает однажды Исин, заколебавшийся лицезреть любовную трагедию со стороны, и смотрит внимательно, мол, давай, это просто, он не посмеет отказать. И каждый чертов вечер Ким Джунмён ловит себя на совершенно непреодолимом желании набрать номер и ответить - да.
- Сам придет.
- Придет, - кивает Исин, - придет.
Джунмён, наверное, до фига романтик. И хочется, чтобы Минсок забыл о страхе, забыл о деньгах, из-за которых он тут, забыл об обязательствах и просто чувствовал. Он стягивает чужие джинсы вместе с нижним бельем, и следит за тем, как Минсок краснеет от щек до самых ключиц, как стыдливо отводит взгляд, но не прикрывается, хотя руки и дергаются в порыве. И поиграть бы с ним подольше, раззадоривая, заставляя стыдиться того, как может предавать собственное тело, реагируя на чужие ласки, но не сегодня.
Он готов играть в эту игру, даже если Минсок и сам до конца не осознает всех правил и тонкостей. Только незнание не освобождает от ответственности, не так ли?
Когда Джунмён открывает ящик, чтобы достать тюбик смазки и презервативы, Минсок дергается так, будто хочет сбежать, но вряд ли Джунмён способен его теперь отпустить. К его удивлению Мин лишь закрывает глаза, позволяя раздвинуть собственные ноги. Он уверен, что последует неминуемая боль, поэтому зажмуривается настолько сильно, насколько это возможно, и замирает в ожидании. Джунмён смотрит с улыбкой и гладит по волосам, наверное, ему действительно хочется, чтобы было больно до непереносимого – плата за стыд или за деньги, не поймешь толком, но у Джунмёна другие планы. Он касается чужого члена, Минсок распахивает глаза от удивления и смотрит на руку, ласкающую его. И это промашка, потому что невозможно не возбудиться, глядя, как по члену скользят ухоженные пальцы человека, оказавшегося способным завести его одним только взглядом в кабинке лифта. И Минсок закусывает губу, откидывает голову назад, зажмуриваясь и вслушиваясь в шум пламени, что вяжется в плотный узелок где-то там, под чужими ладонями. Сил, что он прикладывает, чтобы не вскидывать бедра навстречу ласкам, кажется, уже не хватает, и Минсок дышит тяжело, сопит носом, чтобы не заскулить. Он даже не замечает дискомфорта от скользнувших в него пальцев, не до того сейчас, не сдохнуть бы под чужими руками, не распахнуть рот в немом крике, не признаться в том, в чем и себе-то неловко и стыдно. Не сдаться бы.
Отвести взгляд от мечущегося по простыни Минсока почти так же невозможно, как и остановиться, перестать изводить его и себя, и Джунмён медленно продолжает растягивать упругие мышцы, наслаждаясь происходящим. Сам секс, по сути, мало что значит, разве что логичная развязка вечера и поставленная точка в обладании расслабленным телом. Он раскатывает резинку по члену и смазывает поверх лишним слоем смазки, лишь бы не было больно. Джунмён не считает правильным предупредить и плавно толкается внутрь, замирая и считывая эмоции с чужого лица. Он делает пробный толчок, видит, как Минсок закусывает губу и впервые за все это время вскидывает глаза, соединяя взгляды, и Джунмён за этот взгляд готов не то, что деньги отдать, себя подарить. Бери, если нужно – тело, душу, каждую гребаную молекулу.
Он делает осторожные, но глубокие толчки, протягивает руку и с нажимом проводит большим пальцем под нижней губой Минсока, заставляя выпустить ее из захвата белоснежных зубов.
- Оставь, детка, слышишь? Оставь, - хриплый голос Джунмёна врывается в голову Минсока сквозь шквал эмоций, заставляет на пару секунд забыть о тянущих ощущениях внизу, где между разведенных ног все ноет от жестких толчков. Он хочет ответить что-то вроде – заткнись, не называй меня деткой, но изо рта вырывается лишь рваный стон, и Минсок краснеет еще сильнее. Ухватывается за чужую руку, сжимает в собственной ладони, нащупывая на пальце тяжелое кольцо, и гладит, не осознавая собственных действий, он бы и в рот сейчас эти пальцы засунул, чтобы больно было обоим. Спирт вперемешку с удовольствием разгоняют кровь, Мин срывается в приглушенный скулеж и выгибается дугой, раскидывает руки в стороны, сжимая побелевшими пальцами простыню и стянутое в порыве кольцо, и стыдливо кончает на собственный живот. Джунмён ускоряет движения, догоняется до состояния оргазма десятком толчков, утыкается носом в чужую влажную шею и дышит-дышит, как будто воздуха нет, а терпкий запах чужой кожи нужнее тысячекратно. Минсок отворачивает голову в сторону, пытаясь справиться с дыханием, упирается рукой в плечо, пытаясь не то отодвинуть, не то, наоборот, прижаться теснее, и выпрямляет напряженные ноги. А когда Джунмён, наконец, выходит из разнеженного тела, сворачивается клубком, выставляя наружу метровые иголки – не подходи, не трогай и молчи, молчи, бога ради!
В вязкой тишине, разбавленной только далеким шумом проезжающих машин, Минсок чувствует себя мухой, увязшей в сплетенной специально для него паутине. Сворачивается клубком, закрывает лицо руками и учится дышать – вдох, выдох, круг за кругом, пока веки не наливаются свинцовой тяжестью, а усталость не утаскивает в прерывистый, поверхностный сон.
Он просыпается на рассвете, по потолку расползаются бледные лучи, а от руки поперек собственного живота хочется выть. Минсок аккуратно сползает на пол и еще несколько долгих мгновений пытается привыкнуть к ноющим мышцам, за джинсами приходится ползти на противоположный конец комнаты и, кажется, это даже больнее того, что вчера вытворял Ким Джунмён. Мин оглядывается, но Джунмён, раскинувшийся по кровати, выглядит неподвижным манекеном, хочется подойти и проверить, живой ли, и может быть, только может быть, исправить это. Искать толстовку не находится времени, Минсок подхватывает скинутую на пол белоснежную рубаху и натягивает на себя, судорожно вдыхая запах чужого парфюма, разом скользнувший под кожу. Хреновая идея. Все это была чертовски хреновая идея.
А сливаться с тенями ему не впервой.
Чего взять с вора.
Минсок закуривает сразу, едва прикрыв за собой дверь в квартиру, и почему-то медлит, не то, потому что идиот, не то, желая, чтобы Джунмён успел перехватить его до того, как удастся уйти окончательно. Руки исходят противной мелкой дрожью и в голове пусто, как будто штормом вымыло до последней песчинки. Хочется отодрать от шеи едва замотанный шарф и трогать пальцами отметины, которые там совершенно точно имеются, и в зеркало смотреть не нужно, каждая горит, словно это ожог, а не следы чужих жадных губ. Но вместо этого он запускает руку в карман джинсов и вытаскивает стянутое с пальца Джунмёна кольцо. Ничего особенного. Наверное. Мин вертит кольцо в руках, рассматривая тяжелую серебряную вязь, темный камень, похожий на густую венозную кровь, и бриллианты, которые, вспыхивая на свету, складываются в инициалы. Черт его знает, сколько кольцо может стоить, и какова его реальная ценность, раз долг Тао – деньги, которые Минсок никаким сексом не заработает, приравняли к стоимости этой безделушки. Он стягивает полы куртки, когда ветер проникает под недостаточно плотную ткань толстовки, натягивает шапку на самые глаза и сворачивает в сторону метро, можно было и на такси, конечно, но, кажется, под землей ему теперь самое место.
Минсок перепрыгивает через покрытые тонкой коркой лужи, чувствуя себя идиотом, как минимум. Что он вчера такое натворил? Трахнулся с Ким Джунмёном. Серьезно? Улыбка расползается по лицу, и будь это кто-то другой, Кёнсу, например, он бы уже по роже уебал, страшно же смотреть, страшно, ну. А самому себе как-то не сподручно. Небо хмурится, не то не выспалось, не то по жизни не сложилось, Мин запихивает ладони глубже и ускоряет шаг, скорее бы под душ, за пять замков родной квартиры. Он не сомневается, что Джунмён знает его адрес на зубок, и даже количество ступенек, ведущих на их с Тао третий этаж, но надеется почему-то, что хотя бы сегодня Мён оставит его в покое. Мён. Он перекатывает имя на языке, и память услужливо подбрасывает картинки вчерашней ночи, и стыдно, боже, почему ему так стыдно? Это всего лишь секс за деньги, разве нет?
Деньги остались в кармане Джунмёна, Мин улыбается, поскальзываясь на очередном заледеневшем куске асфальта, с трудом удерживает равновесие и мотает головой. Он не за деньгами приходил, а добытый трофей так обжигает кожу, словно он какой-нибудь гребаный вампир, не выносящий прикосновения к серебру. Знак семьи. И тот, кто носит его, находится под защитой клана Ким. Надо же. Только сил нет даже на зависть. Ветер проникает под куртку и хочется по-детски попрыгать на месте, чтобы хоть чуть-чуть себя родимого согреть, Мин и прыгает, пока сонный автобус не подкатывается к остановке и не зевает распахнутыми дверями, пропуская в свое прогретое нутро.
Он скидывает кеды, аккуратно устраивает куртку на вешалке и, удостоверившись, что Тао сладко спит в собственной кровати, как и было приказано, прячется в ванной. Стягивает джинсы и долго рассматривает собственное тело в зеркало – каждую отметину, что ему оставил Ким Джунмён, не решаясь стянуть чужую белую рубаху. Водит пальцами по шее, пересчитывая, и вздрагивает, едва ли не ловя сердечный приступ, когда телефон в кармане валяющихся джинсов начинает вибрировать. Номер незнакомый, но ему и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кому он потребовался в потрясающие пять утра. Мин мажет пальцем по зеленому полю, отбрасывая настойчивую мысль выбросить телефон в унитаз и смыть, он не баба и бегать от своих случайных любовников не планирует. Но произнести хоть что-то оказывается выше его человеческих сил, а слушать тишину очень даже неплохо, зная, что на том конце провода в кровати лежит обнаженный Ким Джунмён.
- Ты не взял денег.
Не взял, Мин сползает на пол, морщится, потому что кафельная плитка, мать вашу, ледяная.
- Они не так уж и нужны, правда?
Нужны, Минсок прислоняется затылком к ванне и закрывает глаза, ты даже не представляешь, как. Он так устал бороться в одиночку – против целого мира, слишком безразличного, слишком холодного, против Тао, который должен быть опорой, брат все-таки, самый близкий, самый родной, а в итоге зыбучие пески под ногами, выплывай, как хочешь. Против себя самого – слабого, жалкого, и помогите, ну хоть кто-нибудь. Ему бы стену – отесанные камни сплошными рядами, никакой ветер не проникнет, ему бы руку – сильную, чтобы сжимать в собственной ладони и не бояться ничего.
Джунмён молчит долгие пять минут, и Минсок с трудом сдерживает зевоту, ощущая собственное тело чем-то чужеродным, больше ему не принадлежащим, и только крохотная мысль в самом уголке сознания – он же не сказал этого вслух?
- Ты же понимаешь, что я все равно тебя найду, куда бы ты не спрятался?
Понимаю. Минсок зевает так, что чуть не сворачивает челюсть.
- Не засыпай, эй, - тихо смеется Джунмён, - дойди до кровати хотя бы.
Он прав. Как и во всем, что говорит. Мин соскребает себя с пола и, едва переставляя ноги, доползает до собственной кровати, сдергивает с кровати плед и забирается под одеяло, как есть, в трусах и расстегнутой рубахе.
- Я расскажу историю, хочешь?
Давай, кивает Минсок. Перед сном самое оно.
- Жил-был мальчик по имени Ким Минсок, вертелся, как умел, не особенно получалось, правда. За университет платить нечем, работа дурная, и братец еще на шее, выпороть бы, да не кому, а у мальчика слишком доброе сердце. А еще руки ловкие, вот и перебивался, на чем получалось, Ким Джонин в друзьях – совсем не плохо для мелкого воришки, – мелочь там, мелочь тут, на крупный срок не потянет, конечно, но репутацию себе заработал.
Минсок распахивает глаза и сглатывает. Сука.
- Жил себе, жил, а идиот брат попал на большие бабки, и взять неоткуда, и те мелочи, что мальчик крал для Джонина, долг не окупили бы. Нет, ведь?
- Нет, - губы словно слипаются, и Мин раздирает их, потому что молчать нельзя, никак нельзя.
- А еще у мальчика был поклонник. Назовем его Ким Джунмён, дурак, прости Господи, влюбленный дурак. Настолько, что все, кому нужно, об этом его особенном отношении знали, а так же о проблемах этого мальчика, и то, что идти ему за помощью не к кому больше, да и гордость не позволит просить. Предлагать себя, пожалуйста, а просить о помощи - нет.
- Мне не нужна помощь, я справлюсь сам. Я взрослый мальчик.
Звучит неубедительно, конечно. Но Минсок не уверен, что есть слова, которые могли бы Джунмёна хоть в чем-то теперь убедить.
- Сам, - почти весело соглашается Джунмён, - все сам. Понимаю.
И вот это больно, да. Минсок трет глаза свободной рукой, пытаясь выскрести, не пойми кем просыпанный песок, и вот бы сейчас уснуть и никогда больше не просыпаться.
- В слабости нет ничего постыдного, Мин. Взрослые мальчики это знают, а ты? Ты знаешь?
Небо за окном хмурится тяжелыми облаками, и вот только дождя для полного счастья и не хватало, он закидывает голову вверх, проезжаясь по подушке и ударяясь о деревянную раму кровати, и нет, это не слезы, что вы, просто холодно, ну. Изнутри.
Можно промолчать, проглотить все сказанное, вычистить из памяти сделанное и жить дальше, худо ли, бедно ли, но жить. Все так же, без каких-либо перспектив, голову на плечах удержать удастся – уже хорошо, если нет, тогда и жалеть не о чем. Минсок втягивает воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя, как тащит на дно, как ступни затягивает в вязкий песок, а в легкие проникает мерзкая соленая вода, и дышать нечем. И сил хватает только на то, чтобы всматриваться почти слепыми глазами в разбавленное мутной водой небо и биться в слабых судорогах, пытаясь выпутаться из ловушки, в которую сам себя и загнал. Или протянуть руку навстречу, ухватиться за чужую ладонь и позволить…что? Вести себя? Любить? Защищать? Он открывает рот и шепчет едва слышно, понимая, что если не сейчас, то уже никогда точно:
- Ты поможешь? Если я попрошу, ты поможешь?
Минсок не видит – глаза зажмурены, да и километры между ними, но точно знает, что Джунмён улыбается, а потом:
- Я шел к тебе не за деньгами, за кольцом, мне обещали, что если я принесу это кольцо, Тао оставят в покое, нас оставят в покое. Понимаешь?
Минсок заворачивается клубком, чувствуя, как по телу проползает теплая волна чего-то отдаленно напоминающего облегчение – он сказал это, точка. Джунмён на том конце провода выдыхает и даже смеется тихонько.
- У тебя есть всего несколько часов, чтобы сбежать, серьезно. Потом я не позволю.
Ладно, кивает Минсок, разжимает ладонь, позволяя кольцу выпасть, но тут же подбирает обратно и вертит на свету, рассматривая вспыхивающие инициалы.
- Мин, - зовет из трубки Джунмён, - то кольцо – одень его и не снимай, пока я не приду.
Минсок не спрашивает зачем, осторожно надевает на средний палец и закрывает глаза.
Если это игра, он готов играть, даже если они оба пока еще не до конца осознают всех правил и тонкостей. Только незнание не осв